скачать книгу бесплатно
Я стояла в шоке от происходящего, слезы душили меня.
Снаружи послышались хлопки салютов и петард, люди на улицах обнимали и поздравляли друг друга.
Я тихонько заплакала, как будто решила выплакать разом все слезы, накопившиеся за время моего эмоционального затворничества.
Каришка тихонько посапывала в детской кроватке.
***
Инта, июнь, 1991 год
– Привет, – Андрей присел на корточки перед Кариной, выбежавшей вместе со мной на звонок в дверь, и протянул ей плюшевого медвежонка. – Ришка собралась в парк? Давай коляску снесу, – предложил он мне.
– Нам надо одеться, – только и смогла выдавить я, выходя из ступора.
– Я подожду вас на улице, – ответил Андрей, легко подхватывая прогулочную коляску и спускаясь с ней по лестнице, словно это была часть нашего каждодневного будничного семейного сценария.
Для первых дней северного лета денек выдался теплый, дав нам возможность спокойно побродить по парку. Последние дни мая шли проливные дожди, ограничивающие наши прогулки на свежем воздухе.
– Помнишь, как мы пошли на фильм «Челюсти», и ты весь сеанс закрывала глаза? Я еще тогда подумал: «Зачем она пошла в кино, если боится?»
Андрей уверенно вез коляску с сидящей в ней дочерью, вымазанной шоколадными конфетами. В руках она держала кусок сладкой ваты, на коляске болтался привязанный воздушный шарик. Андрей с удовольствием потакал желаниям дочери, суетливо предлагая разные варианты побаловать ее, доступные в парке аттракционов. Все происходящее казалось мне чем-то нереальным. Я молча шла рядом, изредка поддерживая разговор ответами на прямые вопросы.
Вечером, добравшись до кровати, обняв уснувшую дочь, я словно провалилась в сон.
После рождения дочери он не приходил ко мне ни разу.
Я опять с удовольствием перебирала эту знакомую и приятную на ощупь бахрому…
– Мамочка, открой глазки! – проснувшаяся утром дочь, приподнимая веки, заставила вынырнуть меня из сновидения, самой приятной его кульминации.
***
В юности все решения принимаются менее осознанно и более скоропалительно: возможно, к тому моменту мы еще не готовы полностью освободиться от давления общества и семьи, тем более что не всегда есть возможность сразу отрастить нужную длину крыльев.
Мой отец все чаще стал приглашать к нам в гости одного из перспективных молодых людей – племянника своей новой знакомой. Дама являлась очередным персонажем отцовской любовной истории.
– Хороший парень, – вещал отец битый час, переходя на угрожающий тон. – Ты могла просто поговорить, – не успокаивался он, видя мои сборы на прогулку с дочерью и мое явное желание удрать от предстоящих «смотрин». – Ты могла хотя бы дать шанс парню, он не просто какая-то там шантрапа, он будущий нотариус, – словно фокусник, вытащивший из цилиндра большого зайца, выпалил отец последний аргумент.
– Ну тогда другое дело, «нотариус» уже звучит гордо! Это сильный аргумент, пап, фактически не оставляющий другим шансов, – скрывая желание расхохотаться, старалась спокойно парировать я. – Пап, ну ты серьезно? Средневековье какое-то, ты еще калым за меня собери.
– И соберу! Что ты себе думаешь? С ребенком на руках, думаешь, очередь выстроится из желающих? – переведя дух, продолжил отец.
Его ежедневные длинные спичи, сдобренные любимыми обществом лозунгами в духе «Ребенку нужен отец», уже принимали навязчивый характер. Наши дискуссии заканчивались очередным экскурсом в мое детство, но, к сожалению, его пример не мог служить для меня показателем хорошего результата в попытках замены одного родителя другим. Слова «идеальная семья», «ребенку нужны оба родителя» и «семья – это главное» не оказывали на меня магического воздействия.
«Мы и так с дочерью семья, – думала я. – Это мы выбираем кого нам в нее принять».
