Дни за Гранью

– Козлы!!! – с очень большим чувством крикнул в уже закрытую дверь он, после чего навалил на них такое количество отглагольных прилагательных, нецензурно переженив друг с другом монолитовцев, их гауссы, их матерей, матерей их матерей со всем виденным сегодня в Зоне, что даже назойливо суетящиеся золотистые мошки на время погасли или просто решили не мешать.

Выпустив пар, он успокоился. Ночь полностью вступила в свои права. Он тут нафиг никому не нужен, в конце концов, тот долбанный монолитовец ему сказал, что он может оставаться тут сколько нужно, а про остальное разговоров не было. Тяжело вздохнув и мучаясь жаждой, парень вернулся к двери. Там было привычнее, он даже прикопал себе ослабевшими руками небольшое углубление для удобства. Отдышавшись и успокоившись, но все чаще мыслями обращаясь к мучавшей его жажде и потряхиваясь от наступающего холода, он не менее красноречиво обругал себя за то, что вышел из автобуса без рюкзака. Прощупав себя по карманам, достал все, что имелось. Красный дрянной складной нож китайского производства с обломанным уже кончиком основного лезвия, синюю одноразовую пластиковую зажигалку, само собой китайского кооператива зажигалок, со встроенным фонариком, отдельный фонарик, работающий от двух пальчиковых батареек, опять же китайского кооператива хреновых фонариков, и колоду карт. «Сделано в Санкт-Петербурге!» – почему-то вспомнил он на досуге прочитанную надпись. Память сама цеплялась за что-то, что он знал и что мог использовать в этом мире. В его нынешнем состоянии он уже верил в свой утренний автобус чуть меньше, чем в контролера, сидевшего пару часов назад на скамейке. Кстати, контролер… В памяти всплыла картина фляжки, которую мутант оставил на скамейке. Чертыхнувшись и испытывая двоякое чувство, парень зажег фонарик, высвечивая белые отметины от раскрошившегося бетона на железной поверхности бункера и его же обломки перед дверью.

Ощущая себя достаточно несчастным, потерянным, голодным, холодным, слегка побитым и униженным одновременно, в нем родилось новое чувство сродни упрямству, которое деловито выдавило страх и заставляло «из вредности», назло всем и всему обеспечить себя самым необходимым. Нет, он не чувствовал каких-то особых душевных порывов, но понимание того, что все именно сейчас зависит от него и не стоит ждать от монолитовцев чего бы то ни было, переложило остатки сил на единственную здравую мысль: не быть съеденным, дождаться утра и, по возможности, не заболеть. Переведя луч фонаря в широкий диапазон, турист, ощущая холод во всем теле и ссадины на коленях, подобрал острый обломок бетона в одну руку и, подсвечивая себе фонариком в другой, двинул за фляжкой. Отойдя на десяток метров от двери, он услышал, как она открылась, и из нее вышло несколько человек, уверенной походкой и даже как-то весело, но без разговоров прошедших мимо него. Появление людей придало ему смелости, и, уже не таясь, он прошагал до скамейки, схватил действительно лежащую там фляжку, оставив вместо нее осколок бетона. Ощущая тяжесть сосуда и даже некоторое чувство торжества, пусть и неуместное для такого подвига, он быстрым шагом, срывающимся на бег, двинул обратно к двери.

В два прыжка достигнув двери, он замер и нервно прислушался: мало ли, вдруг мутант потребует ее обратно. Пересохший язык и горло вкупе со слабостью торопили скорее открыть флягу, но, сделав над собой усилие, парень аккуратно отвинтил крышку. Посветив в образовавшееся отверстие фонариком, он осторожно понюхал горлышко. Кто его знает, что там за жидкость? Может, кровь, а может, дрянь какая-нибудь, а может, мутант вообще из лужи набрал ее. Но горлышко не пахло ничем, разве что сырым алюминием, если такое возможно. Странно, но нос тут же обрисовал мозгу, насколько вкусная и свежая там вода. Аккуратно налив жидкость в крышечку, под светом фонаря турист убедился в ее абсолютной прозрачности, затем, бережно поднеся ее ко рту, он отпил из крышечки жидкость, готовый выплюнуть ее при первом же подозрении на непригодность. Но жидкость и во рту оставалась водой. Подержав ее немного на языке и буквально чувствуя, как она впитывается, он сделал глоток. «Ну вот, теперь если там что-то было, то поздняк метаться…» – немного грустно подумал парень, поднося фляжку к губам, чтобы решительно напиться. Уже прислонив холодное алюминиевое горлышко ко рту, он остановился.

