Расплата

– Что ты уставился, словно баран на пустую поилку, Жак! – Затараторила мамаша Трюшон. – Господин Метью подумает, что ты недоумок. Умой лицо и полезай в повозку.

– А Берта? Я не оставлю сестру одну. – Нахмурился мальчик.

– Вот упрямый парень! Вы едете вместе. Давай – ка живее, мне еще надо собрать милую крошку.

Жак зачерпнул воды из рассохшейся бочки и искоса поглядел на вертлявого юношу. Куда бы их с Бертой не отвезли, наверняка это будет лучше, чем унылая жизнь у мамаши Трюшон.

Пожалуй, и сбежать станет легче, уехав подальше от деревни. Он наскоро ополоснул лицо и забрался в повозку. Хозяйка потратила на сборы Берты совсем немного времени. Малышка как была в заплатанном грязном платье, рваном чепце и с лохматыми темными локонами, так и осталась. Мамаша Трюшон ограничилась тем, что, набрав в ладонь воды, вытерла чумазое личико ребенка.

Жак заботливо устроил сестренку у себя на коленях и сунул ей в руку засохший стебелек цветка, валявшийся на дне повозки. Метью вскочил на козлы и весело присвистнув, взмахнул кнутом.

– Прощайте, дорогие детки! – Плаксиво завыла Жюли, утирая фартуком сухие глаза. – Жак, мальчик мой, когда разбогатеешь, не забудь поставить свечу и помолиться за меня Святой Деве. Ах, видно, я сегодня не засну до утра, мои дорогие…

– Пошла ты к дьяволу, лгунья! – Прошептал Жак. – Даже если у меня будет богатство самого короля, я не поставлю за тебя и свечного огарка.

Но хозяйка, конечно, не слыхала этого и махала вслед грязным платком, оглядываясь по сторонам. Убедившись, что никого из соседей нет поблизости, она облегченно вздохнула и направилась к своему тайнику с деньгами, зажав в ладони две монетки в десять экю, полученные от гостя. Повозка успела скрыться из глаз, когда мамаша Трюшон с ужасом и отчаянием увидела, что ее тайник пуст.

Поначалу Берта с любопытством глазела в прореху крыши повозки на солнечные лучи, но вскоре монотонное покачивание сморило девочку. Она уютно устроилась на охапке соломы, заботливо подстеленной Жаком, и сладко уснула. Мальчик накрыл ее своей поношенной курткой и перебрался поближе к вознице.

– Что, парень, решил почесать языком в дороге? – Рассмеялся Метью.

– Отчего и не поболтать, если путь долгий.

– Это точно, приятель. Тебе повезло, дорога действительно неблизкая, а я как раз любитель поговорить, недаром меня прозвали Метью Трепач.

– Смешное прозвище, а меня зовут Жак Эмон, а те названия, которыми меня наградила хозяйка, мне повторять неохота. Пожалуй, самое ласковое было «недоумок».

– Да уж, мамаша Трюшон не из тех, кто балует приемышей.

– А ты знавал ее раньше?

– Слыхал от верных людей.

– А куда мы едем, Метью?

– Эгей, мы направляемся в самое развеселое местечко. Доводилось тебе бывать в Руане или хотя бы в предместье?

– Никогда.

– Ну считай, что в твоей жалкой судьбе приключился счастливый поворот. Не станешь разевать рот и развешивать уши, так сумеешь урвать жирный кусок. Только успевай поворачиваться. Раз выпала удача попасть под крылышко самого Перрена.

– Кто это?

– Ха! Перрен Каторжник – наш хозяин, и пожалуй, его власть в городе сродни королевской.

– Каторжник!? Господь милосердный, за что же его так прозвали?

– Эй, ты так выпучил глазенки, что оставишь их за поворотом, я не стану возвращаться с полпути, чтобы искать их в траве! – Захохотал Трепач.

– Да разве доброго человека так назовут?

