Осколки

Не уверен, что у меня есть ответ. Но хочу узнать, как это – переписать свой собственный сон.

Фрагмент 2. Переписывание сна

от лица Рем Синтари

Суть фрагмента:

Элрис демонстрирует, как её фамильяр меняет пространство, словно перезаписывает саму ткань сна.

У Рема возникает ощущение, что реальность вдруг становится хрупкой и податливой, а поведение фамильяров кажется не до конца объяснимым.

В диалоге между ними скользит что-то неясное – как будто за словами Элрис всегда есть ещё один, скрытый смысл

– Хочешь увидеть трюк? – голос Элрис звучит так, будто она предлагает что-то простое, вроде игры, но я ловлю в её взгляде напряжение – как у фокусника перед выступлением, когда сам не до конца уверен, что всё под контролем.

Я киваю – скорее из любопытства, чем из храбрости.

В этот момент фамильяр Элрис вдруг вытягивается, как тень от костра на ветру. Его контуры плывут, и на мгновение я вижу внутри него вспышку серебристого света, похожего на отражение луны в разбитом стекле.

На крыльях птицы снова мерцают символы – теперь я замечаю, что часть из них похожа на знаки из моих старых снов, о которых никому не рассказывал. Я внутренне сжимаюсь, будто кто-то только что залез ко мне в голову и вынес наружу всё странное.

Элрис медленно поднимает руку, и пространство вокруг начинает дрожать, как воздух над костром.

Стены галереи становятся размытыми – на секунду кажется, что если сделать шаг в сторону, можно провалиться сквозь них, оказаться в совсем другой Академии, где никто не знает твоего имени.

Пол под ногами больше не кажется твёрдым – я ловлю себя на том, что как будто стою не здесь, а в каком-то коридоре из сна: каждая ступенька поддаётся, как будто сейчас уйдёт вниз, если я стану слишком тяжёлым.

Фамильяр Элрис взлетает, оставляя за собой едва заметный след – будто бы невидимой кистью чертит линии по воздуху.

На мгновение мне кажется, что слышу тихий шелест – не слова, не песню, а какой-то скрытый код, в котором мог бы быть мой страх, если бы я умел его распознать.

Потом на стене появляются руны – они складываются, движутся, одна из них на миг вспыхивает жёлтым, и я почти уверен, что видел этот знак в одном из своих кошмаров.

Свет меняется, становится то бледным, то слишком ярким.

В голове всплывает ощущение: что-то не так, как будто я вдруг вспомнил не свой сон, а чужой.

– Это всегда так? – я спрашиваю, пытаясь не показать, что мне не по себе.

Элрис чуть улыбается:

– Никогда не знаешь, получится ли.

Она медленно опускает руку, и часть символов исчезает – остальные будто растворяются в воздухе, остаются только короткие блики на стекле.

– Иногда фамильяр делает всё сам, – говорит она. – Иногда я даже не понимаю, что он “пишет”. Он как будто вытаскивает наружу то, что мы привыкли прятать.

Я замечаю, что мой фамильяр стал плотнее – он, наоборот, не тянется к этим рунам, а уходит глубже в мою тень. Возникает ощущение, будто он чего-то боится, или боюсь я сам – и фамильяр просто повторяет мои чувства.

В этот момент Элрис взмахивает пальцами, и в воздухе появляется прозрачный контур – расплывчатое пятно, где вдруг проступает мой силуэт.

На секунду мне кажется, что вижу себя другим: старше, резче, глаза глубже, взгляд чужой, даже походка не моя.

Сердце бьётся в горле.

– Иногда фамильяры видят то, чего мы сами не готовы знать, – тихо говорит Элрис, даже не извиняясь, а будто предупреждая.

Я отшатываюсь, чуть не спотыкаюсь о край ступеньки.

В этот момент воздух становится гуще – словно кто-то ещё появился рядом, не видимый, но ощущаемый.

Я чувствую взгляд фамильяра Элрис: он не нападает, но наблюдает, будто ждёт, проявится ли во мне что-то опасное.

– Прости, если переборщила, – говорит она.

В её голосе нет вины, но есть странная усталость – как будто она привыкла, что люди пугаются её способности видеть больше.

Я делаю глубокий вдох, чтобы не потерять равновесие.

Смотрю на своего фамильяра: он теперь чуть ярче, как капля тумана на солнце – или мне просто хочется в это верить.

– Ты знаешь, каково это, когда твой фамильяр не слушается? – спрашиваю, почти шёпотом.

