Княжна-Изгоя 2: Сердце Стужи

Мира Рай

Княжна-Изгоя 2: Сердце Стужи

Глава 1

Князь Витар Огневой привык управлять реальностью, словно шахматной доской. Его кабинет в Граде-на-Камне был отражением этого подхода: массивный дубовый стол, заваленный свитками и картами, на которых аккуратным почерком были расставлены пометки о дислокации войск, податях и доносах. Воздух густо пах пергаментом, сургучом и влажной шерстью ковра, приглушавшей шаги. За высоким арочным окном медленно садилось багровое солнце, окрашивая каменные громады столицы в цвет старой крови.

Витар стоял над картой Северного удела, его длинные пальцы с нажимом водили по прочерченным дорогам и условным знакам крепостей. Его советник, худой и бледный мужчина по имени Лысков, почтительно замер в нескольких шагах, ожидая, когда хозяин соизволит его заметить.

– Ну? – без предисловий бросил Огневой, не отрывая глаз от карты. – Что еще нашептали его святейшеству ваши крысы?

Лысков сделал осторожный шаг вперед.

– Патриарх, ваша светлость, продолжает свою игру. После бегства… девушки… его проповеди стали куда пламеннее. Он открыто называет нашу политику «слабой и порочной». Говорит, что лишь очищающая длань Храма может спасти Велогорье от скверны, что мы расплодили.

Витар медленно выпрямился. Его лицо, обычно непроницаемое, стало напоминать гранитную маску, на которой гнев высекал все более глубокие трещины.

– Слабой? – тихо, почти ласково переспросил он. – Он называет политику Дома Огневых… слабой?

– Его слова, ваша светлость, не мои, – поспешно отступил Лысков. – Но народ слушает. Стражи Белогорья вербуют все новых фанатиков. Их влияние растет как на дрожжах после этого побега. Они используют его как доказательство нашей… неспособности контролировать магическую угрозу.

Витар резко развернулся и схватил со стола тяжелый серебряный кубок с остатками вина. Мускулы на его руке напряглись, и с тихим свистом кубок полетел в каменную стену. Удар прозвучал глухо и резко. Темное вино брызнуло по светлому камню, словно кровавые слезы.

– Угроза! – прошипел Витар. Его голос сорвался на низкую, опасную октаву. – Единственная угроза здесь – это бородатый старик в рясе, который забыл, кому обязан своим положением! Вельские? Они дикари на задворках. Их князь – упрямый буйвол. А эта его дочка… – Он замолчал, с силой сжимая и разжимая пальцы. – Они все лишь пешки в его игре. Провокации. Всё это – провокации, чтобы выставить нас слабаками!

Он снова подошел к столу, сгреб в охапку несколько свитков и швырнул их на пол Лыскову.

– Пиши указ. Немедленно. Объявляем Горислава Вельского мятежником и предателем Велогорья. Его удел – очаг ереси и смуты. Для наведения порядка и защиты рубежей от мнимых угроз, которые он же и порождает, направляется карательная экспедиция. Пусть князь Храбрый ведет свои лучшие отряды. Приказ – занять ключевые крепости и навести там наш порядок. Жесткий порядок. Чтобы ни у кого больше не возникло соблазна устраивать фокусы со льдом и побегами!

Лысков, подобрав свитки, кивнул и бросился к выходу, чтобы позвать писца. Витар остался один в стремительно темнеющем кабинете. Он тяжело дышал, глядя на подтеки на стене. Он почти убедил себя. Почти. Где-то в глубине, под слоями ярости и циничного расчета, шевелился холодный червяк сомнения. Воспоминание о ледяной руке Трескуна, привезенной в столицу. Но он тут же раздавил его. Сомнения – слабость. А Дом Огневых не бывает слабым.

Дверь распахнулась снова, но вошел не Лысков с писцом. В покои, не докладываясь, вбежал запыхавшийся гонец в запыленном дорожном плаще. Его лицо было бледным, глаза выпучены от страха.

