Не слушай колокольчики

Она ступала вглубь зала, не понимая, зачем и куда идет. Что-то за туманом звало ее. И когда из вязкой тишины донеслась музыка, Арда вскрикнула. Тихая, мелодичная, напевная, как гармоничный хор высоких голосов, дополненных тонким звоном колокольчиков. Было невозможно определить, откуда взялась эта музыка и куда пропадала. Она, казалось, путалась в плотных серых облаках, и зал полнился и полнился тихим звоном с мелодичными переливами, будто песнями сказочных птиц. Среди всего этого Арда смогла различить лишь один голос. Голос, обращавшийся напрямую к ней.

– Какой медленный человек, – ее недавний пленник смотрел теперь прямо ей в глаза, но взгляд его всё равно был невидящим. Серые радужки казались мутными, словно он не успел встряхнуться ото сна. Недобрая, отстраненная улыбка скользнула по его острому лицу. Голос звучал так, словно нутро фейри было выложено мхом: звуки вязли и тонули, еле-еле достигая слуха Арды. Но все же каждое его слово она различала четко: оно монолитным колоколом звенело прямо внутри ее головы.

– Так ты все-таки разговариваешь, чертов фейри! Не понимает языка, немой! Как знала, что это все россказни, – Арда попыталась нащупать привычный кинжал, но вместо охотничьей одежды на ней была простая белая сорочка. У Арды сроду таких не водилось – где ей было достать белую ткань? Без оружия она чувствовала себя не просто уязвимой – голой. Но сражаться была готова даже в таком состоянии. Она всегда оставалась начеку, даже среди ночи готовая к битве.

Только фейри не спешил атаковать. Он взглянул на неё, склонив голову к плечу – точно птица. Кто-то мог бы посчитать это потустороннее-очаровательным. Вероятно, высокий и стройный (даже тоньше Фэй, которая давно уже сделалась в глазах Арды воплощением грации) фейри с этим стальным взглядом и своей мучной, словно подсвеченной лунным светом кожей, стал бы любимцем в кругах извращенной знати, если бы не строгие правила Церкви: каждого пойманного фейри ждет смерть. Арда с различными извращенцами предпочитала дел не иметь. Самой ей даже человеческие мужчины не казались приятными на вид, не говоря уже об иных. К тому же птичья красота фейри была слишком сумрачной, пугающей. От него веяло холодным, хищным и недобрым.

Его молчание и бездействие нервировали.

– Где мы? – попыталась призвать его к ответу Арда.

– Где-то за гранью человеческого, – туманно отозвался он. – Считай, ты пленница в кандалах.

Арда хотела было сказать, что никакая она не пленница, но внезапная тяжесть заставила опустить взгляд – на руках ее внезапно появились кандалы. Такие же, какие она надела на фейри. Затем – еще одна пара сковала ноги. Арда пошатнулась.

– Ублюдок, – Арда сделала неловкий шаг, пытаясь дотянуться до фейри. Она была сильнее и доказала это, поймав его под холмом. Кандалы просто отняли у нее преимущество, но она все еще могла сражаться. Фэй была права, когда укоряла ее в горячности: скоропалительность Арды и ее желание действовать иногда мешали верно оценивать обстановку. Она слишком часто полагалась на грубую силу. Потому с осторожной, расчетливой Фэй они были такой слаженной командой. Но напарницы здесь не было, и для победы Арде пришлось бы разумно оценить свои возможности, взять себя в руки.

Она вместо этого рванулась вперед – цепь на ногах насмешливо звякнула, натянулась. Арда рухнула будто от подножки. Только и успела закрыть лицо, ожидая столкновения с каменным полом, но вместо этого колени провалились в мох. Арда могла поклясться, что мгновение назад стояла на твердой и холодной поверхности.

Фейри, безучастный к происходящему, склонился над ней. От его дыхания потянуло в сон.

– Людские оскорбления не имеют здесь силы. Ваше понятие рода и страшное проклятие безродного… Твои слова не могут меня достать.

Слова были знакомыми, но Арда не понимала их смысл. Она безмолвно таращилась на фейри. Кандалы ее вдруг сделались неподъемным. Арда внезапно почувствовала себя такой уставшей, что от ее запала не осталось и следа. Мох был мягким и теплым, хотелось прилечь.

– Человек, ты пленник тайных дорог,

Ты леса волшебство поневоле узнаешь.