– Иногда, – отвечает Элрис. – Но чаще я не слушаю себя.

Между нами, снова появляется тишина – не тяжёлая, а скорее такая, в которой можно спрятаться от чужих вопросов.

Я понимаю: всё, что я видел – всего лишь начало. И магия сна может быть опасной не только для тех, кто её использует, но и для тех, кто не умеет вовремя остановиться.

Фрагмент 3. Откровенный разговор

от лица Рем Синтари

Суть фрагмента:

Разговор Рема и Элрис становится откровеннее: они впервые говорят о своих страхах, подсознании, о том, как фамильяры могут быть отражением не только силы, но и слабости.

За каждым словом чувствуется напряжение, но и редкое взаимопонимание.

В их диалоге много полутонов, уколов и защитных шуток, и ни один из них до конца не раскрывает правду – как будто каждый боится, что станет слишком понятным другому.

Некоторое время после “трюка” Элрис мы молчим. Я слушаю, как воздух возвращается в норму, как будто после того, как кто-то громко шептал, комната вновь осмеливается дышать.

Я специально медлю, выбираю момент, чтобы заговорить первым – и вдруг понимаю, что мне не хочется выглядеть слабым, даже сейчас, когда все карты вроде бы на столе.

– Сколько ты уже умеешь это делать? – спрашиваю так, будто речь о карточных фокусах.

Элрис усмехается – её фамильяр сразу реагирует: чуть меняет цвет, вспыхивает тусклым синим, на мгновение словно становясь прозрачным.

– Сколько себя помню. Мне всегда казалось, что он сам всё делает, а я просто… наблюдаю, – говорит она и вздыхает. – Меня всё время спрашивают, как я контролирую фамильяра. А я не контролирую. Иногда он управляет мной.

Голос у неё тихий, но с лёгким вызовом, будто она проверяет – не осудит ли собеседник.

Я смотрю на своего фамильяра, который сейчас едва заметен, тенью скользит по полу. Пытаюсь его мысленно “толкнуть” – ничего не происходит.

– Мне иногда кажется, что мой фамильяр – это я, когда никто не смотрит. Как будто все мои страхи и слабости – вот они, рядом, только чуть плотнее воздуха.

Элрис усмехается – теперь искренне:

– А ты не думал, что фамильяр – это твоя лучшая часть? Просто она прячется, чтобы не зацепить лишних.

Я хмыкаю:

– Моя лучшая часть всё время сбегает. Значит, я – не фонтан.

В этот момент фамильяр Элрис чуть касается моей тени. В воздухе пробегает дрожь, и мне становится не по себе – будто кто-то только что шепнул мне на ухо не моим голосом.

Свет в комнате вдруг “проваливается”: на мгновение всё становится темнее, чем должно быть, как если бы кто-то приглушил реальность.

– Ты боишься? – спрашивает Элрис так, будто это риторика, но в глазах у неё больше любопытства, чем иронии.

– Чего?

– Себя. Своего фамильяра. Или… того, что увидят остальные?

Я пытаюсь отшутиться, но выходит только кривая улыбка:

– Я больше всего боюсь, что однажды фамильяр решит исчезнуть, а я этого даже не замечу.

Элрис медлит, потом резко, чуть тише:

– А я боюсь, что он покажет что-то, чего я сама не хочу видеть.

Её фамильяр в этот момент сворачивается клубком на её плече, хвост – будто пунктирная линия, дрожит.

– Иногда я думаю, что во мне больше чужого, чем своего. Что фамильяр – как радиоприёмник, ловит сигналы из чужих снов. Иногда это очень страшные сигналы.

Мы оба смеёмся – не потому что смешно, а чтобы разрядить тишину.

Моя тень становится плотнее, я чувствую у ног холод – словно фамильяр хочет спрятаться под пол, но не может.

– Знаешь, – Элрис вдруг говорит серьёзно, – мне кажется, здесь все боятся не фамильяров, а того, что кто-нибудь их поймёт.

Она смотрит на меня, и я впервые замечаю, что её взгляд не просто внимательный – он уязвимый, как у того, кто очень давно не позволял себе никому доверять.

Я замечаю, что фамильяр Элрис и мой как будто “нюхают” друг друга: осторожно, по-кошачьи, каждый готов в любой момент отступить.

– А тебе, правда, никогда не снилось, что фамильяр захочет уйти? – спрашивает она, и в голосе звучит что-то такое, что хочется ответить честно.

