Княжна-Изгоя 2: Сердце Стужи

Я перечитала послание ещё раз, прежде чем передать его Ярославу. Мои пальцы дрожали. Наставник Мороз. Один из самых могущественных и закрытых магов Велогорья. Он предлагал союз. Он признавал во мне силу, а не называл ведьмой.

Ярослав пробежал глазами текст, его лицо стало хмурым.

– Мороз? Это ловушка. Должно быть. Он известный интриган. Он хочет использовать тебя в своей игре против Храма.

– А разве мы не в игре уже? – тихо спросила я. – Разве нами уже не пользуются и твой брат, и Патриарх? Может, лучше иметь союзника, который хотя бы честно называет тебя союзником, а не еретичкой или пешкой?

Он не нашёл, что ответить, лишь с силой скомкал пергамент, но на этот раз не стал его топтать. Сомнение грызло и его.

В свертке, помимо письма, был ещё один предмет, завернутый в мягкую кожу. Я развернула его, и воздух вырвался из моих легких со свистом.

На моей ладони лежал перстень. Он был сделан из бледного, почти белого серебра, и его украшал не драгоценный камень, а граненый кусок чистого льда, который не таял. Внутри льда, словно в ловушке, пойманная навеки, мерцала крошечная зимняя ягода – рубиново-красная, неестественно яркая. Работа была древней, дикой, не похожей на изделия столичных ювелиров. Она дышала силой Севера.

Сердце заколотилось чаще. Это было одновременно и пугающе, и неотвратимо притягательно. Без лишних раздумий, повинуясь внутреннему импульсу, надела его на указательный палец.

И мир перевернулся.

Сначала была лишь волна приятной прохлады, разлившаяся по руке, снимающая усталость и боль. Я вздохнула с облегчением. Но это было только начало. Холод нарастал, проникая в кости, в кровь, в самое сознание. Голова закружилась, потемнело в глазах. Звуки леса – шелест листьев, щебет птиц, дыхание ветра – стихли, заглушенные нарастающим гулом в ушах.

А потом пришли видения.

Неясные образы сменились четкой, пугающей картинкой. Я больше не была в овраге. Я парила высоко над землей, над бескрайними, покрытыми лесом просторами Севера. Видела знакомые очертания холмов, петляющие ленты рек – это были владения моего отца. И видела черную, дымящуюся рану на теле земли – пограничную заставу Вельских. Вокруг нее копошились крошечные, темные фигурки. Солдаты Огневых.

И потом пришло Оно.

Белая стена. Движущаяся, безликая, бездушная. Она надвигалась с Севера, сметая все на своем пути. Это был не туман. Это была сама Стужа, воплощенная в жизнь. Ледяной ветер, что шёл перед ней, достиг заставы.

Увидела, как часовые на вышке замерли на месте в неестественных позах, их крики застывали в воздухе ледяными кристаллами, которые с тихим звоном разбивались о землю. Я видела, как лёд полз по бревнам частокола, с треском раскалывая их. Видела, как люди бежали, и настигавший их холод обращал живую плоть в хрупкие статуи.

Чувствовала их ужас. Их последние, отчаянные мысли о доме, о детях, о жизни, которую у них отнимали. Чувствовала ледяное безразличие той силы, что их убивала. Это не была злоба. Это было… очищение. Стирание всего живого, шумного, теплого с лица земли.

Их последний коллективный крик, крик целого дозора, пронзил меня, как ледяная игла. Это был не звук. Это была чистая боль, чистый ужас, замороженный в едином мгновении.

Я вскрикнула и рванула руку, пытаясь сорвать с пальца перстень, этот портал в ад. Но он будто прирос к коже. Холод жёг плоть. Слёзы брызнули из глаз и тут же заледенели на щеках.

– Алиса! Алиса, что с тобой?!

