Дельфи

Дельфи останавливается, подплывает ближе ко мне. Только сейчас я замечаю, что в воде вижу так же ясно, как и на суше. У нее бледное лицо, синие губы и темные большие глаза. Она пристально смотрит на меня:

– Дальше я не поеду.

Что? Это не ее голос. Кто-то другой произносит фразу ее губами.

– Эй, слышите, просыпаемся, – кричит Озрик, выдергивая мое затуманенное сознание в реальность. Видит Авадхани, я бы врезала ему за такое пробуждение, если бы после долгой дороги не была так утомлена.

Я резко открываю глаза, устраиваясь полулежа в пассажирском кебе. Рядом со мной посапывает Ракель. Несколько секунд сон преследует меня. Я протираю глаза, жмурясь до искр под веками. Видение исчезает. Снаружи раздается пение ранних птиц.

– Который час? – спрашиваю у Озрика.

– Около четырех утра. Остальные тоже уже подъехали, – он высовывает голову из кабинки, оглядываясь. – Эй, мы здесь!

Все еще сонно, я аккуратно сжимаю плечо Ракель.

– Приехали.

Она неохотно открывает глаза.

– Что, уже на месте?

– Ага. Четыре утра. Добрались почти за восемь часов, – в отличии от нас Озрик довольно бодр для четырех утра.

Она хмурится, проводит ладонью по лицу, затем поправляет волосы и встает.

– Тогда пора пойти и вздернуть остальные реты.

Озрик усмехается:

– Надо же, у нашей льдинки, оказывается, горячее сердце.

Ракель резко подается вперед и приставляет неизвестно откуда взявшийся клинок к шее Озрика. У последнего медленно ползут брови наверх, в смеси удивления и восхищения.

– Я. Не. Льдинка. Уяснил? – Озрик медленно кивает, стараясь не напороться на лезвие. – И если ты еще раз решишь дать мне какую-нибудь остроумную кличку, клянусь, больше не сможешь произнести ни единого слова. Я понятно объясняю?

Озрик снова кивает, и в этот раз в его взгляде остается только восхищение.

Ракель медленно убирает клинок, не отводя глаз от Озрика, потом безмятежно улыбается и спрыгивает с кеба.

– Лори, кажется, я влюбился.

Я закатываю глаза и отпихиваю застывшего друга, чтобы тоже выйти на улицу.

– Она тебе не по зубам, – бросаю ему через плечо.

– Значит, придется их подточить, – тихо произносит Озрик, но я ловлю каждое слово и усмехаюсь.

После долгой поездки и сна в неудобных позах наш рет выглядит, мягко говоря, весьма потрепано. Ярса и Марк разминаются, Цезония завязывает волосы в высокий хвост. Я наблюдаю, как от нас удаляются два кеба.

– Предлагаю немного прийти в себя, осмотреться и направиться к часовне, – Марк тянется пальцами к земле, растягивая явно затекшие мышцы спины.

Мгновение я не верю своим глазам. Перед нами открывается невероятный вид на бурлящий пролив Кордия. Он возник естественным путем, разделив Свагат на две части, отделивший Мортем, Сомний и Тельерру от какой бы то ни было цивилизации. Кто-то из историков говорит, что он появился во время Великого Раскола. Кто-то утверждает, что позже. Для нас же разницы нет, теперь перед нами шумно бегущая вода, выбраться из которой, я полагаю, может только бездыханное тело.

Нам на счастье, через пролив выложен массивный каменный мост. Он держится на широких балках, похожих на ступени, и только сейчас я понимаю, что это значит. Ступени, вот, о чем нам рассказывали в общем классе. Пройдя ступени, мы не будем прежними, но станем сильнее. Это можно понимать и буквально, ведь те самые ступени Тельерры сейчас перед нами. Интересно, какие ступени в Оранди? Есть ли они в Мессис?

– Мы должны будем идти по этому? – Цезония недовольно морщится, недоверчиво смотря на мост.

– А ты уже научилась летать? – Озрик одаривает ее снисходительным взглядом.

– Мне бы не хотелось оказаться на дне Кордии, – бурчит она.

– Мост нас выдержит, – слишком уверенно заявляет Марк. Но мне тоже не хочется сомневаться.

– Вы помните проекцию? Часовня стоит на берегу строго на юге от главного здания и моста, – я прикидываю в уме расстояние. – Если выйдем сейчас, будем там примерно через полчаса.

