Последнее знамение

– Это еще что за…

Договорить он не успел из-за мощного рвотного позыва.

Снег окрасился черным, боль распространилась по всему телу и сделалась почти невыносимой. Бэстифар пытался побороть тошноту, но продолжал исторгать из себя черную вязкую муть. Кожа на руках сделалась зеленоватой, и мучение все продолжалось и продолжалось.

Прошло около четверти часа. Бэстифар исторг из себя явно больше, чем съел. Он даже успел подумать, что снова умрет посреди леса, однако постепенно боль начала униматься, хотя черные вены все еще виднелись на тыльных сторонах ладоней.

Чья-то неровная поступь привлекла внимание аркала, и он, в который раз утерев испачканный рот, повернулся на звук. Он уже знал, кого перед собой увидит.

Ланкарт стоял, сложив руки на груди и глядя на Бэстифара почти с жалостью.

– Тебя не просто так предупреждали, что это будет неприятно.

– О чем ты? – обессиленно проскрипел Бэстифар. – Давно не ел такой вкуснятины.

Он упрямо потянулся к тушке птицы, но Ланкарт добрался до нее быстрее, нагнулся и отшвырнул в сторону.

– Взгляни на себя, – наставническим тоном произнес он. – Я говорил, что будут последствия.

Бэстифар продышался и осклабился.

– А мне кажется, эти черные вены отлично дополняют мое амплуа.

– Посмотрим, как ты запоешь позже. Никому не нравится видеть своих мертвецов, – пожал плечами Ланкарт. – Чем быстрее ты угомонишься, тем лучше для тебя же. Я тебя предупредил.

На этом колдун решил завершить диалог и неспешно побрел обратно в деревню.

Бэстифар провел в лесу еще некоторое время. Прикасаться к мясу он больше не стал, решив, что на сегодня с него экспериментов достаточно. На то, чтобы добраться до хижины, ушло чрезвычайно много времени: каждую клеточку тела ломило, ноги с трудом преодолевали неглубокий снег.

Едва зайдя в свою комнату, Бэстифар тяжело рухнул на кровать, чувствуя, что проспит не меньше суток. Пустой сон без сновидений захватил его сразу же, как он коснулся подушки.

Проснулся Бэстифар на едва начавшемся рассвете от звука чьего-то голоса. Кто-то звал его по имени.

Повернувшись на бок, Бэстифар застонал: боль в теле так и не прошла до конца.

– Мелита, не сегодня, – протянул он. – Я не в настроении для бесед.

– Бэстифар… – снова произнес женский голос.

На этот раз аркал все же сел на кровати, стряхнув с себя остатки сонливости. Голос доносился явно не с улицы. Нет, он шел из глубины комнаты.

Бэстифар нахмурился.

– Кто здесь? – позвал он.

– Бэстифар…

Голос казался смутно знакомым и звучал все так же близко.

Бэстифар встал и прошелся по комнате в предрассветных сумерках. В зеркале ему померещилось какое-то движение, и он обернулся, ожидая увидеть неизвестную женщину позади себя, но кроме него в комнате никого не было.

– Какого беса?..

– Бэстифар!

Нет, голос определенно доносился прямо из зеркала.

Аркал нахмурился и пригляделся к своему отражению. За ним царила гораздо более плотная темнота, чем в комнате.

– Бэстифар…

Вглядевшись в темноту, он заметил в зеркале женщину. Все ее тело было в крови, из рук и бедер были вырваны целые куски плоти. Он прекрасно знал, кто это такая, но никак не ожидал увидеть ее когда-либо в жизни. Ведь он сам скормил ее волкам много лет назад в Малагории.

– Твое место во тьме, Зверь-внутри-солнца! – прошипела давно умершая мать, приблизившись к Бэстифару в зеркале.

Никому не нравится видеть своих мертвецов, – вспомнились аркалу слова некроманта. Так вот, о чем он говорил.

– Только тебя мне тут и не хватало, матушка, – недовольно вздохнув, бросил Бэстифар, схватил с рядом стоящего кресла плед и накрыл им зеркало. – Кажется, навязчивых женщин в моей жизни становится все больше.

– Твое место во тьме…

– Поговорим, когда придумаешь что-нибудь пооригинальнее, – бросил Бэстифар и вернулся в кровать. Возможно, прежде призраки напугали бы его, но теперь… он отличался от них только тем, что жил не в зеркале и имел плотное тело.