Голос Ярослава донёсся до меня будто сквозь толстую стену льда. Его руки схватили меня за плечи, он тряс меня, его лицо было искажено паникой.

С последним усилием воли я сжала пальцы и стащила проклятый перстень. Связь оборвалась.

Я рухнула вперед, его руки подхватили меня, не давая упасть. Я вся дрожала, как в лихорадке, зубы стучали. Перед глазами всё ещё стояли те застывшие фигуры, их пустые, ледяные глаза.

– Они… они все… – я пыталась выговорить, но язык не слушался меня.

– Кто? Что ты увидела? – его голос был напряжённым, испуганным.

Смогла лишь поднять на него заплаканные глаза, полные невыразимого ужаса, и прошептать одно-единственное слово, которое всё объясняло:

– Дозор… наш дозор… они все погибли…

Глава 5

Долгое время я не могла вымолвить ни слова. Дрожь пробивала меня крупной, неудержимой дробью, зубы стучали так, что, казалось, вот-вот разлетятся вдребезги. Перед глазами стояли те самые застывшие фигуры, пустые глазницы, обрамленные инеем. Не крик, а именно тишина после него – вот что было самым ужасным. Абсолютная, всепоглощающая тишина смерти.

Ярослав не торопил меня. Он молча сидел рядом, его рука всё ещё лежала на моем плече – тяжёлая, тёплая, единственная точка опоры в этом рушащемся мире. Он не задавал больше вопросов. По моему лицу, по моим глазам он, должно быть, всё понял.

– Они… они все… – я снова попыталась выговорить это, и на этот раз слова подчинились, вырвавшись срывным, хриплым шёпотом. – Дозор на Северной заставе. Их больше нет. Не стало в одно мгновение. Не солдаты твоего брата… что-то другое. Холод… белый, бездушный холод…

Он выслушал, кивнул, лицо его стало жёстким, как высеченное из гранита.

– Мерзлота, – произнёс он без колебаний. – То, о чём всегда твердили твои люди. То, во что мой брат отказывался верить.

Он встал, отряхнулся, его движения снова стали резкими, собранными. Видение, переданное мне перстнем, казалось, не напугало его, а наоборот – дало чёткую цель. Страх сменился решимостью.

– Значит, Мороз сказал правду. Истинный враг у ворот. И мы больше не можем просто бежать. Мы должны предупредить. Добраться до Сердцеграда любой ценой.

– Как? – голос мой всё ещё звучал слабо. – Везде кордоны. И Огневых, и Стражей. Они нас найдут.

Ярослав указал на перстень, что я всё ещё сжимала в дрожащей руке, будто опасаясь снова надеть его.

– Ты сказала, он усиливает твой дар? Значит, должен помочь и найти путь. Не тот, что видят все. А тот, что видишь только ты.

Он был прав. Бежать наугад – верная смерть или плен. У нас был ключ. Страшный, болезненный, но ключ. Я сжала перстень в ладони. Ледяной самоцвет впивался в кожу, напоминая о пережитом ужасе. Но и обещал силу. Силу, которая могла нас спасти.

С глубоким вдохом, словно ныряя в ледяную воду, я снова надела его.

На этот раз была готова. И не позволила видениям захлестнуть себя. Я не искала прошлое или будущее. Искала дорогу. Здесь и сейчас. Закрыла глаза, отдавшись на волю потока. Просила лес, духов, саму землю – покажите мне путь. Безопасный путь.

И он открылся.

В сознании вспыхнула карта, но не нарисованная на бумаге, а живая, дышащая. Я видела не тропинки, а потоки энергии. Тёплые, дружелюбные – это были звериные тропы, грибницы, подземные ручьи. Холодные, колючие, неестественные – это были солдаты, их стальные доспехи и оружие, чуждое лесу. А ещё – обжигающе-яркие, агрессивные точки – Стражи, их молитвы метались в воздухе, как раскалённые стрелы.

