banner banner banner
Человек, который не хотел любить
Человек, который не хотел любить
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Человек, который не хотел любить

скачать книгу бесплатно

– Мне кажется, у тебя какая-то навязчивая идея. В общем, если ты не против, я попробую ему позвонить.

– Конечно, пожалуйста, я тоже буду рада. Но вот увидишь, он скажет «нет». И придумает оправдание, чтобы не приходить.

Давиде проигнорировал её последнюю фразу. Он взял телефон и набрал личный номер Танкреди. Этот номер был только у него, ну и у Грегорио, естественно, что было показателем его необыкновенного уважения и дружбы.

– Привет! – Он ответил сразу после первого гудка. – Что задумал, Давиде? Какое дельце для себя и надувательство для меня хочешь предложить?

Давиде решил начать с шутки:

– Понял, тогда позвоню Паоли, без проблем…

Паоли был бизнесменом, с которым Танкреди вроде как соперничал. Танкреди, хотя и терпел убытки, всегда побеждал. Часто все его вложения были сделаны скорее на спор, чем по какой-либо иной причине. В долгой перспективе они приносили такую прибыль, что становились сокрушительными для других предпринимателей. Это невероятно, но всё, к чему ни прикасался Танкреди, становилось золотом.

– Паоли? – засмеялся Танкреди. – А у него опять появились деньги? Тогда наверняка это какое-то небольшое дело. Одно из тех, которые тебе так нравятся: покупаешь, быстренько продаёшь и по ходу чего-то там зарабатываешь…

Давиде рассмеялся. На самом деле такой бизнес может работать. Нужно только иметь несколько ликвидных средств и человека, который вскоре купит всё дело, которое ты построил.

– Нет-нет… В этот раз вкладываться сильно не надо. Максимум принесёшь бутылку вина или цветы для хозяйки. Мы хотим пригласить тебя в субботу вечером, у нас будет ужин, придут Салетти, Мадиа, Аугусто и Сабрина, которые, как мне известно, тебе нравятся…

Давиде сделал паузу. Он подумал, что Танкреди может принести «Cristal» или даже две, потому что будет много человек. Но это не главная причина, почему он его приглашал. Ему действительно было приятно с ним повидаться, а особенно – рассеять каким-нибудь образом абсурдные убеждения Сары…

Танкреди по ту сторону телефона поднялся из-за стола и взглянул в окно. Золотые Ворота вбирали в себя весь свет сияющего над заливом Сан-Франциско солнца. Чуть позже вместе с Грегорио он пойдёт на обед в ресторан Фрэнсис Форда Копполы, чтобы попробовать последний урожай его вина «Рубикон». Он поговорит с ним лично, поскольку хотел бы начать совместное производство с его рестораном «Zoetrope» и профинансировать его следующий фильм. Вдруг у них получится договориться? Он знал, что для Копполы была гораздо важнее личная симпатия, нежели деньги или бизнес. «Так ещё лучше, – подумал Танкреди, – это легко, я ему понравлюсь». И, пользуясь своим воображением, он вошёл в мир кино и представил себе следующую сцену.

Камера движется по рельсам, приближаясь к двери квартиры. Затем тормозит. Крупным планом рука, звонящая в звонок.

В доме Сара прекращает расставлять посуду для обеда на стол и выходит в гостиную:

«Я иду».

Она открывает дверь, не спрашивая, кто там. Она открывает дверь, и перед её носом оказывается огромный букет розовых роз, украшенный по краям маленькими беленькими цветочками.

Внезапно входит Танкреди: «Привет… Давай забудем о той ночи?»

Сара молча стоит перед ним. Средний план кадра медленно сменяется на крупный план. Музыка подчёркивает напряжение от ожидания её ответа…

Танкреди посмотрел в ежедневник, лежащий на столе:

– Ты говоришь, в шесть часов?

– Да.

Он пробежал пальцем по записанным делам. Встреча в клубе, но ничего важного, к тому же он, кажется, её уже отменил. Затем снова вообразил себе сцену с цветами. Сара всё ещё молча стояла на том же месте. Вдруг она покачала головой: «Нет. Не забудем».

Танкреди глубоко вздохнул:

– Прости, Давиде, я проверил ежедневник, я буду за границей. Может, в следующий раз получится.

– Ага, жалко.

– Передавай Саре мой пламенный привет и извинись за меня перед ней.

– Конечно. – И он положил трубку.

Давиде очень хотелось ему сказать, что «Сара так и знала».

– Ну, так что, придёт он или нет? – показалась Сара у него за спиной.

– Нет, но я вспомнил и сам тоже, что он мне уже говорил… У него будут дела.

Сара улыбнулась:

– Вот видишь. Он не хочет видеть нас обоих.

