
Полная версия:
Зеркало Странствий (Начало)
А старушка начала рассказ:
И в мире том, что существует за магическим стеклом – и она жестом указала куда-то в сторону;
«кони по небу летают, даже всадников катают, и ещё в волшебных сказочных садах жар-птицы обитают. Есть там тролли и вампиры, они жители ночные. Есть там даже птицы-тигры только почему-то сильно злые.
Все что мне старушка рассказала, меня все больше-больше удивляло.
Много сказок рассказала. И подробно разъясняла, что есть и там такие времена; лето, осень и зима, и обычная весна. Есть в сезон и месяца, что-то вроде, месяца последнего листа, или месяц, растущего зерна.
А еще, она сказала и пальцем в небо указала: «что был единым там язык среди зверей и естественно людей. Только погубил его явившийся злодей».
А еще она сказала, что там творятся чудеса, а кругом подобно лампам нашим волшебство и магия.
Я слушал эту сказку как завороженный, она так красиво рассказывала, что я искренно верил, что такая страна действительно существует.
Время пролетело столь стремительно, что я не заметил, как стало смеркаться.
Тут пришла моя мама, она долго извинялась за мой проступок и обещала меня наказать.
Старуху как, оказалось, звали Пелагеей Петровной, по крайней мере, её так называли все взрослые.
После сладких пирожков Пелагеи Петровны домашний разговор был коротким и болезненным, с использованием отцовского ремня. После этого я больше к её дому даже близко не подходил.
Глава третья, Неприятный год.
В этот год много всяких неприятностей случилось, словно проклял кто;
Основные неприятности стали случатся с наступлением многоснежной и очень морозной зимы. Сперва что-то случилось в местной котельной, и наши батареи парового отопления сперва остыли, а потом полопались. Буквально за одну ночь, превратившись в куски льда из разорванного чугунного радиатора. Мне даже спать пришлось в пальто несколько ночей, пока мама с отцом не догадались растопить печь, что была в нашей квартире.
Как-то одной морозной глубокой ночью, меня сонного растолкали какие-то люди в оранжевой одежде, с касками на голове и закатали в одеяло, и вынесли, сперва в коридор, а моя мама бледная как снег, прибежала ко мне сонному и ничего не понимающему в происходящем, со свертком моей одежды, и заставила одеваться. Я почти оделся, когда с соседней с нашей квартиры открылась дверь, и выглянул Дядя Самуил со своей женой и дочерью Эльмирой. Я как-то сразу почувствовал запах паленого дерева, с едким запахом той же горелой краски. Противный такой запах гадкой гари. А люди в оранжевой одежде, все время нас торопили и кричали; «что это очень опасно». Вскоре я увидел, как со второго этажа спускается Вовка Щукин со своими родителями, и ещё баба Маша, в сопровождении всё тех же людей в железных касках. Меня заставили одеться в верхнюю одежду, а сами слегка подталкивали нас с мамой, и родителями Вовки на выход. А сами они стали бегать по общему холлу и тянуть шланги, где-то что-то перекрывали, кто-то что-то командовал, и тут через открытую дверь я увидел полыхающую почти до потолка, конфорку.
С наступлением зимы, Моя мама всегда оставляла на малом огне одну из конфорок, на всю ночь. Ну это для того чтобы наша общая кухня за ночь не выстывала, в ней не было печки, а паровое отопление прекратило своё существование ещё в прошлом месяце. Почти до самого утра мы просидели в здании ЖЭКа, пока пожарные тушили огонь в нашей общей кухне, и составляли бумаги о нанесённом огнём ущербе. Там я и услышал про сильную утечку газа. И пожарники с суровыми и слегка закопчёнными лицами как раз и сообщили; «что нам крупно повезло, что на конце трубопровода горела конфорка, иначе случился бы взрыв районного масштаба, говоря, что наш дом был тупиковой трубой. И если бы у нас были закрытые всё конфорки, то после взрыва, спасать было бы уже некого». Они всё это говорили с такими серьёзными лицами, что я ни капельки не усомнился в их правоте.
Взрослые всё время что-то писали, оглядываясь в нашу сторону, и всё время на нас шикали. Ну, это просто из-за того, что мы с Вовкой и Эльвирой очень громко обсуждали события этой ночи. Мы даже надеялись, что нам не придётся сегодня идти в детский сад. Но идти в него, все-таки пришлось.