– Тогда вперед, – поддерживает Ракель, и мы отправляемся по мосту навстречу нашему новому миру.

Ноги гудят от нагрузки. В который раз я благодарю богов, что надела удобную обувь. Я все еще задаюсь вопросом, откуда у Ракель кинжал, и почему я не взяла с собой ничего подобного. Однако я знаю ответ.

С поры задевшего меня клинка, я не подходила к настоящему оружию, а брать с собой деревяшку – не лучшая мысль. Зато я могла бы взять свитки с рунами, руководство по ядам или исторические выжимки о Мортеме. Но посчитала, что все нужное у меня уже находится в голове. Да, не слишком дальновидно, но, надеюсь, не критично.

– Мой отец занимается тканями. Он покупает их в Хаде и перепродает Свагату или Арбе. Можно сказать, большая часть людей из академии ходит в его товарах, – улыбается мягко Ярса, рассказывая о своей жизни Цезонии. Видимо, они тоже сумели найти общий язык.

– Дорогой, не пойми меня неправильно, но мне глубоко наплевать, что там делает твой отец. Теперь ты здесь, и мы, – она обводит коготком наш рет, – твои союзники в последующих испытаниях и занятиях. Лучше бы научил каким-нибудь техникам рукопашного боя. Я ни за что не поверю, что у такого верзилы не было в этом практики.

Или общий язык найти все же не удалось. Ярса качает головой:

– Да было пару случаев…

– Ты занималась рукопашным? – спрашиваю я Ракель. Она идет рядом и крутит в руках какой-то камешек, поднятый с дороги.

– Да. У нас, в Арбе, это обязательно. Только мы не сражаемся по-настоящему, как в Тельерре. Все довольно цивильно.

– Здорово, – уголки моих губ трогает улыбка.

– А как у тебя с боем?

– Ну… – я увлекаюсь вылезшей из рукава рубашки ниткой. – Я бы сказала, что это моя не самая сильная сторона.

– Но ты отлично считываешь руны. Знаешь, я наблюдала. И за рунами, которые рисовал Риммон, и за тобой. Сколько бы нам ни вдалбливали в голову символы, я постоянно путаюсь. А ты сходу назвала все до единой, даже их сплетение.

Я пожимаю плечами.

– Что есть, то есть. Мне достаточно просто запоминать картинки, нежели движения тела.

– Однако реакция у тебя хорошая, – посмеивается Ракель, припоминая мне момент у повозок.

– Я просто задумалась и сделала это на автомате.

– Вообще-то, в настоящем бою все так и есть. Сначала ты долго чему-то учишься, и у тебя многое не получается. Ты повторяешь одни движения за другими, и еще раз, и еще, пока не запомнишь их наизусть. А когда приходит время драться, ты не думаешь, действуешь по инерции, – она выкидывает камешек за заграждение. – Мне кажется, у тебя большой потенциал.

– Приятно слышать, – я немного улыбаюсь.

Миновав мост, мы движемся по левому краю территории Тельерры. Нам достаточно все время идти прямо, пока мы не наткнемся на груду камней. Большую груду камней.

– Впервые встречаю скромного представителя семейства священных трех, – Ракель осекается, когда я хмурюсь от последнего выражения. – То есть, ну… Ничего такого…

– Нет, я понимаю, – перебиваю ее я. – Просто было бы здорово, если бы меня перестали сравнивать с ней.

– А тебя сравнивают только с рексом?

Я об этом даже не подумала.

– В основном и практически всегда – да.

– А ты?

– Что – «я»?

– С кем ты себя сравниваешь?

– Я бы хотела избежать любого сравнения. Это бессмысленно. Может, с собой в прошлом.

– Тоже неплохо.

Приближаясь к первой из башен, о которых говорил Риммон, я замечаю что-то, ярко блестящее в траве.

– Стойте.

Весь рет останавливается и с вопросом смотрит на меня. Я неуверенно шагаю вперед.

– Что там? – Марк тоже подходит ближе.

– Тиара? – я аккуратно тянусь к предмету.

– Нет! – Цезония кричит во все горло. Я и Марк подпрыгиваем от резкого звука.

– Матерь, Цезония, – слетает с губ Озрика. – Ты решила, что испытаний на нашу голову мало, и нужно добить нас этим криком?

