Чиним всё

– Те часы, которые сегодня принесла пожилая дама, оказались не просто часами, – стал рассказывать Антон Сергеевич. Его глаза заблестели, и его друг хорошо знал, что это за блеск. Напарник нашел новый объект, очередную игрушку, что вот-вот пополнит их коллекцию предметов, которые обладают удивительными свойствами.

– Такие больше не выпускают, – продолжил он. – Во всем мире таких часов было всего три штуки… один мастер сделал их для своей жены и двоих дочерей. И, как ты, наверняка, уже догадался, один из этих экземпляров у нашей старушки.

Илья Петрович присвистнул.

– Однако, если те две пары, возможно, не представляют никакой ценности, то эти, попав сюда, стали чем-то большим, чем просто часами. В *-м году покойный муж нашей клиентки поехал в Германию для обмена опытом, чтобы научиться управлять немецкий оборудованием по обработке горных пород. Перед отъездом он по бросовой цене купил часы в какой-то барахолке и уже здесь набил гравировку. Его не было около года. За это время наша клиентка успела влюбиться в коллегу мужа, крутила с ним роман. Разыгралась самая настоящая драма, но, по итогу, всё же осталась со своим мужем. Не пережив горе, коллега спился.

– Однако… – повторил Илья Петрович излюбленную фразу напарника.

– …судя по тому, что они оба будут здесь с минуты на минуту, наша клиентка та еще штучка! – сказал Антон Сергеевич, попросив у бармена еще два пива в отдельных бокалах. Тот незамедлительно принялся выполнять заказ.

Тем временем музыка в баре продолжала играть, вот только отчего-то становилось всё тише. Люди стали замолкать, как волна, которая до этого шумела и билась о берег, но в какой-то момент пошла назад.

Илья Петрович обернулся и тут же пожалел, что не заказал себе еще выпивки. У входа стояли два мужчины, примечательные тем, что они срослись телами. На них был огромных размеров пиджак, странным образом скроенные брюки, рассчитанные на две пары ног. На голове одного из мужчин была шляпа, а второй был абсолютно лыс и невероятно усат. Те осмотрелись и неуклюже двинулись к барной стойке. В зале кто-то очень громко призвал бога, но скоро гул голосов вернулся к прежнему уровню. Правда, в этот раз все обсуждали удивительных гостей этого питейного заведения.

Если же Илья Петрович предпочел немного дистанцироваться и заказать чего покрепче, то его напарник, растянулся в улыбке, слез со стула, чтобы с распростёртыми объятиями встретить клиентов. Те, конечно же, с трудом отвечали ему тем же, в виду их самого непростого положения. Но, судя по тому, как они ловко забрались на стул, который, явно, не был рассчитан на подобных посетителей, всё же как-то умудрялись с этим жить.

Бармен тоже, по примеру Антона Сергеевича, заулыбался, увидев, кто к ним пришел, тепло поприветствовал мужчин и заявил, что выпивка тут для них за счет заведения!

– Еще бы! Не каждый день к нам приходят местные знаменитости! Смотрите, как оживились люди!

Да, тут было чему дивиться. У мужчин на двоих было по паре ног и всего по одной руке для каждого. И теперь все посетители наблюдали, как два каким-то чудом приделанных друг к другу мужчины по бокалу в каждой руке заливают пиво в разные горла.

Это зрелище завораживало и мастеров, что пришли как раз по делу. И оба примерно понимали, чего от них ожидают.

Когда бокалы были осушены, бармен тут же поспешил их забрать и наполнить.

Голова в шляпе обернулась и рявкнула на парочку за ближайшим столиком, чтобы те особо не пялились.

– Вы тут не на бесплатном представлении! – а после с жадностью схватил очередную порцию пива и сквозь зубы попросил еще и фисташек, – Очищенных!

А пока голова в шляпе боролась за комфортное пространство, та, "лысая" заговорила:

– Как вы видите, Антон Сергеевич, положение наше стало совсем худо. Мы того и гляди станем одним человеком и тогда вовсе перегрыземся. Если я почти смирился с тем, что у нас, простите, одна задница на двоих, то голову я свою не готов отдавать!

– Понимаю! А вы простите…

– Я – Игорь Семёнович, а это – Иван Иванович.