Нас попросили ещё подождать, когда немного выветрится дым после пожара.
Там же в коридорах ЖЭКа я услышал, как взрослые дяди и тёти что там работали, говорили; «что наши дома больше ремонтировать не будут».
Я не совсем понимал, о чем шла речь, но из услышанного мной разговора понял только две вещи. Наши дома будут ломать, а нас всех куда-нибудь переселять.
После майских праздников меня отправили к моей бабушке в деревню, как известно на всё лето. Что касалось старшего брата, то он половину лета сдавал выпускные экзамены. А потом ещё готовился на вступительные экзамены в техникум. Так что на него я уже не рассчитывал, кроме всего прочего, ему еще скоро надо будет в армию идти. А потом наступило первое сентября, и первый класс. Еще мне купили странную синюю форму белую рубашку и крепкий ранец для школьных учебников.
В то время Я ещё не знал хорошо это, или плохо? лично меня все устраивало, в округе я знал всех, даже эпилептика Дениску Стрешникова. Все мы были с одного двора и в школу мы пошли вместе и даже оказались в одном классе.
В это время, из старых домов первыми стали отселять жильцов из самых дальних дворов. Там я никого не знал, и слышал о них только от ребят из нашего класса.
Ребята рассказывали, что едут в новые многоэтажные квартиры, с каменными стенами паровым отоплением, и водопроводом, в котором есть даже горячая вода. И что самое главное там не было мышей, шуршащих или скребущихся в стенах или по полом.
Я хорошо помню ту осень, когда недалеко от школы стали появляться первые грузовые машины с открытым кузовом, в которые загружали мебель и прочие домашние добро.
Сначала это было в диковинку, и мы часто бегали смотреть на очередного счастливчика, выезжавшего из старого дома. Потом их становилось все больше и больше.
Прошло не очень много времени когда машины груженные домашним добром и всевозможной мебелью, стали на столько обыденным явлением, что уже не вызывали такого интереса как раньше. А возле опустевших домов стали появляться жёлтые строительные машины и грузовики, которыми увозили доски и обломки стен, пропитанные кошачьими саками и вонючим запахом *«Дихлофоса».
Примечание – Дихлофос – ёмкость с встроенным распылителем для дизефекции от вредных насекомых и уничтожения тараканов, муравьев и т.п.
Из нашего класса сначала уехала девочка Маша, обожавшая хомячков, и гордилась своим хомяком по имени «Павка».
Потом «толстяк» Дима, который все время пыхтел как паровоз и говорил, что он самый сильный и может прихлопнуть кого угодно одной рукой.
Я с ним однажды даже подрался из-за подстроенной им гадости, когда ходили на экскурсию в парк Сокольники.
Как бы он там не кричал на меня что я «гад и хиляк», но я его все равно побил. Его спасла от полного поражения только наша учительница Марина Петровна.
После этого Димка даже близко ко мне не подходил, боялся, ну я так думаю.
Когда я возвращался из школы с синяком под глазом и разбитой губой, дома меня ждал сюрприз, прямо перед крыльцом возвышалась огромная гора сваленных в кучу переломанных бревен с облезшей синей краской, и кучей досок, от которых воняло кошками и грызунами.
При виде моих боевых ран, мама нахмурилась, а папа улыбнулся, и сказал, что я молодец, и мы стали таскать дрова и укладывать их в дровяной сарай.
Они с нашим соседом дядей Вовой сначала пилили дрова нам, а потом, приняв «по *стопарику», отправились пилить дрова уже к дяде Вове.
Примечание – Стопарик, Стопка (небольшой стаканчик для спиртных напитков емкостью 25-100 миллилитров).
Причем про домашнюю работу он даже не спросил, за что я был ему благодарен, очень не хотелось решать задачку про гусей и уток.
А раз не спрашивают, значит, может обойтись и без неё.
Вот только мама про неё вспомнила и вместо того, чтобы идти спать мне пришлось выяснять, почему из пяти гусей и пяти уток двое гусей решили улететь. А одного гуся потянуло на берег.
Я проклял все на свете, пыхтел, скрипел, но делал эту дурацкую задачу. Зачем кому то знать, сколько птиц осталось на воде, и сколько уток туда прилетело потом?
