Энеида. Эпическая поэма Вергилия в пересказе Вадима Левенталя

– Блаженны павшие под стенами Трои! Лучше было бы мне умереть там, сражённым Диомедом. Почему я не погиб в битве рядом с Гектором, Сарпедоном и другими товарищами! Воды бурного Ксанфа омывали бы мой щит и мой шлем – вместе с телами других героев!

Ветер рвал паруса, разворачивал корабли боком к волне, и волны нависали всё выше и выше. Три корабля буря бросила на крутые утёсы острова Эгимур, а другие три унесла ещё южнее, в Большой и Малый Сирты, мелководные и опасные заливы у берегов Ливии. Корабль Оронта волна, перекрутив трижды, засосала в пучину. В воронке шторма крутились доски, копья, щиты и люди. Корабли Илионея, Ахата, Абанта и Алета едва держались на плаву, и не было ни одного, в днище которого сквозь щели не хлестала бы вода.

Тогда грохот возмущённых волн достиг ушей владыки Нептуна. С глубин моря он услышал разыгравшуюся бурю и поднялся над поверхностью вод, чтобы обозреть своё царство. Он увидел разбросанные корабли троянцев, увидел почерневшее небо и понял, что это дело рук его не в меру гневливой сестры Юноны. Тогда он призвал к себе разбушевавшиеся ветры и строго сказал им:

– Кто вы такие, чтобы в моём царстве поднимать волны до звёзд и смешивать море с небесами? Своей властью я повелеваю вам угомониться и вернуться к своему хозяину. Передайте Эолу, что власть над морем и трезубец, символ этой власти, вручены мне, а не ему. Голые скалы – его вотчина, темница – его царство! Пусть довольствуется ими да получше вас охраняет!

И Нептун своей рукой успокоил море и разогнал тучи, чтобы открыть небо для ослепительно яркого солнца. Тритон с Кимофоей помогли ему снять одни корабли с острых скал Эгимура и вывести другие с мелей Сиртов. Сам Нептун легко помчался в своей колеснице по тихой глади морских вод.

Так бывает, когда вдруг в толпе вспыхивает бунт, чернь выходит из себя и, ослеплённая гневом, буйствует и убивает, а во все стороны летят камни и факелы. Но стоит появиться на площади человеку, известному своей доблестью и благочестием, как толпа стихает. Он говорит, а остальные, обступив его, молча слушают речь, которая успокаивает людей и заставляет их задуматься. Так же успокоилось море, стоило его повелителю пронестись по волнам, правя своей послушной колесницей.

Эней со спутниками вместо берегов Италии очутились у берегов Ливии. Они нашли тихую бухту, прикрытую от моря островком, с двумя утёсами по бокам. Между ними шумела тенистая роща, посреди неё была поляна, а за ней – пещера, в глубине которой бил родник и стояли скамьи из необработанного камня; в таких пещерах обычно живут нимфы. Водная гладь здесь была так спокойна, что корабли Энея – те семь, которые он сумел собрать, – могли стоять тут даже без якорей.

Троянцы поспешили на берег. Насквозь пропитанные солёной водой, усталые, они повалились на песок. Ахат, верный друг Энея, стал разжигать огонь, другие принесли с кораблей остатки подмоченных зёрен, чтобы просушить их на огне, перемолоть камнями и испечь скудный хлеб.

Эней поднялся на вершину скалы, чтобы взглянуть на море – не видно ли других кораблей с его друзьями. Капис, Антей, Каик… Но море было пустынно. Зато на берегу в отдалении он заметил стадо оленей. Эней замер и позвал к себе Ахата, чтобы тот принёс ему лук и стрелы. Он убил семь оленей – по одному на каждый спасённый корабль, – остальное же стадо врассыпную разбежалось. В гавани он поделил оленей между товарищами и раздал всем кувшины с вином, которые дал ему в дорогу царь Акест, когда они покидали гостеприимные берега Сицилии. Энею было больно смотреть на своих печальных спутников, ему хотелось их ободрить и утешить.

