Динуар

– Лиз?

– Линда, – поправила женщина. – Спецагент Линда Дросс, – она дружелюбно протянула потертую книжечку; крокодильчик снова расплылся в улыбке. – Я уже представлялась, но, видимо, вы были не в том состоянии.

Дитлинде Элизабет Дросс. Карточка запечатлела миловидную отличницу, буквы расползались в чернильном мареве.

Детли мать ее как?! И эта зара еще рассуждала о нацистах157?

– Итак, тема дня на сегодня: откуда армейский вертолет взялся посреди Динаполиса?

– Я прилетел на нем из аль-Дэшила? – полуспросил Ленни. Ему захотелось ее поддеть. Ему всегда хотелось ее поддеть.

Аль-Дэшил – та еще клоака. Портовый город, напыщенный, как военный марш. Был один парень, Хэмми, бывший коммунист. Мечтал добраться туда, чтобы посмотреть статуэтку в охренеть насколько крутом музее. Мир в огне, а этот дебил все твердит про свои древности. Свистнуть хотел, как пить дать. Бедняга помер от туберкулеза где-то в песках. А музей сравняли с пылью, вместе с городом.

– Это вряд ли. Вам ли не знать, что UH-1 не использовался во время войны в Заливе.

Линда похлопала ресницами и наиграно вздохнула, так вздыхают по мальчишкам на переменке.

– Послушайте, мистер Кравитц. Нам известно, что вы были в отеле. У нас есть свидетель. Парень без лица, припоминаете?

Так малыш Рэтс выжил. И сам стал крысой. Жизнь преисполнена иронии.

– Вы не хотите говорить об этом?

Непривычная Лиз. Интересно, она и есть «страшный шеф», или это очередная попытка низового персонала вытянуть из меня хоть что-то?

– Окей.

      Линда принялась рыться в сумке, словно нищенка в помойном баке. На столе появились самые неожиданные предметы от мятных леденцов до открывалки. Как минимум половина из них просилась обратно в мусор. «По крайней мере, служба в полиции сделала ее организованней, – размышлял Кравитц. – Гипотетически пристрелив того мудака, я оказал Дросс неоценимую услугу. В смысле, она ж не оценит». Наконец, спецагент нашла то, что искала.

– Узнаете этого за’ара?

Мертвый Хопс, красивый и спокойный, лежал под мощными лампами «анатомички». Одухотворенный образ.

– А должен?

– Подворотня по Гулд-стрит, где у домов насечки вместо номера, припоминаете? – Она положила новый снимок. – Я знаю, что вы там были, мистер Кравитц.

      Ленни вспомнил, как перекошенный яростью психопат перегрызал шею бедняге Демпсу. Выражение лица, когда красное пятно расходилось под его сердцем. Недоверие, изумление, обида. На что же ты обиделся, испуская последний вздох, Тони Хопс? На кости, что завершили бросок, на Бога, который отвернулся?

Мистер Кравитц определенно был на Гулд-стрит, когда под резонирующее эхо магнума бывший пансионарий опадал на раскаленные камни. Но говорить об этом не собирался.

***

                                                                       07/30 Μο

Рюгер покачнулся. Черный глушитель послушно выплюнул пульку. 22-ой – женский вариант. Тупой удар, точно в печень, – и сыщик заваливается назад. Бирюзовое небо, запертое коридором домов, расстелилось, словно парадная дорожка в рай. Далеко-далеко упал тяжелый предмет. Звук металла на жарких камнях. А потом наступила тишина.

В последний момент, говорят, жизнь проносится перед глазами. Ленни много раз был на грани: видимо, недостаточно близко. Никто не пришел взглянуть на его смерть в грязном переулке. Ни молодой Донни, исполняющий фокусы в «учебке». Ни Лори, обнаженная в лунном свете. Старик Финн в окружении крысиных шкурок не чавкал над его поверженным телом, и Ширес не ухмылялся в тенях. Но в последний момент, когда сознание почти отступило, он увидел тот самый пейзаж.