Тем не менее его ежедневное занудство и реалии перестроечного мира заставили меня в конце концов задуматься над предложением. Мои личные границы были подвинуты вероломными доводами отца окончательно и бесповоротно одним из главных аргументов – участившимися выходами из роли примерного главы семьи и дедушки. Я все чаще слышала, как отец переносит назначенное свидание с дамой сердца, пафосно аргументируя свой отказ необходимостью помочь мне, а на самом деле он искал возможность опять беспрепятственно заливать свое «горе» на кухне, значительно осложняя мою и без того непростую жизнь.
Мои ночевки в гостях с маленькой дочерью угрожали снова стать постоянными. И я согласилась обговорить возможную роспись с очередным претендентом.
Отец решил помпезно отметить свадебное событие, он словно стремился взять реванш за все шепотки за спиной. Все знакомые правящего эшелона друзей нашего городка были оповещены о предстоящем торжестве, не дожидаясь назначения даты.
Я, будучи приколота, словно бабочка на булавку, все еще пыталась расправить крылья, понимая неотвратимость самой булавки.
Отец преобразился – как будто распрямил спину, снова старательно вживаясь в роль уважаемого члена общества. Я же с каждым днем становилась все слабее в своих трепыханиях.
***
Инта, июль, 1991 год
– Как прыгнул? Прыг? Так? Так? – Карина подскакивала рядом, как обычно, эмоционально переживая за сказочных персонажей, при этом четко следя за непрерывностью уже знакомого сюжета повествования, быстро листая страницы с опасными моментами, чтобы скорее перейти к более приятным.
– Да, вот так, высоко прыгнул – и все, спас принцессу, поцеловал и спас.
Я читала годовалой дочери купленную на выменянные «сахарные» талоны книжку-панорамку[26 - Книга с иллюстрациями, при раскрытии которой на каждом развороте появляется объемная 3D-конструкция. Такие книжки были редкостью в советские времена.], ограничиваясь демонстрацией подвижных деталей и привлекающих ее внимание картинок.
Звонок в дверь.
– Так, сейчас откроем, кто-то к нам пришел… Что-то ты зачастил к нам, что-то случилось? – спросила я, открыв дверь и увидев на пороге Андрея.
– На вот, мать передала, у Карины в тот раз нос был немного заложен, а сок каланхоэ очень полезный – можно в нос капать.
В руках он держал небольшой отросток, завернутый в кусочек газеты, и пакет с торчащими из него плюшевыми заячьими ушами.
– Спасибо, конечно, но сейчас в аптеке продаются лекарственные средства, – изумленно ответила я, осторожно вынимая растение.
– Тогда посади, на будущее, – пошутил Андрей. – Если что-то еще нужно…
– Спасибо, – прервала я, – у нас все есть.
– Вы гулять пойдете? Сегодня теплый день. Ты не подумай, я тут уезжал на пару недель, надо было сделать одно дело срочно, вот и не заходил, хотя звонил пару раз на домашний, но никто не брал трубку… В общем, пойдем подадим заявление, распишемся, что ли?
– Я не могу, я замуж, наверное, выхожу… – оторопела я.
– Конечно, выходишь, за меня, – подмигнул Андрей.
***
Все произошло как-то стремительно и буднично, как будто мы не связывали себя на всю жизнь таинством брака, а вышли за хлебом в соседний магазин.
Дома собралась небольшая компания, отметить нашу импровизированную свадьбу. Пришедшая с одним из друзей новая пассия, приняв меня за сестру Андрея, тихонько сокрушалась мне, стоя на кухне, что он променял их светлую и чистую любовь на брак с какой-то серой мышью и теперь она вынуждена утешиться в объятиях друга.
Я горько усмехнулась: до меня уже давно дошло, что женщины будут окружать Андрея всегда, всю жизнь незримо маячить на горизонте неясной тенью, стремясь ухватить хотя бы толику его заботы, хотя бы один вечер в его компании, один незначительный знак внимания на память. А он просто не сможет им отказать.