– Кто бы сейчас ее упрекал в крике, – шиплю я на Озрика.

Цезония пропускает слова мимо ушей:

– Вы что, не знаете о зачарованных предметах?

Честно говоря, я краем уха слышала про них на наших уроках, но память не выявляет ничего полезного из этих воспоминаний.

Цезония вздыхает.

– Они могут навести порчу, перенести в какое-то место или искалечить, если бездумно прикоснешься. Для начала надо проверить.

Мы все смотрим на нее.

– И как это сделать? – спрашивает Марк.

– Вы не слушали Риммона? Обнаружение лжи. Лоредена, кажется, это ты у нас по рунам. – Цезония скрещивает руки и встает в позу.

Переведя взгляд на других, я буквально чувствую, как меня лишают выбора. И тут я вспоминаю.

– Они не подойдут, – качаю я головой. – Виде и Верум действуют в паре против небольшой лжи, а не против намеренно нанесенных чар. Здесь необходима Ансуз.

– Значит, Ансуз, – Цезония нетерпеливо встряхивает головой. – Или ты только читаешь руны, не применяя их?

– К твоему сведению, Ансуз куда сильнее обычных Виде и Верума, и способна раскрывать магическую ложь. И я ни разу еще не применяла руны, впрочем, как и все в нашем рете.

Краем глаза я замечаю мешканье. Ярса крутит кольцо на своем пальце:

– Ну, вообще-то, в Хаде можно иногда пользоваться простыми рунами или бытовыми. Поднять и переместить небольшие предметы, облегчить ношу, выставить щит против ветра и летящего в тебя песка или мусора.

– Говори за себя, меня учили нормально защищаться, – Цезония передергивает плечами.

– Может, тогда ты и попробуешь? – не выдерживаю я.

Цезония хмыкает и проходит мимо меня:

– С радостью.

Она встает на расстоянии полуметра и вытягивает руки по направлению к тиаре. На кончиках ее пальцев и чуть дальше появляются искры, но не более того. Она встряхивает руками и пробует снова. На сей раз у нее получается отчетливый и яркий знак Ансуза, плывущий прямиком к украшению. С тиарой в это время ничего не происходит.

– И что? Теперь она безвредна? – Озрик косится на Цезонию.

– Бедный глупый мальчишка, я лишь проверила ее. И да, она безвредна. Но если бы не была, нам нужно было бы сначала снять с нее чары.

– Не обязательно, – говорю я, – если чары слабы или на грани, Ансуз вполне способна их вывести.

– Что нам с ней делать? – Марк аккуратно берет тиару в руки.

– Полагаю, избавиться от нее, – я вспоминаю слова Риммона. – Нам нужно замести следы. Вряд ли будет здорово, если мы сохраним хоть какое-то доказательство.

– Отдам эту честь любому из вас, – Цезония вскидывает руки и отходит.

– Ладно, давайте я, – тяну руку к диадеме, и Марк передает мне ее.

Кладу диадему на землю, сама немного отхожу.

– Турисаз. Перевернутая.

Я черчу пальцами черточку и половину ромба, направленного влево. Руна загорается. Не так ярко, как до этого у Цезонии, но она получается достаточно сильной, чтобы поглотить диадему и не оставить от нее практически ничего, кроме металлической стружки.

Моя первая руна. Турисаз. С ее помощью можно ровно так же защитить, как и нанести ущерб. Мне нужно будет свыкнуться с этой мыслью. Я могу быть оружием и спасением одновременно, как и люди вокруг меня.

– Вот и все.

Встряхиваю руки и поворачиваюсь к своему рету.

– Значит, идем дальше, – Марк первым двигает вперед.

По дороге к часовне мы замечаем еще несколько небольших предметов: пустую бутылку вина, клинок, опасно вонзенный в землю навершием, шкатулку. Мы проверяем каждый из них, а затем уничтожаем.

Сначала это делает Ярса. С первого раза у него получается символ, идеальнее наших с Цезонией. Поверив в свои силы, он пробует тут же уничтожить часы на цепочке, но пальцы путают символ, и раздается небольшой взрыв. Ярса невредим, но пробовать снова не пытается. Мулат уступает место Марку.

Спустя пару минут неудач и подпаливания травы, его символ так же идеально, как у Ярсы, высвечивается и впивается зубами энергии в циферблат.