– Так вы супруг Настасьи Андреевны, очень приятно! – сказал Антон Сергеевич и теперь официально пожал руку новому знакомому.

– Так вы сможете нам помочь?

– Какого рода помощь вы от нас ждете? Вы хотите перестать… эмм… врастать друг в друга или вовсе, – Антон Сергеевич изобразил ребром ладони движение пилы, – отделиться друг от друга?

– Сложный вопрос. Нас с Иваном Иванычем эта особенность, так скажем, кормит. Но я порядком подустал уже носить один пиджак на двоих, а вот мой друг по несчастью, который не скопил никакого состояния за годы наших выступлений, четко мне дал понять, что отпускать меня не собирается.

– Тогда я не очень понимаю, чего вы от меня хотите. Вам следовало договориться, так скажем, на берегу.

– Уговорите его, пожалуйста!

Антон Сергеевич по долгу своей работы, кем только не был: и детективом, и дознавателем, и шпионом, и даже психологом, и мастером по починке удивительных вещиц, но вот переговорщиком, а уж тем более нянькой ему пришлось становиться впервые.

– Мы уже потратили часть вашего аванса, чтобы договориться с каждым мастером в округе, чтобы те не брали в работу часы вашей супруги. Я уже молчу про вашу просьбу эти самые часы «сломать». Настасья Андреевна только на ночь снимает эти часы, так что нам пришлось пробираться в её дом и нас чуть было не обнаружили. Так что, у нас появляются дополнительные расходы, а если учесть, что мне придется еще искать весомые аргументы, чтобы убедить вашего «брата» на разделение, помимо основного гонорара, я вынужден добавить сверху.

– Это не проблема, – отозвалась голова в шляпе.

– Сделайте так, чтобы мы остались вот такими! Чтобы мы перестали без конца срастаться! Иначе, дело дойдет до того, что мочиться нам придется из одного конца! – вмешался Иван Иваныч, он же "лысая голова". Он, конечно, всё слышал, и был в курсе желания «второй половины» на "раздел имущества", но, скорее всего, считал это не больше, чем прихотью.

– В нашей работе не бывает полумер, – Антон Сергеевич задействовал все свои дипломатические способности и на миг даже как будто стал еще толще, – Если бы мы встречались с подобными делами, чаще, чем один раз, то могли бы давать какие-то прогнозы и гарантии. Поэтому, вам придется все же решиться, так как единственное, в чем мы сейчас уверены, так это в том, что совсем скоро одно тело поглотит другое. И, судя по тем данным, что у меня есть, у вас на двоих будет не только, простите, «конец», но тело полностью. Что будет дальше, можно только предполагать, но если два сознания будут бороться за одно тело, вы просто сойдете с ума и потеряете вообще всё.

По взгляду Ивана Иваныча, который пренебрегая всеми правилами этикета, шляпу в помещении так и не снял, стало ясно, что до него кое-что доходило.

– А черт с вами! Черт с тобой! – пусть и с трудом, но всё же дал согласие Иван Иваныч, пусть и в своей ворчливой манере. Правда, стоило ему отдать должное, своего тот не упускал, – я хочу компенсацию!

Игорь Семёнович вскипел:

– Мало того, что ты спал с моей женой и был никудышным работником, за которым вечно приходилось всё переделывать… – от наглости своего "брата" тот аж задохнулся, – Мало того, что по твоей вине мне приходится терпеть все эти неудобства и унижения… Так ты просишь с меня компенсацию!!

Народ в заведении снова притих, наблюдая что-то вроде семейной драмы.

– А на что мне, по твоему, потом жить?!

– Да ты паразит!! – вскричал Игорь Семёнович и, сбив шляпу с головы брата по несчастью, вцепился тому в волосы. Точнее, в ту растительность, что там оставалась. Они повалились со стула на пол с грохотом и принялись мутузить друг друга, шипя, кряхтя, выкрикивая разного рода ругательства.

Но никто не спешил разнимать «братьев», так как попросту и чисто физически этого сделать было невозможно. Да и потом, секунду другую спустя они сами замерли и лысая голова взвопила так, что только что вошедшая в бар женщина, упала в обморок.