Раз за разом они будут стараться завладеть им навсегда, не понимая, что наша семья – это дом, в который ты приходишь, садишься пить чай и, видя, как все хорошо и гармонично, испытываешь естественное желание тоже иметь такой. Да, этот дом можно арендовать, и поначалу складывается иллюзия, что стоит приложить усилия – и удастся даже выкупить его у хозяев, сделав максимально щедрое предложение. Но хозяева не думают продавать его, они могут только пустить туда желающих на время. Дом для них бесценен. Срок договора закончится – и временные постояльцы будут вынуждены съехать, оставшись наедине со своими воспоминаниями, а хозяева продолжат как ни в чем не бывало жить в этом доме, который так никогда и не откроет посторонним всех своих тайн.
В тот вечер после свадьбы, выпроводив всех гостей, случайных и неслучайных знакомых, и оставшись наедине, мы так и уснули – как-то невпопад, неловко и сиротливо приткнувшись друг к другу. Мне снилось почему-то, что Андрей умер, а я стою в огромной неуклюжей шапке с черным помпоном над его гробом. Проснувшись в какой-то неясной тревоге, я поделилась своими нехорошими предчувствиями с новоиспеченным мужем, но тот лишь посмеялся: «Чего только не приснится. Да и шапки у тебя такой нет».
И много раз он потом шутил: «Погоди, ты еще шапку с помпоном не купила, не хорони раньше времени».
***
Инта, январь, 1992 год
– Кто у нас любит белые «ромашишки»? А? Кто заставляет творить чудеса?
В квартиру, запыхавшись, с красными от мороза щеками вваливается с пакетами Андрей. Он всегда врывался, обрушиваясь на нас с дочерью ураганом радости, обнимая и целуя нас еще в коридоре. С его лица никогда не сходила широкая улыбка. Даже если отлучался на пару часов, домой он возвращался как воин после долгой разлуки.
– Ну-ка, Булечки мои, смотрите что у меня есть для вас.
Андрей распахивает пуховик, а там – белые хризантемы. Не банальные, полуживые, как спящие красавицы, розы, а настоящие хризантемы! Он вытаскивает их аккуратно, чтобы не помять, как величайшую драгоценность, стараясь не повредить ни один цветок.
В северной жизни свой, совершенно особый, уклад. Кажущиеся сейчас легкодоступными цветочные подарки были большой роскошью в те годы.
– Ну, держи свой букет, моя королевишна, – Андрей торжественно вручает мне хризантемы.
Эти цветы – словно привет из моего детства, так похожи они на мои любимые ромашки с мылинского поля, которые я часто собирала, неся деду обед в полуденную жару, когда вовсю шла сезонная заготовка сена.
Я сплетала ромашки в венок и, как королева пролеска, гордо вышагивала, неся в завернутом узелке хлеб и бидон с холодной окрошкой.
Дед, заметив меня, кряхтел: «А вот и моя королевишна! Умница, не проронила обед? Вот и славно – будем обедать».
– Каришка, дай папе раздеться, – я снимаю радостно повисшую на муже дочь, – пойдем искать вазу для наших красавиц, и давайте ужинать.
Уложив дочь, мы сидим на кухне, прижавшись друг к другу под пледом. За окном на ночной город тяжело падают огромные хлопья снега.
Наутро ворвется в наш дом шумная компания. Андрей наденет костюм Деда Мороза, а я – Снегурочки, и нас закружит в водовороте праздничных поздравлений, тостов и веселья. Муж разрежет на равные кусочки большую спелую голову голландского сыра, тоже неведомыми путями попавшего в нашу глушь, завернет эти драгоценности в подарочную бумагу, и мы, забив багажник машины сыром и кучей других подарков, поедем поздравлять всех близких и друзей.
Но сейчас здесь есть только я, Андрей и мирно посапывающая в соседней комнате дочь. И хризантемы – экзотический привет с юга, невесть как очутившийся в далеком северном городке.