– Твое здоровье, контра… – отсалютовал он в темноту и присосался к фляжке.

Напившись, он почувствовал себя заметно легче, но желтые мошки по краям зрения не исчезли. Очередной раз махнув на них рукой, турист, все больше ощущая ночное понижение температуры, решил развести костер, вот только за дровами нужно было идти к кустарнику, а это пятьдесят метров или больше. К тому же дров может не хватить на всю ночь, да и не факт, что получится разжечь возможно сыроватую древесину. «Но можно растопить колодой карт!» – пришла ему спасительная мысль, которая вмиг придала ему сил. Оглянувшись на ночную темень, которую практически не разгонял комнатный фонарик, он отчаянно шагнул в темноту. «Хоть бы монолитовцы походили тут», – думал он, приближаясь к кустарнику. Высветив фонариком сухие толстые ветви, он начал с остервенением ломать их, создавая невероятный шум. Ветки толщиной всего в два пальца, лишенные листвы, сопротивлялись до упора и ломались только тогда, когда он сгибал их почти вдвое. Несколько раз поцарапав лицо и разок больно прищемив палец, он наломал достаточную охапку с нескольких огромных кустов и, торжествуя, словно неандерталец, добывший мамонта, буксиром попер их к двери. Теперь территория казалась ему не такой страшной, а предстоящая мысль о костре и тепле торопила к действию. Прикинул, где лучше жечь костер, выбрал левую от входа в бункер боковину шахты и пришвартовал хворост. Затем оторвал сначала несколько лент коры, распушил ее, перетерев между ладонями, наломал мелких веточек и достал колоду карт. Расслоив даму червей, он, встав на четвереньки и установив поудобнее фонарик, старательно укладывал конструкцию будущего источника тепла и света. С самых ранних своих лет, еще на даче, затем на рыбалках и походах, он разжигал костры практически всегда с одной спички, не исключением стал и этот костер. Чиркнув колесиком пару раз, дама червей, пустив кисловатый запах паленой типографской краски, ярко подхватила язычок пламени от зажигалки и несколько секунд питала им распушенную кору, которая, немного поколебавшись, загорелась хоть уже не так ярко, зато надежно. Через пару минут костер уже с треском облизывал и пожирал ветки, вырисовывая танцующего туриста, исполняющего перед ним танец дикаря, свершившего чудо.

Глава 8. День 14. В поисках выхода

Низкое, бьющее из-под мрачных туч солнце и негромкий скрип песка под ботинками монолитовцев не смогли разбудить туриста, уснувшего возле костра только под утро. За время вынужденного, по причине внутренних переживаний, ночного бдения парень успел вспомнить всех друзей и знакомых. Больше всего он волновался за мать, у которой нет никого кроме него. Она ожидает его завтра-послезавтра из поездки, понимает, что он уже взрослый, но ведь она будет волноваться. Она переживала, даже когда он задерживался из института. «Ну максимум еще три дня она потерпит отсутствие связи по телефону, – грустно рассуждал турист, глядя в огонь, – но ведь я был не один, а с друзьями. Они наверняка уже хватились пропажи и ищут меня с фонарями примерно в этих местах. В этих местах другого мира… невероятно. Кто бы мог подумать, что выдуманные книжки берутся не из ниоткуда? Кто бы мог догадываться, что то, что так здорово описывается в каких-то литературных и не очень произведениях, может существовать? Как?! Откуда?! Что породило этот мир, книги? Или мир породил книги? Это ведь так нереально, невозможно? А что, если придумать страшную сказку о лешем? Она тоже где-то сбудется? А если придумать веселую, радостную историю, она тоже случится?» Несколько раз парень поднимал голову, осматривая не видящими после яркого огня глазами окружающую его темноту, чтобы убедиться в действительности происходящего. Неоднократно мимо него проходили монолитовцы, нисколько не обращая на него внимания, но он уже не рвался к ним и не ожидал ничего. Странное равнодушие овладело им к этим людям, которые не здороваются и не разговаривают друг с другом. Но под утро, когда небо на востоке приобрело нежно-зеленый цвет, сон сморил его, заставив на время уйти из этого неприветливого мира.

На утро бойцы, выходя на поверхность, не оглядываясь на спящего на земле человека, уходили на посты, задания, так же как и возвращались. Отряды не задерживали свой взгляд на новом элементе ландшафта. Проспав четыре часа, турист проснулся, ощущая боль в коленях, холод, проникший в него из-под земли, и страшное желание поесть. Проснувшись, он уперся спиной в стену выхода из бункера и несколько секунд соображал, где он.