Илья Петрович отпрянул, а бармен, перевалившись за стойку охнул на весь зал. Потому как зрелище всем пришлось наблюдать не самое приятное. Головы несчастных стали срастаться прямо у всех на глазах, а сам ужасающий процесс сопровождался звуками ломающихся костей.

– Сделайте уже что-нибудь, – прохрипел еще пока своим ртом Игорь Семёныч, хотя на самого себя он мало походил.

Мастера переглянулись. Тишину нарушил Илья Петрович:

– Думаешь, у них есть неделя? Да им уже можно без грима и спецэффектов сниматься в «Нечто»!

– Вызовите кто-нибудь скорую! – вскрикнула какая-то женщина.

– Их надо забрать в мастерскую, пока их не залечили, – сказал Антон Сергеевич очень тихо своему напарнику. Тот поддержал его кивком, и тут же, как бы невзначай пролил на пол пиво.

Бармен, которого до сего момента всё устраивало, сдвинул брови и злобно посмотрел на молодых мужчин. Илья Петрович положил на стойку несколько купюр и сказал, что они сейчас приберут за собой. А после, он и его напарник, подхватив под руки стонущих «братьев», взяли и растворились в воздухе. Пивная лужа, которая еще какое-то время раздражала бармена, принялась разливаться по мелким трещинкам в полу и затем прекратила свое существование.

Зато на другой стороне эта самая лужа появилась и прямо перед входом в мастерскую.

В нашем мире, как и в том, где только что побывали друзья и по совместительству напарники, уже стемнело. Эта часть улицы стараниями мастеров в том числе, освещена была слабо, так что подобная сцена могла быть вовсе не замеченной или парней легко можно было принять за пьянчуг, что тащат домой перепившего товарища. Что тем более в канун субботы уж точно бы не вызвало никаких подозрений.

Дверь открылась, да так аккуратно и тихо, что удалось не разбудить колокольчик. Молодые мужчины втащили стонущих «братьев» в помещение магазина и закрыли не только дверь, но и опустили жалюзи. Щелчок. Илья Петрович, нащупав длинную цепочку, потянул её вниз и включил тёплый тускловатый свет, что исходил от множественных лампочек.

– Куга вы наш прита… щили? – пыталась спросить лысая часть головы, что пока еще принадлежала Игорю Семёнычу.

Антон Сергеевич хотел было ответить, но завертелся на месте, будто потерял нечто важное. Потом заприметил коробку в углу и стал в ней рыться, как пёс на пляже. После, потеряв всякие надежды, спросил у спокойно курящего Ильи Петровича:

– Ты не брал кассету с «Основным инстинктом»?

Его друг наигранно-виновато оскалил зубы, превратившись на секунду в мальчишку, а после сознался и тут же поспешил оправдаться, мол, он не знал, что это ключ. Антон Сергеевич его поторопил, а сам встал с колен и обратился к «братья», которым, явно становилось хуже.

– Сейчас вам надо успокоиться, иначе вы продолжите срастаться. Выравниваем дыхание, – начал инструктировать менеджер, монотонно проговаривая каждое слово. – Пожалуйста, сделайте глубокий вдох и… глубокий и спокойный выдох.

В этот момент Илья Петрович уже салютовал черной видеокассетой с лестницы и спешил вниз.

– Давай договоримся, что отныне Шерон Стоун ты не трогаешь! – сказал Илья Петрович.

Антон Сергеевич кивнул и отнял у напарника, казалось бы, самую обычную кассету. И она ею оставалась ровно до момента, как мужчина её вставил в видеомагнитофон. Та плавно и с характерным механическим звуком заехала внутрь, отщелкнула, после чего «обычность» явлений закончилась.

На выпуклом экране телевизора пошла шумная зеленоватая рябь, после чего пространство изначально казавшегося хаотично заваленного помещения начала перестраиваться и видоизменяться, освобождая пол. Техника словно ожила, то трансформируясь во что-то другое, искривляясь и извиваясь проводами, то вовсе сливаясь друг с другом. Это продолжалось минуты три, после чего полностью перестроилось, а само помещение преобразилось и вся компания оказалась в неком больничном учреждении с койками, капельницами, мониторами и прочей техникой, знакомой каждому врачу и пациенту.

– Прошу прощения за задержку, мы давно не принимали особых гостей, – учтиво сказал Антон Сергеевич и они вместе с напарником подняли «братьев» и положили на кушетку.

