скачать книгу бесплатно
Селина. Камышовая кошка
Елена Муралева
Получить второй шанс прожить жизнь и остаться в живых, это дано не каждому. Пелагея, а в другом мире Селина, девочка десяти лет, с опытом прожитой жизни, в будущем. Она жила и боролась на пределе своих сил, нашла любовь и не сломалась, потеряв. Вернулась в свой мир другим человеком, оставив навыки Селинки.
Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения правообладателя.
Елена Муралева
Селина
Мечты живут в нас, как занозы,
но их так просто не достать.
Рождение мечты – как запах розы,
как запах милого на простынях.
Уедет ли, уйдёт, тебя покинув,
на день, на час, на срок?
И только в сердце остывает остановившаяся кровь.
И снова жизнь к тебе вернётся,
когда услышишь шум шагов.
И голова мужчины повернётся на самую прекрасную любовь.
1 глава
Давление подскочило внезапно, и, ощутив подъём настроения и физических сил, я не обратила внимания на то, что это ненормально. Я даже порадовалась новым силам и прихватила с дачи ещё и сумку с овощами вдобавок к рюкзаку за спиной. Не обращая внимания на начинающееся онемение рук, поспешила домой. Идти всего ничего, минут сорок–сорок пять, и я дома. А там надо начистить, нарезать и разложить по стерильным банкам, а потом залить рассолом овощи и фрукты. В голове уже прокручивала сценарий того, в какой очередности все нужно сделать, чтобы не потерять времени даром. Завтра утром идти на работу, а сегодня надо банок с заготовками закрутить побольше. Сан Саныч любит солёные огурчики, помидоры, грибочки. Не обращая внимания на усиливающуюся боль в голове, прибавила шаг. А вот когда в глазах запрыгали мушки и подогнулись ножки, не хватало воздуха для вдоха. Всё…
– Селина, слушай меня! Я Родия! Ты должна выйти замуж за Легонта! Запомни! К тебе придёт Конунг Легонт! Он будет твоим мужем! А теперь спи спокойно, ты в безопасности!
Я уже проснулась. Вокруг меня незнакомо пахло. Я завёрнута в простыню – наверно, воевала с кем–то и в больницу угодила. Точно! В психушке. Начудила бабка Пелагея, сподобилась. Полежу тихонько, послушаю, о чём говорят, помолчу, тогда уж точно рассосётся.
– Селина, открой глазки, ты уже проснулась, у тебя ресницы дрожат и губки шевелятся, – сказал кто–то тихо, а потом погладил меня по голове и поцеловал в нос.
Я и подумать не могла, что это со мной разговаривают, но любопытство одолело. Я кое–как разлепила ресницы. Надо мной стояла странно одетая женщина, да и я лежу в чьей–то чужой избе. Никогда раньше здесь не была, это точно. Я испуганно потрогала себя: одета ли? Может, с кем перепутали? Сейчас встану и всё выясню.
Но что это? Маленькие худые ручки и ножки! Маленькое, тщедушное тельце! Где мои сто килограмм дурного веса? Я села на деревянной лавке и спустила ножки. Голова закружилась, и если бы не странная тётка, я грохнулась бы ещё раз. А о том, что я грохнулась головой, говорило и даже кричало многое.
Кто–то куда–то меня утащил. Опыты ставили? Ах, да, я с дачи шла. Я на дачах! Мушки в глазах перестали прыгать, и я увидела еще много странно одетых людей. То ли бомжи, то ли кино снимают про старину. Про очень далёкую старину. Я что, участвую?
– Я домой хочу, проводите меня домой, – пропищала я и оглянулась на ту, что стояла рядом.
Это что, я так разговариваю? Все ручки и ножки грязные и в цыпках. Где меня носило? Два месяца нет дождей, по два раза поливаем. Это мне снится? Мама, не горюй! Точно, провели надо мной опыты!
И я заорала. Но, видимо, очень громко и противно, все тут же повыскакивали из избы. Какой–то мужик, завернув меня в шкуру, вылетел следом. Я завизжала ещё громче. Потом просто потерялась…
– Селина, ну, вот ты и дома, – сказала мне уже знакомая женщина.
Я повернулась на бок и закрыла голову шкурой, пытаясь спрятаться.
– Нет, Селина, ты должна нам рассказать, где остальные ребята, и всё, что ты помнишь, – допытывалась женщина.
– Я там одна была и ничего не помню. Мне Родия сказала, что скоро придёт Легонт и будет моим мужем. Чтобы я ждала! – закричала я с перепугу, забирая у тётки шкуру.