Отпущу я тебя, в обмен на свободу мою.

Сделка судьбы, две души теперь в плену.

Фейри стал говорить быстро и мелодично, уверенно, без пауз. Словно читал молитву по памяти, как монахини из приюта Арды. Слова звучали инородно, и Арда не уследила бы за ходом его мысли, если бы даже голова была ясной. Будто пропущенный через мембрану голос его оказывал на нее эффект дурмана. Голова и тело становились все тяжелее. Она будто все глубже погружалась в сон. Арда кивнула, не разбирая слов.

Она увидела колени фейри, ткнувшиеся в мох перед ее лицом. Только теперь Арда подумала, как странно, что он был одет – те иные, что встречались ей, не знали человеческих норм. Его же одежда была почти человеческой. Там, в лесу, когда он был ее пленником – она помнила. Теперь его словно укрыли черные перья. Эта мысль не задержалась. Фейри поднял с земли одну из опавших с деревьев-колонн ягод боярышника и поднес к губам Арды, предлагая угощение. «Он не взял воду», – оставшимся ясным кусочком сознания Арда уцепилась за эту мысль и крепко сомкнула губы. Ей вдруг показалось необходимым отказаться от этого подношения. Арда отвернулась от ягоды, противясь.

Потолок из облаков вдруг сделался ниже. Пение стало громче, походя на карканье ворон. Туман сгустился так, что было невозможно вдохнуть – он застревал в горле вязкий и тягучий.

– Сделки со смертными… Бери! – в голове зазвенел набат, и Арда едва не потеряла сознание. Голос фейри заполнил все, вытеснил даже забравшийся в глотку туман. Ее собственных мыслей не осталось, и зыбкая грань между явью и сном размылась окончательно.

Арда сонно ткнулась в холодную ладонь, хватая губами ягоду. Настолько вызревшую, что вязкий и сладкий сок тут же брызнул в горло. Так обильно, будто в рот попала целая пригоршня ягод. И в голове тут же перестало звенеть, рукам и ногам стало легко без кандалов, а туман прекратил забиваться в нос – теперь он мягко обнимал Арду за плечи, будто уютное одеяло. Фейри все еще сидел перед ее лицом, но морок сна был сильнее, чем страх перед иным. Сквозь полуприкрытые веки Арда разглядела, что губы фейри мягко двигаются, будто он напевает. Заклинание. Или колыбельную. Противиться тихому, баюкающему звуку и мягкости тумана больше было невозможно. Арда провалилась в сон.

День встречал ее ласковым звуком колокольчиков.

***

Арда очнулась от липкого, цепкого сна – костёр потух. За кронами деревьев брезжила неуверенная полоска рассвета. Блеклая, на фоне такой же прозрачной луны; первый день самона4 еще не наступил, и темнота была сильнее. Любой свет, пробивающийся через нее, казался неуверенным и скромным. Он крался по кромке темноты, ходил вокруг нее кругами, словно заговаривая, упрашивая отдать права. Вскоре он должен был набрать силу. Дни обещали стать теплее, солнце – горячее, а ночь – короче. Но нужно было дождаться праздника Света.

Охотница ущипнула себя, чтобы стряхнуть остатки сновидения, но голова была тяжелой. Глаза не видели ничего дальше расстояния двух вытянутых рук, будто туман из сновидения переполз в реальный мир. Арда попыталась встать, но ноги не держали. Мир плыл перед глазами, троился, словно не желая, чтобы она сделала шаг и выбрала нужный путь. Тонкий, еле слышный перезвон колокольчиков мешал собраться с мыслями.

Сны, будто омуты, снились ей и раньше. Точнее, один единственный, с не меняющимся сюжетом. Заросшая тропа, уходящая в никуда, льющийся с небес свет полной луны и шепот, растворенный в этом потустороннем пейзаже: «Отыщи. Та, кто ведает».

Иногда шепот просил вспомнить, иногда велел проснуться. Иногда он не просил ничего, но Арда все равно шла по бесконечной зеленой тропинке. Но этот сон был привычен, он был частью нее – снился ей примерно раз в луну, и иногда Арда покупала травы, чтобы не видеть его. Это же сновидение, такое живое и полное, не было похоже на привычную картинку. Это пугало.

Рядом завозилась Фэй.