– Друзья! – сказал он. – С нами и прежде случались несчастья. Чего мы только не пережили! Мы проплыли между Сциллой и Харибдой, мы миновали утёсы циклопов – разве новая буря ввергнет нас в уныние? Когда-нибудь мы будем вспоминать о наших несчастьях с радостью, как те, кто всё преодолел и добился цели. Нам судьбой предназначено достичь Италии и там, на мирных пастбищах Лация, основать новое царство, так будем же беречь себя для будущего счастья!

Успокоенные словами Энея, троянцы принялись за мясо и стали разделывать его, жарить жирные куски на весёлом огне, пировать и пить вино. Окончив трапезу, они стали говорить о товарищах и гадать, удалось ли кому-нибудь ещё спастись в шторме. Эней старался не показывать этого, но тревога снедала и его. Оронт, Амик, Лик, Гиас, Клоант – увидит ли он их когда-нибудь ещё?

Тем временем Юпитер с небесных высот озирал моря и земли. Когда взгляд его обратился к берегам Ливии, к нему подошла печальная Венера. Со слезами на глазах она так сказала отцу:

– Ты властен над судьбами людей и богов, твои молнии повелевают миром, чем же провинились перед тобой Эней и троянцы? Почему для них, испытавших столько горя, недоступны берега Италии? Им предназначено было построить Рим и дать в нём начало новому народу, что будет править морями и землями, – ты обещал им это. Или ты передумал? Когда греки разрушили Трою, я утешала себя тем, что однажды судьба снова улыбнётся троянцам, но до сих пор, через столько лет несчастные беглецы не могут найти себе пристанища. Сколько можно? Ведь другие беглецы счастливее их. Антенор ускользнул от ахейцев, пристал к берегам Иллирии, прошёл на север через Либурнское царство, пересёк бурный Тимав и основал Патавий, где его народ наслаждается теперь миром и покоем. И только Эней, мой сын и твой внук, которому ты обещал новое царство, из-за гнева одной-единственной богини опять оказался вдали от италийских берегов. Разве так подобает богам вознаграждать благочестие людей?

Юпитер улыбнулся дочери и поцеловал её.

– Не бойся, дитя моё, я не менял ни своей воли, ни судьбы троянцев. Верь мне, ты увидишь обещанные стены городов и будешь гордиться своим добродетельным сыном. Не мучай себя сомнениями, вот тебе моё пророчество. Эней долго будет вести сражения в Италии, покоряя местные племена, построит Лавиний и установит для него законы. Не пройдёт и трёх лет со дня покорения ру́тулов, как власть перейдёт его сыну, твоему внуку Асканию, которого в новом царстве будут называть Юлом. Он построит Альба-Лонгу, перенесёт туда свою столицу и будет править тридцать лет. Через тридцать лет дочь царя Нумитора, весталка, родит от Марса двоих близнецов. Они будут вскормлены волчицей, и один из них, Ромул, продолжит троянский род и построит город, который назовётся по имени основателя Римом. Могуществу этого рода я не кладу ни предела, ни срока, власть римлян будет вечна. Юнона откажется от своей упорной мести, Юнона, которой боятся и на земле, и в море, и на небе, забудет старые обиды и станет вместе со мной заботиться о народе, облачённом в тогу, – народе повелителей мира.

Таково моё решение, – продолжал Юпитер. – Через много лет род Энея подчинит своей власти Фтию, Микены, Аргос и другие греческие города, а от твоих потомков родится Цезарь Август, чья слава будет ограничена только звёздами и Океаном. Он возьмёт себе имя Юлий в память о своём предке, твоём внуке, он покорит Египет, и однажды ты примешь его в свои объятия в чертогах богов. Жестокие века, полные войн и суровых испытаний, минуют, и настанет время покоя и благоденствия. Богини Веста и Фидес, а с ними Квирин и Ромул, который к тому времени тоже станет богом, дадут законы всем народам. Двери храма Януса будут навсегда заперты на железный засов, и внутри него война, скованная медными цепями, будет бессильно выть окровавленной пастью на грудах бесполезного оружия.