– Что? Что ты сказала? Где ты, беспутная, видела Родию? Что ты такое говоришь? Где мы, и где прорицательница Родия? Отец, ты слышишь, что она выдумывает? Это несносное создание хочет избежать наказания! Вот если бы ты не провалялась в беспамятстве две недели, я отвесила бы тебе тумаков! Дочь Конунга, а ведёшь себя, как последняя рыбачка–перевёртыш. Посмотри на себя! Ещё и Родию приплела, Легонта! Да ты, видимо, забыла, что отец Легонта и сам Легонт – наши соперники. Враги! И очень сильные! Легонт – его единственный наследник и будущий конунг. Замуж? Да тебе одиннадцатый год! Ты, доченька, за враньё и непозволительные поступки будешь наказана на месяц – сидеть взаперти. В комнате – безвылазно! – сказала женщина.
– Ну, ладно. Ну и так! Я понемногу освоюсь, разузнаю, куда попала.
Вот так фокус–покус!
Мне шестьдесят должно было стукнуть через неделю. Вот и старалась понаделать, накрутить заготовок. Должны были понаехать одноклассники, друзья, подруги, родственники, дети, внуки. Семьдесят человек. Все придут. Ага, сейчас куда пойдут? А я?то где?! Померла и на том свете сижу? Они все там, а я здесь? Интересно девки пляшут! За что так? Сан Саныч теперь точно к Машке утопает, жалко–то как. Мне снова жизнь начинать с каким–то Легонтом. Хорошо, что мне пока десять лет, могу осмотреться, привыкнуть, со всеми познакомиться. Лишь бы не забыть из прошлой жизни опыт. Жизнь была длинная, опыта хоть отбавляй. Да и не проговориться бы, буду говорить, что головой стукнулась, не помню никого и ничего. Может, прокатит. Как в том кино: здесь помню, здесь не помню.
РОМАШКА…
Надо цыпки лечить, воспалились, болят и чешутся. А где моя одежда? Что там говорили? Где я её оставила? Что это за мальчики со мной были? Трусы–то где? Я что, без них буду шастать? Дадут, наверно, когда арест кончится. Сейчас бы поесть, я ведь с дачи шла, думала, дома наемся, когда готовить буду. Сан Саныч голодный сидит, он и газ включить не сможет. В животе урчит, надо что–то пожевать. А потом снова поспать, пока не выросла и не построила дачу…
– Я есть хочу! Меня сегодня кормить будут? – закричала я писклявым, противным голосом. Как я им говорить буду?
В комнату, где я сидела на топчане, заглянул мальчик лет восьми и улыбнулся.
– А ты всё проспала, сегодня кормить больше не будут. Все всё съели. Лежи теперь голодная. Все ушли на работы, а я тебя караулю. Так мать сказала, – промолвил он, наполняясь величием.
– Принеси хоть хлеба кусок, хоть горбушку, – заканючила я, пытаясь разжалобить малыша.
– Ты забыла? Хлеба нынче нет. Его только в обед дают, да и то не всем. По куску охотникам и рыбакам, ну и нам, детям Конунга. На тебя не пекли сегодня, думали, помрёшь, – а ты очнулась. Вот все забегали. Я думал, пожар, – глумился он.
– Дают? А кто даёт? Куда идти надо? Расскажи. Всё забыла. Не знаю, как кого зовут: маму, папу, братьев, сестёр, – прикинулась я дурочкой.
– Ух, ты! Я тоже так хочу! Нет у нас сестёр, нам тебя хватает. Я твой брат Гордей–Гор. Ты – Селина, моя старшая сестра, дочь Конунга Рода Рыси, – махнул рукой в мою сторону Гор.
– А куда я ходила–то? Меня все спрашивают, а я не знаю, – стала я потихоньку его выпытывать.
– Есть ещё младший брат Югонт, он с нянькой живёт, в другом доме. Ему три зимы. У тебя своя комната, а мы живём здесь, где все дети живут. Я живу с мальчиками и дядькой, а девочки живут с нянькой. Родителям некогда с нами возиться, они всё время на охоте, рыбалке, работах. А раз в год уплывают на стругах в поход. Привозят добычу: еду, товары, рабов. Нам везёт, мы ещё не участвовали в крупных битвах и все целы. Отец много лет возвращается с крупными дарами, – хвастливо перечислял мой братишка, величаво прохаживаясь передо мной и упиваясь своей значимостью.
