Когево

– Понимаете, – я вдруг ощутил горячее желание рассказать ему всё. – Я хотел дойти до башенки, а в итоге попал в приемную к Будулаеву. Надо было как-то выпутываться.

– Что вам нужно в башенке?

– Ничего не нужно. Просто я вижу ее каждый раз по пути из общаги в Институт. И мне стало любопытно. Какая она? Что там внутри? Вид из окна. Как выглядит озеро с ее высоты? Скрипят ли половицы…

– Забудьте, – строго сказал Ельшинский. – Половицы не скрипят. Их в башенке нет. Забудьте, дуралей, начисто забудьте о башенке. Считайте, что это – запретная комната в сказке про Синюю Бороду. И вам нельзя туда ни под каким соусом.

– То есть Вы тоже не советуете мне ходить вверх?

– Вверх? Ни в коем случае! Что же нам теперь делать с этим факсимильным идиотизмом?

– «Идиотизмом», Всеволод Родионович, ни в коем случае нельзя называть распоряжение руководства, – в «дупле» возник молью траченный детина. В руке он держал металлическую хреновину.

– Это, твоя, Марк, тактика, во всем поддакивать наверху, – Ельшинский опять начал закипать. – Твоя, Марк, твоя тактика!

– Моя, моя тактика, – детина помахивал предметом. – И эта моя тактика – гораздо действеннее твоей, Сева! Потому что я не отбрыкиваюсь от бумажек, но при этом имею возможность работать и делать что-то путное последние 50 лет.

– Рабов! Рабов ты используешь, Марк! Бесчисленное количество рабов! «Прочий №243»? Выблер в официальном приказе?

– И выблер, и 243… – детине явно нравилась амплитуда, с которой раскачивался металлический предмет. – Оцените, им драться хорошо в ближнем бою! И будет в приказе выблер №244, №245, и выблер №246, и так далее по списку. Потому что мое драгоценное время я тратить на документооборот не могу, а распоряжения руководства надо выполнять неукоснительно. Неукоснительно, понимаешь? И меня никто не спрашивает, сколько именно выблеров мне для этого понадобится.

– Драться хорошо, наверное, а что это? – поинтересовался я.

– Это, юноша, зонд. Пора бы знать. Не все же искать дверь в столовую, да диски извлекать неправильно.

– Так это вы приходите с флэшкой?

– Ой, не надо, – осклабился детина. – Кому нужна информация с сервера и что, собственно, такого у вас хранится? Все, что мне нужно для работы, у меня есть. Все секреты Когевского Эллипса, известные в Институте, стали известны благодаря мне. Морских коньков не люблю. Зонд, юноша. Там же черным по белому на фирменном бланке напечатано «Зондирование и жостинг». К зондированию можно приступить прямо сейчас, а теперь просветите нас с Севой по поводу «жостинга». Пока Стелла Анатольевна, скрипя профилем, не пришла.

Но она не пришла.

§§§

Стелла Анатольевна не пришла. Внутренний телефон не звонил.

Я получил интуитивный вызов, приглашение зайти.

Открыл дверь из «дупла» в коридор и очутился в зале необозримых размеров с готическими сводами. Зале, тесно заставленном до потолка металлическими стеллажами, заполненными аккуратными аллеями папок. Все папки были пронумерованы, промаркированы, носили одинаковые серые обложки. Почему папки носили обложки?

Я вдруг понял, кого мне напоминает Стелла Анатольевна. Она была такой же плотной канцелярской папкой в своей серой обложке – вязаном кардигане.

Стелла Анатольевна мерно печатала на машинке 70-х годов за высокой антикварной колонкой. В аквариуме, чуть освещенная сверху, плавала плоская серая рыба, безжизненная как лист приказа на фирменном бланке Института.

Стелла Анатольевна сделала мне знак подождать и продолжала механически печатать.

Я осмотрелся повнимательнее и обнаружил, что идеальный мир папок был вовсе не бесконечен, как показалось мне в начале. В глубине зала аллеи шкафов внезапно обрывались, как будто над пропастью. Дальше начинался хаос из гор разномастных бумаг, наваленных одна на другую: бухгалтерских журналов, сложенных пополам ведомостей, иссохших манускриптов, даже пергаментов, и между всем этим засунуты были восковые валики.