– Ну и простофиля ты, братец, словно птенец, что вылупился не позднее сегодняшнего утра. Много ты встречал на своем коротеньком пути добрых людей? Или твои мамаша и папаша были слишком добры, раз ты оказался у пройдохи Трюшон?

– Моя бедная мать скончалась, а отец помер еще раньше нее. У нас с сестрой остался только дед – старый Эмон, он – то и сплавил нас в эдакое место.

– Забудь, парень, к чему убиваться о покойниках. Я сам не знал ни отца, ни матери, и прекрасно поживаю и без них. Будь у меня родня, должно быть, давно отвернулись бы от меня или заставили наняться в свинопасы. Мне по душе моя судьба. В моих карманах всегда найдется пара звонких монет, за которые мне вовсе не пришлось гнуть спину. Если ты ловкий и сообразительный парень, всегда сможешь без труда раздобыть деньжат.

– Где это дают деньги просто так?

– Сколько тебе лет, разиня? Неужели мамаша Трюшон успела приохотить тебя к честному труду?

Жак нахмурился и промолчал. А у возницы рот не закрывался до полудня, видно, кличку Трепач он носил не зря. Остановились лишь раз, возле проезжего трактира, надо бы напоить кобылу, да и самим неплохо промочить горло. Метью небрежно заказал целый кувшин вина, а для малышки нашелся стаканчик простокваши. Жак вначале заботливо напоил сестренку и с удивлением посмотрел на полную кружку, что новый знакомый поставил перед ним.

– Я бы выпил воды, Метью. Вина я еще в жизни не пробовал.

– Воды! – Скривился Трепач. – Ты что, хочешь, чтобы в твоем брюхе завелись лягушки? Пей, хорошее вино разгоняет кровь по жилам. По правде сказать, в этом захолустье оно так себе, настоящая кислятина, ничего, доберемся до места, мигом велю подать другое.

Но Жак, отхлебнув из кружки, скривился так, что Трепачу пришлось просить служанку разбавить мальчишке вино водой. Экая досада, что парень не понимает толк в хороших напитках. Да что с него взять, у мамаши Трюшон бедняга, верно, пил дождевую воду. Ничего, поживет в городе, мигом переменится. И Метью продолжал расписывать на все лады заманчивую жизнь.

У Жака в голове все перемешалось – что же это за чудесное место, где все живут припеваючи, купаются в деньгах, ровным счетом ничего не делая? И как это вышло, что Трепач швыряет монеты направо и налево, но при этом одет в поношенную куртку и стоптанные башмаки?

– Скажи – ка, Метью, – спросил Жак, когда компания вновь двинулась в дорогу, – не найдется ли в городе доброй женщины, что смогла бы приглядеть за девочкой, пока я наймусь в работники?

– Ох, ну и умора! Я чуть было с козел не свалился от смеха! Да тебя уже наняли, несмышленыш ты эдакий. А за пигалицу можешь не волноваться, она будет под присмотром Кривой Бертиль. Видишь, господин Гастон обо всем позаботился.

– Странно, отчего он так печется о нас.

– Стало быть, ваша семейка ему приглянулась, красавчик. Он обожает заботиться о наивных дурачках, – разразился хохотом Трепач.

Жак вновь нахмурился и промолчал. Видно, толком от этого болтуна разузнать ничего не придется. Ладно, если все окажется плохо, они с сестренкой попросту сбегут. Не такая великая потеря – двое нищих сирот, чтобы незнакомец по кличке Каторжник бросился их разыскивать.

– Чего замолчал, маленький зануда? Раскрой свои прекрасные глазки, сейчас будет церковь Сен Маклу8.

Жак застыл, восхищенно разглядывая статую Христа на тимпане9 главного входа и огромные, высоченные двери с резной отделкой.

– Что, парень, есть чему подивиться?

Жак, не в силах отвести взгляда от скульптурных групп на стенах церкви, только кивнул.