– Отчего тогда хлеба нет? Не велики дары, коль хлеба нет, – сказала я, не подумав.
Это, очевидно, задело хвастуна, и он замолчал, насупившись.
– Я маме скажу, что ты над Конунгом смеёшься, – засопел пацан.
– А я тебе язык отрежу, как только выйду отсюда, – сказала я, садясь на топчане.
Братишка с воплем выскочил из моей комнаты, а немного погодя тихо вполз.
– Скажи, вы только своих грабите? Или всех, кто не успел спрятаться? – вновь начала я выпытывать информацию у хвастунишки.
– Тебя, наверно, специально по голове камнем треснули, а говоришь – упала, добить не успели, – округлив глаза, малыш собрался бежать, и я сделала попытку нарочно встать с топчана, чтоб догнать.
Малыш зацепился за дверь незастёгнутым кафтаном и, взвыв, упал. Хорошо, что мне принесли еду, а то сказали бы, что я и его избила. Заревев, он убежал.
– Что случилось? – спросила вошедшая мать, с ней пришла ещё одна женщина. На разделочной доске стояла чашка с тюрей и лежали куски мяса.
– Мне братик сказал, что отец ходит по соседям и выбивает их мужиков, а потом грабит. Еду, скот и женщин привозит в Род как добычу, – стала я оправдываться.
– Ты о чём? – заволновалась мать.
– Да так, сказку вспомнила про белого бычка, – промямлила я.
– Хорошо же ты приложилась, раз сказки вспомнила. Ты же их не слушала никогда. Да и не знаешь ни одной, – сказала мать, удивляясь.
– Не слушала и не помню не значит, что не
знаю. Я просила принести покушать, мне запрещено выходить. Я пойду, запрет нарушу, мне попадёт, я отлуплю брата, меня вновь накажут. А хлеба всё равно нет, на меня не пекли. Ждали, что помру. Хорошо вы своих детей любите, – пробормотала я себе под нос.
– Она сказала, что мне язык отрежет, когда выйдет отсюда, – донеслось из–за двери. Это она Конунга ругала.
– А ты ещё и интриганка, дочь моя. Никого не впускать и не разговаривать с ней, – сказала мать, выходя.
– Что это? – спросила я грязную женщину.
– Кушать, – сказала мне женщина и стала подавать кусочки мяса руками с грязными ногтями.
Я подумала, что это пюре из картофеля, а там была заваренная горячей водой мука. Клей обойный! Фу! Пипец! Как это есть? Всё это – без соли и специй.
– Руки вымой и принеси соль и вилку. Как это есть? – сказала я, беря в руки доску с мясом и тюрю.
Женщина поклонилась и вышла, а я невольно посмотрела на свои «корябки». Ну вот, и эта побежала жаловаться, теперь мне до Нового года не выйти отсюда. Узница поневоле. Рот надо закрывать вовремя, Пелагея. Или как тебя там – Селина? Я ждала вилку, но пришла грязная женщина и, обмакнув в тюрю мясо, ткнула в губы. Вздохнув, я принялась есть. Вроде и наелась. Завернувшись в медвежью шкуру, я тихо заплакала. Вошла грязнуля и принесла ещё что–то в чашке. Взяв меня за руку, стала мазать мне болячки, их сильно защипало, и я взвыла. Она не отстала, пока всё не смазала. А это оказалось всё моё многострадальное тельце. Потихоньку боль утихла, и я уснула, вдоволь наревевшись.
Вошла мать и, глядя на меня сонную, тихо сказала няньке, поправляя медвежью шкуру:
– Присмотри за ней, она очень странная вернулась. Как чужая и совсем взрослая. Обрати внимание, кто внушает ей эти мысли? Она не должна этого знать. Конунг услышит и разбираться не будет, всех выпорет. Нам её не сбыть во веки вечные, – вздохнула она.
Я спала до утра и не слышала этого разговора. Утром меня разбудила кормилица. Она сказала, что была мать и не велела никому входить ко мне, кроме неё, кормилицы. После её ухода я немного поспала, но меня разбудил стук в дверь.
– Войдите! – крикнула я.
Никто – это кто?
Вошли две девочки–подростки лет тринадцати–четырнадцати, видимо, сёстры–погодки, и встали у дверей.
– Ну, проходите, раз пришли. Что случилось–то? – спросила я, удивившись.
Они были нарядно одеты. Белые блузки, цветные юбки–запашки, волосы туго заплетены в две косы за ушами. На ногах – белые вязаные чулки и высокие ботинки на шнуровке. Они во все глаза разглядывали меня, открыв рты.