– Хаос, – прошелестела Стелла Анатольевна, проследив мой взгляд. Она ткнула в направлении горной гряды из бумаг, освещенной тусклым светом готических окон под самым потолком. – Настоящий, Федор Павлович, хаос ждал меня, когда я только пришла в КИЭй. Вы не представляете, что здесь творилось до моего прихода. Но последние 50 лет документооборот ведется неукоснительно. Это – фундамент существования Института. Стоит только дать слабину, и хаос поглотит нас. Мы с хаосом боремся неукоснительно, на это брошены все силы, вся моя жизнь, – сухопарой ручкой она обвела тусклые готические просторы. – Это – моя миссия!

– Я вижу.

– Федор Павлович, заполните исходящий ответ на входящий приказ. Исходящий ответ на входящий приказ заполняется в течение часа после получения приказа. А прошло уже четыре. На первый раз я вас прощаю, но впредь подобных проволочек не потерплю.

– Стелла Анатольевна, – сказал я на это. – В моем контракте не предусмотрены никакие входяще-исходящие заполнения. Я – специалист по ментально-цифровым кластерам. Мое время слишком дорого стоит, чтобы заниматься входяще-исходящим бумагомаранием.

На мгновение Стеллу Анатольевну парализовало гневом. Словно бы вся злость, копившаяся в ней полстолетия, вырвалась наружу и сковала ей шею и руки.

– Как вы… Как вы смеете?! – она издала звук спускающей покрышки, которую проткнули заточкой. – Вы назвали мой документооборот «входяще-исходящим бумагомаранием»?

Под конторкой раздался топот многочисленных маленьких ножек.

– Конечно, – я был безжалостен, хотя внутри и предчувствовал, что неприятности воспоследуют. Но я, в принципе, всегда был готов к неприятностям, и сдаваться не собирался. Для меня это был не первый отработанный контракт, и я использовал старую тактику.

Коллеги частенько «подмахивали» контракты не глядя, а затем были вынуждены вместо своей основной работы погрязать в бюрократическом болоте, быть втянутыми в разборки, заниматься интригами и разговорами ни о чем с сослуживцами. В отличие от них, я вычитывал в контракте каждую букву, а затем заучивал свой функционал и обязательства нанимателя близко к тексту, и четко шел по пунктам.

– Я, Стелла Анатольевна, умею разбираться с настолько сложными проблемами оборудования, – я показал на ее печатную машинку 70-х, – что вы даже не можете себе их представить. Это вам не подшивать бумажки по папочкам и ставить на стеллажи. Прошу вас в дальнейшем не впутывать меня в ваше «входяще-исходящее». Всего доброго!

Испуганное многоголосое «ах!» вырвалось из-под конторки.

§§§

Не дав Бурунбуковой и секунды, чтобы ответить, я развернулся, вышел к себе в кабинет. И очутился за свинцовой дверью Марка.

Освещен был только треугольник рядом с дверью. Свет выхватывал край письменного стола внушительных размеров и наклоненный профиль. Детина что-то писал ручкой из белого пластика с синим концом. На меня нахлынула ностальгия – в моей промозглой сельской школе мы писали именно такими ручками.

– Да, сказал Марк. – Новшеств не люблю. У меня есть и мак, – он показал куда-то в темноту, – и планшет, и выносные жесткие диски, но олдскульные приемы куда лучше. Дают сосредоточиться. Хотите, юноша, совет? Купите красивый олдскульный букет. Цветы продают рядом с палаткой с шаурмой. Идите к Стелле Анатольевне извиняться по горячим следам.

– За что? – я предчувствовал, что разговор пойдет о чем-то подобном. – Я работаю по контракту и выполняю только те обязательства, под которыми подписался.

– В ваши 34 года, юноша, – продолжал Марк как ни в чем ни бывало, – вы удивительно наивны. Вы можете быть ведущим мировым специалистом, как Ельшинский. Но вы не сможете переделать систему, если уж подписали контракт, чтобы в ней работать. Вы сами вольны выбирать – быть вам плоской серой рыбой в ограниченной коробке аквариума или использовать возможности Когевского Эллипса.