Я говорю шёпотом:

– Не только снилось. Иногда я думаю, что если он уйдёт, то и я стану просто отражением. Как стекло после дождя – вроде что-то видно, но только если не приглядываться.

В этот момент где-то за стеной раздаётся скрип – будто по коридору идёт кто-то чужой.

Я замираю, Элрис – тоже.

Мы оба ловим это странное чувство: будто магия в этих стенах живая и только ждёт, когда кто-то проговорится слишком громко.

– Не хочешь исчезать, – говорит Элрис почти невесомо, – значит, пока ещё твой фамильяр с тобой.

Мы оба смотрим на свои фамильяры.

Я впервые за долгое время не хочу, чтобы мой исчезал.

В этом взгляде есть что-то общее, почти дружеское – если дружба может начаться с взаимного страха.

Я вдруг понимаю: мне не хочется быть другим при ней. Даже если она всё равно уже видит меня насквозь.

Фрагмент 4. Совместный поступок

от лица Рем Синтари

Суть фрагмента:

В Академии всё ещё тревожно – кто-то из старших учеников появляется неожиданно, и Элрис с Ремом вынуждены спрятаться или сбежать, нарушив одно из правил.

Их фамильяры впервые действуют синхронно, появляется ощущение “команды”.

В этот момент Элрис защищает Рема (или наоборот – можно поменять местами), и между ними появляется искра доверия.

Остаётся лёгкая неловкость, но атмосфера теперь другая – между ними уже есть что-то общее, кроме страхов.

– Стой, – Элрис схватила меня за локоть, и я едва не потерял равновесие.

Где-то за поворотом раздался сухой хлопок – звук, который в Академии значит только одно: кто-то из старших решил проверить, нет ли “нежелательных” в их зоне.

В груди кольнуло что-то смешное – смесь страха и восторга. Даже фамильяр шевельнулся сильнее, чем обычно, будто на секунду стал не тенью, а чем-то живым.

– Если нас поймают, будет выговор, – шепчу я, хотя сам не верю в серьёзность этой угрозы.

– Выговор – не самое страшное, – Элрис вдруг озорно улыбается.

Её фамильяр размывается по стене, буквы на крыльях начинают плясать и неожиданно “гасят” свет в коридоре – как если бы сама магия решила стать соучастником побега.

Я решаю не отставать:

– Тогда только вперёд.

Мы быстро, почти не дыша, пробираемся вдоль стены. Элрис впереди, я за ней. Иногда она подаёт мне сигналы пальцем – “стой”, “жми”, “теперь” – будто мы в банде воров, а не в Академии.

Вдруг прямо у лестницы навстречу выходит девушка из старших – высокая, волосы в синий хвост. Она осматривает пространство подозрительно:

– Кто там? Я слышу вас.

Элрис тянет меня в закуток. Я спотыкаюсь о выбитый камень, почти падаю, фамильяр вырывается из моей тени и шипит – впервые с таким вызовом, что я сам удивляюсь.

– Держись ближе, – шепчет Элрис.

Девушка идёт прямо к нам, и вдруг фамильяр Элрис расширяет свои крылья, проецируя на стену узор – на секунду это выглядит, как будто здесь пусто, только пляшет тень от старых окон.

– Показалось, – бурчит старшая и, посветив фонариком, уходит обратно.

Мы с Элрис чуть не смеёмся, но оба сжаты как пружины.

– Я думал, что фамильяры только мешают, – говорю шёпотом, когда опасность миновала.

– Они спасают чаще, чем думаешь, – Элрис качает головой, устало, но с облегчением.

Мы влетаем в хранилище старых учебников – всё пылится, пахнет бумагой и магниевыми чернилами. Я почти врезаюсь в стеллаж, Элрис ловко прикрывает дверь.

Падаем рядом на пол, впервые за весь день смеёмся открыто. Мой фамильяр виснет где-то под потолком – как ленивый призрак, а фамильяр Элрис делает круг и садится ей на плечо.

– Если бы не ты, – Элрис вытирает слёзы смеха, – я бы уже получила замечание.

– Да брось, я просто шёл за самым смелым фамильяром, – отвечаю.

Пару секунд просто молчим. В маленькой пылистой комнате больше не страшно. Я впервые замечаю, что смотреть на Элрис легко – будто мы знали друг друга сто лет.

Фамильяры осторожно соприкасаются – едва заметно, но от этого в комнате будто теплеет.