Давиде подошёл к ней, развернул её и обнял:

– Дорогая, я прошу тебя, не думай ты об этом. Танкреди мой лучший друг, и он никогда бы ничего подобного не сделал.

– Чего?

– Не любил бы тебя.

Сара секунду помолчала.

– И такое случается. Иногда динамика отношений может быть очень непредсказуема.

Давиде отпустил её и сел на диван. Он взял пульт и включил телевизор:

– Знаешь, я всегда думал, что это Танкреди тебе не нравится.

– И почему же?

– Не знаю, просто ощущение такое. С одной стороны, я расстраивался, но с другой – был очень рад.

– Почему?

– Потому что я думал, что наконец встретил женщину, которой не нравится Танкреди, которой он даже неприятен. Если бы он тебе нравился, то, наверное, он бы наплевал на нашу дружбу, мою и его, забил бы на меня, придумал что-нибудь и добавил бы тебя в свою частную коллекцию… – Затем он посмотрел на неё и улыбнулся: – И тогда я бы умер.

Сара замерла посреди гостиной и молчала. Давиде продолжал на неё смотреть. Чем дальше, тем всё более странной становилась ситуация. А она задавалась вопросом: сможет ли она выдержать этот разговор?

– Он мне не неприятен. Мне он безразличен. Скажем, мне не нравится, как он ведёт себя в некоторых ситуациях. Но, в любом случае, он твой друг, и если тебе нравится с ним общаться…

Сказав это, она вышла на кухню.

Давиде сменил канал, а затем решил ещё немного порассуждать:

– Вспомни, как сильно он изменился после истории с его сестрой!

Сара присела за стол. Она вдруг почувствовала себя опустошённой. Это случилось как раз в тот день, когда она поняла, что любит его. Ей захотелось заполнить образовавшуюся внутри него пустоту. Прошло уже столько лет, но страсть Сары даже и не думала угасать. Может, этого никогда и не произойдёт. Одна вещь ей была ясна наверняка: её муж Давиде прекрасно управлял недвижимостью, но был ужаснейшим психологом.

Глава девятая

– Не так. Видишь, ты не выдерживаешь темп?

София сделала глубокий вздох. На занятиях с Якопо требовалось много терпения. Очень много терпения. Но даже такие уроки были ей важны, а заработок необходим.

– Но тогда получается слишком медленно, понимаешь?

София улыбнулась:

– Но если он так написал, так придумал, так себе представлял, значит ему нравился такой темп, как думаешь? Посмотри внимательно: шестьдесят четвертей в минуту! А тут вдруг появляешься ты, спустя двести лет после того, как Моцарт написал свою сонату до мажор, и гонишь как на Формуле-один. Даже великие музыканты играют это произведение очень медленно. Медленно и точно, Якопо.

Якопо улыбнулся. Ему нравилась София, она была не такая, как все его предыдущие учительницы, она была гораздо приятней, а ещё моложе и, самое главное, красивее.

– О’ке-е-ей… – Якопо долго протянул это «о’кей». – Но сейчас постоянно переигрывают старую музыку по-новому! Мне кажется, так можно делать! Ты слышала, как сыграл «Канон» Funtwo на электрогитаре? Даже в моей новой игре офигенно играют, хочешь послушать?

Он поднялся, засовывая руку в карман штанов, чтобы достать оттуда бог знает что.

– Я верю тебе, – сказала София, возвращая его на стул. – Но твоим родителям не понравится, если я буду играть с тобой в игры…

– Ага, потому что ты проиграешь.

– Честно, мне всё равно. Они хотят, чтобы к следующему Рождеству ты мог сыграть хоть одно произведение от начала до конца без миллиона ошибок! Но сейчас… – она потрепала его за волосы, – это кажется очень маловероятным. Давай начинай с анданте, – София ткнула в верх листа, указывая на ноты, – и держи темп.

– Ладно.

Якопо уставился в точку, которую указала София, и начал играть оттуда. Пару раз он выпячивал губу вперёд, чтобы сдуть волосы с лица. Они упали ему на лицо из-за Софии, после того как она их потрепала. На самом деле он ненавидел, когда его волосы трогают, а особенно когда это делали дедушка или папа. Но когда их трогала София, ему не было неприятно. Очень странно. Ему надо было выучиться играть это произведение получше, даже если это значило играть Моцарта медленнее. «Если ей так нравится, значит, и Моцарту так нравилось», – думал он про себя. Он сконцентрировался и почти ни разу не ошибся, пока играл все четыре страницы.

– Браво! Вот! Вот так очень хорошо!