***
– Булька! Где ты? Собирайся скорее!
Андрей вихрем врывается в дом, как всегда – радостный, на крыльях вдохновения. Я хаотично скачу по комнате, пытаясь выбрать что-то из своего гардероба и попутно гадая, к кому из наших многочисленных друзей мы направимся сегодня в гости, тем более что дочка гостит у бабушки с дедушкой.
– Купальник не забудь! – кричит Андрей.
Купальник? Я ошарашенно смотрю на него. За окном явно не пляжный сезон – минус тридцать, поздний вечер… Но я собираюсь, думая, что это какая-то ошибка или что купальник нужен для какого-то костюмированного розыгрыша.
Он достает из подъезда дочкины санки и водружает на них меня. Разбегаясь, резко разворачивает санки так, что я кубарем с хохотом улетаю в пушистый снег. Андрей сразу подбегает, поднимает, заботливо отряхивает меня и нахлобучивает слетевшую шапку.
– Ну что ж ты, не ушиблась? Держись лучше!
Вот так, с ветерком и периодическим нырянием в сугроб, мы подъезжаем к… городскому бассейну.
– А… А где ты взял ключи?
– Знакомый сторожем устроился. Но мы сегодня за него посторожим.
На всю жизнь врезалась мне в память эта сюрреалистичная картинка: ночь, мороз, городской бассейн и я в купальнике на надувном матрасе…
***
Инта, декабрь, 1993 год
– Собирайся, Дюшка, мы идем покупать тебе дубленку.
– Но у меня уже есть.
– Это прошлогодняя, а ты жена коммерсанта, тебе еще в ежегодном параде женского тщеславия участвовать.
Подойдя к рынку, недалеко от торговых рядов замечаем привязанную к забору собаку редкой для севера породы – бладхаунд. Мое внимание останавливается на грустных собачьих глазах, вглядывающихся в проходящих людей. Пес сидит на картонке и дрожит.
– Ему, наверное, холодно. Как можно такую собаку оставить на снегу? Это же не лайка! – говорит Андрей и решительно подходит к владельцу.
Пес тихонько скулит, положив морду на заиндевевшие лапы.
– Сколько? – спрашивает муж.
Хозяин называет какую-то несусветную по тем временам сумму.
– Держи, – Андрей не торгуясь протягивает деньги и отвязывает поводок.
Собака, явно не оценив самоотверженности нового хозяина, начинает метаться во все стороны.
– Слушай, – говорит мой муж. – Я все понимаю, но ты имей совесть. Я из-за тебя дубленку жене не купил.
После, когда пес, старательно игнорируя команды прогулок в компании мужа, открыто бойкотировал все его попытки найти компромисс, муж неизменно изрекал:
– Надежда! Усмири свою дубленку!
Абсолютно щедрый, готовый снять с себя последнюю рубашку, он одаривал всех совершенно не картинно, как-то походя, естественно, даже как будто немного стесняясь.
Он все время как будто куда-то торопился. Торопился жить?..
***
Новый год. Все снова крутится вокруг Андрея. Незримыми нитями он, как кукловод, дергает всех за ниточки радости, доставляя массу приятных подарков. Он везде желанный гость, моментально становящийся центром шумных компаний. Шутки и байки всегда лились из него как из рога изобилия, он гордо носил звание «Человек-праздник».
Шум, смех, веселая кутерьма. Стукнувшись бокалами с шампанским и послушав обращение президента, гости устремляются к разложенным под елкой подаркам. Шурша бумагой, они разворачивают свои коробки, громко восторгаясь или сдержанно благодаря друг друга, брызгаются духами, примеряют шарфики и украшения.
Андрей довольно жмурится, будто большой кот, наблюдая, как полученный от него подарок точно попадает в цель. Кучка коробок стремительно тает, а я так и не нахожу своей. Андрей исподволь наблюдает, как мое лицо все грустнеет и грустнеет.
– А что свой подарок не откроешь? – наконец спрашивает он.
– Какой?