– А вон там, поодаль, кладбище. Не каждый смельчак решит прогуляться по нему в ночное время. Говорят, там хоронили покойников во время черной оспы. – Понизив голос, произнес Метью. – Я слыхал, что души мертвецов выходят из могил в полнолуние.

– Отчего же им мирно не лежится в своих гробах? – Прошептал побледневший мальчик.

– Кто его знает. Может, померли без покаяния, может, хотят утащить кого – то с собой за компанию. Откуда мне знать, что творится в голове у мертвяков.

Жак поспешно осенил крестом себя и Берту.

– Помилуй нас Господь и Пресвятая Дева.

– Ха, если хочешь защиты и милости, проси ее у Гастона Перрена, это будет вернее. – Ухмыльнулся Трепач. – Поверь мне, красавчик – простофиля, без его ведома ничего не случается в этом городе.

В получасе езды от кладбища скромный экипаж, наконец, остановился на узкой грязной улочке. Метью ловко спрыгнул с козел и, взяв лошадь под уздцы, медленно двинулся вперед, задевая стенами повозки о старую облезлую штукатурку домов, что словно жались друг к другу, чтобы не развалиться. Вдоль домов тянулась сточная канава, возле которой копошились бездомные собаки. К унылому виду добавлялся отвратительный запах прокисших отбросов, гнилого тряпья и стоялой воды, запах нищего квартала отверженных.

Малышка Берта сморщила нос и уголки губ ее плаксиво опустились. Неужели это и есть конец пути? Стоило тащиться весь день, чтобы прибыть в такое «славное» местечко. Но как бы там ни было, не оставаться же им в незнакомом городе на ночь без крыши над головой. Пожалуй, Метью пристроит их на ночлег.

Трепач, наконец, остановился и, оглянувшись по сторонам, свистнул. Тотчас из темного переулка возникла фигура, укутанная в плащ до самых пят. К повозке подошел огромный детина с надвинутой на глаза шляпой.

– Ну, как порыбачил, парень? Рыбу привез? – Хрипло спросил он у Метью.

– Отличный улов, Удав. Все, как велели – и рыбка доставлена, и сети целы.

– Хорошо, пойду доложу хозяину. Вытаскивай мелюзгу и идите за мной.

– А лошадь?

– Тибо Счастливчик о ней позаботится.

Жак нехотя выбрался из повозки и, прижав к себе Берту, направился за Трепачом.

– Эй, малый, давай я возьму девчонку, – шепнул Метью. – Ты всю дорогу ее с рук не спускаешь, скоро наживешь себе горб.

– Ничего, мне не тяжело. – Пробормотал Жак.

Путники свернули в проулок. Ну и темень царила в квартале бедняков! В эдакое время за городом мягко опускались сумерки, а здесь ночь словно упала с неба за одну минуту. Жак видел лишь смутный силуэт вертлявого Метью, да слышал громкое чавканье башмаков в жидкой грязи. Наконец показался узкий и тусклый свет фонаря, что держал в руках какой – то человек. Он быстро окинул взглядом всю компанию и потянул за медное кольцо в стене. К удивлению Жака, ниша бесшумно подалась вглубь стены, и перед ними открылась лестница, конец которой тонул в сумраке подземелья.

– Эй, парень, тебе все же придется отдать твою драгоценную ношу. – Хмыкнул Метью, – ты не знаешь дороги и впотьмах запросто свернешь шею и, чего доброго, угробишь девчонку.

Мальчику пришлось согласиться – хорош он будет, полетев кувырком и ударив сестренку о каменные ступени. Трепач ловко подхватил Берту, малышка, утомленная долгой дорогой, даже не проснулась. Преодолев крутой спуск, компания двинулась по длинной галерее, похожей на подземелье. Потолок так низко нависал над путниками, что здоровяку Удаву приходилось то и дело наклонять голову. От кирпичной кладки стен веяло сыростью и гнилью. Казалось, что на улице куда теплее, чем здесь. Если уж говорить чистую правду, то Жаку давно уже стало не по себе, еще когда Трепач завез их в унылый и нищий квартал. Ну и лжец этот парень! Расписывал хорошую жизнь, а привел в эдакое жалкое место. Видно, Жак свалял дурака, согласившись отправиться с ним в город. Теперь по его вине сестренка попала в переделку. Но детское любопытство и мальчишеская бравада заставляли его идти дальше, даже не пытаясь задать деру.