Сказав это, Юпитер призвал Меркурия и направил его в Карфаген, чтобы там приняли беглецов, а царица Дидона не отказала им в убежище, и Меркурий на легкокрылых сандалиях стремительно полетел в Ливию.

Эней не спал всю ночь, тревожась о своей судьбе и о товарищах. С первыми лучами солнца он отвёл корабли в укромное место под тень прибрежных деревьев, под своды скал и, взяв с собой одного Ахата, отправился в глубь берега, чтобы попытаться узнать, в какой стране, на чьей земле они оказались. Держа в руке два копья, он брёл по густому лесу, и там, в чаще, ему явилась Венера. Приняв обличье девы-охотницы, она была похожа на спартанку или на Гарпалику из Фракии, наездницу, что мчалась быстрее ветра: на ней было лёгкое платье, подобранное выше колен, её волосы свободно спадали на плечи, и за спиной у неё был охотничий лук. Она улыбнулась Энею с Ахатом и спросила:

– Эй, юноши! Не видели вы здесь моих сестёр? Они бродят где-то тут, одетые в рысьи шкуры, у каждой лук со стрелами, в этом лесу они охотятся на свирепого кабана.

Эней не узнал своей матери, но видел, что перед ним не простая девушка.

– Увы, я не видал твоих сестёр. Но скажи, как тебя зовут? Ты не похожа на обычную смертную. Скажи, ты богиня? Сама Диана? Или нимфа этих лесов? Кто бы ты ни была, мир тебе! Помоги нам, расскажи, где мы оказались, к каким берегам нас принесло? Мы не знаем ни этих мест, ни людей, которые здесь живут. Нас прибило к этим берегам бурей, и мы в беде. Помоги нам, а мы принесём перед твоим алтарём обильные жертвы.

Венера в ответ рассмеялась:

– О, я недостойна такой чести. Мы, тирские женщины, все ходим с такими колчанами и в охотничьих сапогах. Ты оказался в царстве пунийцев, у города потомков Агенора. Раньше это были земли ливийцев, а теперь здесь правит царица Дидона, бежавшая сюда из Тира. Рассказывать всю её историю было бы слишком долго, а если коротко, то Дидону её отец, царь Тира, отдал замуж за Сихея, богатейшего человека в стране, и она очень его любила. Но потом царствовать стал её брат Пигмалион, прославившийся бесчисленными жестокими преступлениями. Он позарился на богатство Сихея, убил его в родном доме, на алтаре богов, и утаил тело, оставив непогребённым. Ему долго удавалось скрывать своё злодеяние от сестры, но однажды ночью Сихей сам явился Дидоне во сне. С бледным лицом и пронзённой грудью, он рассказал ей обо всём, что произошло, и убедил бежать из страны, а заодно открыл, где спрятаны его сокровища. Безутешная вдова собрала верных людей, ненавидевших тирана Пигмалиона, они тайно подготовили корабли и перенесли на них золото Сихея, а вместе с ним и всю тирскую казну. Дидона возглавила беглецов. Прибыв сюда, они выкупили у местных жителей часть земли, которую можно охватить одной шкурой быка, но одурачили ливийцев, разрезав шкуру на тонкие ленты и обведя ими землю, на которой можно построить крепость. И теперь здесь стоит Карфаген, а в его сердце та самая крепость, которую в память о шкуре быка называют Бирсой. А теперь расскажите и вы, кто вы такие, откуда сюда приплыли и куда держите путь?