Ракель тяжело выводит символ, но все же ей удается проверить черную, обтянутую кожей тетрадь.

У кого совсем не получается руна, так это у Озрика. Он ничего не взрывает и не испепеляет, но я не замечаю даже искр на кончиках его пальцев. Цезония закатывает глаза и подходит к нему.

– Ты неправильно держишь руки, – она встает сзади него и меняет положение его рук и пальцев своими руками. – Вот так. Ты же не дерешься, расслабься.

Озрик кивает, немного смущенный положением, и пробует снова. Но тут раздается взрыв. Ударная волна немного касается их с Цезонией, и Озрик поворачивается проверить девушку.

– Да нормально я! Лучше бы за своими руками следил, – огрызается она. – Отойди.

Пихает его в бок, вскидывает руки и без запинки уничтожает тетрадь. Озрик смотрит еще какое-то время на пепел, будто утопая в своих мыслях, но быстро приходит в себя. Я замечаю перемену, но решаю отложить свои вопросы на потом, если они вообще будут уместны.

Учитывая все препятствия, мы тратим раза в три больше времени на дорогу до часовни. Когда мы оказываемся у ее изножья, солнце уже медленно поднимается из-за гор Мортема.

Мортем. Я впервые вижу его так близко и одновременно достаточно далеко, чтобы меня не пугали ужасы, опережающие репутацию горного массива. Он действительно такой, как о нем говорят. Смертельно прекрасен.

Внушительных объемов скалистые хребты усыпаны снегом на верхушках. Нам рассказывали, что там всегда холодно, и сейчас, вблизи Мортема, я чувствую значительную перемену в температуре. Хорошо, что нам выдали теплые плащи.

Далеко за горами простирается гуща леса – Сомний западный. Его восточный брат находится в Арбе. Об этом месте тоже ходит много слухов и легенд, и я склонна верить истории и мифологии, отчасти.

Я знаю о некоторых существах, обитающих там. Звероподобных, схожих с людьми, не похожих ни на что… Их всех объединяет одно – опрометчиво ждать от встречи с ними дружбы. Если почувствовал, услышал, увидел что-то в Сомнии – беги и молись, именно в таком порядке.

Но Тельерра… она сильно защищена. У ее берегов лучшая охрана, не считая самой академии, заполненной будущими военными. А что, если бы напали именно на это место? Кажется, единственное, чем можно было бы хоть как-то объяснить такой поступок – острая нужда или желание убрать со своего пути сильнейших воинов Навема.

Я оглядываю башню. Ее верхушка разбита словно от сильного удара. Крошка камня и его куски валяются рядом.

– Значит, нам надо восстановить ее? – недоверчивый взгляд Озрика скользит по серому полукругу руин строения.

– Есть идеи? – Ракель поворачивается ко мне.

– Я подумала о Тейваз. «Получение максимально идеального результата», – цитирую я руководство. – Должно сработать.

– Кто будет первым? – Марк оглядывает наш рет. – Никто? Тогда я попробую.

Он вскидывает руки и медленно, но уверенно выводит символ в виде стрелки вверх. Появляясь в воздухе, он немного искрится и вылетает навстречу руинам. Руки Марка немного трясутся, пока несколько небольших осколков поднимаются с земли и впечатываются во вмятины.

– Похоже, мы тут надолго, – Озрик недовольно морщится.

– Нам нужно объединиться, – я подхожу ближе к булыжнику и касаюсь его, чувствуя под рукой вибрирующую магию. Свою магию.

На Аннуи реликта связывают с его магией рунами – это старый обряд и необратимый. Может, объединив силы, мы сможем справиться с задачей?

– У нас есть шанс восстановить часть башни общими усилиями. Можно попробовать одновременно использовать тот же самый Тейваз.

Мы отвлекаемся, смотря на пробегающих мимо нас реликтов. На часах не больше шести утра, но четыре человека уже приступили к тренировкам.

– А как же Хагалаз? – Ракель чуть наклоняет голову и немного хмурит брови, вспоминая нравоучения Риммона.

– Хагалаз – стихийная руна, что значит – абсолютно непредсказуемая и неконтролируемая. Для ее выполнения требуется не просто практически вся сила реликта, но и смирение с возможным провалом. А провал в стихийной магии… – я стараюсь подобрать подходящие слова, но ничего так и не приходит в голову. – Ну, в общем, просто не думаю, что это разумно сейчас.