В стенах галереи то и дело попадались двери, за ними, видно, был кто – то – мальчику слышался тихий шепот. Должно быть, невидимые обитатели подземелья глазели на гостей сквозь щелочку. Наконец, Удав толкнул потемневшую широкую дверь, и путники оказались в небольшом зале. Посередине стоял грубо сколоченный стол, и хозяева собирались отужинать, когда к ним пожаловали гости. На столе красовалась огромная бутыль, оловянные кружки, блюдо с окороком и печеным картофелем. В нос мальчику ударил резкий запах пролитого вина и табака, дым от него так и стелился вокруг, словно белесое марево.

Господин, что сидел за столом, в кресле из резного дуба, поднял голову, и Жак замер от ужаса, не в силах даже вскрикнуть. Лицо незнакомца было изуродовано шрамом, что тянулся через верхнюю губу до самого виска. Густые брови нависали над припухшими веками. Это был сам Гастон Перрен по прозвищу Каторжник.

– Добро пожаловать в новый дом. – Хриплым низким голосом произнес незнакомец, глядя на вошедших пронзительным тяжелым взглядом.

– Вот, хозяин, исполнил все в точности, как вы приказывали. – Угодливо сказал Метью.

– Вижу. Ты исправный работник, Трепач и заслужил похвалы. Завтра зайдешь к Тибо и получишь обещанное. А теперь я хочу получше разглядеть наших гостей.

Удав подтолкнул Жака вперед и поднял над его головой фонарь.

– Святой Гервольд! – Не в силах сдержать восхищения, воскликнул тощий старик, что сидел по правую руку от хозяина. – Теперь понятно, отчего пройдоха Мерло так суетился.

– Хм, приятно, когда надежды полностью оправдались, – протянул Перрен. – Ты очень мил, дружок. Если в твоей красивой головке достанет ума, ты проживешь сытую и богатую жизнь. Как твое имя?

– Жак Эмон. – Процедил мальчик. Ему было неловко, что он торчит посреди зала и его разглядывают, словно лошадь на ярмарке.

– Сколько тебе лет, Жак?

– На День Всех Святых минуло девять.

– Жаль, пока ты маловат для одного дела, но пока сможешь поработать на меня. Ты ведь не против разжиться деньгами?

Страх придал Жаку дерзости и он, вскинув голову, заносчиво произнес:

– Разве может быть денежная работа у хозяина, что живет в подземелье?

В зале воцарилась страшная тишина, Удав занес руку над головой непочтительного щенка, но Каторжник покачал головой и громко захохотал. Вслед за ним кудахтающим смехом разразился старик. Он хлопал по столу рукой и вытирал слезящиеся глаза.

– Да, ну и весельчак ты, парень!

– Ты только взгляни на это, Мишель! – Давясь от смеха произнес Гастон. – Мальчонка не промах. Наглость и дерзость при таком хорошеньком личике, видно, парнишка далеко пойдет.

Преданно глядя на хозяина, загоготал Удав. Каторжник нахмурился, и взгляд его вновь стал тяжелым и давящим.

– Ладно, заткнулись все! Вот что, Жак, мне по душе, что ты не похож на слюнтяя и не трясешься, словно овечий хвост, но твою дерзость я прощу только сегодня. Попридержи свой язычок, иначе можешь его лишиться. Думаю, тебе не хотелось бы стать немым.

Мальчик промолчал, но взгляд его серых глаз был гораздо красноречивее слов. Вечные обиды и попреки в доме мамаши Трюшон, унижения и предательство взрослых давно приучили его стоять на своем, даже если это грозило побоями.