Эней тяжело вздохнул:

– Если я буду рассказывать свою историю с самого начала, то не хватит и дня, чтобы поведать обо всём. Мы из Трои. Может быть, и в ваших краях слыхали о ней? Много лет мы скитаемся по морям, а сюда нас принесла буря. Меня зовут Энеем. Я спас от греков реликвии своего рода, изображения богов и предков, а слава нашего рода гремит до самых небес, ведь наш предок – сам Юпитер. Я плыл в Италию, послушный воле своей матери, ибо земли Италии предназначены нам судьбой. От фригийских берегов я отплыл с двадцатью кораблями, а теперь их осталось только семь, да и те потрёпаны волнами и ветрами. И вот, в безвестности и сиротстве мы оказались в Ливии, нам нет пути в Европу, но и в Азию мы вернуться не можем.

Венере было больно слушать жалобы сына, и она остановила его:

– Кто бы ты ни был, раз ты жив и прибыл к берегам тирийцев, значит, на то была всевышняя воля. Меня когда-то учили искусству гадания, так что я предскажу тебе: твои спутники вернутся, попутный ветер принесёт их в надёжную гавань. Гляди: там в небе летит вереница из двенадцати лебедей. Их разогнал орёл, птица самого Юпитера. Но потом они, спустившись к земле, собрались снова, и вот с ликующими криками они вновь плывут по небу. Говорю тебе: это знак того, что корабли твоих спутников уже или стоят на причалах, или входят в устья спокойных рек. А ты ни о чём не беспокойся и следуй прямо этой дорогой, никуда не сворачивая.

Сказав так, Венера развернулась и ушла, и вдруг Эней увидел, что от её тела исходит алое сияние, от волос её исходит запах амброзии, одежды упали с неё, и поступь её больше не была похожа на человеческую, ибо богиня приняла свой обычный облик. Эней тут же узнал мать и, удивлённый, с укором сказал ей вслед:

– Зачем же ты, жестокая, обманула сына поддельным обличьем? Почему не взяла моих рук в свои, не дала услышать своего подлинного голоса?

И он отправился вслед за ней, к стенам Карфагена. Венера скрыла Энея с Ахатом под невидимым покровом – чтобы никто не задержал их и не докучал расспросами, – а сама отправилась на Кипр, в свой храм в Пафосе, полный венков из живых цветов, где на ста алтарях ей приносят жертвы и курятся драгоценные сабейские благовония.

Тропа привела Энея с Ахатом на вершину холма, с которого открывался вид на Карфаген. В изумлении они смотрели на новый, построенный финикийцами город. Они ожидали увидеть деревушку с лачугами, но город был полон громадных каменных домов, и строительство не останавливалось. Толпы народа текли по мощёным дорогам к городским воротам и от них. Одни возводили городские стены, другие выбирали места для домов, углубляли дно в порту, ставили фундамент театра и из мраморных глыб вытачивали для него мощные колонны. Слаженной работой и трудолюбием финикийцы были подобны пчёлам ранней летней порой на цветущих полях, когда одни выводят потомство в его первый полёт, другие собирают пыльцу и несут её к ульям, третьи принимают у сестёр груз и наполняют соты, а четвёртые отгоняют от сладкого нектара бездельников-трутней. Всюду тогда кипит работа, и над полями разносится аромат мёда.

– Счастлив народ, нашедший свой новый дом! – вздохнул Эней, глядя на россыпь городских крыш.

Спутники вошли в ворота Карфагена и оказались посреди бурлящей толпы, но чары Венеры скрывали их от посторонних глаз.

В самом сердце Карфагена шумела древняя роща. В ней когда-то только что приставшие к этим берегам тирийцы нашли череп коня – знак того, что многие столетия их отважный род будет непобедим в бою. На этом священном месте Дидона построила невиданных размеров храм в честь Юноны и наполнила его богатейшими дарами покровительнице города. К входу в него вели медные ступени, блестящей медью были покрыты и балки, подпиравшие кровлю, и петли, на которых держались двери.