– Значит не приснилось, – вполголоса сказал он сам себе и, не помогая себе руками, встал, держа скрещенные руки на груди, чтобы удерживать остатки тепла.

Костер практически потух, покрывшись белым пеплом, из-под которого, только если очень близко поднести руки, можно было уловить жар скрытого угля. Скривившись от горьких чувств жалости к самому себе, парень начал вновь разжигать костер, соображая, что ему делать. Разгоревшийся костер и пара глотков воды из фляжки приободрили его, прояснив общую картину в голове. Ничто так не удручало туриста, как ожидание неизвестно чего и вообще потеря времени, когда нужно действовать и вытаскивать себя из этой передряги, куда он залез по собственной глупости. «Нужно брать языка, – решил он, то есть зацепиться с монолитовцем и поговорить. – Не все же они тут звери, есть и нормальные, вон как тот вчерашний здоровяк с пулеметом». Турист, более или менее согрелся, хотя набранный за ночь озноб не покинул его окончательно, а продолжал сидеть где-то глубоко внутри, подбросил несколько длинных веток потолще, которых он не сумел сломать, в костер, чтобы он не затух к его неопределенному по времени возвращению, и двинул в путь. На земле были четко видны отпечатки и даже целые тропинки, ведущие в разные стороны от этого входа. Выбрав одну из тропинок, которая казалась ему пусть и не толще остальных, но более прорисованной, и к тому же не вела вдоль разрушенных двухэтажек и густых кустов, он, уткнувшись взглядом в землю, тронулся в путь. Глазеть по сторонам ему совершенно не хотелось, по-прежнему пляшущие в глазах золотистые мошки становились привычнее, они даже как-то реагировали на то, как он себя вел, пусть пока непонятно, но в целом они словно прислушивались к его настроению, что отражалось на скорости их движения и яркости.

Распихав по карманам нехитрый скарб и снова засунув руки в подмышки, чтобы не тратить тепло, он двинул в путь. Тропинка вначале проходила по «культурной» территории, где было минимум мусора и даже какое-то подобие бордюра, выложенного из валявшихся на пути камней и кусков бетона. Но постепенно она утоньшалась, по мере того как от нее пару раз отделились более мелкие, едва заметные тропки. Турист держался самой «людной» тропы, которая спустя, наверное, километр хода пересекла нечто напоминающее ряд снесенных или разобранных до основания гаражей. Повсюду виднелись ровные, квадратные фундаменты из бетона или белого кирпича, просто ямы с водой, остовы машин и разорванные временем и коррозией куски листового железа, вызывавшие тягостные переживания. Но самое неприятное ощущение было от открытых погребов, с прогнившими и провалившимися внутрь деревянным люками, из которых почему-то даже с расстояния веяло холодом и пустотой. Едва ему стоило посмотреть на зияющие чернотой, словно открытые глотки чудовищ, погреба, как мошки, пляшущие на границе зрения, размножились и частично потянулись с краю к центру обзора, что здорово испугало. Турист постарался быстрее пересечь это место, взяв на заметку больше не ходить этой тропой. Ускорив шаги, он за несколько минут пересек неприятное место, которое с каждым шагом становилось неприятнее и жутче. Уставившись себе под ноги, он нервно и быстро шагал по дорожке. Тропинка вела через небольшой холм, который и разделял территорию бывших гаражей от поля, и, остановившись на вершине, парень с опаской посмотрел на темнеющую полосу.

Он уже разок был в местном лесу… Это совсем не то, что бы он хотел увидеть еще раз, но возвращаться назад, через эти погреба, больше похожие на могилы… Нет, он и так с трудом сдерживал себя, чтобы не побежать в панике, когда они уже заканчивались, а развернуться и пойти обратно той же дорогой тоже не вариант. К тому же куда возвращаться? К двери? «О дверь, ты велика, толста и могуча, защити меня от напастей Зоны» – парень усмехнулся собственной животной жилке убежать в знакомое и безопасное место и сделал шаг вперед с холма. Теперь вперед и только вперед.