– Арда, – голос у нее был встревоженный. Чужая интонация, ворвавшаяся в тишину и спугнувшая настырное эхо колокольчиков, заставила Арду собраться. Испуг Фэй привел ее в чувство, и мир обрел равновесие. Она вскочила на ноги, оглядывая напарницу. Та была в порядке, но кивком головы указала на дерево. В сумраке было сложно разглядеть выражение на ее лице, но в резком, холодном жесте Арда прочитала недовольство, прежде чем взглянуть в указанном направлении.

У дерева, к которому они привязали пленника, одиноко лежала веревка. За ночь она как будто срослась с лесом: сквозь волокна проросла трава и низкие кустики бузины, цепляющие ее края, покрытые прозрачно-красными ягодами. Фейри не было. Заговоренные монахами кандалы валялись неподалёку.

– Видимо, они все-таки маги, – задумчиво, уже без прежнего холодного расстройства в голосе произнесла Фэй. Как напарнице удалось сдержать эмоции от потери такой ценной добычи, Арда понять не могла. Впрочем, в этот раз и она сама была спокойнее, чем обычно: не принялась клясть свет во всех известных ей выражениях, даже не пнула злосчастное дерево. Только обошла место их ночлега кругом и зашла чуть дальше в чащу, чтобы поискать следы. Но ничего не было – фейри будто испарился, растаял, как предрассветный туман. И Арда было усмехнулась этой мысли, но ставшее уже назойливым тревожное предчувствие пронзило голову – хрустнувшая под ногами ветка зазвенела, как городской колокол.

Арда предпочитала не думать о том, как фейри удалось сбежать. Если бы он был магом, как обещали старые сказки, он бы мог освободиться от оков и удрать раньше. Хоть Арда и не имела представление о том, как могла бы работать магия иных, она точно была уверена, что такая мелочь любому магу должна быть по плечу. Даже городские фокусники умели сбрасывать кандалы, как по заговору. «Всемогущим фейри это было бы раз плюнуть, ведь да?» – убеждала себя Арда, которую волновала уже сама возможность присутствия магии в мире, вблизи от нее. Но, с другой стороны, если фейри освободился не магией, значит, ему помогли. Вряд ли это был другой иной: иначе почему они с Фэй еще живы. Разве двое не расправились бы с охотницами? Значит, это была помощь другого рода… И последнюю мысль в этой цепочке Арда с усилием вытеснила на самый краешек сознания, боясь дать ей развернуться. Мысль эта осталась в голове легким и тревожным звоном.

– Ничего? – осведомилась Фэй, когда Арда вернулась. Их подстилки уже были скатаны и убраны в походные тюки, пепелище прибрано. Фэй выглядела готовой возвращаться в город, прекрасно понимая, что иного они упустили. Арда мотнула головой.

Она давно привыкла к рассудительности Фэй, но ее удивило собственное спокойствие. Словно в этот раз она бы охотнее отпустила добычу, чем пустилась за ней в погоню – Арда была даже рада избавиться от компании проклятого фейри. Это было не в ее духе. Арда всегда доделывала работу. Для нее это было делом чести, насколько вообще мог охотник за головами заикаться о ней. Но Арда всегда, сколько себя помнила, воспринимала вопросы репутации и доверия окружающих близко к сердцу. Арда хотела быть лучшей в том, что делала. И она прекрасно понимала, что девчонку из приюта не ждет лучшая жизнь – опасную и сложную карьеру охотника за головами она выбрала сознательно. Это было лучшее, на что таким как она приходилось рассчитывать. Голодранка без роду без племени. Пестование своих представлений о чести и высокомерие к тем, кто не мог даже начатое до конца довести – единственное, что ей оставалось. И она делала свое дело безупречно, словно пытаясь доказать всем, что не хуже их.

С тех пор, как Арда стала охотницей, у нее не было ни одной неудачи, ни одного промаха. Виллем учил ее недолго, но хорошо: его коротких уроков мастерства хватило, чтоба Арда справилась со своим первым заказом в тринадцать и никогда после не посрамила имя наставника. Впрочем, Виллем не считал ее ученицей, о чем не уставал повторять. Он говорил, что никакой общей судьбы с Ардой не делит, что не учит ее особым путям и мастерству охоты, а все, что дает – просто чтобы она могла выжить. Виллем не мог бросить умирать приютскую девчонку, которую спас от головорезов. Из его принципов и родилось понятие Арды о чести. И каждый раз, когда она забирала заказ, она помнила его слова: «Учись у псов, Арда. Пес никогда не станет глотать кость, которая застрянет у него в глотке. Ту, что поддастся, он разгрызет. А ту, что слишком крепка, обглодает и бросит. Так и ты должна уметь отказаться от куска, который не сможешь проглотить».