Эней подошёл к стенам чудесного храма, и страх покинул его, а сердце наполнилось надеждой. Он вошёл под высокие своды и в ожидании Дидоны восхищался богатством убранства и искусной работой мастеров. В изумлении он рассматривал фрески на стенах; на них одна за другой были изображены все битвы Троянской войны, молва о которой дошла и до этих мест. Вот Агамемнон с Менелаем, вот Приам, а вот ненавистный Ахилл… Эней замер и со слезами на глазах сказал Ахату:

– Есть ли на земле место, где не слыхали о нашей беде! Гляди, тут царь Приам – даже здесь чтут его память. Не стесняйся слёз – горе трогает наши души, это в природе вещей. Пусть слава, которую обрели наши герои, послужит тебе утешением!

Эней переходил от фрески к фреске, рассматривал изображённые сцены и плакал, узнавая памятные ему битвы. Вот троянские юноши теснят ахейское войско, а тут на них налетает в своей быстрой колеснице Ахилл, и шлем его ослепительно блестит на солнце. А вот белые шатры фракийского царя Реса, пришедшего со своей конницей на помощь осаждённому городу. Фракийцы спят, а коварный Диомед меж тем пробирается в лагерь – перерезать во сне людей и увести лошадей, чтобы не дать сбыться пророчеству, по которому город был бы спасён, если бы лошади Реса успели отведать травы в городских стенах и напиться воды из Ксанфа. А вот Троил, сын Приама. Несчастный мальчик обронил щит и спасается от неравного боя с Ахиллом. Он опрокинулся навзничь в своей колеснице и не выпускает вожжей, но голова его уже волочится по земле. Здесь троянские женщины с распущенными волосами, рыдая, идут к храму Афины. Они молятся ей, но богиня не смотрит на них, опустив глаза к земле. Ахилл трижды волочит по земле вокруг стен Трои привязанное к колеснице тело Гектора, а потом продаёт его отцу. Тяжкий стон вырвался из груди Энея: он узнал доспех и колесницу своего друга, а потом и его самого, и Приама, простирающего руки к бездыханному телу сына. На одной из фресок он увидел и себя, ведущего троянцев в бой на ахейцев. А вот союзники Трои: Мемнон, сын Авроры, царь Эфиопии. Вот царица Пентиселея ведёт ряды амазонок со щитами в форме полумесяца. Её обнажённая грудь перевязана золотой повязкой, она бьётся наравне с мужчинами…

Эней рассматривал так хорошо знакомые ему картины, а в храм, окружённая толпой, вошла прекрасная Дидона. Она была похожа на Диану, когда та бродит по берегам Эврота или по холмам Кинфа, и вокруг неё собираются тысячи горных нимф: выше их всех ростом, с луком и колчаном за спиной, она весела и спокойна. Так же и Дидона, полна радостных забот о благополучии своего царства, села на трон, что стоял посреди храма, и её окружила стража. Здесь, посреди храма, она вершила свой царский суд, устанавливала законы и по жребию назначала общественные работы.

Вдруг Эней увидел, как в сопровождении толпы в храм вошли Антей, Сергест, Клоант и другие троянцы, с которыми их разлучила свирепая буря. Поражённые, Эней с Ахатом замерли. Их переполняла радость, им хотелось поскорее обнять своих товарищей, но они не решались, их мучила неизвестность. Оставаясь невидимыми для всех, они хотели сначала узнать, что случилось с друзьями, куда выбросило их корабли и зачем они пришли в Карфаген. Троянцев провели к трону царицы, и Дидона велела им говорить.

Слово взял старейший из троянцев, Илионей.