– Ваша светлость! – гонец едва удерживал дыхание, кланяясь в пояс.

Витар, все еще кипя, обернулся к нему.

– Что еще? Вельские уже сдали свои крепости? – язвительно бросил он.

– Нет… нет, ваша светлость! – гонец выпалил, не поднимая головы. – Патриарх! Он… он со своими Стражами Белогорья! Всеми силами! Они прямо сейчас выдвигаются к Волхвоградской Академии! Говорят, что идут… взять под защиту учеников от скверны!

Воздух в кабинете застыл. Ярость на лице Витара Огневого сменилась леденящим, абсолютным недоумением. Его рука непроизвольно сжала край стола, побелели костяшки пальцев. Он смотрел на гонца, но не видел его. Он видел совсем другую карту. Карту, где только что сделанный им ход оказался не просто ошибочным. Он оказался предвосхищенным.

Игра только что началась по-настоящему.

***

Воздух в ельнике был густым и влажным, пах смолой, прелой хвоей и вечным сумраком, что прятался между тесно растущими стволами. Я продрогла до костей. Промокший плащ тяжелым грузом висел на плечах, а каждая ветка, цеплявшаяся за рукава, словно шептала: «Останься здесь, сгинь, нам тебя не нужно». Мы пробирались уже который день, казалось, будто целую вечность. Ноги подкашивались от усталости, а в животе сводило пустотой.

Ярослав, отойдя на несколько шагов в сторону, пытался развести огонь. Он копался в куче собранного хвороста, и по его сжатым плечам и упрямому молчанию я понимала – ничего не выходило. Дрова были сырыми, и каждая попытка высечь искру из огнива заканчивалась тихим проклятием. Он делал это почти беззвучно, с той самой придворной хитростью, которую, видимо, впитывал с молоком матери: не привлекать внимания. Но внимания не нужно было привлекать. Его здесь уже ждали.

Я сидела на замшелом валуне, заботясь о Святополке. Северянин был тяжелый, почти бездыханный. Его рана, которую мы кое-как перевязали порванной рубахой, сочилась сквозь ткань, и от нее пахло не кровью, а чем-то кислым и зловещим. Его лицо пылало жаром. Я пыталась отвлечься, прикрыла глаза, старалась дышать ровно. Но стоило мне расслабиться, как шепот леса обрушился на меня всей своей мощью.

Это не были слова. Скорее, чувства. Тревожная, колючая суета белок где-то наверху. Усталое, тяжелое переступание копыт лося, уходящего глубже, в самую чащу. И… что-то еще. Что-то чужеродное. Металлический скрежет, чуждый этим местам. Тяжелое, учащенное дыхание. И запах пота и стали. Их было много. И шли они по нашему следу, не сбавляя темпа.

– Они близко, – выдохнула я, даже не открывая глаз. Голос сорвался до хриплого шепота.

Ярослав резко обернулся, бросив бесполезное огниво.

– Сколько?

– Не знаю. Много. Чувствуется… злость. Нетерпение. Они знают, что мы где-то здесь.

Он молча подошел, его взгляд скользнул по моему лицу, потом по лицу Святополка. В его глазах читалась та же усталость, что и во мне, но еще – жесткая, холодная решимость. Он был из тех, кто не сдается, даже когда шансов не осталось.

– Встанем и пойдем. Сейчас же, – его слова были короткими, как удары ножом.

– Он не дойдет, – я качнула головой в сторону северянина. – У него жар. Он без сознания.

Ярослав сжал губы. Он посмотрел на темнеющий лес, прикидывая варианты, которых у нас не было. Ни убежища, ни сил для боя, ни возможности бежать быстрее.

– Тогда придется их обмануть, – пробормотал он больше для себя. – Или задержать.