– Сдается, фейри нам с тобой не по зубам, – улыбка у Арды была больше похожа на оскал, но Фэй никогда не возражала против любой ее резкости. – Если воротимся под холмы, глядишь, других найдем, – возвращаться в Броге без добычи не хотелось. Пусть фейри и подвернулся им из-за случайно подслушанных пересуд жителей деревни у холмов, но все же он был слишком лакомым куском. Деньги, которые Церковь за него платила, могли кормить их целый самайн. Арда уже мысленно забралась на коня и спустила заработанные золотые. Но в глубине души она была рада пропаже. Только вслух бы этого не признала.

Фэй неодобрительно мотнула головой.

– Он был там один, – с чего она так решила, Арда допытываться не стала. Фэй была наблюдательной, и если делала выводы, то, как правило, в цель. – К тому же, мы договорились, что вернемся в Броге до праздника Света. Ты же не забыла?

Арда, конечно, забыла. Она вообще пропускала мимо ушей все, связанное с Церковью. Будь то религиозный призыв очищать Дану от иных или бесконечные возвеличивания Светлой Богини. И обычно Фэй тоже оставалась равнодушной к проповедям и пляскам. Но почему-то этот праздник значил для нее не меньше, раз она заранее взяла с Арды обещание вернуться в Броге за день до последнего полнолуния самайна5, до последнего дня холодов.

– И далось тебе это полнолуние! Оно ж дня через три. Нагоним…

– Арда! – в чертах Фэй проступила строгость. Обычно люди воспринимали ее неверно: они глядели на тонкую фигурку, и видели слабость; смотрели в голубые глаза, и поддавались чарам; слушали спокойный голос, и верили разумным доводам; улыбались в ответ на мягкую улыбку напарницы, и не чувствовали опасности. Фэй была любимицей в их наполненном гнусностью и подлостью городке: в Броге к Фэй приходили за советом, самые юные охотники просили о наставлении, бард всегда складывал стихи в ее честь. В общем, люди к ней тянулись. И теряли бдительность. Это было их ошибкой.

Арда уже давно не заблуждалась насчет напарницы: в Фэй были тот стержень и та твердость, что свойственны прирожденным лидерам. И если она бывала мягкой и чувственной, то лишь потому, что так захотела, что сочла это нужным в данный момент. Спорить с ней и доказывать ей что-то в такие моменты было равно пойти против, нажить себе врага. А учитывая, как долго Фэй отходила от обид, могло кончиться скверно.

– Ты мне обещала, – напомнила напарница. Арда не стала продолжать спор и говорить, что если они выйдут сейчас, то могут хоть ползти в Броге с привалами каждый час – все равно успеют к последнему полнолунию кантлоса6. К тому же она действительно обещала и нарушать обещаний не любила. Пусть в большую часть того бреда, что несли церковники, Арда не верила, но у слов, казалось ей, действительно была сила. Своих она на ветер не бросала.

Глава 2. Ветвь рябины

новолуние

Когда они вышли из леса и добрались до первой из окрестных деревень, тени уже пошли на убыль – было немногим за половину дня.

Абало была небольшим поселением в долине, но одним из самых древних на землях Дану. Неподалеку протекала река, и местные жители славились на все герцогство своими земледельческими навыками. Само Абало было окружено садами, и распустившиеся почки яблоневых деревьев приносили в долину цветочный аромат и теплую негу. Плоды деревьев, то закатно-алые, то янтарные, как первый после холодов мед, ценились в Дану также высоко, как и специи из Мариды. Но еще больше ценилось доброе предзнаменование: если яблони цвели накануне белтайна, все герцогство ждал благоприятный год. Только обильного цветения не случалось уже давно, и с каждым городом в Абало собирали все более скудный урожай.

В этом году на благие предзнаменования тоже не надеялись. Пока охотницы срезали путь через сады к воротам в поселение, Арда не обнаружила ни единой почки на ветках. До белтайна оставалось четыре дня, но непогода в этом году затянулась – никаких добрый вестей от яблонь ждать не приходилось.