Глава четвертая, Нехороший дом
Ближе к зиме переселение поутихло, не совсем конечно, но количество машин сильно уменьшилось.
Делалось это медленно, и поэтому часть выселенных домов просто растаскивалась на дрова, теми, кто еще не переселился.
Мы тоже возили доски бревна от старых домов и, распилив на короткие чурбаки, укладывали в дровяной сарай.
Когда я пришелся школы, обнаружил настежь распахнутую дверь наших соседей, а в квартире абсолютная пустота. Мебель и вещи, всё куда-то исчезло. Я, почувствовал что-то неладное, сообщил о новости моей маме. А она даже не удивилась и сказала, что Дядя Самуил со своей семьей и моей соседкой Эльмирой, переехали в другой дом.
Это было так неожиданно.
И когда я встретил в классе Эльмиру, спросил ее: «если они уехали в новую квартиру, то почему она всё ещё ходит в наш класс?»
Вот она и сказала, что мама с папой решили, переехать в другой дом, который будут ломать на следующий год. Моя мама тоже говорила, что у них есть шанс переехать в новую квартиру раньше нас.
Люди выезжали из старых деревянных домов, в новые районы, но наши дома сносить не торопились.
В эту зиму всё обошлось без происшествий. Ну, почти обошлось. В нашем доме что-то случилось с водопроводом и нам с мамой пришлось ходить за водой в здание ЖЭКа. А ближе к весне у наших соседей, Деда Миши и бабы Лиды, снег проломил крышу, и им пришлось переехать в соседнюю с нами квартиру, где раньше жили Эльмира со своими родителями, дядей Самуилом и тетей Розой.
Мне совершенно непонятно было, по какому принципу выбирались дома на выселение. Мне всё растолковал мой старший брат, у которого уехало много друзей в новые районы. Он сказал; «что это определялось общей ветхостью здания и дальнейшей его непригодности для жизни».
Наконец наступила долгожданная весна, а с ней и отремонтированный водопровод. Пытались починить крышу на той половине дома, где раньше жили дед Миша и баба Лида, но видимо что-то не получилось, и они остались жить в соседней с нами квартире.
На улице уже начинали цвести сады, когда нам всей семьёй пришлось провожать моего брата в Советскую армию. Я, конечно, знал, что этот день настанет, но никак не ожидал, что он наступит так скоро.
Люди вновь стали выезжать из своих старых домов. А ещё наконец-то наступили для всех целых три месяца летних школьных каникул. Благо меня почётно приняли в пионеры, построив наш класс перед памятником Владимиру Ильичу Ленину, и с подниманием государственного флага под гимн советского Союза нам повязали красные атласные галстуки, что заставило меня немедленно гордиться, показывая всём, что я теперь пионер, а не октябрёнок.
Я с таким нетерпением ждал этих каникул, словами не передать. Целых три месяца не надо решать задачек, писать диктанты и бесится за незаслуженно заниженные оценки, которые за мои знания могли поставить и чуть выше, как я думаю.
Кроме того, летом тепло и весело.
По разговорам наши пятнадцать домов шли в последнюю очередь и собирались ломать их только через год или два, когда среди оставшихся жильцов района разошлась новость, что Бабка Пелагея умерла.
А после её смерти, в её доме поселилась…. «нечистая сила».
Эта новость, разносилась со скоростью ветра. Многие видели, как в дом Пелагеи входили разные подозрительные личности и не выходили, или наоборот выходили совершенно чужие и незнакомые люди в странной одежде и куда-то уходили, потом вновь возвращались в дом и больше их не видели. Кто-то даже говорил, что у Пелагеи где-то спрятан тайный ход, оставшийся еще с царских времен в подземную Москву.
Дома в округе уже были практически выселенными и там часто бывали люди, которые собирали доски для растопки печей или «Кладоискатели». В нашем дворе пышным цветом распустилась сирень, когда нам с Вовкой Щукиным крупно повезло. На помойку в соседнем дворе выбросили старую кованую кровать, на которой умерла одна бедная старуха, что ходила по домам и побиралась. Я её часто встречал возле нашего дома, грязную, оборванную и каждый раз она просила денежку на хлеб. Мне было ее жалко эту бедную бабушку, я и отдавал мелочь, что оставалась у меня на руках после школьного завтрака. А когда она умерла из ее комнаты стали выбрасывать мебель мы с Вовкой и обратили внимание на ее старинную кровать кованые стенки с витиеватыми переплетениями прутьев, но грязным кособоким матрасом, покрытым сплошь и рядом грязными желтыми пятнами.