Внезапно Святополк зашевелился. Его веки дрогнули, он пытался что-то сказать. Я наклонилась ниже, стараясь разобрать хриплый, прерывистый шепот.

– Княжна… – его губы едва двигались. – Север… надо… предупредить…

– Мы пытаемся, Святополк, – тихо ответила я, гладя его горячий лоб. – Мы идем домой.

Но он, казалось, не слышал меня. Его сознание боролось с лихорадкой, выталкивая наружу что-то важное, что-то, что не давало ему спокойно уйти в забытье.

– Они… они идут… – его голос стал чуть громче, в нем проступил страх. – Не только Огневы… С востока… С востока, княжна!..

Его глаза внезапно широко открылись, налитые жарким блеском. Он уставился куда-то поверх моей головы, не видя меня, видя что-то свое, страшное. Он с силой вцепился пальцами в мой рукав.

– Они идут с востока! – выкрикнул он уже ясно и отчетливо, и от этого крика по спине у меня побежали ледяные мурашки.

Тишина после слов Святополка повисла густая, звенящая, будто после удара колокола. Даже лес вокруг будто затаил дыхание. Ярослав первым опомнился. Его взгляд, секунду назад полный недоумения, снова стал острым и собранным.

– С востока? – тихо переспросил он, больше сам у себя, чем у меня. – Что он имеет в виду? Кочевники? Но они давно не тревожили границы…

– Он в бреду, Ярослав, – я попыталась отогнать накативший страх, укладывая горячее тело северянина. – Лихорадка говорит его устами. Мы не можем строить планы на основе бреда.

– Нет, – он резко покачал головой. – В бреду говорят то, что сидит глубоко внутри. Страхи, слухи, обрывки разговоров. Если он говорит «с востока» – значит, на Севере об этом говорят. И значит, нам тем более нельзя здесь оставаться.

Он окинул взглядом нашу убогую стоянку, его глаза выхватывали из полумрака детали, которые мне, ослепленной усталостью и тревогой, были невидны.

– Это место никуда не годится. Мы на тропе. Их собаки возьмут наш след за полчаса. Нужно уходить. Сейчас же.

– Куда? – в голосе моем прозвучала откровенная безнадежность. – Он не выдержит быстрой ходьбы.

– Не придется идти далеко. Я знаю одно место. – Ярослав уже наклонялся, чтобы помочь мне поднять Святополка. Его движения были уверенными, без тени сомнения. – Старый старательский лагерь. Отсюда рукой подать. Его забросили, когда жилы иссякли, но землянки еще должны стоять. Там можно разжечь огонь, не опасаясь, что пламя увидят.

Мы понесли Святополка между собой, почти волоча его бесчувственное тело. Ярослав вел нас безошибочно, сворачивая с едва заметной тропы, продираясь через густой папоротник, обходя подъемы, выбирая самые пологие спуски. Он действительно знал эту местность. Знать бы еще, с какой стати княжич дома Огневых так хорошо изучил приграничные леса Златогорья. Но задавать вопросы сейчас не было ни сил, ни желания.

Через полчаса, показавшиеся вечностью, мы вышли на небольшую поляну, скрытую в складках холмов. Сюда почти не проникал свет, и воздух был неподвижным и спертым. Пахло влажной землей и гнилью. И правда, в дальнем конце, почти сросшись со склоном, чернели несколько полуразвалившихся землянок. Крыши провалились, стены подперли подгнившие бревна, но одна из них выглядела еще более-менее целой.

Мы втащили Святополка внутрь. В землянке было темно, сыро и тесно, но зато это было укрытие. Четыре стены и потолок, скрывавшие нас от враждебного мира. Ярослав, тяжело дыша, принялся сгребать в угол прошлогодние листья и валежник, снесенные ветром через дверной проем.

– Разведи тут небольшой костерок, – распорядился он. – Я завалю вход ветками. Дым будет выходить через щели в крыше, но его не будет видно снаружи.