Рекламная картинка, раскрашенная во все оттенки голубого. Дощатый домик на берегу в полукружье высоких деревьев. Маленький и славный, далекий, словно мечта. Тихие волны ласкают гальку. Ветер, замерший в кронах. На небе остались трещины там, где тонкие пальцы впивались в глянец. «Неаполь, у моря», – шептали тонкие губы. В тот вечер она вся была тонкая, будто сделана из стекла.

Vedi Napoli e poi muori158. Ленни приземлился затылком на мостовую, и тишина разбилась на осколки.

Апартаменты Лори на 12-ом этаже кондоминиума по Уэстлейк-стрит напоминали магазин одежды, по которому прошел ураган. Женские тряпки, детские тряпки, заколки и косметички, и черт знает что еще. Кравитц откопал под грудой непонятно чего ротанговое кресло. Местный Элмор приобрел его прежде, чем отправиться в Залив: в берлоге сыщика до сих пор стоит такое же. Он бережно усадил Лори, но женщина почти сразу сползла на пол. Ее все еще трясло после тупика. Кравитц прошел по квартире, как комиссар, ожидающий засады.

– Ребенок? – отрывисто спросил он.

– Что? – Лори сидела на коленках, уставившись в молочный тюль. Ее взгляд оставался далеко отсюда.

– Девочка. Где девочка?

Последнее, чего он хотел, это объяснять малявке, почему ее маму колотит, будто к ней подключили провода. Или пристрелить, если та внезапно выпрыгнет из-под кровати.

– Холли? У матери.

О да, мамаша Риз – отличный пример для девочки. Любой Дракс должен забиться в угол при звуке ее шагов. Говорят, бешеная стерва начинала с боев без правил, и даже оттуда ее выперли за жестокость. В его мире она коротает дни охотой на саблезубых кошек где-то в Антарктике.

– Я не хотела, – тихо сказала Лори. – Это было необходимо, но я не хотела, – женщина смотрела на руку, как если бы обвиняла ее в убийстве. – Я пришла, чтобы сделать это… Так было нужно… Но она не…

Ленни закончил обход. Полки с одеждой, кухня с грязной посудой, выстроенной горным рельефом, ванная с витком волос в сливе и куча таблеток, разбросанных по тумбочке, как леденцы. Под кроватью тоже никого. В одном из шкафов он обнаружил шеренгу костюмов, стройно висевших на плечиках. Сдается, именно Элмор отвечал за порядок в этом браке.

Лори продолжала лопотать себе под нос. Иногда она путалась и называла Хопса «ей». Все повторяла, что Тони «не заслуживала этого», или обвиняла во всем какую-то Пэт.

Ленни налил «Теда Купера», себе и ей. Женщины. Хлебом не корми, дай закатить истерику. Будто был повод.

Он пришел в себя от удара, мгновенно перекатился через голову и оказался на ногах. Тони Хопс неподвижно лежал в своем конце тупика. Широко открытые глаза смотрели в ясное небо. Дальше Кадиса пути нет. Позади него по выжженной зноем стене медленно сползала Лорелея Кравитц. Белая блузка, узкая юбка, все как он любил. И тяжелый магнум, дымящийся у ее туфель.

Ленни рванулся через проулок. Непонятная женщина, так похожая и так не похожая на его Лори, сидела на корточках. Ее трясло, голова поникла, волосы закрыли лицо.

– Прости, милый, – тихо сказала она. – Я не должна была приходить.

Она извинялась за то, что спасла ему жизнь. Это называется шоком. Кравитц подобрал револьвер, подхватил женщину и быстрым шагом направился домой. Всё другое было неважно.