Что ж, мое положение даже завидное по сравнению с твоим, – подумал он.

Голос за накрытым зеркалом смолк, но Бэстифар догадывался, что теперь призрак убитой матери будет поджидать его в каждом зеркале.

Глава 12

Ванхиль, Анкорда

Третий день Фертема, год 1490 с.д.п.

За деревушкой Ванхиль в двух десятках лигах от Чены находилось небольшое кладбище всего на сотню могил. Молодой погост окружал унылый пейзаж: одинокая колеистая тропа для телег из Ванхиля, несколько лысых деревьев, еще не начавших просыпаться в первые дни весны, глинистая земля, изрытая борьбой ручьев с талыми снегами и небольшое пустынное поле, на дальней стороне которого виднелись редкие домишки местных жителей. Некоторые из домов пустовали уже несколько лет: после Ста Костров Анкорды люди решили перебраться в город или соседние селения, не желая приближаться к тому, что осталось от Кровавой сотни.

Телега, доставившая сюда посетителей за сумасшедшую цену в четыре фесо, покачиваясь, катила вдоль по тропе и должна была приехать сюда на обратном пути из соседней деревни. Два человека в теплых черных накидках спрыгнули на тропу, тут же попав в грязевую западню. Один из них с сочувствием окинул взглядом дорогие сапоги своего спутника и покачал головой.

– Стоило выбрать обувь, которую не жалко, для такой поездки, – заметил он, снимая капюшон. Он был заметно выше своего приятеля и смотрел на него сверху вниз. Отросшие за зиму русые волосы теперь торчали непослушными прядями вокруг заросшего короткой бородой волевого лица.

Невысокий юноша, чьи волосы отливали рыжеватым пламенем, тоже снял капюшон и опустил взгляд на шлепающие по глинистой грязи сапоги.

– Так я и выбрал, – растерянно ответил он на замечание друга.

Юджин Фалетт только хмыкнул и устремил взгляд вперед на пять рядов могильных камней, торчащих посреди поля.

– Что ж, – вздохнул он, – вот мы и прибыли. Что ты хотел тут увидеть?

Принц Альберт Анкордский взглянул на грубые могильные камни, и его лицо исказилось от ему одному известной тоски. Он не был знаком ни с одним из людей, похороненных здесь. Не служил в армии во время Войны Королевств и уж точно не был под влиянием анкордского кукловода. Ничто не должно было связывать его с этим местом, ничто не должно было тянуть сюда. Однако Альберт ощущал в своей груди странную ноющую боль, почти осязаемую по приезде на это запущенное кладбище.

– Я не знаю, – покачал головой он и процитировал: – «Опустеют могилы мучеников, ибо лишь им ведомо прощение богов!»

Юджин кивнул.

– Сие станет знамением третьим, – продолжил он. За время, пока они общались с Альбертом, он тоже успел выучить пророчество о последнем знамении наизусть. – Но ты же не думал всерьез, что мы приедем к разрытым могилам, из которых выбрались обгоревшие кости?

Альберт пожал плечами.

– Не знаю, – повторил он. – Я просто хотел сюда приехать.

Учитывая настроения в замке Чены, выбраться в Ванхиль было не так уж легко. Рерих VII с каждым днем становился все более мнительным и каждого из своих приближенных в чем-то подозревал. Он уже заточил в темницу нескольких слуг, которые – как ему показалось – шептались за его спиной о пророчестве. Альберт догадывался, что отцу померещилось, однако никакие уговоры не могли разубедить его в том, что эти люди – изменники и заговорщики. Альберт предпринял неуверенную попытку поговорить с отцом, но ушел с горящими после оплеух щеками. Когда он рассказал об этом Юджину, друг укорил его в том, что он рискует понапрасну, и напомнил, что он еще легко отделался, а ведь мог делить камеры с несчастными слугами.

Заметив, что принц погрузился в растерянную мрачную задумчивость, Юджин положил руку ему на плечо и ободряюще улыбнулся.

– Идем. Хотя бы посмотрим на эти могилы поближе. В конце концов, здесь редко бывают посетители, а покойникам неплохо бы выказать внимание. К тому же нам все равно ждать здесь, пока вернется телега.

– Если вернется, – буркнул Альберт, кутаясь в накидку от промозглого ветра.