Перрен с интересом наблюдал за ним. Пожалуй, если постараться, из парнишки вырастет отменный негодяй, жестокий, наглый и расчетливый. Главное, не не дать ему свернуть с темной дорожки.

– Ах, незадача! – Напустив на себя маску участливости, произнес Каторжник. – Мы вовсе позабыли о маленькой бедняжке. И к тому же вы гоготали, словно умалишенные и должно быть, напугали девочку. Это ведь твоя сестра, Жак? Покажи нам милое дитя.

Мальчик взял малышку на руки, и Каторжник сразу заметил, как потеплели глаза Жака.

– Да, господин, это моя младшая сестричка.

Девочка спросонья уставилась на незнакомцев, открыв рот. Забавное круглое личико и грязные пухлые щечки поневоле вызывали улыбку. Не знавшие ножниц волосы спадали на лоб до самых глаз.

– Как ее имя, Жак?

– Берта. Берта… Эмон. – С запинкой произнес мальчик.

Взгляд Каторжника скользнул по пепельно – русым волосам Жака и темно – каштановым кудряшкам девочки.

– Это твоя родная сестра?

– Да. – Твердо ответил мальчик, глядя Перрену прямо в глаза.

– Хм, хорошо. Сколько исполнилось нашей милой крошке?

– На день Святого Марциала исполнится год. Моя Берта, должно быть, давно начала бы ходить, но бедняжке мешает хромота. – С горечью произнес Жак.

– Вот несчастье! – Фальшиво сочувствуя, пробормотал Гастон. – Малютка совсем не держится на ногах?

Жак пожал плечами и опустил сестру на пол. Старик, перехватив быстрый взгляд Каторжника, отломил от хлеба мякиш и протянул девочке:

– Эй, Берта, малышка, возьми, гляди, какой славный кусок.

Девочка взмахнула руками и смешно засеменила к старику, припадая на левую ногу. Старик засмеялся:

– Если бы у меня была дочка, должно быть, такая же, как эта. – С этими словами он поднялся со скамьи и так же припадая на левую ногу, сделал несколько шагов к девочке. И Жак с удивлением увидел, что вместо одной ноги у старика грубо оструганная деревянная подпорка. Тем временем Берта кое – как добралась до цели и получила заветный кусочек.

Что стало бы с несчастным бароном де Кольбе, узнай он, как радуется его маленькая дочка жалкой подачке в мрачном подземелье.

– Ладно, мы слишком припозднились сегодня, гостям пора спать, а нас ждут другие заботы. Позови Коротышку и Бертиль, – приказал Перрен Удаву.

Не прошло и двух минут, как в комнате появились коренастый, невысокого роста юноша и тощая, неопрятная девица. Подол ее шелкового платья, крикливого и вульгарного, был заляпан грязью, оборка местами порвана, а плечи прикрывала затасканная кружевная косынка. Волосы, кое – как расчесанные, подхвачены бархатной лентой. Один глаз у бедняжки косил в сторону, и ни ярко – накрашенные губы и щеки, ни мушка, приклеенная над верхней губой, не могли скрыть этот недостаток, а напротив, только привлекали к нему внимание.

– Бертиль, возьми – ка девочку и позаботься, чтобы устроить ее поудобнее. – Произнес Каторжник.

Девица скривилась.

– Господин Перрен, чем я заслужила эдакое наказание? Отчего мне вечно навязывают сопливых ребятишек, если я могла бы заняться другой работой? – Плаксиво проворчала она.

– Да оттого, черт побери, красотка, что от тебя шарахается даже горький пьяница! – Прорычал Удав. – Чем же еще ты можешь заработать?

Лицо Бертиль покраснело от злости, казалось, что она готова вцепиться обидчику в волосы.

– Ну, ну, Кловис, – добродушно произнес Каторжник. – К чему обижать нашу дорогую Бертиль? Видишь ли, девочка, все знают, что ты добра и заботлива, словно монахиня – кармелитка. Кому же мне доверить беззащитных крошек? Лучше тебя никто не сумеет о них позаботиться. Возьми малышку и устрой ее с остальными. В воскресенье получишь десять су на новое платье.