***

Ленни расстегнул трексу и вынул чехол: бог знает, сколько он там бултыхался. Еще в башне сыщик перестал обращать внимания. «Тяжелый том. Впору колоть орехи», – сказал мистер Черноватый или мистер Толстопуз. В бычьей коже осталась дырочка, почти не заметная на темном фоне. Пуля прошила твердую обложку, полтора десятка листов и остановилась. Бедняга Тони так хотел устроить ему мучительную смерть, а в результате застрелил мультяшного Финна. Меткий выстрел: точно в голову.

Ленни прошелся по страницам. Смятый кругляш из меди и свинца покатился по паркету прямо к Лори. Та уже прикончила снифтер и теперь завладела бутылкой. Капли стекали на блузку, делая прозрачной тонкую ткань. Бледная кожа, кружевной лиф стягивает грудь. Металлический шнурок уходит за линию обзора. Ей нравились блузки, ему нравились блузки на ней. И все, что под ними.

Лори небрежно сидела на полу. Женственная, растрепанная, уязвимая. В ее позе было больше секса, чем могло бы, сделай она это специально. Он наклонился, чтобы подобрать пулю, совсем рядом. Она перехватила его взгляд. Распахнутая трекса открывала торс, иссеченный рельефом шрамов. Твердый, как если бы его отлили из стали. Недостаточно твердый для Динаполиса.

Их лица оказались непозволительно близко.

– Закурить есть? – хрипло спросил сыщик.

– Потом, Ленни, – мягко улыбнулась Лори и закинула руки ему на шею. Мир закружился в ее духах, холодных и колких, как льдинка в стакане виски.

Она прильнула всем телом, обвила собой, как омела обвивает дуб. Страстные, требовательные объятия. Измученный последними днями Кравитц не смог бы вырваться, даже если б захотел.

– Я не твой Ленни, – сбивчиво пробормотал он.

– Заткнись… Плевать…

Ее глаза полыхнули. Тонкие губы пахли янтарным виски.

– Теперь ты мой, – сказала Лори, прогнувшись под ним. Ее ладонь легко скользнула ему за ремень. – Мой, мой, мой, – повторяла она, как шепот волн, ласкающих далекий берег. Он сгреб ее и потащил в спальню. Дощатый домик покачивался на морской глади, и ветер замер в зеленых кронах.

***

– Неаполь, у моря, – задумчиво прочла Лорелея и затянулась сладким дымом.

Изломанная картинка с буклета, он часто изображал ее в разных вариантах. Иногда домик становился бревенчатым, иногда вода окрашивалась еловой тиной. Береговая линия то приближалась, то отступала далеко назад, порой чайки мелькали по верхнему краю страницы. Постоянным оставалось одно: на рисунке никого не было.

Лорелея раскинулась на кровати, простыня волнами стелилась по телу, едва прикрывая грудь. Лорелея означает «шепчущая скала» на немецком. Она была очень целеустремленная девочка, даже в постели. Особенно в постели. Он повалил ее, разорвал блузку, сорвал трусики. Плотная кружевная ткань в его руке – единственный трофей на сегодня. Она забрала инициативу, как и почти всегда. Отчаянная, неукротимая Лори: у него не было сил бороться. Она двигалась яростно, как в последний раз. Животная страсть, оставшаяся нам от пращуров. Мир содрогался, дерево трещало под ними. Великолепная женщина, страстная, обнаженная, его… Его Лори. Его Лори… Его ли?

Она извивалась на нем, будто хотела победить. Армейские жетоны Элмора раскачивались между ее грудей на цепочке. Дорогие костюмы Элмора выглядывали из-за полузакрытого гардероба. Ботинки Элмора притаились где-то поблизости. Она шептала важные для него слова, руки мертвеца лежали на ее бедрах. Лорелея Кравитц получила обратно своего покойного мужа, пусть даже и напрокат, и теперь старалась не упустить зря ни мгновения. Она была главной, даже распластавшись под ним. Она доминировала, даже когда умоляла не останавливаться.