– Вернется, – заверил Юджин. – Ты пообещал вознице еще четыре фесо за обратную дорогу. Надо быть дураком, чтобы упустить такой заработок. Да и здесь, в конце концов, не Шорра. У этого места дурная память, но не дурная слава. Нас здесь не бросят. А даже если так, пойдем пешком. До Ванхиля не так уж и далеко, если привык передвигаться не только верхом.

Альберт криво улыбнулся в ответ на колкость друга.

– Я вообще-то собирался идти в Чену пешком из самого Нельна, когда окончил Академию, – напомнил он.

– Но ведь не шел же, – качнул головой Юджин и убрал руку с его плеча. – Давай. Я же вижу, что ты хочешь подойти поближе. Не знаю, что тебя так роднит с Кровавой Сотней, но я уже понял, что эта история для тебя важна.

Альберт опустил голову, стараясь скрыть румянец. Юджин слишком часто заставлял его краснеть, и принцу, как ни странно, это нравилось. Он жалел, что не может влиять на своего друга так же, не может чувствовать себя с ним на равных. Ему постоянно приходилось смотреть на Юджина снизу вверх, и дело было не только в росте – дело было в чем-то ином, и преодолеть это не помогал ни статус, ни тренировки силы воли, ни пережитая аскеза. Альберт думал, что всегда будет чувствовать себя слабее Юджина. Этот человек восхищал его и вызывал в нем трепет, похожий на тот, что он испытал, когда молодые служанки хотели помочь ему принять ванну. Но эти мысли Альберт старался отгонять как можно дальше.

Если только отец не убьет меня раньше.

– Ал? – позвал Юджин, заметив, что принц слишком глубоко погрузился в свои мысли. Альберт вздрогнул: он пока не привык к тому, как друг сокращает его имя.

– Да, прости. Задумался. Идем.

Они направились по глинистой земле к рядам могил. Грубые именные камни неровными зубьями торчали из-под снега, покрывавшего едва заметные земляные насыпи, которые из-за капризной почвы приходилось иногда обновлять.

Юджин обошел первый ряд могил, не отмеченных оградками, внимательно вчитываясь в выбитые на камнях имена, дата смерти рядом с которыми стояла одна и та же. Напротив одной из могил Юджин остановился и глубоко вздохнул. Альберт догадывался, чье имя было выбито на камне, но все равно прочитал его. Гордон Фалетт.

Ему, наверное, неприятно быть здесь. И зачем я только потащил его с собой? – устыдился принц про себя и опустил голову.

– Знаешь, в этой могиле даже не обязательно лежит мой брат, – с улыбкой, в которой не было и намека на веселье, сказал Юджин. Альберт непонимающе уставился на него, и он кивнул, поясняя: – От некоторых тел после Ста Костров почти ничего не осталось. Да и вообще всех свалили в одну повозку и повезли в Ванхиль из Чены. Думаю, при захоронении уже невозможно было определить, кто есть кто. Сто Костров были самым мерзким ритуалом Бенедикта Колера.

И твоего отца. Юджин этого не сказал, но эти слова буквально повисли в воздухе.

Альберт устыдился еще больше. Теперь он осуждал себя за трепетную связь, которую ощущал с этой историей. Воистину, он не имел на это никакого права.

– Прости, – пробормотал он. – Не нужно мне было просить тебя приехать сюда со мной. Я не подумал…

Юджин покачал головой.

– Ты стыдишься, Ал, а ведь стыдно должно быть мне. На этом кладбище похоронили моего брата, а я не помню, когда последний раз навещал его. – Он снова натянуто улыбнулся, но тут же поморщился, придержав локоть правой руки. Альберт обеспокоенно уставился на него, и тот поспешил объяснить: – Болит на погоду. – Юджин перевел взгляд на могильный камень и несколько мгновений смотрел на него, не отрываясь. – В любом случае, могилы на месте. Как видишь, из них никто не выбрался.

Альберт поджал губы, почувствовав себя глупо.

– Не понимаю, чего я ждал. Неужели действительно того, что мертвые встанут из могил?

Юджин пожал плечами.

– Было бы кому вставать. От некоторых тел остались только разрушенные кости. Сомневаюсь, что в этом случае вообще возможно встать из могилы. – Он прочистил горло. – Боги, знал бы я, какую околесицу стану нести после всей этой истории с пророчеством!

Альберт издал нервный смешок.