– Я не собираюсь переделывать систему.

– Именно. Но система рано или поздно переделает вас. Вам не обязательно самому отвечать на всю эту бредятину. Заведите выблера. У меня их несколько дюжин, я их никогда не считал. Не помню, как их зовут. У Стеллы Анатольевны их несметное множество, она прячет выблеров под конторкой.

Идите, извинитесь. А потом приходите ко мне.

И поймите, наконец, в ваши 34 года, что вы можете быть лучшим специалистом мира. Но если вы не сумеете найти общего языка с посредственностями в системе, они вас растопчут. Все выдающиеся специалисты думают, что вызывают у посредственностей восхищение, а на самом деле – только дико раздражают.

«Тигров я избежал,

Клопов я кормил,

А сожран я был

Посредственностями»

– Стихи пишете? – поинтересовался я.

– Это не я, это – Брехт, – Марк отложил ручку в сторону. – Посредственности вас запутают, будут гадить, ставить палки в колеса, саботировать вашу работу. Вам не удастся ничего добиться в вашей профессиональной области, посредственности спутают вас по рукам и ногам приказами и постановлениями. Просто потому, что, в отличие от вас, у них уйма ничем не занятого времени. Гадить вам – станет их главной жизненной задачей, они создадут коалицию, чтобы вам гадить и гадить будут столько, что вы утонете, захлебнетесь в их фекалиях.

– Спасибо, Марк, за совет. Но я своими принципами и пунктами контракта не поступаюсь, – сказал я. – Извините. Время обеда.

И вышел в столовую.

§§§

Все было как всегда. Самобранка переставляла неохватные алюминиевые кастрюли, цинковый прилавок был заставлен капустными производными, у моего стола колыхалась занавеска с морскими коньками.

Зал был полон.

Кого тут только не было. Стелла Анатольевна, подобно сонной сухопутной черепахе, пережевывала листик капусты. Масенька в «Крайслере» уплетала солянку, выковыривая кусочки копченостей из жирного месива. Будулаев степенно хлебал щи.

Было много незнакомых людей в поношенных спецовках, клетчатых рубашках из байки, потертых джинсах, странного вида дам в блузках и блайзерах 70-х годов. Многие сидели в несвежих лаборантских халатах. Масенька эффектно выделялась среди коллег в модном костюме оливкового цвета.

За моим столом сидел грузный неопрятный плешивец в вытертом по швам синем бархатном жилете. От него неприятно и едко пахло снадобьями, словно его заперли на месяц на аптечном складе.

Я поискал глазами: свободных мест не было. Заказал харчо, лазанью, салат «кул слоу» и фреш из манго. Не глядя, взял поднос, дошел до стола, формально сказал плешивцу «Здравствуйте!» и хотел сесть.

– Занято! – не отвечая на приветствие буркнул он.

– Кем занято? – удивился я. – Здесь никого нет! Это – мой стол.

– Столы здесь общественные, – прорычал плешивец. – Кем занято? Не видишь? Гости!

Я посмотрел на другую сторону стола и обомлел. На стуле крошечный карлик в кожаном фартуке ковырял салат странным приспособлением наподобие вилки. Рядом с ним на столе стоял гигантский башмак, распоротый по швам.

– А обувь то на стол, ничего вообще? – машинально спросил я.

– Я его всегда с собой ношу, – окрысился карлик.

Я внимательно огляделся и заметил единственное во всем зале свободное место рядом со Стеллой Анатольевной. Та пережевывала лист капусты, глядя в одну точку.

– Можно присесть? – я подошел с подносом к ее столу.

Стелла Анатольевна не ответила, лишь лист дрогнул в ее руке.

Я сел напротив нее и, уже нацелившись на харчо, обнаружил в тарелке щи из разваренной капусты. Рядом, на тарелке с отбитым краем, лежала солянка из квашеной капусты, салат из мятой капусты вместо «кул слоу», развалившаяся кулебяка с капустой вместо лазаньи и стакан разведенной бурды, ничем не похожей на компот.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.