скачать книгу бесплатно
– Это умирающее общество! – заявила Инна. – Их надо спасать.
– Они и детей рожать, кажется, перестали, – подтвердила Алёна. – На улицах – ни одной колясочки!
– И все смурные, – добавил Стас Максименко. – Народ спокойный, незлобивый, но какой-то… потухший.
При слове «незлобивый» Вася Маторин машинально потрогал уже зажившую скулу.
– Нет детей – нет радости, – продолжала Алёна. – И нет будущего.
– Они отказались от всего яркого и красивого, – сказал Ярослав. – Серые дома, серая одежда. Живописи нет, одна графика. Оттого и серое настроение. Не до детей.
– А музыка? – воскликнула Инна. – Сплошь ударные. И однотонные дудки. И пение – на одной ноте! Мелодий нет, одни ритмы. И, я заметила, музыканты все напрочь безнравственны.
– Их и на Земле много было таких, – добавил Ярослав. – Чем примитивнее музыка, тем более распущены нравы. – Самое дно – так называемый рэп.
– Странно, что музыка вообще есть, – пожал плечами Артур. – Пусть и в таком дохлом виде.
– Но есть же трава, деревья, цветы! – возразила второй штурман, перебрасывая соломенную косу на грудь. – Как же они их переносят?
– Привыкли они, Алёнушка, – ответил Рустам. – Терпят. Они говорят, что природа еретична, потому что неразумна.
– А мы однажды показали им на «воздушном экране» московский Кремль, вид с Большого Каменного, – рассказал Стас. – Сами глянули, подрегулировали изображение. Оборачиваемся – одни спины! Вся площадь! Кто отвернулся, кто пал ниц.
– Я же говорила, поосторожнее с этим, – укорила Инна.
– А то раз, раз! – и фингал, – поддержал Вася, опять трогая скулу.
– Я как-то спросила, – вспомнила Алёна. – «Парфюмерия у вас есть? Искусственно созданные приятные запахи?» Мне ответили, что москательщикам это запрещено. Ничто не должно заглушать натуральных запахов. А чтобы оставаться в рамках приличия – достаточно омовений…
Инна ухватилась за очевидную ассоциацию:
– Правильно её назвали! Настоящая Иоланта. Если кто помнит, у Чайковского есть такая опера. Героиня – прекрасная принцесса, но слепая.
– Да, – кивнул Артур. – Сама планета – красавица.
– И красота такая, лирическая, – поддержал Ярослав.
– Здешнее человечество, – продолжала Инна, – по каким-то, пока неясным, причинам отказалось от радости. Не представляю, как это можно сделать добровольно.
– От мечты отказались! – дополнил Ярослав. – А что такое человек без мечты? Это парусник без бушприта. А целое человечество без мечты?
– Корабль дураков! – дала определение Инна. – Но наиболее умные аборигены всё понимают. В Хинсете – это столица – есть один писатель. Ещё я встречусь с его сыном – художником. Кстати, у художника есть маленькая дочка.
– А власть имущие? – спросила Алёна. – Что они думают?
– Ничего они не думают. Правитель рукой махнул. Тут есть влиятельное общественное течение – умертвленцы. Они стоят за скорейшее вымирание.
– Это-то им зачем?
– Зачем – вопрос тонкий. У нас на Земле тоже всякая дурь водится.
– На первый взгляд всегда дурь, – проговорил Рустам. – А чуть копнёшь – оказывается, это кому-то выгодно…
– Мы одни никого не спасём, – сделал вывод Ярослав. – Надо найти в здешнем обществе, на кого опереться.
– Надо искать сильных политиков, – сказал Артур.
– С политикой осторожнее, – возразил Рустам. – И с вмешательством во внутренние дела. Против нас начнут бороться. Умертвленцы, накописты, администрация, полиция, армия…
– Армии нет. Государство на планете одно, воевать не с кем. Разведки-контрразведки нет. Только полиция, явная и тайная. Да спецназ от уличных беспорядков.
– А этого мало, что ли… Да у накопистов есть свои частные формирования. Для промышленного, коммерческого шпионажа. Для конкурентных разборок. Ещё и бандитов могут нанимать.
– Администрация… – вмешался Стас. – Это манстэ?
– Да, правильно, – отозвалась Инна. – Чиновники. Однако я чётко ощущаю в этом слове второй, изначальный смысл: «пакостники», «мелкие негодяи».
– О-о-о! – рассмеялся Ярослав. – Ты помнишь конец нашего двадцатого века? И начало двадцать первого? Манстэ были ещё те!
– Во всяком случае, – гнула своё Алёна, – надо стронуть с места демографию.
– Элементарно, Ватсон, – согласилась Инна. – Только впрямую ничего не получится. Надо, ребята, осторожно, незаметно выстраивать домино… И в то же время – не слишком-то тянуть с этим.