Перед тем, как нацепить сросшимся бедолагам кислородную маску, Илья Сергеевич произнес:

– Да, мы, действительно, чиним всё!

После чего комната завертелась перед глазами пациентов. Вот только теперь в их помутненном сознании.

Глава 2

Настасья Андреевна всё утро металась «в руганиях». Досталось даже Семёну, её жирному и ленивому коту. Тот, в виду своего преклонного возраста, старался особо не отсвечивать. Он валялся на диване, в излюбленном продавленном углу. И чаще, благодаря плохому зрению хозяйки, принимался за полосатую подушку.

Но так как сегодня день был особенным, ему припомнили все его кошачьи прегрешения. Кот был отчитан за шерсть, за разбросанный корм вокруг миски и за то, что он, уж точно не по его вине, а благодаря затуманившейся памяти Настасьи Андреевны, неприлично растолстел. Она, хоть и соблюдала режим питания Семёна, накладывая ему в миску еду, как предписывал врач. По крайней мере, старушка была в этом уверена. Но тот, судя по его упитанной морде, кое-что понимал в стариках и, всякий раз проголодавшись, принимался орать так, что Настасья Андреевна теряла всякую уверенность в том, что сегодня его кормила. Поэтому полосатый альфонс питался гораздо чаще, чем догадывалась его хозяйка.

Да, вчерашнее событие несколько оживило её. Аппарат давления, с которым она не расставалась в последние дни, оставался без её внимания. Теперь оно всецело было приковано к часам. Настасья Андреевна не верила своему счастью! То и дело смотрела на запястье, дивилась и, на всякий случай, прикладывала часы к уху. Вдруг зрение и тут сыграет с ней злую шутку.

Но на другое утро, для старушки, проснувшейся в самом чудесном расположении духа, уже через час после пробуждения положение сильно изменилось.

Испив цикория на своей крошечной и абсолютно белой кухоньке, Настасья Андреевна нацепила очки и принялась изучать квитанции от ЖКХ.

Часы, что висели над дверным проёмом, громко «ходили». Холодильник с шумом качал фреон. Откуда-то сверху, по трубам, стекала вода. В гостиной работал телевизор. За окном работала стройка, но та приглушалась стеклопакетом. Вот это всё уже стало частью её жизни, что она принимала за «тишину».

И вот в этой «тишине» старушка вдруг ощутила нечто неладное. Как если бы за воротничок заползла какая-то крошечная букашка.

Неужели коммунальщики ей опять насчитали лишнего? Такое вполне могло быть, как пару месяцев назад, когда в графе «количество прописанных» вместо цифры 1 вдруг появилось 3. Ей тут же насчитали за бытовые отходы, за канализацию и за всё, что только можно, уверенно помножив на три.

Сначала она, конечно, сильно встревожилась, что пришлось принимать таблетки. Но после, немного придя в себя, отправилась в управляющую компанию и вылила на них всё своё негодование. Те, хоть и понимали, в чём дело, но отправили её дальше, по другим службам. Так как проблема оказалась не в их ведомстве.

Помыкавшись по конторам и повыясняв, в чём же, собственно, дело, Настасья Андреевна всё же восстановила справедливость. Оказалось, что к ней по ошибке «прописали» лишних – семейную пару, что жили по соседству. Перед ней извинились, попросили войти в положение, что к ним в штат пришла новенькая, а после – сделали перерасчёт, и всё тут же встало на свои места.

Моментом её триумфа стал вечер, когда за рюмочкой со своей такой же повидавшей жизнь подругой она рассказывала эту историю. С жаром, описывая, как она боролась с этими «мошенниками», раззадорив этим тишайшую Зинаиду. И уже после, когда страсти улеглись, она то и дело рассказывала всем знакомым и соседям, с которыми сталкивалась на лестничной площадке, об этом недоразумении. Бывало, кому-то и по несколько раз. В особенности, той самой паре, что чисто документально, на бумаге, переехали ненадолго к ней. Часто забывая, что те приписанные к ней «халявщики» были они же сами.

Но в то утро, приглядевшись внимательно и всё пересчитав несколько раз, ошибок Настасья Андреевна не выявила. Вот только всё её нутро говорило: что-то было не так.

Она бросила дело с квитанциями и пошла в соседнюю комнату.