– Коли снова будет холодный год, глядишь, подати снизят, – эта мысль грела душу. По сравнению со многими Арда жила не так уж плохо. Она была охотником, и ее услуги всегда требовались короне. Герцог и Церковь полагались на них, чтобы поддерживать порядок на своих землях, отлавливать беглых преступников и устранять угрозы иных. Чтобы заработать, охотники брали и частные заказы – герцог этого не запрещал. На них можно было продержаться.

Но Арда, бывая в разных уголках Дану, не раз видела, как тяжело приходится другим. Особенно – простым крестьянам и городам, не живущим земледелием. Многие голодали.

Говорили, от того, что белтайн наступал теперь поздно. Говорили, раньше было по-другому. Арда не раз слышала на уличных проповедях историю Великого Очищения – той поры, когда люди отвоевали эти земли. Священники рассказывали, что Великое Очищение стало одним из тех даров, что Первый герцог принес людскому роду много лун назад. Он получил благословение Светлой Богини и в первый день белтайна заставил фейри склониться перед ним, обратил их темную магию против них самих, а затем отдал их земли людям. Он прогнал порождений тьмы в леса, горы и за холмы, и по желанию Светлой Богини в Дану воцарился мир и благоденствие. Всю свою силу, мудрость и власть герцог передавал своему роду из поколения в поколение, и пока род Светлой Богини правит людьми, иные не смеют ступить на его земли. Люди процветали здесь.

Только много лет спустя фейри нарушили соглашение, вернулись на запретные земли и убили Одиннадцатого герцога. И за это по приказу его наследника они должны были понести наказание. Ведь пока иные свободно ходят по землям людей, пока живет их вероломное предательство, не будет ни света, ни тепла. Все от того, что за нечестивой их магией и темным поступком идет ночь – поэтому белтайн не желает приходить, а непогода и холода держатся все дольше. Поэтому охотники так ценны. Поэтому за поимку фейри дают титулы.

И поэтому же появился рынок невольников в Броге, когда среди знати пошла мода на иных. Герцогский указ жестко регулировал лишь судьбу пойманных фейри – за убийство Одиннадцатого герцога эти предатели заслужили смерть. Охотники обязаны были отдать пленников Церкви, дальше за соблюдением предписания следили священники. Ни одному из немногочисленных попавшихся фейри не удалось избежать казни. Такова была воля герцога, мстившего за смерть кузена-предшественника. В отношении остальных иных закон не был так строг, и богатеи с удовольствием прибирали их к рукам, а охотники и рады были на них заработать.

– Снизят или поднимут, а большинству все равно платить нечем, – мрачно отозвалась Фэй.

– Абало вот яблоками заплатит.

– Если деревья будут плодоносить, – видимо, даже практичную Фэй напрягали дурные предзнаменования.

Они прошли через ворота, – стражники, как всегда, в любом новом месте, косились на смуглую, кареглазую Арду, – повернули направо, и вошли в деревню.

Торговые ряды из овощных лавок, в которых в основном торговали различной выпечкой и прошлогодним сидром, толпились по бокам главной улицы и вели к центральной площади собраний. Обе охотницы проголодались, вчерашний кролик уже не грел нутро, и Арда предложила заглянуть в местный трактир. Возвращаться в Броге с пустыми руками ей не хотелось, но еще меньше хотелось возвращаться с пустым животом. Даже стараниями трактирщиков особо вкусной еды в их родном городе не водилось – Борге никогда не жил земледелием.

Трактир Абало был уютным, внутри вкусно пахло домашним хлебом и яблочным пирогом. Видимо, пекли из запасов прошлогоднего скромного урожая. Арда проглотила слюну и боковым зрением заприметила одинокую темную фигура в самом углу. Но еще она заметила, что тот стол, за которым они обычно сидели с Фэй, когда им доводилось бывать в Абало, был занят каким-то неприятным, на взгляд Арды, мужчиной. Она осталась этим недовольна.

Должно быть, благодаря приветливой и теплой обстановке трактира Арде удалось убедить напарницу отдохнуть в деревне до следующего утра. Она хотела впихнуть в себя как можно больше местного пирога и сидра, а Фэй прекрасно понимала, что на праздник они теперь не опоздают. Поэтому поддалась на уговоры и отсчитала хозяину несколько монет за еду и комнату.

– Бросайте вещи тута, мальчишка отнесет, – пробасил хозяин дружелюбно. Они были знакомы с тех пор, как его матушка почила и оставила сыну трактир в управление. – А вы за стол усаживайтесь, у меня есть, чем вас угощать.