Нам очень понравились *набалдашник кроватных ножек, выполненных в виде продолговатых и слегка вытянутых еловых шишек.
Примечание- набалдашник – это элемент, обозначающий вершину или конец какого-либо предмета.
И вот когда я потянул за одну такую шишечку, то обнаружил, что к внутренней её петельке привязана нить, а вот когда мы ее выудили полностью вот тут нас и подстерегал сюрприз. Чего только на этой нитке не висело, и золотые цепочки, и перстеньки, и серьги. Вовке тоже свезло, он в противоположном углу этой кровати, нашел точно такой же подарок, только цепочек там было побольше, чем у меня. Ну, мы это все разделили поровну, что касается двух других наверший, то они оказались пустыми. И когда я все это принес домой маме и это увидел мой отец, он словно обезумел, глаза горели, стал каким-то нервным и стал меня трясти за плечи и выпытывать, где я это взял. Я даже испугался, насколько он вел себя не нормально. Рассказал, конечно, он схватил меня за руку и потребовал, чтобы я отвел его к этой кровати. В холле мы столкнулись с бледным и перепуганным Вовкой Щукиным вместе с его решительно настроенным отцом.
Когда мы все-таки проводили их к этому матрасу, мой отец вместе с Вовкиным вытянули острые ножи и с противным треском вспороли ткань матраса.
Мы едва в обморок не хлопнулись, из матраса «потекли разноцветные бумажки разного достоинства, начиная от красных бумажек с профилем Владимира Ильича, до бледно голубовато-зеленых достоинством от 120 рублей с царским орлом на полях. Мы с Вовкой, не до, не после, их еще не наблюдали никогда. Они сидели среди кучи денег и откладывали в одну сторону испорченные пожелтевшие и дурно пахнущие бумажки, а в другую нормальные. При этом неудержимо матерясь на обсосанные деньги, которых оказалось в два раза больше, чем чистых. Денег было реально много, даже какие-то бусы и шкатулки нашли, зажатые среди заржавленных пружин кривого кособокого матраса. Выпотрошили все, до последнего клочка ваты. Много бумажек попадалось просто перетертых пружинами в бумажную труху. А от некоторых разве что серийный номер только и сохранился, а то даже и его не было.
Я даже представить себе не мог это как можно спать на таком количестве бумаги, жёстко и неудобно. Это сравнимо разве что со спаньем на горе макулатуры, которую по пионерскому поручению мы приносили на задний двор нашей школы. И тем более, у меня никак не укладывалось в голове, почему эта бабка, владея такими несметными богатствами, вела полуголодный образ жизни. Я, наверное, этого никогда не пойму.
Потом в нашем доме появились милиционеры, они все время что-то выспрашивали, что-то записывали, а потом ушли.
И вскоре у меня появился новый велосипед «Школьник», а в квартире новый пахнущий стружкой и деревом чешский кухонный гарнитур. А вместо старого маленького телевизора, «Горизонт», появился большой и новый телевизор «Рекорд» и Шикарная радиола. А потом целый месяц я своего отца наблюдал в изрядном подпитии. Как мне кажется, он даже на работу не ходил, а Вовкина мама стала чаще ругаться с Вовкиным отцом, но в отличие от моего бати он не злоупотреблял алкоголем.
В этот год я впервые в жизни попал в Пионерский лагерь, а там столько всего интересного; кино, танцы, всевозможные творческие кружки, даже актёры, снимавшиеся в этих кино, приезжали, и мы всём лагерем собирали у них автографы, не всё конечно. Всё было бы ничего, да вот только тетрадку с собранными мной автографами кто-то украл, прямо из чемоданного отделения, а там, чьих подписей только не было Милляр, Караченцев, Никулин, Новиков, даже Андрей Миронов, и знаменитый мультипликатор мультфильмов «Ну погоди!» Котеночкин, всех уже и не упомнишь. У меня в тетрадке были записаны автографы самых ярких, самых заслуженных артистов Советского Союза.