Телевизор вещал на всю гостиную. С экрана мужчина в деловом костюме показывал на карту, приводя какие-то аргументы с самым серьёзным видом.

Здесь старушка уже успела навести порядок, так что заняться ей было особо нечем. Точнее, не было какого-то особого дела, куда бы она направила всё своё внимание. Тогда Настасья Андреевна подошла к окну, отдернула занавеску и принялась щупать почву в горшках своих гераний. И там всё было в порядке. Судя по пропитанной влагой почве, поливались цветы недавно. Да и судя по их ухоженному виду, всё с ними было преотлично.

Но что-то явно было не так! Сердце, которое она сама же и растревожила, о чём-то ей подсказывало.

И тут, желая найти утешение в недавней радости, уцепиться как за спасательный круг, Настасья Андреевна посмотрела на свои наручные часы.

Последнее время зрение играло с ней всякие шутки. То она хорошо видела, то не очень. Поэтому не смогла сразу понять, двигались ли стрелки. Должны! Они должны двигаться!

Приложила к уху, но и тут могли быть недоразумения, уж она точно знала. Вот только никаких тиканий расслышать старушка не смогла.

Тогда она схватила пульт со столика, в сердцах выключила телевизор и снова вслушалась в механизм наручных часов.

Тишина.

Настасье Андреевне сделалось дурно, и чтобы не упасть прямо посреди гостиной, плюхнулась на диван, прямо в подушки. Точнёхонько в тот самый угол, где почтенный Семён зализывал свою старость.

С этого момента и началось грандиозное отчитывание кота, благодаря чему, пусть и ненадолго, старушка забыла про часы, которые вдруг остановились.

Какими только словами она не бранила кота! Она перепугалась на смерть, когда Семён, отчаявшись выбраться из-под хозяйских телес, вцепился в самые мягкие места когтями и, на всякий случай, но лишь от отчаяния, укусил. А уже после, соскочив с дивана, едва понимая, что же произошло, метнулся как можно скорее в кухню. Потому как за ним летел тапок, что старушка стащила с ноги и метнула в сторону выхода.

Настасью Андреевну как прорвало, отчего она даже забыла причину своей внезапной слабости. Да, коту тут же припомнилось всё и даже кое-чего приписалось. Когда же брань иссякла, старушка нацепила очки и осмотрелась, и только потом села на диван. Ей нужно было подумать.

На словах ей дали гарантию сроком в неделю, но часики протикали едва ли сутки.

Денег не взяли.

Имеет ли место быть хоть какой-то претензии? Настасья Андреевна всё никак не могла решить образовавшийся в голове ребус, положив ладонь на часы. Да и что это был за ремонт такой? Спросила себя старушка, будто только что по-настоящему проснулась. Что это вообще такое было?

Мысленно она перенеслась во вчерашний день, когда дивилась непонятно откуда взявшейся мастерской (теперь она ещё больше была уверена, что её там быть не должно!). Вспомнила, как ей не понравилось внутри, и уже потом до неё дошло, что чинили её часы каким-то сомнительным образом, с применением молотка и, возможно, наковальни!

От этой мысли она будто потеряла связь с реальностью. Да, она по-прежнему находилась в своей гостиной, где всё было, как и раньше, но… что-то было не так. Настасья Андреевна будто взглядом стала проводить своего рода инвентаризацию. Телевизор на тумбе, шкаф-купе, окна за занавесками, мягкий диван прямо под ней (с этими мыслями она потрогала покрывало и испытала какие-то новые чувства).

В какой-то момент она даже стала сомневаться в том, что вчера вообще ходила в ту странную мастерскую. Может, это всё ей приснилось или причудилось вовсе? А часы как были сломаны, так и сломанными и оставались. Настасье Андреевне сделалось страшно, неужели она начинает потихоньку терять разум? Она вдруг опомнилась, сколько ей лет, посмотрела на пусть ещё изящные, но сильно одрябшие кисти рук.

Вздохнула, пытаясь примириться с неизбежным. Что в ближайшее время (насколько ближайшее Настасья Андреевна, конечно, не хотела и думать) её жизнь сложится не самым радостным образом. А именно, закончится небольшим холмиком подле отца, матери и супруга.