Лорелея. Речная скала на восточном берегу Рейна, воспетая в местных легендах. Когда поднимается ветер и вода яростно стучится о камень, она будто ласково шепчет проходящим мимо судам. Какой-то чувак сочинил стихотворение, после которого имя и стало популярным. Кажется, «На Рейне в Бахаре159» или что-то вроде того. В свое время Шилдс рассказал ему эту байку, чтобы Ленни блеснул эрудицией на первом свидании. Судя по всему, юной Лори был до лампочки далекий Рейн: она просто хотела затащить его в постель. Видит бог, у нее получилось с первой попытки.

– Мог бы и одну на двоих, – кокетливо сказала Лорелея, принимая сигарету. Ленни с тоской посмотрел на свою. Она казалась маленькой и тонкой: чем тут делиться? Женщины: лишь бы отобрать всё.

– Откуда они? – Лори едва провела по рисунку на груди. Шрамы, мелкие, едва различимые, затейливой вязью покрывали почти все тело.

– Крысы, – ответил Ленни и затянулся. Она курила дорогую приторную дрянь.

– Крысы?

      Сыщик неохотно объяснил, и она захихикала в ответ.

– А мне сказал, что это от подпольных боев. Меты когтей…

Здорово, давай поговорим о твоей дохлом муженьке. Вообще, помереть в Заливе – это надо особенно постараться. Если, конечно, в твоем взводе нет такого мудака, как Ширес. Гребаные песчаники – те еще бойцы, это точно. Генерал Пэлтроу утверждал, что не нанял бы их готовить гамбургеры.

Лори продолжала о своем Элморе, словно за все эти годы наконец нашла возможность поговорить. Ленни по-хозяйски положил руку ей на грудь и притянул к себе, и она с готовностью прильнула. Шикарная женщина в его постели, и к черту все. Пусть себе кудахчет.

Он пролистал страницы. Только несколько работ оказались безвозвратно испорчены. А Финну так и вообще было лучше без башки. Ленни достал карандаш и принялся зарисовывать Южного Джентльмена. Он придал лохмотьям большее сходство с костюмом, а лицу – наивность ребенка. Бывший журналист смотрел дрожащими глазами на мир, и тень от бака служила ему постелью.

– У тебя талант, мог бы стать художником, – протянула Лори, устроившись у него на груди.

– Я думал об этом.

– Думал он. И что же?

– Пошел в издательство в Большом городе160. Какой-то козел по имени Стенли сказал, что у меня слишком мрачный взгляд на вещи. Он там был шишка или типа того. Я вбивал ему зубы в глотку, пока меня не оттащили.

– Ахаха… Ты всегда был вспыльчивый.

Почем тебе знать? Он убрал волосы с ее лица и нежно поцеловал в губы. Какая все-таки она красивая, чьей бы ни была.

– Когда мы познакомились, ты торговал лизергином в подворотнях. – Лори затянулась. – Заводился с пол-оборота, мог забить до смерти за косой взгляд.

Вот как.

– А как же агентство?

– Контора? Делами заправлял Дон, он же у нас мистер Умник. Ты подключался, когда надо было сломать пару ребер. Или когда хотел сломать пару ребер. А так – скорее ширма для налоговой.

Прелесть-то какая…

– А что теперь?

– Теперь… Дон старается, конечно. Но жизнь показала, что без грубой физической силы сыскной бизнес в Динаполисе лишен перспектив. Все эти его маневры… Когда тебе было что-то нужно, ты просто брал это. Если при этом приходилось разбить несколько голов, ну что ж…

Лори рисовала совсем уж изуверский образ суженого. Изуверский – еще одно словечко Донни.

– Первое убийство совершил в 12 лет. Сбросил приятеля в колодец.

Глубокий каменный желоб, диск луны, заполняющий ночное небо. Хоть кто-то тебя прикончил, Ширес. Но посмотри, что из этого получилось, приятель.

– Потом девочки, вымогательство и так далее.

– Почему же ты за него вышла?