У меня просто истерика случилась, когда я обнаружил, что мой чемодан открыт, вещи всё перевернуты, а тетради нет. Тетрадь так и не нашли, кто-то её, как говорили ребята, скрысил по-тихому, и помалкивает в тряпочку. На последнюю смену пионерлагеря я приехал с ребятами почти тем же составом, не считая десяти новеньких ребят, оказавшихся в моем отряде, и меня решили выбрать старостой. Я даже не возражал. Вот и довелось даже покомандовать ребятами, вроде проблем не было, как мне кажется, но и строгий спрос за всех, тоже был с меня. Но все ребята с пониманием даже девчонки не особенно выделывались, хотя глазки мне и строили.
Так закончился последний месяц лета и последние деньки летних каникул.
Вновь наступило "Первое сентября".
Я шёл по улице, гордый собой, держа в руке пышный букет цветов, для нашей новой учительницы. На плече висит моя новая спортивная сумка, для бедующих моих тетрадей и учебников, и был невероятно доволен. Потому что ранцы, это уже не для меня, а для маленьких первоклашек. Теперь они с завистью смотрели на развивающийся, на ветру мой пионерский галстук. «Пусть теперь они с ранцем ходят, а я уже большой, и я пионер! А пионер звучит гордо!» подумал я, и гордо задрал нос.
Наш третий класс, сильно поредел, даже классный руководитель сменился. Алина Петровна, что вела в прошлом году наш второй класс, переехала в новый район с двойным названием, связанный с какими-то орехами, и каким-то Борисом.
Я сожалел только об одном; «летние каникулы, закончились как-то неприлично быстро».
А когда я приехал из пионерского лагеря, и, встретив своих, уже немногочисленных друзей, поделился своими свежими впечатлениями, хвастая, что видел заслуженных артистов, которые расписывались в моей тетрадке в клетку, в двенадцать листов, которую у меня какая-то сволочь украла. И что потом меня выбрали старостой отряда, и я командовал моим отрядом как в пионерском лагере, так и в походе до реки Нара, а потом еще и обратно, когда возвращались в лагерь.
Кто-то из моих друзей верил, а кто-то нет, последним, как всегда, оказался все тот же вечно упрямый Фома неверующей, Серега Салтыков.
А потом он начал хвастаться, что ему купили машинку, коллекционную модель «ЗИМа», но теперь у него их две, потому что дядя из Астрахани привез еще такой же, только другого цвета, и он готов им поменяться на что-то равноценное.
И так один спор плавно перешёл в другой. Сам не понял, как так получилось, после моего рассказа Серега обозвал меня балаболом, и что я никаким старостой в лагере не был, и что все эти истории, я придумал только для того, чтобы возвысится над друзьями. Спор разгорелся с новой силой, я настаивал на своей правоте, а он на своей. Короче, в запале спора, поспорили на проведенную ночь в доме ведьмы, спорили на килограмм шоколадных конфет «Мишка на севере» что лежал у меня дома на тот момент, и коллекционную модельку машины «ЗИМ». По стоимости между ними разница ощутимая, но тут дело принципа.
Ставки были не шуточные.
Я давно мечтал об этой игрушечной модели. И хотел получить её любым способом.
Мама в этот день работала в ночную смену, и я, чтобы она не волновалась, на всякий случай написал записку; «что я скоро приду», и повесил её на гвоздик на видное место.
Я примерно рассчитал, что я как раз вернусь домой прямо перед её приходом.
Отец, как всегда, напился и громко храпел на своем старом диване, старший брат служил в армии, моя бабушка уже с неделю находилась в деревне и была полностью увлечена готовкой солений, варений, и заготовками на зиму. И я совершенно беспрепятственно вышел из дома, предварительно рассовывая по карманам предметы первой необходимости; бутылка газировки «Буратино», Пару бутербродов с докторской колбасой, коробок спичек и свечу. Но это был не до конца полный список вещей, который я брал для ночёвки в нехороший дом бабки Пелагеи. Еще на всякий случай карманный фонарик «Жук» с ручным генератором, который я позаимствовал у старшего брата. Его как эспандер, всё время нажимать надо, чтобы он, жужжа, подсвечивал дорожку перед тобой. С одной стороны это было безумно утомительно, но с другой стороны, ему не нужны были батарейки. Хотя с жуком долго не проходишь, потом кисть такой судорогой сводит, что после него руки трясутся как с похмелья. Сам видел, как это бывает, когда к отцу приходил его завсегдатай приятель Дядя Миша. Мама его каждый раз собутыльником называла.