Мальчишка и правда нарисовался, как из воздуха – Арда сгрузила на него свои вещи и оружие. Оставила только кинжал в сапоге. Он тут же отнес их поклажу на второй этаж, в жилые комнаты. Фэй отдала ему только походные подстилки и лук – ее сумка и кинжал так и остались висеть на поясе и за спиной.

Когда Арда окинула взглядом помещение, ей не приглянулся ни один из свободных столов. Все казались неуютными. Хотелось упасть на привычное место, откинуться на стену и смотреть в окно – на реку и яблоневые деревья. С других углов в трактире таких видов не открывалось. И пока Фэй дружелюбно обменивалась с хозяином последними новостями герцогства – теми, что доходили в такую глушь, как Броге – Арда шагнула к знакомому столику.

– Двигайся, – неприветливо буркнула она мужчине, занимающему это место. Что-то в нем ей не угодило, и не только то, что он сидел, где не нужно.

Он обладал мощным телосложением, рядом с ним лежал увесистый топор – мужчина стал бы весомым противником, если бы дело дошло до драки. Он поднял на нее глаза, рыжеватая борода качнулась от возмущения – на Арду он глядел, как на отчаянного наглеца, который потревожил его покой. Что было не так уж далеко от правды.

– Чего тебе? – гаркнул он.

– Чего слышал – это мое место. Усядься в другое, – не отступила Арда. Ее не напугал его грозный, косматый вид.

– Девка, иди куда шла по добру по здорову, пока не пожалела, – мужчина оказался терпеливым собеседником. Сама Арда била лица и за меньшую наглость. И нисколько не испугалась назревающей стычки. Даже придумала уже, куда забраться, чтобы было удобнее атаковать этого бугая. Он сидел, подложив одну ногу под другую, его перевешивало влево, и правое плечо его уходило назад – возможно, было травмировано. В любом случае, баланс его был завален, и Арда в драке первым делом проверила бы все те слабые места его тела, что отыскал ее внимательный взгляд опытного бойца.

– Пересаживайся, или перетащу, – не унималась она.

Ее собеседник поднялся резко, видимо поняв, что она не отстанет – решил применить силу, припугнуть. Но Арда двинулась раньше, чем отъехала скамья из-под его мощного тела. Нанесла размашистый удар во внутренний сгиб под левым коленом. Как она и полагала, левая нога была его опорной, держала основной вес массивного тела. Поэтому, потеряв баланс, противник оказался в самом невыгодном положении, вынужденно припал к земле. Арда, пользуясь преимуществом, вскочила ему на плечи, сжала мощную шею ногами – чуть было не уложила его зубами в мягкое дерево стола. Нос его, задев ребро столешницы, закровоточил.

– И чего вы всякий раз отказываетесь пересаживаться, – с искренним возмущением Арда приложила трепыхающегося и пытающегося скинуть ее со своих плеч мужчину о стол лбом. Не сильно – просто чтобы закончить эту потасовку. Для убедительности – плотнее сжала ноги, чувствуя, как стремительно противник теряет волю к борьбе. Так же стремительно, как доступ к воздуху. И отпустила, когда он несколько раз подряд судорожно хлопнул ее по бедру, признавая поражение.

Ее недооценивали. Часто. Особенно рослые и мощные от природы мужчины. Но что интересно, собратья-охотники – почти никогда. Они знали много сражений, и опыт позволял им разглядеть умелого бойца с первого взгляда. В Броге редко кто решался ее задирать, хотя она всегда с радостью участвовала в любой пьяной потасовке. Но с другими охотниками вопросы уладить было проще: они просто угощали друг друга элем после драки, на том и заканчивались разногласия. А вот людей посторонних приходилось учить – они понимали только силу, и Арда была рада познакомить их со своей.

Она чувствовала на себе взгляды посетителей трактира, но к тому моменту, как она отпустила мужчину, хозяин еще не успел выйти из-за стойки – все произошло быстро. И забылось тоже стремительно. В Дану стычки случались сплошь и рядом, и Арда не представляла, что может быть по-другому. «Бешеная», – бросил ее бывший противник не без уважения и отошел, чтобы Фэй поставила на теперь уже их стол тарелку с теплыми пшеничными лепешками. Сделала она это с максимальным осуждением, Арду передернуло от ее укоряющего взгляда. Но в этот раз напарница промолчала, и Арда, довольная и с разгулявшимся аппетитом, откинулась на стену.