– Потому что влюбилась.

Они долго молчали, а потом Лори укусила его за губу, причем больно.

– Тебя называют Счастливчиком, потому что ты можешь выпутаться из любой передряги. – Она перевернулась на живот. Податливая женщина сверху. – Однажды тебя выбросили с последнего этажа «Дубов»: ни царапины.

Она повторяла «ты», словно пыталась внушить ему личность старины Элмора. Да пофиг. Ленни положил руку на поясницу и прошелся по гладкой коже вниз.

– Эй! – игриво взвизгнула Лори и рассмеялась. – Сегодня тебе тоже повезло, – женщина просунула мизинец в отверстие от пули. – Хопс обычно стреляет в голову, – мрачно добавила она.

Ну конечно! Элмор был бандит. А значит, был знаком с другими бандитами. «Счастливчик у нас сирота, – распинался в «Милосердии» пансионарий. – Загремел в приют в четыре». Тони знал факты биографии другого Ленни. Интересно, что знает Лори?

– Как случилось, что парень, который мог выпутаться откуда угодно, отправился мотать лямку в Залив?

– Это показалось отличной идеей. – Она скривилась. – После Бена федералы крепко упали нам на хвост. Дон предложил уйти добровольцем, пока тут не рассосется. У Бюро нет юрисдикции за пределами страны, и так далее. Но получилось не так чтобы хорошо… – Она затянулась, почти до фильтра. – Теперь Умник перечисляет нам процент дохода, якобы за бренд.

– Чтобы загладить вину?

Совсем как я плачу половину семье Шилдса. Зеркальная реальность.

Лори неопределенно фыркнула:

– Он проводит платежи по программе поддержки семей ветеранов и получает налоговый вычет. Не удивлюсь, если этот жлоб в итоге выходит в плюс.

Извращенная зеркальная реальность.

– Ребенок от него? – вдруг догадался Кравитц.

Отстраненная девочка в коридоре. Настолько серьезная, что это даже пугало.

– Холли? Фу! – сморщила носик Лори. – У мужиков совершенно нет фантазии!

Она перевернулась обратно на спину и натянула простыню до шеи. Ну вот.

– Мне стоит ревновать? – тонкий пальчик провел по серебряной бумаге.

Растрепанная секретарша в неустойчивой позе жалобно смотрела со страницы. Как будто запнулась, и вот-вот потеряет равновесие. Поднос накренился, дымящийся кофе опрокидывается прямо на тебя.

Извините-мистер-это-можно-отстирать-содой…

– С натуры писал?

Печатные листы кружили на заднем плане, словно осенние листья. Похожая на лепестки марипосы блузка подчеркивала движение. По краям Ленни тщательно отрисовал несколько клякс.

– А это что за гадость такая?

Внимание Лори отвлекло ощипанное существо с фермы. Алхимик у автора получился похожим на головастика.

– И почему без руки?

– Неизвестная форма жизни. Может, и у вас такой есть.

– Прости, я ошиблась. Фантазия у тебя – не дай бог, – она затянулась приторным дымом и выбросила окурок куда-то в кучу тряпья.

А потом нашла единственный рисунок, который не стоило находить. Не ей, не сейчас.

– Неаполь, у моря, – задумчиво прочитала Лорелея, и мир разверзся под бедным сыщиком.

***

Неаполь, у моря – как письмо, потерявшемуся адресату. В тот вечер она пришла поговорить. Их последний вечер, остальное – не в счет. Сигаретный дым держался в комнате густым туманом. Ленни тупо пялился в стену. Барханы медленно вставали среди узоров, цепочка солдат уходила в горизонт. Ленни сидел и ждал, когда из ниоткуда раздастся выстрел и маленькие фигурки рассыплются по земле; снифтер в безвольной руке пустел никуда не торопясь. Она вошла к нему без предупреждения, будто имела на это право. Взволнованная и тонкая, не похожая на себя.

