МирЭМ

Неторопливо идя, ему навстречу попалась Тамара Ильинична, закутанная в платок, с бетоном в руке. Она знала у кого можно в поселке поживиться парным молоком, где одарят домашними яичками; сальца дадут пожирнее, копченную рыбу к столу.

– Здравствуй Женька, не узнать тебя! – окликнула она непринужденно, идя плавно покачиваясь, хитро-слабо улыбаясь. Утро не успело проснулось, а она уже шустрая на ногах.

– Здравствуйте, – ляпнул он в ответ, шарахнувшись от назойливой бабки на два шага, проскакивая мимо, дыша поверхностно, согреваясь бородой.

– А у Маруськи в декабре ее Влад помер! Вдова она теперь, – выкрикнула Тамара Ильинична ему в спину, оборачиваясь.

Бабкин зычный голос разорвал поселковую тишину, полоснув Женьку электрическим разрядом, по жилам забурлила кровь. Он шагал по бело-серой улице, поменяв магнитом курс раннего направление, а через секунду уже бежал к Маруськиному дому. Часто глотая воздух, взмыленный Женя, оказавшись у террасы, смело дернул дверь за ручку. Лицо запылало, в глазах разгорелась неиссякаемая с новой силой любовь. Встречающий Алмаз, учуяв дружелюбно настроенного свояка, пахнущего почти так же и Денис, пропустил его собачьими глазами, подвиливая хвостом. Внутри он наткнулся на Марусю и Арину.

– Сдам серьги в ломбард, бабушкин подарок… – потянулась Маруся к мочкам своих ушей.

Мама и старшая дочь перевели свои удивленные глаза на влетевшего, с перехватившим дыханием Женю:

– У меня есть деньги, не нужно ничего сдавать, а лучше дайте воды попить! – его плавный голос горел жаждой воскрешения, любви, семьи, смысла.

– Пойдем до бани, заодно наберу, – ответила она Жене, отводя от него свои изумленные глаза. – Арина посмотришь за детьми? Мы за водой сходим, – схватилась она за пустое, брякнувшее ведро.

– Да, побуду. Мне все равно ко второй паре, – закатила Арина скромно свои глаза с накрашенными ресницами, смущаясь постороннего в доме.

Маруся накинула куртку и направилась к бане, с покореженной дверью.

– Осторожно! Тут темно! Лампочка перегорела, а доска проломилась, так что не оступись, аккуратно, – инструктировала она Евгения, следовавшего за ней по пятам, чувствуя его жаркое дыхание.

– Можно вкрутить, если есть лампочка, если нет, схожу куплю, – предложил он, поднося к губам кружку с холодной водой.

Борода его пшенично-рыжая нарушала Маруськин покой, кружила ей голову, дурманило взгляд.

– Не до лампочки было…, – произнесла она, еле выдавив.

Он упоенно сглотнул воду, поставил алюминиевую кружку. Его глаза в смоляной бане впивались в Марусю своим голубым свечением, любуюсь ее красотой. А любовь сделала ее черты мягкими, нежно-очерченными, наполнила глаза неповторимо емким, божественным блеском.

Потянувшись к ней, он обнял ее мягко, губами сладчайшими, ласково водил по ее лицу, целуя:

– Как же ты мне нужна, как же нужна! – шептал он, чувственно, сливаясь с нею в прекрасном поцелуе, в томных объятиях…

76

В этот день, Аринка так и не пошла на учебу. Такой радости в горнице, она никогда не видела. Полдня дети не отходили от Жени. Висли на нем, играли в прятки, догонялки. Сходив в магазин, он принес продукты и лампочку для бани.

Маруся готовила обед. Почти доварился борщ.

– Мама, мама, – тебя зовет Женя, – отозвала ее Арина, взволнованно дыша. – Иди, а я посмотрю за борщом, – отправила она маму до бани.

– Маруся, – искрометно произнес Евгений, дыша через раз, указывая рукой на серебряную рукоять, – я разобрал доски, а тут похоже клад запрятан! – подтянул он после этих слов на себя из-под земляной ниши, железный ларец в драгоценных камнях, а внутри монеты из червонного золота.

– Маруська, потеряв дар речи, прижала руки к губам и заплакала. «Столько земли ее покойный муж перекопал, а оно здесь пряталось…»

Женя прижал ее к себе, ожидая, когда она успокоится, его дыхание пронизывало слабым ментолом. – Пойдем до Дениса, пусть опись делает? – предложил он ей, мягко.

– Давай, – согласилась она, засмотревшись при свете лампочки на этого золотистого человека с голубыми глазами.

– Подожди, – задержал он ее и поцеловал ласково, – а теперь можно идти, – Женькины белоснежные глаза смотрели на Маруську спокойной добротой.

Снег рыхлый, липкий, изнуренно таял. Пройдя через пустые кусты, они постучались к Денису, который открывая им дверь подивился Женке: – Ты откуда? Вы вместе? – не поверил он сразу своим глазам.

– Мы вместе! – подтвердил Женя, принесли тебе на опись Марусин клад, вези в отделение.

– Ну ничего себе! – воскликнул он. – Пир на весь мир! – вот наше отделение прогремит на всю область!

– Что там у вас? – подошла неотразимая Марта, с неистощимой энергией, удивляясь Марусе и Жене.

– Клад у нас! – похвастались возбужденные, молодые люди.

– Мои вам поздравления!

– Ну что ж, хватался за голову Денис, всплескивая многозначаще руками, – сейчас соберусь и поедем до отделения. – Вот так история!

– Слышь, Марусь, – отвела близкую подругу, Марта, – мне вчера письмо пришло от московского нотариуса. – Коллекционер, как оказалось завещал мне все свое имущество!

– Боже, Марта! Твоя мечта сбылась! – обнялись две искренне улыбающиеся подруги.

– Я тоже за тебя очень рада! – любезно поздравила ее Марта с человеком, которого Маруся любит очень давно.

Небосвод в ромашковых барханах, с выпуклыми прожилками созерцал уходящее низкое солнце на запад. Неразрывное небо приминало снеготаяние жарким ветром, обещая душистую, пахучую, певучую, обновленную весну.

«Лишь любящему сердцу откроется клад!»