– Слепота к красоте, – заявил Артур, – отсутствие радости погубят кого угодно! Это духовная гиподинамия! Я не приемлю всякие либеральные идейки насчёт невмешательства. Тонущих положено спасать. И надо посоветоваться с Землёй.
– Связь же не наладили.
– Я слетаю. Заодно и разработчиков привезу, пусть делают.
– Только не думайте, – предупредила Инна, – что мы их уже хорошо знаем! Общаемся с творческой интеллигенцией, с учёными. А надо и с простым народом, с рабочими, с врачами, с чиновниками. Спортсмены, полицейские, мелкие предприниматели… Подружиться и пожить в семьях. И приглашать их к нам на «Стрежевой».
– Это бы здорово, – одобрил Рустам. – Только вывозить подданных за пределы королевства… Не надо терять хороших отношений с Танхутом.
– Договоримся! – заверил Артур. – Инна его уболтает.
– Я бы попросила!.. «Уболтает», тоже мне. А вообще хорошо, если бы он отпустил кого-то с нами на Землю.
– На «Стрежевом» двенадцать свободных кают, – подсчитал Рустам.
Вася Маторин усомнился:
– А найдётся ли столько желающих?
– Можно и меньше! – сказала Инна. – Только не будем тянуть со всеми этими делами. Страшновато мне, ребята. Такое чувство, что рванёт тут быстрее, чем мы думаем. Физик Вовш Хатран… У него опасная психика и, кажется, слишком большие возможности.
– Точно, – хмуро кивнул Ярослав. – Обезьян с гранатой…
Глава шестая
Зверь лесной
Афлюн записывал очередной альбом. Работа подходила к концу. Он выглянул в окно, и вовремя: на пустырь садился чужерабль. Круглый, белый, накрытый прозрачным куполом, сквозь который виднелись пилоты в креслах, внутренняя обстановка и крупные чёрные буквы чужого алфавита. Вот из-под брюха вывернулись, подобно лепесткам опрокинутого цветка, плоские посадочные лапы. Летающий купол встал на них и замер. В параболическом проёме между опорами показались трое небесных богов. Впрочем, Афлюну начинало казаться, что богиня у них только одна, Инна, а мужчины – её служители.
Он хорошо помнил первый день, когда неожиданно позвонили из канцелярии правителя и велели мчаться во дворец. Только что сел корабль небесных пришельцев. Украсить встречу небольшим концертом правитель доверил именно ему, Афлюну Хатрану. Добрый знак. Хорошо, что вся группа была в сборе – они делали пробную запись. Сразу вскочили в две машины и примчались.
Рядом с правителем Танхутом сидели трое круглолицых пришельцев в одеждах непривычного вида. Самый маленький был явно женщиной. Галантному Афлюну стало приятно… Он запел. Богиня переглянулась с одним из спутников, обменялась парой слов – и лицо её вдруг исказилось гримасой запредельной муки. У неё вырвалось что-то вроде прерывистого рыдания. И музыкант преисполнился гордости: его искусство проняло даже небесных богов!
После концерта он вспомнил, где ещё видел такие гримасы. На картинках, изображающих жителей острова Еретиков ещё в дикости, до завоевания.
Случайная встреча в городе помогла познакомиться ближе. Он помнил, как приветствовал пришельцев: «О вы, небесные боги!». И как Инна ответила: «Мы разве боги?» – удивительным, еретически звонким голосом… И теперь небожители частенько приходили во Дворец Изящных Искусств на западной окраине столицы. Здесь находилась звукозаписывающая студия, стационарные ритмогромы, а также лицедейные и художные мастерские.
Афлюн долго не мог определить для себя – прекрасна богиня или уродлива. И это не давало покоя.
На её лице часто появлялась гримаса страдания. Почти всё огорчало её. Многое даже заставляло рыдать. Но в какой-то момент Афлюн, к своему ужасу, начал подозревать, что это не рыдание, а нечто противоположное: так называемый смех. Как у маленьких детей.
* * *
В искусстве, как в зеркале, отражается душа любого мира. Поэтому Инна, вместе с Артуром и Ярославом, или в составе другой группы, часто бывала во Дворце Искусств. Беседовала с музыкантами, артистами и художниками, слушала и смотрела их работы. Когда подходило время, спускалась в столовую, где продолжала, по выражению отца, налегать на вкусный иолантийский хлеб. Другие исследователи со «Стрежевого» встречались с учёными, бывали у Вовша и его коллег. Физики обещали свести землян со здешними биологами. Намечались визиты к планетологам, историкам, социологам.
Что удивительно – ни одного иолантийца пока что не удавалось залучить в гости на звездолёт. Полное отсутствие любопытства? Или затаённый страх? Перед чем, интересно?