– Да уж. Прости, что втянул тебя во все это.

– Ал, поиск всех этих совпадений по знамениям может быть очень рискованным, и нужно четко понимать, зачем мы это делаем. – Юджин серьезно посмотрел на Альберта, ожидая реакции. Возможно, он ждал, что принц вскинется и обвинит его в неверии, но юноше было слишком неловко за свои соображения. – Мы не знаем, откуда до наших дней дошло это пророчество. На самом деле конца света может и не быть, а твой отец может оказаться просто опасным и сумасшедшим королем, который много лжет и губит людей себе в угоду. Судьба мира может никак не зависеть от него. Возможно, рано или поздно он умрет – с таким норовом, уж прости, я не удивлюсь, если его отравит кто-то из приближенных – и на троне окажешься ты. И тогда мир просто… продолжит существовать, как и существовал множество лет до этого.

Альберт сжал кулаки. То, что говорил Юджин, было, пожалуй, самыми опасными речами, которые ему приходилось слышать в своей жизни. Хотелось встряхнуть его, заставить замолчать, но Альберт видел в словах друга смысл и правдивость.

– Прости, что говорю это. Знаю, он твой отец, и ты, должно быть, любишь его, – продолжал тем временем Юджин. – Но я понял, что проще всего будет сказать это здесь, где мы ищем оживших мертвецов из третьего знамения пророчества. Пока еще не поздно, мы можем просто остановиться и не искать больше никаких совпадений. И… не продумывать никаких планов.

Альберт испуганно посмотрел на Юджина.

Что это должно значить? Что он подразумевает под «остановиться и не продумывать никаких планов»? Прервать общение? Сердце Альберта застучало чаще от страха, что это действительно случится. Он даже не думал, что в конечном итоге именно это будет пугать его больше всего. Страшно захотелось взять Юджина за руку, но Альберт не позволил себе этого сделать, боясь лишь оттолкнуть и без того сомневающегося друга еще дальше от себя.

– Ты хочешь… все бросить? – надтреснуто спросил принц. Он не осмеливался смотреть на Юджина, потому что не мог вынести его прямоту.

– Чтобы что-то бросить, нужно понимать, что бросать, – улыбнулся Юджин. – Мы много обсуждали то, что твой отец может быть Лжемонархом, Ал. Искали тексты пророчества, обсуждали, что может случиться, если и впрямь настанет конец времен. Но… что, если конца времен не настанет?

Альберт понуро пожал плечами.

– Я не знаю.

– А если даже Рерих – тот самый Лжемонарх, что мы – конкретно мы с тобой – собираемся с этим делать? Просто ждать, когда исполнится еще одно знамение?

Альберт не знал, куда себя деть от этих вопросов. Они были слишком прямыми и заставляли мыслить совсем другими категориями.

– Посмотри на меня, Ал, – с ноткой легкого раздражения сказал Юджин. – Пришло время перестать быть юношей и начать мыслить, как мужчина. Как наследник престола, если на то пошло. У тебя есть обязательства перед своим народом и перед всем миром, если речь идет действительно о Лжемонархе.

Альберт послушно посмотрел на Юджина и неуверенно кивнул.

– Что мы собираемся делать? – вновь прозвучал вопрос, на который было страшно отвечать.

Альберт глубоко вздохнул и решился это сказать:

– Мой отец в своей мнительности заходит все дальше и дальше. Не удивлюсь, если он вскоре начнет устраивать показательные казни и вешать или сжигать тех, кто косо на него посмотрел. Лжемонарх он или нет… он опасен. Очень опасен. И я не удивлюсь, если сам окажусь одной из его жертв.

– Этого допустить нельзя, – сурово произнес Юджин.

Сердце Альберта застучало чаще. Юджин только что говорил с таким нажимом и с таким жаром, что Альберт не мог не думать о его мотивах. Что им двигало? Только ли желание усадить на трон Анкорды более спокойного и добросердечного монарха, чем Рерих VII? Или же он действительно боялся, что Альберт станет одной из жертв Лжемонарха? А если боялся, то из-за чего: дело только в исполнении знамения пророчества, или Юджину просто страшно терять Альберта?

Принцу очень хотелось задать этот вопрос, но он не мог решиться. Ему казалось, что по вопросу Юджин поймет, что на самом деле волнует Альберта. Поймет – и отвернется от него.