– Знаешь, – она вдруг говорит тише, – раньше я всегда убегала одна.

– Сейчас не пришлось, – отвечаю, и чувствую, что впервые в Академии я не хочу исчезать.

Мы сидим рядом, прислушиваясь к утихающему шуму за дверью.

Это самое безопасное и простое чувство за всё время здесь.

Фрагмент 5. Внутренний монолог. Перемены

от лица Рем Синтари

Суть фрагмента:

Рем остаётся один, возвращаясь мыслями к событиям с Элрис. Он не просто анализирует, а будто прокручивает чувства через тело: как менялось всё вокруг, как реагировал фамильяр, как долго ещё останется это новое ощущение.

Появляются отголоски страха и ожидания – но уже не “старого одиночества”, а скорее растущей готовности открыться новому, даже если оно пугает.

В финале – странная тёплая тяжесть и намёк на перемену в самом себе.

Когда за Элрис захлопнулась дверь и в воздухе повис её лёгкий, чуть металлический запах, я поймал себя на мысли, что не хочу, чтобы это чувство исчезало. Не чувство победы – нет. Просто ощущение, что хоть что-то получилось не наперекор, а по-настоящему.

Комната наполнилась тишиной, но теперь в ней не было одиночества.

Я сел на самый край кровати, не включая свет – хотелось, чтобы всё осталось таким, как есть: полутени, отблески у окна, книжная пыль в луче, след от её фамильяра на стене.

Фамильяр мой вынырнул, будто почувствовав, что больше не нужно прятаться.

Он двигался медленно, неуверенно, то приближаясь к руке, то снова тая в воздухе.

Я подставил ладонь – впервые за долгое время не испугался, что он исчезнет. Теперь было другое – осторожная радость, что он вообще здесь.

Я вспоминал куски прошедшего дня: как мы вместе с Элрис бежали по коридорам, как её фамильяр смешно подпрыгивал, когда нужно было спрятаться, как старшие искали нас фонарём, а мы оба еле сдерживали смех.

Смех. До этого смех был чем-то неуместным – теперь он казался чем-то очень важным.

Фамильяр слегка тронул моё запястье.

И мне вдруг захотелось рассказать ему всё, как лучшему другу.

– Вот, видишь? – прошептал я, не для себя, а для нас двоих. – Мы справились.

Внутри всё ещё была тревога – что будет завтра, вспомнит ли Элрис обо мне, не решит ли фамильяр снова уйти. Но тревога стала чем-то терпимым, как фон в старой песне: заметен, но не мешает.

Я задумался о доверии.

Почему оно страшнее всего?

Может, потому что ты всегда рискуешь стать смешным – или слабым, или неинтересным.

Я впервые понял, что для меня Элрис – не просто загадка. Она – та, кто сама боится быть понятым, и потому мы стали чуть ближе.

Я вспоминал её вопрос: “Ты боишься быть увиденным?”

Раньше бы ответил “нет” – из упрямства.

Теперь, кажется, всё иначе.

Я встал, подошёл к окну. За стеклом всё тот же мутный двор, в котором фонарь рисует странные узоры на лужах. В каждом блике – отголоски магии, отголоски сна, и тени, которых не было утром.

Фамильяр медленно поднялся за моим плечом, стал ярче, как будто в комнате стало больше воздуха.

Я понял – впервые за долгое время мне не хочется исчезнуть самому.

Я хочу узнать, кто я на самом деле, и кто все эти люди вокруг, если позволю им остаться в моём сне.

Наверное, это и есть перемена.

И пусть завтра будет сложно – сегодня я могу не бояться себя.

Акт II Осколки г.1 ч.3

Глава 1Часть 3

Фрагмент 1. Первый учебный день. Погружение в коллектив

от лица Рем Синтари

Суть фрагмента:

Первый учебный день: Рем пытается «раствориться» среди новых однокурсников, но всё время попадает в центр внимания. Каждый в коллективе ведёт себя по-особенному: кто-то сразу ищет повод для драки, кто-то – наоборот, прячется за шутками, кто-то явно демонстрирует силу фамильяра.

Академия живёт по своим правилам – у каждого ученика своя скрытая тревога. Рем чувствует себя “на витрине”, не зная, как не потерять лицо.

С утра в Академии всё кажется неестественно громким. Двери хлопают чаще, чем обычно, ступени отдают эхо, фамильяры чуть ли не дерутся за пространство у порога. Даже старый медный звонок – тот, что вызывал на завтрак, сегодня звучит будто в два раза жёстче.