София притянула его за плечи. Якопо чуть не упал с табуретки, но был счастлив уткнуться в её рубашку, почувствовать вкусный парфюм и больше всего – прижаться к её мягкой груди.

– Хорошо… – София мягко отстранила его, когда поняла, что она его обнимает дольше, чем следует. – Тогда увидимся на следующей неделе.

– Ладно…

Якопо встал, снял куртку с вешалки, а потом ему пришла в голову очень обрадовавшая его мысль. Может, ему пришла идея, как можно с ней поиграть?

– О, София, а ты есть на Фейсбуке?

София тоже одевалась.

– Нет.

– А в Твиттере?

– Нет.

– Короче, тебя нельзя нигде найти?

Якопо расстроился, потому что никак иначе он не смог бы узнать, сколько ей лет или что ей нравится, в целом узнать о ней побольше, а может, даже и написать ей.

– Я тебе скажу только одно, Якопо. У меня есть дома компьютер, но, по правде говоря, я им почти не пользуюсь.

Единственным, кто им пользовался, был Андреа. Это был его способ выходить в свет, связываться с друзьями, видеть людей, смотреть кино, узнавать новое. Жить. Только так он мог это делать. Но этого точно не стоило говорить этому мальчугану.

– О’кей, – поднял плечи Якопо. – Жаль. Ты не понимаешь, сколько всего упускаешь. Там же новый мир, новая эра… – В качестве реванша и чтобы оставить за собой последнее слово, он сказал: – Вот почему тебе кажется, что медленно играть правильно: ты живёшь в аналоговой эре.

– Да-да… – смеясь, спускалась по лестнице София. – Передавай привет родителям. До среды!

В целом этот парень ей нравился, ему было десять лет, и он и вправду был очень смышлёным и забавным. У него даже были манеры настоящего мужчины. Она бы хотела иметь такого ребёнка. Мальчика. На мгновение эта мысль показалась ей такой далёкой, словно она никогда об этом не мечтала и не планировала в детстве, как всё будет. На самом деле она спланировала всё. Да так, что её даже дразнили подруги! Как они её там звали? А… да, «счётная машинка». Но вот однажды всё это просто испарилось. Как будто бы огромный корабль был готов отчаливать, отправляясь в кругосветное путешествие. Словно он был полон провизией всех сортов – от шампанского до минеральной воды, от сыра до сладостей, от бургундских до австралийских вин. А потом вдруг стоп! Корабль сел на мель, и никакой силой, никакой скоростью его уже нельзя было вытащить из песка. Он не шёл ни вперёд, ни назад, как и её закованная в кандалы жизнь. Как не выстрелившее оружие. Как впустую лязгающее железо. Вот так. А её любовь к Андреа? Почему в последнее время она издавала этот глухой звук? Почему её сердце больше не слышало её любимой музыки?

Она подошла к автомату, чтобы взять кофе. Пока она пила, кто-то позвал её:

– София?

Она обернулась.

Её старая преподавательница по фортепиано стояла перед ней в тёмном коридоре школы, в которой много лет назад София сыграла свои первые ноты.

– Привет, Оля.

Оля, а точнее, Ольга Васильева преподавала вместе с ней в церкви Фьорентини и в консерватории. Она была русской и одевалась по-старинному: носила широкие юбки, накрытые сверху ещё одной юбкой, которую достали бог знает из какого сундука, уцелевшего, видимо, после переезда её семьи в Италию.

Обе женщины обнялись, затем Оля отстранилась, но всё ещё держала Софию за плечи.

– О чём ты думала?

– А что?

– У тебя был такой вид… где же твоя обыкновенная улыбка?

«На мгновение ты стала такой же старой, как и я», – хотела добавить преподавательница, но подумала, что это может её ранить.

– О, – улыбнулась София, – я думала о том, что забыла сделать.

– Или о том, о чём перестала мечтать? – Оля не дала ей ответить. – Тебе достался весьма особенный талант, а твоя наивность была особенно милой.

– Какая наивность?

– Ты думала, что то, что могут эти пальцы, совершенно естественно… – Она взяла её за руки. – Я никогда не забуду, как мы вместе готовили Рахманинова… Тебе было всего лишь шестнадцать. А теперь они вялые, уставшие, загубленные… А самое главное… – она посмотрела ей в глаза, – ты испытываешь чувство вины.

– Да нет, Оля… я ничего не сделала.

– В этом ты и виновата. Ты ничего не сделала.

София стала серьёзной:

– Я же сказала, что не буду больше играть. Я дала этот обет ради него, ради его жизни. Я молилась, и мне пришлось отказаться от самой прекрасной вещи в моей жизни. А отречься от всего остального было проще… Возможно, однажды он излечится, и тогда я вновь стану играть. Но, к сожалению, пока это невозможно…