– Мы с тобой сейчас говорим о том, что Рериха необходимо… лишить власти. Изолировать, – дрожащим голосом сказал Альберт.

– Свергнуть, – кивнул Юджин, решаясь произнести слово, на которое у принца не хватало духу, хотя оно так и вертелось на языке. – Вопрос лишь в том, как мы будем это делать. Вдвоем мы с этим не справимся. Нужны люди. Возможно, из приближенного круга твоего отца, из числа тех, кто им сильно недоволен.

Альберт покачал головой.

– Отец собрал вокруг себя таких людей, которым я ни за что бы не доверился. Но я попробую послушать дворцовые разговоры стражников. Возможно, кто-то из них окажется надежнее отцовских советников.

Юджин кивнул.

– План пока не ахти, но это уже хоть что-то. – Он с улыбкой протянул Альберту руку для рукопожатия. – Похоже, теперь мы с тобой из обычных приятелей превратились в заговорщиков, Ал. Видели бы это мои братья.

Альберт смущенно улыбнулся и пожал Юджину руку, хотя слова об «обычных приятелях» немного задели его. Он надеялся, что Юджин считает его хотя бы другом. Но, возможно, наследному принцу вообще не стоит мечтать о близких друзьях. По крайней мере, Юджин общается с ним, потому что они разделяют одну и ту же идеологию, а не просто потому, что Альберт королевских кровей.

Юджин вновь поморщился, заканчивая рукопожатие: похоже, старый перелом все так же давал о себе знать.

– Не знаю, сколько мы будем ждать обратную телегу. Предлагаю начать двигаться пешком в сторону Ванхиля. Оттуда вернемся в Чену и постараемся успеть до вечера, пока тебя не хватились.

Альберт кивнул.

– Да, идем.

И они неспешно двинулись вдоль по колеистой дороге, оставляя осиротевший погост позади.

Глава 13

Сонный лес, Везер

Четвертый день Фертема, год 1490 с.д.п.

Молодой олень, привязанный к дереву в отдалении от основного лагеря, беспокойно метался из стороны в сторону в присутствии данталли. Животные вблизи демонов-кукольников почти всегда вели себя беспокойно. Даниэль Милс во время охоты усмирял зверей с помощью нитей, но с этим оленем он так поступить не мог: мешала красная накидка, наброшенная на его спину. Для Даниэля она превращала животное в размытое пятно.

– Может, нам отойти подальше? – нахмурившись, предложил Мейзнер Хайс, глядя на то, как несчастное животное в панике натягивает веревку. – Он хоть не будет так нервничать.

Даниэль, раздраженный множеством неудачных попыток прорваться сквозь красное, одарил друга недовольным взглядом.

– Думаешь, издали у нас лучше получится за него зацепиться? – процедил он. – Стоило все же позвать сюда охотницу! Она бы так не дергалась на занятиях.

Даниэль требовательно посмотрел на Мальстена, стоявшего чуть поодаль, привалившись к стволу невысокого деревца. Тот спокойно выдержал его взгляд и покачал головой. Идея позаимствовать у Аэлин красную накидку и накрыть ей пойманного для тренировок оленя принадлежала ему, и он вовсе не собирался от нее отступать.

– Я повторю в который раз: мы не будем впутывать в это Аэлин. Она не обязана становиться марионеткой только потому, что вам нужно на ком-то тренироваться.

Конрад Делисс, держащийся к оленю ближе всех, громко цокнул языком.

– Скоро нужно будет отпускать животинку. Держим ее тут уже третий день, а толку чуть. Он тут совсем извелся уже, нужно будет найти ему на замену кого-то другого.

Даниэль тихо выругался. Для него это значило отправиться на охоту снова, привести нового зверя, повязать ему на шею накидку и испытать страшную боль от обрыва нитей, когда на животном окажется защитный красный цвет. И ведь делать это предстоит именно ему, потому что Даниэль больше всех настаивал на этих тренировках.

– Не подливай масла в огонь, и так тошно, – проворчал он в ответ на замечание Конрада.

Вновь попробовав сосредоточиться на олене, Даниэль вытянул вперед дрожащую от напряжения руку. Лоб от усилий блестел бисеринками пота. Несколько мгновений Даниэль даже не дышал от напряжения, пытаясь связаться со зверем в красной накидке, но нити так и не вырвались из его ладони. Данталли устало уронил руку по шву и громко выдохнул.