Она сказала: уедем из Дино. Она сказала: к черту всех и всё. Этот город никогда тебя не отпустит. Этот город сожрет тебя целиком. Война закончилась, Ленни, она закончилась для тебя. Есть места, где война никогда не начиналась. Есть места… Она пришла с геккошкой, улыбчивой песчаной ящеркой, будто хотела взять ее с собой. И теперь она выставила зверька вперед и тоже улыбнулась, совсем по-детски. Словно говорила: смотри, какая милашка, ты же не сможешь нам отказать. Сколько ей было? Двадцать три? Двадцать пять? Как молоды мы были еще недавно.

Она сказала: смотри. Рекламная книжечка, раскрашенная на все оттенки голубого. Неаполь, у моря. Далекое побережье, где никто не знает о войне. Где нет этой невыносимой жары161. Где много раз в году идет дождь. Где стебли утром тяжелы от росы, и всё хорошо. Она сказала: уедем из Дино, только ты и я. Она дрожала посреди табачного дыма, будто сама стояла под дождем.

Она говорила, и песчаные кварталы застилало огнем. Она говорила, и небеса ревели, словно больной ребенок. Ленни обернулся. Тонкая, наивная Лори в темноте, под блузкой просвечивает бюстгальтер. Пальцы нервно сжимают буклет, будто вырванное у жизни счастье. Она просила. Она сжимала своего геккошку, как будто это все, что у нее было, кроме него. В ее глазах дрожали крупинки утренней росы, глянцевая синева проглядывалась между фалангами.

Ленни обернулся. Ее груди тяжело вздымались из жестких чашек почти до самых сосков.

– Давай потрахаемся, раз пришла, – ответил он.

Глянцевая синева стала черной, как крыло бомбардировщика. Капли росы брызнули из ее глаз.

Она влепила ему пощечину. Тяжелый удар: щека болела несколько дней. Он накрепко запомнил тонкие пальцы, веером несущееся по дуге. Единственный раз, когда она его ударила. Единственный раз, когда он не дал сдачи.

Так они расстались. Он не думал, что это конец. Если честно, ему было не до нее. Когда на следующей неделе пришел Ширес, кажется, на полу еще валялся скомканный рекламный буклет.

***

– Нетипичный рисунок, – сказала Лори, и наваждение распалось.

Когда сыщик сказал «я не твой Ленни», он неверно поставил вопрос.

– Почему нетипичный?

Когда он думал: это не моя Лори, он не понимал, что это действительно значит.

– Как-то безлико, здесь нет души.

Его Лори блуждала где-то там, несчастная, потерянная в чужом городе. Или много лет назад – в плотной синеве табака.

– Моя душа осталась на полу, скомканной в рекламный буклет.

Он должен найти ее. Не из-за Ширеса с пухлым конвертом. Просто потому что должен.

– Что?

Найти, и больше не отпускать.

– Мне нужно идти.

Она заглянула в глаза и тихо ответила: «Я знаю».

Он собирался стремительно: острое чувство выгоняло его прочь. Словно он сделал что-то совершенно неприемлемое. Изменил своей женщине с ее сестрой, или типа того. После всей херни, которая приключилась за эти дни, одежда сыщика напоминала скорее материал, из которого Вонючка-Дракс свил свое жилище, даром что пахла несколько лучше. Ленни с интересом посмотрел на шмотки Элмора, бережно развешанные в шкафу. Да какого!

Гавайская рубашка под размер, брюки из ткани с мелкой текстурой. Вместо чужих ботинок – классические туфли162 Счастливчика. Единственная его вещь, которая хоть как-то соответствовала гардеробу, – это чехол для блокнота. «Gator holster» ручной работы: седельная кожа, барабанное крашение, застежки типа «pearl snaps» из настоящей орихалковой меди. Штука не из дешевых, хоть и выбирал за удобство. Ленни подмигнул расфуфыренному парню в зеркале, и тот ухмыльнулся ему фиксой.