Я хотел сперва взять карманный фонарик светлячок, но плоская батарейка в нём была севшая, а новую батарейку мне так и не купили.
Я даже универсальный складной ножик взял, с бардовой пластмассовой ручкой, на которой были отлитые квадратики, изображавшие разные виды спорта. Хороший такой ножик, ну это такой в котором есть не только сам ножик, но ещё открывалка для бутылок вилка и ещё какой-то плоский штырек вроде штопора, ну такой, чисто дорожный вариант. Мне его в пионерском лагере подарил один дядька, которому я помогал на хозяйственном дворе, когда мы в пионерском патруле на въездных воротах дежурили. Потом заскочил в дровяной сарай, и предварительно вооружившись отцовским топором, отправился к назначенному месту.
Место встречи было во дворе дома с разобранной крышей, что находился недалеко от дома Бабки Пелагеи.
У её дома была и без того нехорошая репутация, а после убийства бабки так вообще….
Даже мальчишки побаивались этого дома, так как это был единственный дом, в котором сохранились стекла в отличие от соседних, выселенных домов. Кроме всего прочего он вроде как всё ещё находился под приглядом милиции, несколько раз возле него видели милицейскую машину, из которой высаживали каких-то людей, которые под присмотром милиционеров, что-то рассказывали, водили руками, потом что-то показывали, после чего их сажали обратно в машину и увозили. Именно по этой причине и не давали ордера на снос этого дома, пока шло расследование убийства.
Дом стоял целехонький, словно в нем по-прежнему кто-то жил, и именно по этой причине он сильно выделялся из общей разрухи, на фоне которой он стоял.
Мы частенько лазали по выселенным домам, и покинутым квартирам, в поисках чего-нибудь интересненького, в нашей памяти всё ещё были свежими воспоминания о кладе, который мы нашли этой весной, и надеялись, что может нам вновь повезёт найти кровать или матрас, набитый деньгами или золотыми цепочками. Прямо золотая лихорадка какая-то. Но кроме брошенной рухляди, нам больше ничего не попадалось. Но в этот раз, мы все дружно и целенаправленно шли к конкретному дому с конкретной целью. Серёга всю дорогу рассказывал всякие страшилки нашего района, которые произошли, пока меня не было, а он был здесь и находился в курсе всего, что тут происходило последние три месяца. Врал, как дышал, я не верил не единому его слову, будучи уверен, что он просто хочет запугать меня и заставить отказался от затеи и выиграть, таким образом, наш спор.
Мы прошли мимо огромного разросшегося куста шиповника, перешагнули валяющиеся на земле калитку, вошли во двор и остановились у крыльца.
По всему телу пробежал легкий озноб, и я вспомнил, чем закончилось приключение, после того как погостил в этом доме.
В тот момент я малость струхнул.
– Ну что, боишься! нечистую силу – издевательски усмехнулся Серега, и добавил; «смотри, ещё не поздно отказаться».
– За кого ты меня принимаешь! – Возмутился я – так что завтра твоя моделька будет моей.
И я буду, есть свои конфеты, запивать их горячим, чаем, и играть проспоренной тобой моделькой «ЗИМа»!
– Ну-ну! – усмехнулся Серёга.
Я повернулся к двери, и смело шагнул на крыльцо, потом слегка подумал, и повернулся к нему в половину оборота, и сказал:
–Зря радуется, завтра утром я жду тебя здесь, на этом самом пороге, и с моей моделькой ЗИМа, ты понял?! Иначе я лично позабочусь, чтобы вся школа и весь двор, говорили о тебе; что Серёга Салтыков лгун, обманщик, балабол.
Серегу даже перекосило.
«Ага, зацепил его за уязвленное самолюбие», отметил я, применив пару психологических приёмов, которым я научился в пионерском лагере. Теперь я не сомневался; «никуда не денется, принесет, как миленький принесет».
Потом я повернулся к двери и поднялся на крыльцо, под общее подбадривание Вовки и Дениски.