– Проклятье! – Он обернулся к Мальстену. – Когда ты это описывал, звучало легко! Сосредоточиться – увидеть – связаться. Но каждый раз, когда я пытаюсь концентрироваться на нитях, пока смотрю на кого-то в красном, зрение снова расплывается! Я не могу поймать момент, когда нужно выпустить нити!

Мальстен сложил руки на груди, чувствуя направленную на него злость Даниэля. Нападки были ему понятны, однако все равно заставляли неуютно ежиться. Еще после попыток обучения Дезмонда Ноддена в Малагории Мальстен понял, что вряд ли сможет быть хорошим наставником. Единственный опыт в преподавании, который у него был – это опыт общения с Сезаром, а использовать его значило устроить Даниэлю и его группе унизительную военную муштру без толики пощады. Мальстен сам себе казался чудовищем, когда перенимал манеру Сезара, и было слишком неприятно сознавать, что он невольно скатывается в это, стоит хоть немного забыться.

Тем временем Мальстен видел, что Даниэль выходит из себя: он тренировался уже не первый час – и не первый раз бил в грязь лицом перед своими друзьями. Наверняка это давило на него, ведь он должен был показывать остальным пример, вести их за собой, а приходилось постоянно справляться с неудачами и стоически выдерживать их в присутствии тех, кто ему верил. Радовало хотя бы то, что заниматься данталли Даниэля предпочитали малыми группами по три человека, и терпеть позор приходилось хотя бы не перед всеми разом. Цая робко просила провести с ней отдельные занятия, так как проникать сквозь красное она умела, а вот движениями марионеток управляла плохо. Рахиль учиться отказалась, решив, что ей это не по силам, и в своих убеждениях была упорна, как бес. Такой же позиции придерживался и Сайен, которого куда больше интересовало врачевание. Остальные же разделились на тройки и исправно ходили к Мальстену, стараясь исполнять его указания. Пока не получалось ни у кого…

Группа, которая занималась сейчас, уже заметно выбилась из сил. Среди всех данталли Даниэля эти трое считались лучшими кукловодами, однако постоянные неудачи в прорыве явно били по их самооценке.

Мальстен вспоминал свои уроки с Дезмондом в Малагории – они проходили так же, с той только разницей, что данталли группы Даниэля не говорили ни слова о расплате. Их интересовал только результат, которого никак не получалось добиться.

Мальстен задумался о себе и своих умениях. Когда он впервые прорвался сквозь красное на поле боя при дэ’Вере, он не думал ни о какой секретной технологии, он лишь пытался спасти Бэстифара от опасности, которая могла стоить ему жизни. Позже он много раз повторял этот трюк, полагаясь лишь на свою выработанную годами привычку всегда напрягать зрение так, чтобы рассмотреть того, кто в красном. Он делал это, уже не задумываясь, ему не приходилось дополнительно концентрироваться на этом. Ему казалось, что для остальных данталли это должно быть так же легко: достаточно просто сказать им, что контроль над людьми в красном возможен, и дальше они сами перестанут сдерживать себя мысленными запретами. Однако на поверку все выходило не так: далеко не каждый данталли всю жизнь учился преодолевать тот зрительный барьер, который перед ним выставлял красный цвет. Похоже, что без этой привычки прорыв – действительно непростое дело.

– Напрягать зрение и выпускать нити нужно одновременно, – сказал Мальстен, понимая, какое раздражение вызывает у Даниэля своими очевидными советами.

Мейзнер поджал губы и попытался проделать это, однако через несколько мгновений сокрушенно покачал головой.

– Дани прав: как только пытаешься выпустить нити, олень сразу расплывается перед глазами. Я не понимаю, как можно одновременно и выпускать нити, и концентрировать зрение. Сбивается либо одно, либо другое.

– Сдается мне, ты нам чего-то недоговариваешь, Ормонт, – прищурился Даниэль.

Мальстен внимательно посмотрел ему в глаза. Даниэль уже выказывал ему свою подозрительность, пытаясь обвинить в скрытности. Его выпады не приносили результатов и никому не упрощали жизнь, но он, похоже, решил упорствовать.

– У меня нет никакого секретного приема, чтобы прорываться сквозь красное. Вы все могли научиться этому навыку у Цаи, однако никто почему-то не научился. Так что дело исключительно в опыте и практике, а не в том, что я недоговариваю, – спокойно ответил Мальстен.