– Что рты открыли? Хотите что сказать, говорите, мне пока нельзя выходить, я наказана. Но слушать могу, – сказала я, пытаясь быть дружелюбной.
– Нас бы выпороли! А правда, что вы ничего не помните? Может, вспомните, в какую сторону братики уплыли? Наша мать плачет по ним, убивается. Просила зайти к вам, узнать, – сказала та, что постарше.
– А вы, девочки, кто? Мы подруги? Дружили? – засомневалась я в дружеском участии ко мне сестёр.
– Нет, что вы. Вы всегда с большими мальчиками дружили. Стреляли из лука, ходили на охоту, ставили силки на зайцев, дичь. Сидели на вёслах, правили лодкой. Вам отец-Конунг лодку подарил на десять лет. Девочки обычно украшения просят, а вы попросили лодку. Штаны, как мальчики, носили, волосы в одну косу, как мужчины плели. Всегда с мальчиками, – стали рассказывать девки.
– Что вы всё заладили: «как мужчина, как мужчина»? Я что, и вещей не имела никаких девичьих? Ни одной? Даже трусов? – на что девочки отрицательно мотали головами.
Я в возмущении завалилась на спину.
– Мы пытались вас научить, но вы дрались и убегали от нас. Потом нас била наша мама за вас, – сказали они, поглядев друг на друга.
– А чему вы меня хотели научить? – вновь засомневалась я.
– Шить, вязать чулки, заплетать косы, умываться и стричь ногти, – стали перечислять девочки. – Вам пора это знать и уметь делать.
И тут я обратила внимание на свои волосы. Это была грязная пакля, вся в репьях, перьях и траве. На коже головы ощущались песок и мелкие камушки. Я сижу в одной рубашонке и ещё их обсуждаю. От меня тянет давно не мытым телом.
– Девочки, скажите, чтобы принесли горячей воды, я помыться хочу, – сказала я.
– А кому сказать? – удивились сёстры.
– Матери, наверно. Кому ещё? Кто меня мыть будет? – удивилась я в ответ.
– Тогда уж лучше вашей кормилице, нам запрещено говорить с хозяйкой, – решились девки.
– Принесите массажку – или расчёску на худой конец. Что у вас там есть? – попросила я, перебирая волосы на голове и пытаясь разодрать спутанные прядки.
– Гребень? Мы скажем вашей кормилице, – воскликнули они, радуясь быть полезными.
– И ещё: вы всё без соли едите? Или мне только не дают, как наказанной? Хлеба на самом деле нет? – вновь задала я свой вопрос, теперь уже девкам.
– Мы вам гребень принесём, поможем расчесаться и заплестись, – беленькая выскочила за гребнем, но вернулась к сестре.
– А что их грязные–то заплетать? Надо секущиеся концы отрезать, маску какую–то забабахать, вымыть, а потом и заплетать, – сказала я, не глядя на девок, а они застыли в ступоре от моих слов. Когда я подняла на них глаза, они стояли, открыв рты.
ДА! КАК ЗДЕСЬ ВСЁ ЗАПУЩЕНО!
– Что вы сказали? Где лежат для вас соль и сахар? Мы принесём, – видимо, только это и поняв из моих слов, сказанных в сердцах, они решились сбежать.
– Где–где? В супермаркете! – заорала я на девок.
Их как сдуло.
Тут же на крик прибежала моя кормилица и, посадив меня спиною к себе, стала осторожно перебирать волосы, вытаскивая репьи, мусор и перья. Она это делала осторожно и бережно – и не дёрнула ни за один волосок. Было видно, что это не в первый раз. Я положила ей голову на колени и уснула. Вскоре она меня разбудила. Показала на большую лохань с горячей водой. Сняв грязную рубашонку, я с удовольствием залезла мыться. Она тёрла меня какой–то мягкой тряпочкой и тихо напевала. Вскоре мои «корябки» распарились, и их защипало. Я заревела, а она, сполоснув меня чистой водой и не обращая внимания на усиливающийся рёв, обмотала чистой тряпицей. Легко подняв, перенесла на топчан. Вновь, под рёв и визг, смазала все ссадины и цыпки. Вскоре я уснула. А она унесла бадью с водой.
Вечером вновь пришли девки. Они принесли гребень и помогли расчесаться.
– Где здесь туалет? Куда можно сходить? – спросила я, мучаясь.
– Вам нельзя ходить, – ответили сестрички.
– А пописать куда можно сходить? Где горшок? – начала я шуметь.