Я искала брешь. Самый узкий, самый незаметный проход между этими враждебными силами. И нашла. Старую волчью тропу, давно забытую, заросшую молодым ольшаником, петляющую по самым глухим, заболоченным местам, где никто не стал бы ставить кордоны. Путь был долгим, сложным, но он вёл на север, обходя все основные дороги и поселения.

– Я поведу, – выдохнула, открывая глаза. Головокружение почти отступило, осталась лишь лёгкая дымка перед глазами и тонкий, звенящий звук в ушах – цена использования силы. – Я знаю дорогу.

Мы снова двинулись в путь. На этот раз я шла впереди, доверяясь внутреннему компасу, что теперь вел меня. Обходила завалы, сама не зная, как я понимала, что за ними – солдатский патруль. Сворачивала в чащу, чувствуя, как в полуверсте отсюда по дороге движется обоз. Вела нас через топи, где под ногами хлюпала вода, а с ветвей капало, но здесь мы были невидимы.

Ярослав шёл следом, неся на себе Святополка, и безропотно следовал за мной, даже когда путь казался абсурдным или ведущим в тупик. Он видел моё сосредоточенное лицо, слышал моё прерывистое дыхание и доверял. Это молчаливое доверие значило для меня больше любых слов.

Мы шли так несколько часов. Перстень жёг палец, откачивая из меня силы, но я не снимала его, боясь потерять нить. И наконец, лес начал редеть. Сквозь стволы деревьев забрезжил серый свет открытого пространства.

Мы вышли на опушку. Впереди, в ложбине между холмов, ютился убогий посёлок. Два десятка покосившихся изб с заколоченными окнами, дым из одной-единственной трубы да пара тощих коз, жующих жухлую траву у плетня. Заброшенное, нищее место. Но именно сюда, в это забытое богом и князьями место, вела меня тропа.

– Где мы? – тихо спросил Ярослав, опуская Святополка на траву.

– Не знаю, – честно ответила я, наконец снимая перстень. Головная боль накатила сразу, как только связь оборвалась. – Но здесь должен быть человек. Атаман Гром. Говорят, он может провести кого угодно и куда угодно… за соответствующую плату.

Посёлок выглядел вымершим. Ни души на улицах. Тишина стояла гнетущая, неестественная. Но потом до нас донесся звук. Приглушённый, идущий из самого большого дома на окраине, что походил больше на постоялый двор, чем на жилище. Хриплая, бесшабашная песня, грохот кружек, грубый смех. Над дверью висел щит из потёртого дерева, а на нём – грубо выжженное изображение перекрещенных топоров и волчьей головы.

Символ атамана Грома.

Мы переглянулись с Ярославом. В его глазах читалась та же настороженность, что и у меня. Это было слишком просто. Слишком… ожидаемо.

И в этот самый момент, прежде чем мы успели сделать хоть шаг, с другой стороны посёлка, из-за крайних изб, послышался отчётливый, металлический лязг. И затем – ровный, мерный топот копыт.

На дорогу, ведущую к посёлку, выехал отряд всадников. Десять человек. В белых, ниспадающих складками одеждах, с закрытыми капюшонами лицами. Солнечные символы на их нагрудниках отсвечивали тусклым металлом в сером свете дня.

Стражи Белогорья.

Они ехали не спеша, словно уже знали, куда и зачем направляются. Их лошади вышагивали чётко, под стать своим бесстрастным седокам. И они двигались прямо к тому самому постоялому двору, над которым висел волчий щит. Прямо на нас.

***

Воздух в округе Волхвоградской Академии всё ещё горчил гарью и страхом. Ночной пожар, вспыхнувший накануне, удалось потушить, но чёрные, обугленные стены зияли, как шрамы. Во внутреннем дворе, куда обычно доносился лишь мерный гул учёных споров и шелест страниц, теперь царила непривычная, нервная тишина, нарушаемая лишь приглушёнными командами.