На Иоланте не знали мелодий. Вся музыка заключалась в ритмах. Но уж в них местные музыканты достигли виртуозности. Талант, вложенный в ритмы, всё равно захватывал дух. Хотя и не покидало ощущение ущербности, какой-то увечности здешнего музыкального искусства.
Инна замечала, что Афлюн, кажется, влюблён в неё. Ей, как всякой женщине, было лестно – но и смешно.
– Вы прекрасны, – как-то сказал он.
Инна чуть улыбнулась. «Он же видит меня в чёрно-белой гамме! Как на фотографиях из моего детства. Моё детство… Даже не верится: было ли оно?»
– Афлюн! У вас остались записи старинных песнопений?
– Не знаю… Они запрещены.
– Почему же?
– Вредны для здоровья.
– Неправда! Вот, послушайте.
Она прокрутила вокализ Рахманинова. Потом поставила Дунаевского – увертюру к кинофильму «Дети капитана Гранта». И тут Афлюн – молодой здоровый парень… посерел лицом и свалился на пол. Инна испуганно вскрикнула. Отключила звук. Музыкант открыл глаза. Треугольное лицо перекосилось:
– Вас, Инна, подкупили еретики!
– Глупость! Чем можно подкупить богиню?
– Тем, чего вам здесь надо! За чем вы спустились с неба!
– Любопытно, за чем, по-вашему?
– Мы вымираем. Вы заберёте планету себе. Поселитесь здесь. Видно, не очень хорошо вам на ваших небесах… А еретиков вы оставите. Вам понадобится прислуга из местных.
– Какую чепуху городите! Фантазия у вас бредовая.
– Не знаю, не знаю… – буркнул музыкант, поднимаясь.
– Афлюн, вы хоть знаете, что такое счастье?
– Конечно. Отсутствие неудач и несчастий. Деньги…
Инна состроила недовольную гримаску. Иолантийское счастье – всего лишь отсутствие несчастья, не более того. Ноль. Отсутствие минуса. О плюсе даже речи нет.
– Афлюн, я не о таком счастье, а о настоящем. Когда душа поёт!
– Непонятно выражаетесь. Как может петь душа? Поёт горло. Верьте профессионалу.
Он щёлкнул выключателем. Зазвучал очередной ритм-шедевр. Афлюн протянул руку к шее Инны.
– Это что у вас?
И запустил ноготь под чуть отставший краешек радиомаяка. Инна отодвинулась.
– Родинка. Не трогайте, Афлюн!
– Инна, – произнёс музыкант каким-то незнакомым голосом. – Понюхайте отсюда.
И открыл флакончик с широким горлом. В нём плавало что-то вроде ватки. Инна взяла пузырёк, вдохнула… У неё закружилась голова. Афлюн подхватил флакончик, затем пошатнувшуюся богмню.
– Что?.. – пискнула она и обвисла на сильной руке музыканта.
* * *
Афлюну и раньше приходилось одурманивать девушек.
Держа богиню за локти, он свёл – точнее, снёс её с высокого крыльца и запихнул в дальний угол машины. Тут он, наконец, отклеил нашлёпку с её шеи (понял – не родинка это!), хотел выбросить… но сунул в карман. Для маскировки укрыл пленницу с головой чёрным плащом. Сел за руль, разбудил чёрта и, горяча его педалью, выехал на Западное шоссе.
Трахнуть богиню – это супер. Пожалуй, непросто будет извлечь её из этого сплошного неразъёмного одеяния, застёгнутого на незнакомую «молниеносную» застёжку. Ну, можно разрезать.
В четырёх сотнях перебежек от города, в лесу у него была дача – коттедж, одиноко стоящий посреди большой, заросшей высокими травами поляны. Братья, друзья, подруги – все оценили и место, и сам дом. От опушки леса к поляне вела тропа – около полутора перебежек. Машина не проходила, надо было идти пешком. Разрубать трассу и строить дорогу не хотелось. Пропала бы вся романтика. «Смотри, Зверь слопает!» – шутили друзья. Скорее – от зависти. «Этот Зверь – народная легенда, – отвечал он. – Меньше читайте на ночь моего отца».
Слуг Афлюн не держал, любил всё делать сам. И сейчас он представлял себе, как останется посреди леса, в тёплой тишине уютного дома, наедине с полубеспамятной Инной… И на десятки, сотни перебежек вокруг – никого, никого. Полная свобода.
В ровной песенке чёрта ему послышались перебои. Вот они усилились – и внезапно песенка оборвалась. Он встряхнулся, задёргал рычажки – систему передач, как назло, застопорило. Музыкант даже не успел отрулить, застрял на проезжей полосе. Выругался, включил аварийный пульсар и вышел.
Он плохо знал автомобиль. Машина была хорошая, дорогая, внимания требовала немного… Его объезжали и справа, и слева. Наконец, тормознула длинная пятиколёска. Высунулся водитель:
– Что стоишь, движению мешаешь?
– Чёрт помер.