Пока он занимался маскировкой, я опустилась на колени рядом со Святополком. Его дыхание стало еще более хриплым и прерывистым. Положила руку ему на лоб – он горел, как горн в кузнице. Под повязкой рана воспалилась, это было ясно даже сквозь ткань. Без помощи он бы не дожил до утра.

И тогда мною поступило то самое безрассудное, глупое решение, которое диктует не разум, а отчаяние. Закрыла глаза, отбросив все мысли о патрулях, о погоне, о таинственной угрозе «с востока». Я искала внутри себя тот тихий, прохладный ручеек силы, что всегда жил во мне. Материнское наследие, как шептала старая нянька. Дар, который отец велел скрывать.

Я нашла его. Он отозвался на мой зов легко, будто ждал этого. Прохлада разлилась по жилам, смывая на мгновение усталость. Представила себе чистый, целительный холод, снимающий жар. Морозец, укрощающий воспаление. Ледяную воду горного ручья, омывающую рану.

Положила ладонь на повязку и выпустила силу.

И тут же все пошло не так.

Сила хлынула из меня не ручейком, а бурным, неконтролируемым потоком. Ее било конвульсиями, сметая мои слабые попытки ее обуздать. Вместо целительной прохлады из-под моей ладони пополз густой, колкий иней. Он с треском расползался по мокрой ткани повязки, превращая ее в ледяной панцирь. Белый, мертвенный наледь пополз по коже Святополка, затягивая его горячее тело ледяной коркой. Он застонал во сне, дернулся, но не проснулся – его сознание было слишком далеко.

– Что ты делаешь?!

Грубый толчок отшвырнул меня от северянина. Ярослав, закончив с входом, увидел происходящее и в ужасе бросился ко мне. Он с силой оттащил меня за руку, его лицо исказилось гневом и страхом.

– Ты его убиваешь! – прошипел он, заслоняя собой тело Святополка. – Я видел, что твоя магия делает! Она же ледяная! Ты хочешь заморозить его заживо?!

От шока и стремительного отлива силы у меня потемнело в глазах. Я едва устояла на ногах, опираясь о гнилую стену.

– Я… я пыталась помочь… – мои слова прозвучали слабо и глупо. – Снять жар…

– Снять жар? – он фыркнул с издевкой, в которой сквозила настоящая паника. Он указывал на побелевшую кожу Святополка. – Это похоже на снятие жара? Это похоже на пытку! Я не знаю, что это за дьявольское колдовство у тебя в крови, но…

И тут во мне что-то надломилось. Весь накопленный страх, усталость, беспомощность и ярость вырвались наружу. Я выпрямилась, с трудом переводя дыхание.

– Мое колдовство? – мой голос зазвучал громче, срываясь на крик. – А кто устроил эту охоту на людей, Ярослав? Кто объявил нас преступниками? Кто выслал патрули, из-за которых мы тут прячемся в гнилой землянке, пока воин моего отца умирает от заражения? Это мое колдовство? Или все-таки твоя семья? Твой брат, который так боится всего, что не влезает в его указы, что готов перебить половину Велогорья!

Он отшатнулся, будто я его ударила. По его лицу пробежала тень боли, но тут же сменилась холодной яростью.

– Не смей говорить о моем брате! Ты ничего не понимаешь в политике! Он пытается сохранить мир!

– Какой мир? – я заломила руки, чувствуя, как слезы подступают к глазам от бессилия. – Мир, построенный на страхе? На доносах? На карательных экспедициях? Это тот мир, ради которого ты готов оправдывать любое зло? Ради которого моя магия, мой дар – это «дьявольское колдовство», а приказы твоего брата – священная истина?

Мы стояли друг напротив друга в тесной, вонючей землянке, два врага, связанные общим несчастьем. Воздух между нами трещал от ненависти и взаимных упреков. В его глазах я видела не просто злость – я видела отвращение. И это ранило больнее любого оружия.