Наставник Мороз стоял у подножия главной башни, его неподвижная, худая фигура в тёмных одеждах казалась ещё одним остроконечным шпилем, вросшим в землю. Его бледное, испещрённое морщинами лицо было обращено к главным воротам. За ними, за мощными дубовыми створами, укреплёнными сталью и рунами, уже вторые сутки стоял лагерь Стражей Белогорья. Белые палатки, как струпья, облепили подступы к Академии. Время от времени доносился мерный, гулкий стук – они укрепляли частокол, будто готовясь к долгой осаде.

На башнях и за бойницами виднелись бледные лица учеников. В их глазах читался уже не академический интерес, а животный страх и растерянность. Дом знаний, их убежище от мирской суеты, превращалось в крепость.

Мороз не двигался, но его ум работал с холодной, безжалостной скоростью. Он отдавал тихие, чёткие распоряжения подошедшим к нему старшим студентам, его голос был низким и безразличным, будто он диктовал расписание лекций, а не готовился к войне.

– Усилить дозор у Южных ворот. Руны на библиотеке проверить и подпитать. Все манускрипты из внешнего хранилища перенести в Подземный Свод. Немедленно.

Студенты кивали и бесшумно растворялись в полумраке, чтобы выполнить приказы. Академия замирала, сжималась, готовясь к удару.

Из тени арки бесшумно вышел молодой человек. Лют. Его лицо было невозмутимым маской, но в глазах, быстрых и острых, как у лесной птицы, читалась усталость от долгой дороги и постоянной готовности к опасности. Он остановился в двух шагах от Наставника, склонив голову в почтительном, но не рабском поклоне.

– Наставник.

Мороз медленно перевёл на него свой взгляд, тяжёлый, пронизывающий.

– Ну?

– Послание и артефакт доставлены, – отчётливо, без лишних слов доложил Лют. – Княжна приняла их. Но ситуация сложнее. За ней идут не только солдаты Огневых. Стражи Белогорья бросили на неё свои лучшие силы. Они действуют настойчиво и… целеустремлённо. Словно для них это дело принципа.

Мороз ничем не выдал своих мыслей. Лишь тонкая складка у рта стала чуть заметнее.

– Предсказуемо. Слепые фанатики видят угрозу в любой силе, которую не могут контролировать. А её дар… её дар вне их понимания. – Он помолчал, его взгляд снова упёрся в ворота, за которыми копошились солдаты Веры. – Они нашли её?

– Нет. Пока нет. Но они близко.

– Хорошо, – Мороз снова повернулся к Люту. В его глазах вспыхнул холодный огонь решимости. – Твоя задача меняется. Возвращайся. Найди её снова. Следи за ней. Не вмешивайся без крайней необходимости, но будь готов действовать. Если Стражи настигнут её… обеспечь ей путь к отступлению. Любой ценой. Понятно?

Лют молча кивнул. В его поклоне уже читалась готовность к выполнению приказа. Он уже разворачивался, чтобы исчезнуть так же бесшумно, как и появился, когда к Наставнику приблизился другой человек.

Это был один из старших магократов, член Совета Академии, мужчина с умным, усталым лицом и сединой в тщательно подстриженной бороде. Его мантии были безупречны, но на лбу блестели капельки пота.

– Наставник, мы должны поговорить, – он начал, и в его голосе звучала попытка сохранить достоинство, но под ней явственно проступала нотка паники. – Это безумие. Мы превращаем наш дом, храм знаний, в военный лагерь! Из-за чего? Из-за одной девочки-самоучки с Севера, которая даже не проходила формального посвящения!

Мороз медленно повернулся к нему, и его молчание было страшнее любого крика.

– Она – не «девочка-самоучка», – наконец произнёс Мороз, и его тихий голос прорезал воздух, как лезвие. – Она – ключ. Ключ к силе, которую мы давно забыли. Силе, которая, возможно, единственная может противостоять тому, что грядёт.