Несколько сот метров по полю, поросшему мелкой серой степной травой, которую на этих почвах не могли взрастить ни дожди, ни круглогодичный бесснежный климат, и темная полоса леса возникла перед носом. К слову, лес оказался совсем обычным, с зелеными елками и березками вперемешку с какими-то другими деревьями с мелкой, не больше маленькой монетки, листвой. Деревья без названия и березки стояли ближе к краю и выглядели вполне себе соответственно нормальным деревьям. Вдохнув местный, напитанный хвойным запахом воздух, турист шагнул на лесную подстилку. Здесь тропа была практически невидима, но все же перевернутые листочки и в целом другой цвет устилающей землю листвы определял направление. Турист двинулся по следу. Чуть дальше за деревьями оказалось несколько полуразрушенных строений, примерно как те, что остались на базе. Несколько двухэтажек, небольшая, ранее асфальтированная площадка, видимо парковка, и совсем уже невнятные, развалившиеся на части деревянные то ли беседки, то ли сараи. Что-то было неправильное в этих строениях, стоявших в лесу, особенно площадка со взломанным корнями и деревцами асфальтом отдавала странностью. Наконец до него дошло, что деревья буквально росли в теоретически располагавшихся двориках и палисадниках, насквозь пробили асфальт, где он имелся, обступили и заняли все свободное место, устелив землю равномерным слоем павшей листвы и хвои. Только бугрящаяся квадратная асфальтовая площадка выделялась сама по себе, как будто ее кто-то время от времени обметал. Складывалось такое впечатление, что не лес вырос вокруг домов, а эти несколько домов были воткнуты уже такими разрушенными прямо посередине зеленой чащи. Эта странность привела парня в замешательство, но за неимением выбора ему пришлось смириться с действительностью.

Оглядев все это запустение, ему пришла мысль, что здесь в случае чего можно будет и подзадержаться. Топлива достаточно, крыша над головой найдется, лес вроде нормальный, может, и ягода какая-нибудь отыщется или еще что-нибудь, поскольку сутки без еды уже вызывали болезненное вращение в желудке. Но нужно пройти дальше, ведь тропа должна вывести куда-нибудь, в конце концов не зря же она тут проложена. Турист продвинулся еще дальше на полсотни метров, обнаружив также еще несколько двухэтажных строений, «воткнутых» в лес на самой его окраине. Лес кончился, и перед ним предстала трехсотметровая относительно чистая полоса, не доходя до которой несколько метров, собственно, и прерывалась тропа, которую он своим неопытным глазом отследил только до двухэтажек. Ближе к нему в десятке метров клубами вилось по земле какое-то зеленое растение с приятным зеленым цветом, еще дальше довольно пестрая желтоватая поверхность, а в конце трехсотметровой полосы черный, зловещий черный лес, за которым под пеленою сплошных облаков просвечивало солнце. Лес был как раз такой, который они проходили с отрядом монолитовцев, именно в этом лесу он видел псевдогиганта, жующего раздетого человека, и смазанные контуры прозрачных кровососов – жуть. Он ни за что не пойдет туда. Турист снова перевел взгляд с мрачного леса на пространство перед ним и остолбенел: в одном из зеленых растений, которое порадовало его приятным цветом, торчала человеческая нога! Нога, чуть выше колена, а хозяина ноги не было видно, ни лежащего рядом, ни поодаль. Испугавшись, а может, и почувствовав, что за ним наблюдают, турист присел на корточки, ругнув себя за то, что не позаботился встать хотя бы за дерево. «Нет, так никуда не годится! – лихорадочно думал он, чувствуя, как от волнения у него пульсирует кровь в висках. – Надо найти монолитовца. Не один, так другой поговорит да скажет что-нибудь путное».

Развернувшись, турист пошел обратно, буквально уткнувшись носом в землю, чтобы найти то место, куда заворачивает исчезнувшая вдруг тропинка. Но тропа никуда не сворачивала. Она словно доходила до этой трехсотметровой полосы и обрывалась. Парень несколько раз ходил по ней туда и обратно, пока наконец не понял, что люди, идущие по тропе, заходили в здания! Это было так просто и откровенно, что он рассмеялся, хлопнув себя ладонью по лбу. Выбрав ближнее к полосе здание, он, почему-то не желая заходить через один из трех подъездов, обращенных в сторону «нормального» леса, решил залезть через выбитое окно. Стекол на нем давно уже не было, а деревянная рама и общая просадка дома легко позволяла подпрыгнуть и, зацепившись, вскарабкаться на первый этаж. Проникнув внутрь помещения, скрипнув запыленными осколками стекол под ногами, он попал на кухню брошенной квартиры. В помещении стоял подоржавевший холодильник, ранее белого цвета, с выцветшими пластиковыми наклейками машин, газовая плита, развалившийся деревянный стол и пара окривевших и облупляющихся от времени голубой краской табуретов. Растрескавшийся выцветший линолеум, теперь уже желтовато-серого цвета, был ранее постелен прямо на бетонный пол, и теперь через трещины в материале проглядывал серый бетон здания. Сориентировавшись, турист вышел в коридор и через открытую настежь дверь на лестничную площадку. Дверь соседней квартиры была приоткрыта, и через широкую щель пробивался приглушенный дневной свет, а на полу виднелись раздавленные куски штукатурки. Турист нерешительно взялся за дверную ручку, принадлежащую старому замку под ключ «бабочка», пытаясь понять, то ли он делает или стоит другим способом попытаться выяснить, кто раздавил штукатурку, это же все-таки Зона… так ее за ногу. В конце концов, понимая, что промедление заставляет его переменить решение, сделал то, за что любой сталкер назвал бы его идиотом и прирожденной отмычкой. Он открыл дверь и, просунув голову, сказал:

– Эй!

Стоит ли говорить, что большая половина мутантов Зоны с удовольствием отозвалась бы на такой заманчивый призыв пообедать, а другая, правда, меньшая половина мутантов оттяпала бы эту просунувшуюся голову, не дав ей даже сказать «Эй!» Но это была внутренняя территория группировки Монолит, поэтому турист сохранил свой внешний вид без изменений. За открывшейся дверью была прихожая с кучей рухнувшей со своих крючков одеждой. Далее проглядывался вход в комнату с двумя окнами, возле дальнего окна стоял мрачный, в свете разреженного дневного света, боец в комбинезоне матового сизого цвета и придерживал СВД на уровне живота, тем не менее направленного на туриста.

– Человек! – обрадованно выдохнул парень, улыбаясь во весь рот.

Ему и в голову не приходило, что его мог встретить кто угодно, и времени на срочное придумывание, как бы технично свалить, у него бы попросту не было. Монолитовец молча разглядывал вошедшего, лицо было закрыто дыхательной маской, но что-то показалось парню знакомым.

– Командир? Командир, это ты? – неуверенно спросил он.

Монолитовец отвернулся на сто восемьдесят, вперившись взглядом в контрольную полосу перед ним.

– Командир, это же ты?! – уже увереннее спросил турист, понимая, что не ошибается.

Возникла тяжелая пауза. Парень растерялся. Недружелюбное, даже хамское поведение монолитовца, к тому же в его плачевной ситуации, могло быть и повежливее, это как минимум. Турист подошел к нему вплотную, встав слева от него, и заглянул в лицо, пытаясь разглядеть хоть какую-то эмоцию в голубых и холодных как лед глазах.

– Караулим чего? – как можно проще спросил он, надеясь завязать разговор. – Да мне-то можно сказать, я ж все равно не местный, секреты ваши не собираю. Не хочешь, не говори, – легко сказал он. – Кстати, как из Зоны выбраться? – в глазах монолитовца мелькнула какая-то мимолетная тень, но он не издал ни звука. – Хотя мне из Зоны выбираться ни к чему, мне домой надо… в мой мир. Меня мать ждет, – внимательно глядя монолитовцу в глаза, сказал парень. – Понимаешь? Мама.

Дым продолжал стоять ледяным безмолвным изваянием. Турист, прищурившись, разглядывал монолитовца. Теперь в его глазах боец больше не был крутым или страшным. Он был просто куском завернутой в броню бесчувственной сволочи. Здоровым таким, отмороженным имбецилом. Пауза продолжалась. Чувствуя, как внутри у него шевельнулась волна обиды и даже гнева, парень продолжил:

– Слышь, командир, ты чего такой неразговорчивый? Обидел кто? Ты слышь, ты мне подскажи, родной, – сдерживая вдруг вспыхнувший гнев, продолжал турист, – как мне выбраться отсюда? Слышишь меня? Ты хоть, сука, моргни для ориентиру, – почти нежно пропел ему турист. Между тем мошки в глазах пропали, и он, наверное, впервые за все время смотрел на все нормальным, кристально чистым взглядом.