Он смотрел на меня как на чудовище. А я смотрела на него как на слепого, самовлюбленного тирана, готового ради власти на все.

– Я пытался тебе помочь, – наконец произнес он тихо, и в его голосе не было ничего, кроме ледяного презрения. – Я рисковал всем, чтобы вытащить тебя из дворца. А ты… ты не лучше тех фанатиков из Храма. Вы все ищете силу, не думая о последствиях.

Прежде чем я нашлась, что ответить, снаружи, с самого края поляны, донесся протяжный, леденящий душу звук.

Волчий вой.

Но не тот, знакомый с детства, тоскливый и дикий зов леса. Этот был иным. В нем слышались странные, неестественные ноты. Это был вой, в котором не было жизни – только холодная, бездушная угроза.

Мы замерли, разом забыв про ссору. Ярослав медленно, почти машинально, потянулся за мечом. Я инстинктивно прижалась к стене, сердце бешено заколотилось в груди.

Вой повторился. Ближе. Теперь в нем явственно слышался тот самый ледяной скрежет, что я чувствовала духом раньше. И он шел не откуда-то издалека.

Он шел прямо на нашу землянку.

Глава 2

Тот ледяной вой, прозвучавший буквально в паре десятков шагов от землянки, вогнал нас в ступор. Мы замерли, не дыша, вжимаясь в гнилые стены, будто пытаясь стать их частью. Даже Святополк в своем бреду словно почувствовал неладное – его хриплое дыхание на мгновение прервалось. Сердце колотилось где-то в горле, отчаянно и громко, и мне казалось, что этот стук слышно на всю округу.

Ярослав первым опомнился. Он жестом, не терпящим возражений, приказал мне молчать и краем глаза выглянул в щель между бревнами, загораживавшую вход. Его спина напряглась.

– Не волки, – прошептал он, не оборачиваясь. Его голос был до предела собранным, но я уловила в нем тончайшую нить облегчения, смешанную с новой тревогой. – Люди. Наши… то есть, огневские. Патруль.

Проклятье. С одной стороны, ледяные твари из кошмаров, с другой – солдаты, которые по приказу своего князя должны были доставить нас с Ярославом в столицу, а Святополка, скорее всего, прикончить на месте. Выбор был между ужасным и смертельным.

– Их пятеро, – продолжал докладывать Ярослав, все еще следя за происходящим снаружи. – Идут осторожно, озираются. Видимо, тот вой и их напугал. Но идут прямо сюда. Учуяли дым или еще что.

Он отшатнулся от стены и резко повернулся ко мне. В его глазах горел быстрый, холодный расчет. Вся наша недавняя ссора будто испарилась, уступив место необходимости выживать.

– Слушай меня внимательно, – его слова были тихими, но чеканными, как удары молота. – Я выйду к ним. Попробую отвлечь, сказать, что я знатный охотник из столицы, заблудился, а вы – мои слуги. Ты в это время… – его взгляд упал на Святополка, – должна будешь сделать все, чтобы утащить его глубже в лес. Не смотри назад. Беги.

– Я не смогу его одна… – начала я, но он грубо перебил меня.

– Сможешь! Или умрешь. Выбора нет. Как только я отвлеку их внимание, у тебя будет несколько мгновений. Используй их.

Он даже не стал дожидаться моего ответа. Выпрямился, отряхнул с камзола хвою и грязь, поправил волосы – одним движением превратившись из загнанного беглеца в надменного столичного аристократа. И без оглядки шагнул за завал, прикрывавший вход.

– Эй, вы! – услышала я его голос, внезапно ставший громким, уверенным и полным снисходительного раздражения. – Очень кстати! Черт знает, куда меня занесло!

Я, затаив дыхание, прильнула к щели. Пятеро солдат в синих с золотом плащах – цветов Огневых – резко обернулись, хватая оружие. Их командир, коренастый мужчина с обветренным лицом, выступил вперед.