– Но посмотри вокруг! – магократ с отчаянием взмахнул рукой, указывая на закопчённые стены, на испуганных учеников. – Храм не отступит! Они сожгут нас дотла! Ради чего? Ради смутной теории? Ради того, чтобы спасти одну еретичку от заслуженной кары? – Он сделал шаг вперёд, и его шёпот стал ядовитым. – Может, стоит быть благоразумными? Выдать её местоположение Патриарху… и сохранить себя? Сохранить Академию?

Его слова повисли в воздухе, густые и предательские. Лют, уже отходивший в тень, замер, готовый в любой момент броситься назад по первому знаку Наставника.

Мороз смотрел на магократа несколько секунд, его лицо не выражало ничего, кроме холодного презрения.

– Мы сохраним Академию, – тихо, но чётко произнёс он. – Но не предав её основы. Не предав знание. А теперь займитесь своими обязанностями. Или я найду того, кто сможет это сделать без трусости в сердце.

Магократ побледнел, отшатнулся и, пробормотав что-то невнятное, поспешил ретироваться. Мороз проводил его взглядом, полным ледяного равнодушия, а затем кивнул Люту, давая знак, что тот может идти.

Студент растворился в темноте, оставив Наставника одного под чёрным, задымлённым небом, в центре крепости, которую он был готов уничтожить, но не сдать.

***

Леденящий ужас сковал меня при виде белых плащей Стражей, появляющихся из-за изб. Десять безликих, молчаливых всадников, движущихся с неумолимой, почти машинной точностью прямо к тому самому дому, где, по слухам, мы могли найти спасение. Сердце бешено заколотилось, в висках застучало. Мы были в ловушке. Сзади – глухая стена леса, впереди – враг, против которого моя едва освоенная магия была почти бесполезна.

Ярослав среагировал мгновенно. Его рука легла на рукоять меча, а его тело напряглось, как у пантеры, готовящейся к прыжку. Но он не бросился в бой – это было бы самоубийством. Вместо этого он сделал шаг вперед, на открытое пространство, и его голос, внезапно ставший громким, властным и полным презрительной ярости, разрезал напряженную тишину.

– Эй, вы! Слуги Патриарха! – крикнул он, и его слова прозвучали так, будто он отдавал приказ непослушным холопам. – Вы совсем ослепли? Или ваша вера выела вам и глаза, и мозги?

Стражи, уже поравнявшиеся с нами, разом остановили коней. Их лошади, вышколенные и спокойные, лишь фыркнули. Головы в капюшонах повернулись к нам. Я не видела их лиц, но чувствовала на себе тяжесть их взглядов – холодных, оценивающих, лишенных всякой человечности.

– Мы – особый отряд князя Витара Огневого по поимке ведьмы! – продолжал врать Ярослав с такой уверенностью, что у меня и самой на миг возникла в этом иллюзия. Он выпрямился во весь рост, и в его осанке, в каждом жесте читалась привычная власть. – И мы ведём её к месту казни! А вы являетесь со своими нравоучениями? Не мешайте исполнению княжеской воли!

Это была блестящая, отчаянная игра. Он пытался столкнуть двух наших врагов лбами, используя их же взаимную ненависть и подозрительность. Я видела, как несколько Стражей переглянулись. Их абсолютная уверность дала трещину. Имя Огневого и приказ «княжеской воли» заставили их замедлиться.

Но ненадолго. Тот Страж, что ехал впереди, поднял руку в белой перчатке.

– Всякая воля подчинена воле Единого, – прозвучал его безжизненный, металлический голос. – Еретичка должна быть передана в руки Храма для очищения. Таков приказ Патриарха.

Его рука опустилась, и Стражи двинулись вперёд, уже не обращая внимания на слова Ярослава. Их решение было принято. Игра не сработала.