Монолитовец по-прежнему молчал, но его лицо потемнело. Убедившись, что боец его слышит, парень продолжал:

– Ты пойми, герой, меня дома ждут. Не кто-нибудь, а мать, мама. Понимаешь? Я у нее один, больше никого. Если со мной что случится… у нее сердце слабое, мне по-любому к ней надо. А?! Помоги, а? Слышишь, командир?! Будь другом… выручи. Я же тебя не пожрать дать прошу, хотя сутки не жрал уже, не обувку справить, мои кроссы от вашего жгучего пуха наполовину съедены, я ж совета прошу, как родного… пожалуйста…

Дым стоял, молча глядя перед собой. Турист не мог догадываться, что сейчас Дым транслирует его первым номерам их организации. Ситуация была беспрецедентная. Еще никто из людей не проникал сюда с другого мира и не пытался вернуться назад, более того, это было практически невозможно. Хозяева точно не воспримут требования какого-то постороннего и точно не станут тратить кучу энергии и времени для повторного открытия прохода в его мир, да еще и именно в том месте, откуда он покинул его. Миллион процентов. Значит здесь парня рано или поздно ждала смерть, по сути, она уже стояла за его плечами, еще день или два, или того меньше, если только… если только первая десятка не решит иначе.

– А знаешь что? – неожиданно перестав притворяться вежливым, совсем другим тоном сказал турист. – Ну тебя на хрен! Козлы вы, – уставшим голосом сказал он. – Чтоб вы двести лет прожили, а сто на корячках ползали, понял?! – неожиданно резко выкрикнул ему в ухо последнее слово турист. – Сам найду… – чувствуя безмерную усталость и отчаяние, упавшим голосом сказал парень. Мошки в глазах снова весело заплясали, на глаза навернулась слеза. – Пошли вы… – его голос дрогнул.

Шмыгнув носом и высморкавшись, парень развернулся и выбрался из дома тем же путем, каким пришел. Опершись рукой в ствол сосны, он опустил голову вниз. Стекая по носу, капля за каплей на лесную подстилку капали слезы, но он не позволял ни единому звуку вырваться наружу. Монолитовец ни за что не услышит его. Переждав так пару минут и успокоившись, парень несколько раз глубоко вздохнул и задумался. Оставался еще один путь. Пока светло, он может аккуратно перейти эту полосу и глянуть в темный лес впереди, мало ли что, потом вернуться и поселиться в этом леске, а сейчас главное раздобыть еды. Подняв с земли вроде бы крепкую палку, он решил проверить ту ногу, что торчала из зеленой травы. Если есть нога, то должен быть и труп, а у трупа должно быть оружие, ПДА, рюкзак… Что делать, нужно выживать и снова найти воды, потому что фляжка опустела. Не время предаваться отчаянию, если нужно, он вернется к проклятой двери и будет искать контролера, чтобы тот снова дал ему воды или показал, где она находится. Похоже, что контролер не такой уж и плохой парень… не то что некоторые. Развернувшись и выставив вперед палку, турист двинул к торчащей из травы ноге.

Глава 9. Пригласительный

Выставив вперед посох, турист, ощупывая землю, словно слепой, двинулся к клубкам зеленой травы, росшей на разделительной полосе между двумя таким разными лесами. Справа и чуть позади за каждым его шагом наблюдал монолитовец, прекрасно понимая, что с беззащитным новичком может сделать через несколько секунд горох. А турист тем временем, ощупывая тростью каждый шаг, двигался к торчащей из травы ноге.

«Давай, десятка, решай», – запросил он уже во второй раз инструкции относительно парня, идущего к жуткой зеленой смерти.

Турист приблизился еще на несколько шагов к «гороху». Сердце монолитовца не было ни черствым, ни каменным, оно было вполне живым и человеческим, и наблюдать сейчас то, что может сделать с человеком аномальное растение, совершенно не хотелось, но он не мог взять на себя ответственность за жизнь паренька. На самом деле спасение его жизни было лишь иллюзией, он застрял здесь всерьез и надолго, и никто не знает, есть ли у него отсюда выход, сможет ли он продержаться в Зоне, даже поддерживаемый лично Дымом, больше месяца? Не станет ли он для него злейшим врагом за то, что неосторожно сохранил ему жизнь? Парень сделал еще несколько шагов к «гороху». Вот он остановился в полуметре от него, отложив посох в сторону и приоткрыв рот, разглядывает оставленный стариком протез. Стоит ему только шевельнуть протез или затронуть усики… Дым поднял СВД, выцеливая парню висок, палец лег на спусковой курок, вытравливая слабину. Тонкое пружинящее ощущение под указательным пальцем правой руки. Там перчатки специально делались из особого материала, потоньше, почувствительнее. Холодное железо бесстрастно смотрело на теплеющую жизнь, чтобы сделать безразличный свинцовый плевок и отвернуться. По крайней мере это будет гуманно, гораздо гуманнее, чем отдать его «гороху».