– Кто такой? – прорычал он, не опуская меча.

– Княжич Всеволод из рода Месяцевых, – без тени сомнения соврал Ярослав. Я поразилась, как легко липла к нему эта ложь. – Охотился на оленя, отстал от своей свиты. А вы кто такие и что делаете в этих угодьях без моего ведома?

Он говорил с ними так, будто они были придворными лакеями, а не вооруженными до зубов бойцами. И это сработало. Солдаты переглянулись, неуверенно опуская оружие. Имя вымышленного рода прозвучало достаточно знатно, чтобы вызвать сомнение.

– Мы… патруль князя Витара Огневого, ваша милость, – уже не так уверенно произнес командир. – Ищем беглецов. Ведьму и предателя.

– Ведьму? – Ярослав фыркнул, изобразив презрительное веселье. – Нашли время для сказок! Я тут чуть не замерз, мой конь сбежал, а вы про ведьм… Ладно, раз уж вы здесь, проводите меня до ближайшей заставы. Мой отец щедро отблагодарит тех, кто вернет меня целым и невредимым.

Он ловко вел свою партию, отводя их внимание от землянки, заставляя думать о награде. Но я видела, как взгляд одного из молодых солдат скользнул мимо Ярослава, к клочьям дыма, все еще тянувшимся из-под крыши нашего укрытия. Его глаза сузились.

– А там что, ваша милость? – он указал пальцем. – Землянка? И дымок…

Ярослав не растерялся.

– А, это… Я своих слуг там оставил. Один простудился, греется у огня. Ничего интересного.

Но сомнение было посеяно. Командир нахмурился.

– Слуг? Можно взглянуть?

Это был момент. Секунда, и они пойдут проверять. Время истекло.

Адреналин ударил в голову. Страх за Святополка, за себя, за Ярослава, который вот-вот будет разоблачен, смешался в единый клубок. Мне не нужно было искать силу, не нужно было ее вызывать. Она хлынула из самой глубины, из самого сердца того ужаса, что сжимал мое горло. Это был чистый, животный инстинкт – спрятаться, исчезнуть, скрыться.

Я не думала. Просто захотела, чтобы нас не было видно. Чтобы между нами и солдатами опустилась стена. Густая, непроницаемая, скрывающая все.

Воздух вокруг землянки вдруг застыл. Влажное марево над болотцем и испарения от нагретой за день земли вдруг сгустились, послушавшись какого-то неведомого приказа. Белесые клочья пара потянулись из-под деревьев, с поверхности земли, из моего собственного рта, вырывающегося короткими, частыми вздохами.

За секунду легкая дымка превратилась в плотную, молочно-белую пелену. Она заволокла поляну, скрыв от меня солдат и Ярослава. Стало тихо, глухо, будто мир надел ватную шапку. Было слышно только учащенное биение моего сердца и хриплое дыхание Святополка.

Чей-то удивленный возглас, приглушенный туманом: «Что это?!»

Голос Ярослава, нарочито громкий: «С ума сойти! Какой густой туман с болота потянуло! Ни зги не видно!»

И потом другой голос, командира, но уже не громкий и уверенный, а сдавленный, полный первобытного, леденящего ужаса. Он прошептал что-то, но шепот этот, странным образом, был слышен абсолютно четко, будто смерть сама наклонилась к нам и прошипела на ухо:

– Ведьма… Огневой не соврал…

Эти слова прозвучали как приговор. Как клеймо.

«Ведьма… Огневой не соврал…» Они звенели в ушах, смешиваясь с треском веток под ногами и тяжёлым, хриплым дыханием Святополка. Я тащила его, почти не чувствуя своих рук, спотыкаясь о корни и скользя по влажной хвое. Сознание мутилось от усталости и страха, но одна мысль билась, как птица в стекло: они видели. Они видели мою магию и назвали меня ведьмой. И теперь за нами будет охота не только как за беглецами, но как за исчадием тьмы.