И тогда меня охватила паника. Чистая, животная. Я видела, как Ярослав медленно отступает, прикрывая меня и Святополка, его меч уже наполовину извлечен из ножен. Он был готов принять бой, который не мог выиграть.

Нет. Нет. Не может этого быть.

Моя рука сама потянулась к перстню на пальце. Ледяной самоцвет коснулся кожи, и знакомая волна прохлады хлынула в меня, на этот раз неся не видения, а необузданную силу. Я не думала о последствиях. Просто захотела одного – отвлечь их. Заставить их увидеть то, чего нет.

Сжала перстень и зажмурилась, вложив в него всю свою волю, весь свой страх. Я не создавала туман. Создавала иллюзию. Представила себе отряд солдат Огневых – таких, каких видела раньше. Синие плащи, стальные доспехи, развевающиеся знамёна с золотым горном. Представила, как они выезжают из-за деревьев на опушке, с другой стороны от Стражей, и движутся на них.

Воздух задрожал. Никакого гула, никаких спецэффектов. Просто на опушке, в полумраке сумерек, возникло марево. Десять, а может, двенадцать полупрозрачных, колеблющихся фигур на конях. Они были как мираж, как отражение в воде, но движение их было четким, угрожающим. Один из «всадников» даже поднял руку, будто отдавая приказ к атаке.

Эффект превзошел все ожидания. Кони Стражей, в отличие от своих бесстрастных седоков, сразу же почуяли неладное. Они забеспокоились, зафыркали, забили копытами. Несколько Стражей инстинктивно развернулись к новой угрозе, их идеальный строй нарушился. Даже их предводитель замедлил шаг, его капюшон повернулся в сторону миражного отряда. На мгновение их внимание было отвлечено. На одно драгоценное мгновение.

Этого оказалось достаточно.

И вдруг раздался оглушительный скрежет – это распахнулась массивная, подбитая железом дверь постоялого двора. На пороге, залитом желтым светом изнутри, возникла грузная, могучая фигура. Он был огромен, в засаленной кожанной куртке, с боевыми топорами за широким кожаным поясом. Его лицо, обветренное и покрытое шрамами, скрывала густая, спутанная борода. Но больше всего запоминались его глаза – маленькие, пронзительно-хитрые, которые мгновенно оценили всю ситуацию.

Он обвел взглядом нас, отряд Стражей, мираж на опушке, и медленно, положил руки на боевые топоры.

Глава 6

Это был он – атаман Гром.

Грубый хрип мужчины разрезал напряжённый воздух, как топор мясника.

– Ну что, мальчики, устроили танцы на моём пороге? – он медленно обвёл нас всех своим взглядом, задерживаясь на каждом лице, на каждом знаке отличия. – И кто у нас тут кого ловит? Белые палачи – чёрных колдунов? Или наоборот? А может, все вы тут друг другу давно должны и решили разобраться на моём крыльце?

Его слова подействовали как ушат ледяной воды. Иллюзия, созданная мной, дрогнула и рассыпалась, не в силах конкурировать с грубой реальностью этого человека. Стражи, опомнившись, разом повернули своих вздыбленных коней обратно к нам, но было уже поздно.

Гром, не меняя выражения лица, просто махнул рукой.

Из-за углов ближайших изб, из полуподвальных окон, из-за колодца, словно из-под земли, выросли фигуры. Десять, пятнадцать, двадцать человек. Не солдаты – бандиты. В потрёпанной, но практичной одежде, с лицами, на которых читались жестокость и привычка к насилию. В руках у них были топоры, дубины, тяжелые ножи. Они двигались молча, с мрачной эффективностью.

И они без всякого предупреждения набросились на Стражей с тыла.

Начался не бой, а хаотичная, жестокая резня. Люди Грома не церемонились. Они стаскивали всадников с лошадей, бросались на них скопом, били по спинам, по ногам, по головам. Звенящие молитвы Стражей терялись в громадье криков, ругани и тяжких ударов. Белые одежды моментально покрывались грязью и кровью.