Бертиль вновь покраснела, теперь уже от радости. Она подхватила девочку на руки и поклонившись, проворковала:

– Я все исполню, хозяин, уж вам беспокоиться незачем, девчонка будет ухожена, словно у знатных сеньоров.

Жак тоскливо проводил взглядом шмыгнувшую за дверь Бертиль.

– А тебя, мой мальчик, Коротышка отведет в уютное местечко, ложись спать и не думай ни о чем. О тебе и о нашей славной малютке теперь есть кому позаботиться.

Гуго по прозвищу Коротышка был некрасивым подростком с глуповатым лицом и завистливым взглядом карих глаз. Как только двери зала закрылись за ними, Гуго решил показать новенькому, кто здесь главный. Он снисходительно поглядел на Жака и пренебрежительно процедил:

– Иди за мной, деревенский простофиля. Если отстанешь, будешь блуждать по галереям до рассвета.

Жак крепко сжал губы, крепкое словечко так и вертелось у него на языке, но теперь, когда он, и главное, сестренка, оказались во власти Перрена Каторжника, горькое состояние беспомощности охватило мальчика. Гуго быстро перебирал кривоватыми ногами, ничуть не заботясь, поспевает ли за ним путник. Наконец Коротышка толкнул грязную, потемневшую от времени дверь, и мальчики оказались в полумраке узкой комнатенки. Под самым потолком виднелся размытый и тусклый лунный свет, что шел от полукруглого оконца. Подросток по – хозяйски чиркнул огнивом и зажег старый фонарь, в стенки которого была вставлена промасленная бумага.

– Да кому там не спится! – Раздался снизу возмущенный голос. – Добрые люди спят по ночам, а не шатаются неизвестно где и не мешают отдыхать другим! – Продолжал досадовать невидимка.

– Заткни свою пасть, Кролик! – Проворчал Гуго. – Тоже еще нашелся знатный сеньор. Что, вообразил, как лакеи без спросу потревожили тебя?

Да погаси фонарь, проклятый Коротышка! Мне вечно приходится вставать чуть свет, это ты валяешься до полудня.

– Ладно, хватит ныть, гляди – ка, хозяин раздобыл новенького. Этот желторотый простофиля прямиком из деревни. Я слышал, что он жил у славной Жюли Трюшон, как и ты. Вставай же, лежебока, поприветствуй его, вы ведь почти родня, раз у вас одна мамаша. – И Коротышка разразился визгливым хохотом.

– Да неужели! Ну и дела! – Воскликнул ворох тряпья, что лежал на соломенном тюфяке. Раскидывая тряпки, от которых поднялась пыль и потянуло запахом давно не стиранного белья, показалась вихрастая голова мальчишки. Даже в сумраке было видно, что волосы его совершенно белого цвета, словно у старика. Прозрачные глаза с любопытством уставились на Жака.

– Ну и дела! Значит, проклятая тетка Трюшон еще жива? А я – то надеялся, что черти жарят ее в аду в самом большом котле. И долго ты прожил у славной хозяюшки, парень, присядь, расскажи, этот бродяга Гуго все равно отбил всякую охоту спать.

Жак, которого уже ноги не держали от усталости, опустился на край тюфяка и пожал плечами.

– Да без малого год мы с сестренкой были у мамаши Трюшон. Моя бедная мать померла сразу, как только родилась малышка. Отец помер еще раньше, какой – то господин дал денег на похороны матери, и дед согласился сплавить нас. Так мы и оказались в проклятом месте.

– Даааа, – протянул белобрысый Клод, по прозвищу Кролик. – Отчего же ты не дал деру?

– Хотел бы, да сестренка была слишком маленькой, я пожалуй, уморил бы ее, скитаясь по дорогам.

– Ну ты и впрямь дурак! – Хмыкнул Гуго. – Тоже мне причина. Усложнять свою жизнь из – за сопливой девчонки.