– О царица, с благословения самого Юпитера ты построила этот город и смирила дикие племена, установив для них законы! Перед тобой несчастные троянцы, которых носит по волнам ветер, и мы молим тебя пощадить нас и наши корабли. Будь благосклонна к нам, ведь мы почитаем богов и пришли сюда с миром, а вовсе не для того, чтобы разорить ваши святилища, ограбить и умчаться с добычей. Нет таких надменных помыслов у нас, побеждённых. Мы плыли на закат, в западные области Гесперии. Там когда-то жило племя энотров, а теперь их потомки взяли имя италийцев – мы направлялись туда, когда нас застигла буря и вынесла кого куда, на скалы и отмели. Лишь немногим удалось спастись. Что за варварские нравы царят в этой стране, если попавшим в беду морякам не дают пристать к берегу, угрожают сжечь корабли и грозятся убить? Если тут презирают людей и не боятся оружия, то пусть хотя бы вспомнят о бессмертных богах, которые по делам воздают за честь и бесчестье!

Нашим царём, – продолжал Илионей, – был Эней, а о его благочестии, справедливости и отваге ходят легенды. Если судьба пощадила его и он жив, то нам бояться нечего. Да и ты не будешь раскаиваться, если поможешь нам в беде. Пусть лишь нам будет позволено привести в гавань разбитые бурей корабли, взять брёвна в лесу, починить суда и вытесать новые вёсла, – и мы тут же направим свой путь в Лаций. Но если наш предводитель, наш отец лежит бездыханный на дне моря, тогда мы отправимся на Сицилию. Её царь Акаст – наш родственник, троянец, мы будем искать убежища у него.

Илионей умолк, и по толпе пронёсся беспокойный ропот. Дидона же со скромным достоинством отвечала тевкру:

– Отбрось страх и забудь заботы. Наше царство молодо, и нам со всех сторон грозят опасности – лишь это оправдывает то, с какой бдительностью мои стражи берегут наши границы. Кто же не слыхал о горестной судьбе Трои, о великой войне и об отважных энеадах! Нет, наши души ещё не настолько черны, солнце ещё ярко светит над Карфагеном. Куда бы вы ни направлялись – в Италию, к благодатным нивам Сатурна, или на Сицилию, к горе Эрикс, в царство Акаста, – я отпущу вас невредимыми и помогу, дав в дорогу все нужные припасы. Но если вы захотите остаться здесь и строить город вместе со мной, то моё царство станет вашим. Приводите корабли сюда – тирийцы и троянцы всегда будут равны как братья в моих глазах. Ах, если бы и ваш царь Эней оказался здесь, принесённый тем же ураганом! Я отправлю людей во все стороны своей страны, чтобы искать его – как знать, может быть, он блуждает в лесах неподалёку.

Ахат с Энеем услышали слова Дидоны, и сердца их наполнились радостью и надеждой.

– Что скажешь, сын богини? – сказал Ахат. – Видишь, мы в безопасности, и наши товарищи здесь. Уцелели все корабли, кроме одного – мы сами видели, как он тонул. А в остальном предсказание Венеры сбылось!

Не успел он договорить, как покров невидимости, скрывавший друзей, рассеялся, и Эней явился собравшимся. От него исходило сияние, лицом и фигурой он был похож на бога – сама Венера даровала блеск его волосам, очарование юности лицу и радостное сияние глазам. Так искусный мастер до блеска полирует слоновую кость и оправляет в золото белоснежный паросский мрамор. Обращаясь к царице и ко всему народу, он сказал:

– Эней здесь! Тот, кого вы ищете, спасён из бурного Ливийского моря и теперь перед вами! Царица, ты одна снизошла к бедам несчастных троянцев, ты одна тронута нашей судьбой – судьбой беглецов, чудом уцелевших в жестоких битвах с данайцами, лишённых всего, скитающихся по морям и землям. И ты принимаешь нас в своём царстве! Нам не хватит ни слов, чтобы выразить свою благодарность, ни сил, чтобы отплатить добром за добро, – даже если бы все рассеянные по свету тевкры собрались бы вместе для этого. Но если в небесах чтут благочестие и если есть в мире справедливость, то боги воздадут тебе за твои благодеяния! Счастлив век, породивший такую дочь! И будут вовек славны твои родители! Покуда реки не повернут вспять, покуда не упадут горы и не затмятся светила – имя твоё будет греметь по всему свету, и мы будем славить его, куда бы ни занесла нас судьба!