Я топчусь у входа в главный зал и чувствую себя туристом на вражеской территории.

За спиной двое ребят переговариваются нарочно громко, чтобы я услышал:

– А этот вообще спал сегодня с фамильяром? Говорят, его не бывает по ночам.

– Врет всё, у Лиана, говорят, фамильяр был сильнейший, а тут…

Я злюсь, но не оборачиваюсь. Учусь прятать раздражение так, чтобы оно не разливалось по лицу.

Рядом кто-то спорит из-за места у стены. Высокий парень – вижу, что зовут его Кел – в расстёгнутой куртке, волосы убраны так, будто собирался стать магистром, а не первокурсником. Его фамильяр – лиса с двумя хвостами – обходит всех по периметру, нюхает, скалится, а потом устраивается под лавкой, но глаза не смыкает ни на секунду.

К нему тянется ещё одна компания – парень с косой чёлкой (кажется, Арвин), его фамильяр – серебристый кот, который всё время вздрагивает, будто только что видел привидение.

– Новеньких нынче много, – кто-то шепчет, – и половина с тараканами в голове.

– А у кого-то, – добавляет девчонка с короткими синими волосами, – тараканы не только в голове.

Её фамильяр – стрекоза, она часто садится ей на ухо и делает вид, что что-то шепчет. Ощущение – как будто этот шёпот не для всех.

Я вижу ещё одну группу у окна: две девочки, одна с кожаными браслетами, вторая – с белёсой косой до пояса.

Первая громко говорит:

– Кто-то из вас не доживёт до осени, если будет так же играться фамильярами.

У неё на плече ворона с зелёными глазами – непривычно крупная, с чуть покосившимся крылом.

Вторая почти не смотрит на остальных, иногда трогает свой браслет, а её фамильяр – тонкая змея – тихо скользит по руке, почти сливается с кожей.

Толпа плотная, все всё время толкаются, будто проверяют, кто из них не выдержит первый. Кто-то специально ступает мне на ногу – оборачиваюсь, но вижу только спину.

В центре зала появляется наставник Варнель.

Он не кричит, а просто ждёт, пока все не замолчат.

– Сегодня знакомство с порядками, – говорит он. – Кто выживет – тот будет учиться дальше.

Шутка? Но никто не смеётся.

Рядом мелькает взгляд – парень лет на год старше, фамильяр у него похож на клубок проволоки, что-то между ежом и пламенем. Он чуть улыбается и шепчет мне:

– Ты тот, у кого фамильяр не слушается? Не переживай, здесь таких много. Просто большинство не доживает до третьей недели.

Кто-то фыркает за спиной, в ответ кто-то едко бросает:

– Зато у некоторых фамильяры слушаются слишком хорошо. Как собаки.

Смешки, смешки – но глаза у всех напряжённые.

Я замечаю Элрис – она стоит чуть поодаль, словно сама себе чужая. Её фамильяр – тот самый, нарисованный буквами, – кружит в воздухе, ни к кому не приближается.

Поймал её взгляд – она коротко кивает, будто мы делимся какой-то тайной.

Пытаюсь отыскать глазами Эла – не вижу, зато замечаю девочку лет двенадцати, она прячется за колонной, а её фамильяр вообще не выходит наружу, только иногда скользит светлым пятном под ногами.

Старший наставник начинает читать фамилии по списку. В этот момент каждый застывает: кто-то выпрямляется, кто-то, наоборот, опускает плечи, некоторые фамильяры будто “сливаются” с тенью, чтобы не попасть под чужой взгляд.

Меня вызывают ближе к концу. Толпа расступается – каждый с таким выражением, будто ждет: вот сейчас будет зрелище.

Я иду вперёд, и внутри фамильяр чуть тянется к моей руке, потом вдруг исчезает, оставляя после себя лёгкий холодок.

В этот момент кажется: неважно, что скажу или сделаю, всё равно для них я – не просто новичок. Я – тот, за кем все будут наблюдать.

В Академии это хуже всего.

Я думаю: первый учебный день – не о правилах и расписании. Это тест на выживание. И здесь выживает не тот, у кого фамильяр сильнее, а тот, кто научится не терять лицо, даже когда его никто не ждал.

Фрагмент 2. Галерея однокурсников

от лица Рем Синтари

Суть фрагмента:

Рем знакомится с однокурсниками через короткие диалоги, наблюдения, случайные столкновения. Каждый оставляет ощущение недосказанности: одни прячут страх за агрессией, другие – за странностями, кто-то сразу хочет “схватить за слабое место”.