Сколько я бежала, не знаю. Лес сливался в сплошную тёмную стену. В глазах стояли слёзы от напряжения, и я уже почти готова была рухнуть на землю, когда впереди, в нависшем склоне оврага, заметила чёрный провал. Небольшой грот, почти пещера, прикрытый козырьком из сплетённых корней и свисающего плюща. Без раздумий, почти падая, я вползла внутрь, затягивая за собой Святополка.

Тишина и мрак поглотили нас. Воздух пах сыростью, грибами и старой листвой. Но здесь было сухо и, что важнее всего, безопасно. Никакие случайные взгляды не могли нас здесь увидеть. Я отпустила рукав Святополка и отползла в угол, обхватив колени дрожащими руками. Тело ломило, будто меня переехали телегой. А в груди была пустота, холодная и бездонная. Ведьма. Они сказали это с таким ужасом и отвращением.

Шаги послышались снаружи не сразу. Сперва это был лишь треск сучка, потом – сдержанное, тяжёлое дыхание. Сердце ушло в пятки. Они нашли нас. Я вжалась в стену, зажмурилась, готовясь к худшему.

– Алиса?

Голос был хриплым от бега, но я узнала его сразу. Ярослав. Он стоял у входа, его силуэт вырисовывался на фоне серого света.

– Ты здесь? – спросил он тише.

Я не ответила. Не могла. Словно комок колючей проволоки застрял у меня в горле. Он сделал шаг внутрь, ослепший после дневного света, и почти наступил на Святополка.

– Чёрт, – выругался он тихо, опускаясь на колени рядом с северянином. – Жив?

Я лишь кивнула, не в силах вымолвить слово. Он потрогал лоб Святополка, и на его лице появилась мрачная складка.

– Хуже. Надо перевязать, иначе…

Он не договорил, но я поняла. Иначе он умрёт. Здесь и сейчас. Ярослав порылся в своей походной сумке, достал почти пустую флягу с водой и последний, смятый лоскут относительно чистой ткани.

– Помоги, – бросил он коротко, не глядя на меня. В его голосе не было прежней ярости, лишь усталая необходимость. – Держи его.

Я поползла к ним, мои пальцы не слушались, но я заставила их обхватить плечо Святополка, пока Ярослав осторожно, с усилием отдирал старую, пропитанную кровью и гноем повязку. Зрелище под ней заставило меня сглотнуть ком тошноты. Рана была воспалённой, края почернели.

Ярослав, сморщившись, принялся промывать её водой из фляги. Вода мгновенно становилась розовой, потом мутно-красной. Он работал молча, сосредоточенно, его движения были резкими, но точными. Видно было, что он не новичок в этом. Аристократ умеющий перевязывать раны. Ещё одно противоречие в нём, которое я не могла понять.

Молчание между нами висело тяжёлое, густое, как смола. Наша недавняя ссора, его слова о «дьявольском колдовстве» – всё это было здесь, в воздухе, между его руками, промывающими рану, и моими, что держали умирающего человека.

– Они… ушли? – наконец прошептала я, не выдержав этой тишины.

– На время, – не отрываясь от работы, пробурчал он. – Туман твой их здорово напугал. Разбежались, как зайцы. Но они доложат. Теперь… теперь всё стало сложнее.

В его голосе не было упрёка. Была лишь констатация факта. Сухая, безрадостная правда.

– Я не хотела, – сорвалось у меня. – Это… вышло само.

Он на мгновение замер, потом с силой выжал тряпку.

– Знаю, – коротко кивнул он.

И в этих словах, неожиданно, прозвучало что-то похожее на понимание. Крошечное, с горошину, но оно было. Напряжение, сжимавшее мне грудь, чуть ослабло.