Эней бросился обнять друзей – Сергеста, Илионея, Гиаса, Клоанта и других.

Дидона, поражённая явлением Энея и тронутая его тяжкой судьбой, воскликнула:

– Что за злой рок гонит тебя, какая судьба принесла к этим берегам! Эней, сын Анхиза, рождённый на берегах бурного Симоента самой Венерой! Я была ещё маленькой, когда к отцу явился Тевкр Теламонид, брат Аякса, изгнанный с Саламина своим отцом за то, что не сумел уберечь брата от смерти. Тогда мой отец дал ему землю на только что завоёванном Кипре. С тех пор я наслышана о бедах Трои, о тебе и о царях Греции. Тевкр был греком и врагом Илиона, но и он говорил о троянцах с уважением и даже похвалялся, будто сам произошёл от троянских предков и потому носит их имя. Что ж, позволь мне пригласить тебя и твоих спутников в свой дом. Я сама такая же беглянка, как и вы, мне пришлось много скитаться, прежде чем судьба дала мне покой на этих берегах. Мне знакомо горе, и оно учит помогать чужой беде.

Дидона пригласила Энея с друзьями в свой дворец, а в храме приказала принести благодарственные жертвы. К берегу, где пристали троянские корабли, по её приказу отправили двадцать быков, сотню ягнят и овец, сотню жирных поросят и вино.

А во дворце уже кипели приготовления к роскошному пиру. Коврами, расшитыми пурпуром, застлали полы, поставили на столы серебряную посуду и золотые кубки с чеканкой, изображающей славные деяния предков, их битвы и победы.

Пока шли эти приготовления, Эней отправил Ахата к берегу, чтобы тот привёл Аскания: отцовское сердце истосковалось по сыну. Кроме того, он велел принести с кораблей сокровища, которые удалось спасти из гибнущей Трои и которые он предназначил в дар царице Карфагена, – расшитый золотом плащ и шафрановое покрывало с узором из листьев аканта. Их когда-то Леда подарила Елене, которая забрала их с собой, когда бежала из Спарты в Трою. Ещё жезл, принадлежавший старшей дочери Приама, и жемчужное ожерелье с золотым венцом, украшенным драгоценными камнями.

Ахат поспешил к берегу, а Венера уже замыслила новую хитрость. Ибо она опасалась тирийцев, известных своим двоедушием, и знала, что Юнона, покровительница Карфагена, всё ещё лелеет свою злобу к троянцам и не отказалась от мести. Венера решила подменить Аскания Купидоном, принявшим его облик, – чтобы он, передавая Дидоне богатые дары, воспламенил её сердце любовью. Она сказала Купидону:

– Мой божественный сын, в тебе одном моя мощь и моя власть. Ты один не боишься гнева Юпитера, и мне нужна твоя помощь. Ты знаешь о несчастной судьбе своего брата Энея. Много лет он скитается по морям, гонимый злобой Юноны. Ты сам вместе со мной плакал над его страданиями. Дидона хочет удержать его у себя, говорит льстивые слова, но моё сердце неспокойно. Я боюсь гостеприимства города Юноны – как знать, чем оно обернётся? Ведь злопамятная богиня не упустит случая отомстить.

Вот что она повелела сделать Купидону:

– Чтобы предупредить козни Юноны, нам надо внушить Дидоне любовь к Энею, тогда уже никто из бессмертных не сможет изменить её чувства. Вот что я придумала. Царевич Асканий сейчас спешит с берега на зов отца с дарами для царицы. Я нашлю на мальчика сон, унесу его к себе на родину, на Киферу, или к себе домой, в убежище на кипрской горе Идалион. А ты на одну ночь примешь его облик – тебе это несложно, ведь ты и сам мальчик, – и как только Дидона посреди пира посадит тебя на колени и станет целовать, ты тайком вольёшь в нее пламя любви, незаметно отравишь её сердце страстью.