В поведении фамильяров – намёки на внутренние конфликты хозяев.

Всё происходит как в ускоренном фильме, где ни у кого нет времени на дружбу, но все оценивают друг друга как возможных союзников или противников.

Списки наставников закончились, но толпа не расходится.

Скорее наоборот – теперь каждый будто “вычисляет” свою роль: кому с кем стоять, с кем обменяться шуткой, а кого лучше не трогать вообще.

Я едва не натыкаюсь на парня с неправильной улыбкой. Его зовут Кел, фамильяр – двустворчатая лиса, глаза которой блестят, как монеты.

Кел мгновенно берёт инициативу – протягивает руку, но в том, как он смотрит, нет дружбы:

– Слушай, новенький, не обижайся, но если вдруг понадобятся хорошие оценки – держись ближе ко мне. Здесь выживают только те, кто договаривается.

Его фамильяр на секунду оглядывается на моего – будто спрашивает: “ты с нами или нет?”

Я не успеваю ответить, как Кел уже переключается на Арвина – парня с котом, ироничного и вроде бы неопасного.

– Этот всегда в шоколаде, – шепчет Кел мне так, чтобы тот услышал. – Но по ночам он вроде бы говорит во сне.

Арвин только фыркает:

– Лучше быть сонным, чем всегда бодрствовать из-за страха.

Фамильяр Арвина – кот – подходит почти вплотную к моему, но в последний момент разворачивается, будто боится заразиться моими страхами.

Мимо проходит девочка с короткими синими волосами, её фамильяр – стрекоза – кружится у уха, иногда садится ей на палец.

– Если будешь на моей территории, зови меня Лис, – говорит она, не смотря в глаза, и уходит, будто боясь задержаться рядом.

Пытаюсь не потеряться – двигаюсь к окну, там двое девочек: одна в кожаных браслетах, вторая с длинной белёсой косой.

Браслетная представляется первой:

– Ринн. Моя ворона ест только мясо и никогда не терпит лжи.

Фамильяр у неё на плече смотрит на меня с явной неприязнью, будто уже решил, что я – опасность.

Вторая молчит, только кивает. Её фамильяр-змея скользит по руке, раз за разом исчезая в складках мантии.

Рядом кто-то из младших тянет меня за рукав:

– Тебя зовут Рем, да? Я – Тейя.

У неё нет фамильяра на виду, но её взгляд цепкий, внимательный, почти взрослый.

– Хочешь совет? Не говори наставникам, если что-то идёт не так. Лучше спроси у меня. Здесь у каждого свой способ не “тонуть”.

За её спиной мелькает мальчик с фамильяром-призраком. Он вообще не разговаривает, только иногда подаёт знаки рукой. Его фамильяр – светящееся облако, будто оторванное от снега, парит чуть выше пола.

В этот момент до меня доходит запах чего-то горького – дым, смесь трав и железа.

Оборачиваюсь – у входа стоит парень с тёмными глазами и фамильяром, похожим на чёрную собаку, из шерсти которой торчат стеклянные осколки.

Он ничего не говорит, но взгляд его будто прожигает сквозь. Остальные обходят его стороной, как “чумного”.

Где-то рядом Элрис – она всё ещё держится чуть в стороне, но ловит мой взгляд, и на мгновение между нами – невидимая нить.

Я чувствую, как фамильяр тянется в её сторону, но замирает – будто сам не знает, стоит ли.

Мимо пробегает парень с разноцветными глазами – про него уже шепчутся: “родители платят за всё”, “он тут потому, что боятся скандала”. Его фамильяр – огромная ящерица, которая всё время переливается разными цветами и неожиданно быстро меняет форму, становясь почти невидимой.

Пауза затягивается.

Я вдруг понимаю: у каждого – не только фамильяр, но и “вторая кожа”. Все пытаются выдать желаемое за действительное: одни показывают агрессию, чтобы не видеть страха, другие прячутся в молчании.

Фамильяры копируют своих хозяев, иногда даже раньше, чем они сами успевают что-то почувствовать.

Толпа начинает двигаться – кто-то уже распределяет, с кем идти на обед, кто-то шепчет о заданиях, кто-то кидает взгляд через плечо: “Ты с нами или ты – сам по себе?”

Я не успеваю разобраться, кто друг, а кто – просто очередной противник.