Когда расфуфыренный парень вышел из спальни, Лори странно посмотрела на него, будто увидела кого-то еще. Вот же черт, об этом он не подумал…

– Мне пора.

Она вертела в руках многострадальную федору и не отводила взгляд.

– Мне пора, прости.

И на ней не было абсолютно ничего.

– Дай хоть почищу.

Судя по бардаку в квартире, предложение стоило расценивать как угрозу.

– Просто верни, – сыщик осторожно потянул за край…

«Шляпу верни», – тоном, который выбирают для полных кретинов повторил консильери. И все сразу стало так просто. Единственная вещь, которую можно вернуть… Он улыбнулся, Лори обиженно отстранилась.

Когда он уходил, Лорелея Кравитц сидела в ротанговом кресле, вызывающе раздвинув ноги. Светлый пушок едва прикрывал ее лоно, гладкая кожа лоснилась в закатных лучах. Она смотрела на него с укором. Шикарная женщина, делай с ней что хочешь. Ленни хотел отыскать свою.

Его электрический стул

                                                                       08/01 We

Бум! Резкий звук выдернул сыщика из небытия. Странная Лиз то ли хлопнула в ладоши, то ли ударила папкой по столу. Кравитц легко представил, как спецагент в школьной форме вызывающе лопает розовый пузырь. Бум! И он снова в свинцовом склепе, все так же прикованный к стулу, а она как ни в чем не бывало продолжает жевать резинку.

– Вы не будете говорить о мистере Хопсе? – ласково спросила Дросс. Смешная девчонка: думает, если повторять снова и снова, из этого выйдет что-то хорошее. Это тебе не минет, крошка.

– Что ж, тогда я расскажу кое-что вам.

Когда она дышала, красные линии двигались по белой ткани, соединялись и расползались, как пятна крови. Будто Тони изрешетил ее из своей пукалки.

– За’ар, известный как Энтони Хопс, был обнаружен у бывшего бара «Кадис» рядом с Гулд-стрит в 3:15 пополудни. Он умер не сразу. Пуля пробила легкое, и мистер Хопс захлебывался собственной кровью… – она сверилась с бумагой, отчего стала похожа на училку, – ориентировочно около пятнадцати минут. Когда агенты прибыли на губах еще пузырилась красная пена. В его руке находился малокалиберный пистолет с глушителем, а именно «рюгер» первой модификации. Технари говорят, что это коллекционная редкость. Рядом лежал небольшой кейс черного цвета. В мистера Хопса стреляли со спины из револьвера «магнум», который изъяли у вас при аресте…

Ты поймала меня, крошка.

– Вместе с учебной гранатой…

То есть как, учебной?

– Первичный осмотр места преступления дал противоречивые результаты.

Демпс меня подставил? Или что? И на кой? Будь готов убить любого, кто тебе встретится? Чем, пальцем? Я сам для него был что-то вроде шумовой гранаты163…

– Поэтому… поэтому… – она запуталась в записях.

Хрен с ним, старый хрыч все равно покойник. На этот раз не воскреснет164.

– Была привлечена кинологическая группа.

Собаки-ищейки, да. Ленни оскалился: и кого же обнаружили эти клоуны? «Пощады нет, спускайте псов войны!» – как сказал бы Шилдс. В отличие от за’аров со сверхразвитым обонянием в настоящей заварушке твари чуть менее чем бесполезны. Для сыска – с переменным успехом. Фокус в том, что собаки не станут брать след хищника, если почувствуют реальную опасность. В их представлении парни типа Элмора – просто массивные ящеры, которые, если достаточно свирепы, могут сожрать кого угодно, в том числе и пса. Дело в особых феромонах или еще в какой-то фигне. В свое время Шилдс прочел ему целую лекцию на этот счет. Вот интересно, за кем пошли ищейки? кто страшнее, я или дохлый психопат?