В кухне что-то со звоном разбилось, а затем закричал и принялся шипеть её кот.

«Вот, – вздохнула про себя старушка, вспомнив про Семёна, которого после подобных размышлений стало ещё жальче, – ещё и коту досталось, а ведь он ни в чём не виноват!» Она громко, но как можно ласково позвала недавно отчитанного бедолагу и поднялась, кряхтя по-старушечьи, выбираясь из «кошачьей ямы». По пути к выходу из гостиной, в одном тапке, она подобрала второй, тут же ловко в него прыгнула ступнёй, и засеменила до кухни.

– Чёрт с ней с этой диетой, кот! Сейчас я положу тебе твоих любимых… – но чем конкретно она собиралась умасливать кота, Настасья Андреевна так и не договорила.

Она даже не успела дойти до кухни, застыв в коридоре с поджатыми руками у груди, будто сейчас с ней случится сердечный приступ.

Семёна она не видела, а только слышала его сдавленные урчания и шипения. Однако теперь она понимала, почему кот так кричал и почему никак не успокоится. Её взору представилось другое, то, что никак не укладывалось ни в одну из картин её мира. От чего просторный и в меру освещённый коридор вдруг стал мрачным и узким, а стены словно надвигались на неё с двух сторон.

На кухонном столе, аккурат на тех самых бумажках из ЖКХ, сидела огромных размеров чёрная кошка и сверлила её своими зелёными глазами. Длинный тяжёлый хвост свисал со стола и нервно дёргался из стороны в сторону. На полу лежала пополам расколотая любимая чашка.

Позади той самой кошки, которой ну никак не должно быть здесь, в окне можно было увидеть, как работала стройка, как перемещался кран. Настасья Андреевна слышала где-то над собой всё то же громкое тиканье часов. Но слышала и другое: испуганное шипение и какие-то утробные звуки, что издавал её кот, вжавшись где-то, судя по звукам, под мойку. Видела огромную кошку, которая, как чёрное пятно, закрывала от неё дневной свет от окна.

Что делать в такой ситуации, старушка, даже ввиду её богатого жизненного опыта, не знала. То есть, сама жизнь (или же разыгравшаяся фантазия) подкинула ей очередной ребус, перегрузив и без того усыхающий мозг. Поэтому она закатила глаза, схватилась за стену и, обмякнув, упала на пол, окончательно лишившись чувств.

Тем временем кошка глянула в сторону, где продолжал шипеть кот, ухмыльнулась, а затем грациозно спрыгнула со стола. Теперь она стала размером с самую обычную кошку. На мягких лапах грациозная тварь дошла до лежащей на полу старушки, нюхнула тапочек, а потом мягко прыгнула на неё. С той манерой, что делают обычно все коты, желая поласкаться и понежиться на своём хозяине.

Добравшись до груди, кошка громко замурчала и принялась топтать Настасью Андреевну, мягко впиваясь когтями в её впалую грудь. Кошка хоть и, явно, получала от этого всего невероятное удовольствие, распустив длинные усищи и продолжая громко и утробно мурчать. Но с другой стороны, это было частью некого ритуала, а не банальные инстинкты.

Насытившись, кошка разлеглась на груди у старушки и вытянула длинные лапы до самой её шеи. Зевнула, обнажив острые зубы, прикрыла глаза и на том упокоилась. Настасья Андреевна всхрапнула, а рот её разомкнулся, как это обычно бывает, когда та погружается в глубокий и продолжительный сон.

Кошка же, будто того и дожидаясь, на миг приоткрыла один глаз, глянула в сторону окна, откуда лился дневной свет. Собранные жалюзи тут же с шуршанием упали, а свет, что ещё лился сквозь их щели, тут же померк.

Реальность угасала с воплями Семёна, который, хоть и не успокоился, но становился всё тише и отдалённее.

Когда же кошка открыла глаза, она обнаружила себя в высокой траве и даже порадовалась, что её перенесло туда, где тепло и полно сочной зелёной травы. Она приподнялась на лапах и потянулась с той грациозностью и лёгкостью, на какую способны только представители кошачьих.

Она тряхнула головой и, высунув любопытный нос из кустов, принюхалась. Её довольная мордочка тут же сделалась капризной. Она увидела кресты и надгробья за разномастными оградками, что спорили между собой своими убранствами.