Ярослав оттащил меня и Святополка к стене ближайшей избы, прикрывая своим телом. Он смотрел на эту бойню с ошеломлённым, почти испуганным видом. Он был сыном князя, привыкшим к сражениям, но к сражениям честным, по правилам. То, что творилось здесь, правил не имело.

Гром наблюдал за происходящим, невозмутимо. Казалось, его люди просто выносили мусор.

Через несколько минут всё было кончено. Двое Стражей лежали неподвижно в грязи. Остальные, избитые, оборванные, отступали к лесу, уводя с собой раненых и бросая на нас полные бессильной ненависти взгляды. Люди Грома, тяжело дыша, отходили, вытирая окровавленное оружие об одежду. Никто не праздновал победу. Это была просто работа.

Гром наконец сплюнул и жестом подозвал нас к себе. – Ну, заходите, что ли, нечего на улице торчать. Испугаете местных, – он хрипло рассмеялся своей шутке и, не оглядываясь, скрылся в тёмном проёме двери.

Мы, всё ещё не оправившись от шока, послушно последовали за ним.

Внутри было так же грубо и просто, как и снаружи. Большая комната, пропахшая дешёвым табаком, перегаром, жареным мясом и потом. Длинные скамьи, грубые столы, на которых валялись остатки недавней трапезы. Несколько угрюмых мужчин в дальнем углу тихо перебрасывались костями. Они с любопытством оглядели нас, но одного взгляда Грома хватило, чтобы они тут же отвели глаза.

Атаман уселся на массивное кресло во главе самого большого стола, сгрёб в сторону объедки и указал нам на скамью напротив.

– Ну, давайте познакомимся поближе, – прохрипел он, уставившись на нас своим пронзительным взглядом. – А то как-то неловко получается – я вас от смерти спас, а имён даже не знаю.

Он обвёл нас оценивающим взглядом, циничным и насмешливым. – Итак, у нас тут… – его палец с грязным ногтем ткнул в сторону Святополка, которого мы уложили на ближайшую скамью, – …полумертвый северянин. Добыча или обуза – пока не ясно.

Палец переместился на Ярослава.

– …перепуганный княжич. Очень перепуганный. И очень знатный, судя по выправке. И по тому, как ты кричал там снаружи. Очень уж по-хозяйски.

И наконец, его взгляд упёрся в меня. Он скользнул по моему лицу, по моей простой, испачканной дорогой одежде, и задержался на моей руке, на ледяном перстне.

– …и девка с дорогой безделушкой на пальце. Которая, если я не ослеп, только что устроила на моей опушке неплохое представление с призрачными всадниками. – Он усмехнулся, обнажив жёлтые, кривые зубы. – Неплохо, девица. Бездарно, наивно, видно за версту… но зато с размахом.

Я почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Он всё видел. И он знал.

– Я не… – начала я, но он грубо перебил меня.

– Молчи. – Его взгляд снова вернулся к Ярославу, и в нём вспыхнуло настоящее, живое любопытство. – А ты… ты и есть тот самый братец Огневого, что сбежал с северной ведьмой? Тот, за чью голову твой же брат назначил награду? Да?

Ярослав выпрямился на скамье. Страх куда-то ушёл, осталась лишь холодная, аристократическая надменность, которую он умел включать, как щит.

– Меня зовут Ярослав Огневой, – ответил он чётко, без вызова, но и без страха. – И мы ищем проводника на Север.

Гром громко расхохотался, хлопнув себя по ляжкам.

– Проводника? На Север? Милый мальчик, ты вообще в курсе, что там творится? Твой братец туда целую армию послал, чтобы выкурить оттуда твоего свёкра, а по лесам, говорят, и вовсе нечисть какая-то бродит, что людей в ледышки превращает! Туда сейчас только дурак пойдёт!