– А ты не встревай, Коротышка! – Возмущенно воскликнул Клод. – У тебя отродясь никого не было. А у меня был братишка Шарль, такой забавный мальчонка, на ту пору ему минуло два года. Мамаша Трюшон никогда толком не присматривала за ребятишками. Пока я возился в сарае, она болтала с проезжим торговцем, малыш свалился в канаву, полную дождевой воды. Мы отыскали его только на заходе солнца, я все надеялся, что бедняга просто заполз куда – то и заснул.

Глаза Клода блеснули от сдерживаемых слез.

Жак с сочувствием посмотрел на него.

– Экое горе, должно быть, твой братишка отправился прямиком на небо. Говорят, дети после смерти превращаются в ангелов, упокой Господь его невинную душу.

– Ооооо! Началось! Мало мне было терпеть нытье одного сопляка, так появился еще второй. Да к тому же ни дать ни взять – деревенский кюре10. Заткнитесь оба, иначе получите такую трепку, что утром не узнаете друг друга. – Грубо крикнул Коротышка.

Клод бросил в его сторону злобный взгляд и потянул Жака за руку.

– Эй, парень, ложись ко мне, мы запросто уместимся вдвоем на этом знатном ложе, к тому же вместе намного теплее.

Мальчики тихонько улеглись, накинув на себя ворох тряпок и старой негодной одежды, что служила одеялом. Коротышка довольно хмыкнул и погасил фонарь. Было слышно, как он устраивается на своем тюфяке, натянув старое одеяло до самого носа.

– Эй, спишь? Тебя, кажется, зовут Жак? Слушай, – зашептал Клод новому приятелю прямо в ухо. – Будь настороже, Коротышка поставлен следить за нами, он все доносит хозяину. Если представится случай спокойно поболтать, расскажу тебе много интересного.

– Кто из вас двоих паршивых крысят никак не угомонится? – проворчал Гуго.

Клод нарочито громко засопел, и в комнатенке повисла сонная тишина. Жак долго лежал с открытыми глазами. Тоска сжимала сердце мальчика. Ну и дурак же он, отчего не поторопился сбежать днем раньше, к приезду Метью они с Бертой были бы уже далеко. Ладно, чего уж теперь, «нечего ругать кошку, когда сыр съеден»11. Сегодня он слишком измучен и растерян, чтобы решать, как быть дальше. Пока остается присмотреться и проследить, чтобы Берте ничего не угрожало. Жак закрыл глаза и прочел короткую молитву, что когда – то произносила мать.

С самого рассвета зарядил мелкий дождь, стены комнатенки, где спали мальчики, вмиг отсырели, и запах старой кирпичной кладки назойливо окутал все вокруг. Под оконцем натекла лужа, и тонкие ручейки грязной воды грозили подобраться к соломенным тюфякам. Насупленный и хмурый Коротышка грубо пихнул Клода.

– Вставай, Кролик, колокол церкви Сен – Лорен уже звонил, горожане отправились к утренней мессе.

– Ты ходишь к мессе? – удивленно спросил Жак, протирая сонные глаза.

Коротышка и Клод громко расхохотались.

– Ох, деревенщина, ну ты и мастер смешить людей, – вытирая глаза, пробормотал Гуго. – Ничего, надеюсь, господин Перрен скоро найдет тебе занятие, и ты перестанешь молоть всякую чушь.

– А что, Коротышка, может, Жак прогуляется со мной? Чего ему торчать в нашей конуре и киснуть со скуки?

– Хм, насчет этого щенка хозяин еще не распорядился, ну ладно, все равно сейчас слишком рано, он, пожалуй, и сам еще не проснулся. К полудню ждите меня у трактира папаши Вальмона. Если опоздаете хотя бы на минуту, не доживете до вечера.

Глаза Жака потемнели от злости, но Клод тайком сжал его и руку и кивнул.

– Конечно, конечно, мы непременно будем ждать тебя у трактира ровно в полдень.