Ракель понимающе кивает.

Цезония в этот момент скептически оглядывает башню и меня, затем пожимает плечами:

– Давайте уже сделаем то, что предложили. Если это сработает, будет здорово. Я хочу, чтобы этот день наконец-то подошел к концу.

Забавно, ведь он только начался.

Остальные тоже соглашаются с моим предположением объединения. Мы встаем в одну линию напротив башни и вскидываем руки.

– Готовы? На счет три, – я сосредотачиваюсь на ощущениях внутри себя. – Один. Два, – чувствую, как сила скользит по венам из моей груди к рукам. – Три.

Мы синхронно выводим символы и направляем их в сторону башни. У половины из нас ничего не получается, а Цезония и вовсе отлетает на метр. Озрик помогает ей подняться, но она отпихивает его.

– Я думал, все будет проще, если нас много.

– Не думаю, что магия работает так, – выдыхаю я. – Прежде всего, она чувствует настроение и готовность каждого из нас. Когда усталость, физическое или ментальное истощение дают о себе знать, она противится.

– Да нормально я, – Цезония еще раз отпихивает рукой Озрика. – Давайте еще.

Мы пробуем снова. На этот раз только у Озрика выходит менее яркий символ, остальные же пылают силой и намерением. Наши руны цепью сплетаются друг с другом и заставляют подняться разрушенный камень с земли. Руны создают бледно-золотой купол и ползут к основанию башни. Я сосредоточенно держу руки, которые начинают ныть. Камень за камнем мы пытаемся вернуть ей первозданный вид, но видит Авадхани, не все учащиеся смогли бы достичь идеального результата.

Мы восстанавливаем часовню чуть больше, чем наполовину, когда Озрик опускает руки, и цепь рвется, а мягкий купол рассеивается:

– Простите, больше не могу.

Мы все устали, поэтому просто понимающе молчим. Даже Цезония не поводит бровью.

– И это все? Нужно просто восстановить ее? – Марк недоверчиво смотрит на часовню.

– То есть для тебя это просто? – Озрик смотрит на Марка.

– Что-то не так, – я подхожу ближе к камню и касаюсь его. Та же вибрация магии, только гораздо сильнее. От меня или от него? – Внутри что-то спрятано.

Я толкаю массивную деревянную дверь, она поддается мне с гулким скрипом. Справа от входа я замечаю крутую лестницу, ведущую на самый верх часовни, где сейчас сияет огромная дыра, и видно светлое утреннее небо. Впереди меня небольшая платформа, на которой лежит листок. Я захожу внутрь, остальные следуют за мной.

Каменный пол в трещинах и дырах, заросших мхом и травой. Я мягко ступаю по нему, приближаясь к платформе. На ней единственный листок. Я уже протягиваю руку к нему, как слышу Цезонию и, кажется, затылком вижу ее закатанные глаза:

– Неужели ты опять это делаешь? – она недовольно морщится и вскидывает руки, отправляя в полет руну обнаружения.

Листок какое-то время не шевелится, а затем воспламеняется. Огонь не сжигает его, а лишь указывает на то, что листок защищен магией.

– Кто-то знает, как обезопасить предмет? – Марк вопросительно поворачивается ко всем.

– Видимо, не так просто, если Ансуз не помог, – я поворачиваюсь на месте. – Листок защищен рунами.

– Можно создать защитный купол возле него, как вуаль, – поясняет Ракель. – Мы проходили подобное в Арбе.

– Неплохо. Лоредена? – Цезония указывает руками на листок в приглашающем жесте.

Я молча начинаю чертить Турисаз, черточку и полуромб справа. Сначала из моих пальцев появляются лишь искры, затем выходит неплохой символ, но лист лишь подрагивает, и больше ничего.

– Может, стоит попробовать руну Риммона? – косится на предмет Ярса.

– Серьезно? – я вскидываю бровь. – В помещении это еще хуже.

– А какие у нас есть варианты? Возвращаться назад ни с чем я лично не хочу, – Ярса недовольно скрещивает руки на груди.

Некоторое время все молчат, думая об одном и том же. Мы просто должны пройти эту ступень, вот и все.

– Давайте я, – Озрик уже подходит ближе к листу, как Ракель вскидывает руку к его груди, останавливая.

– Без обид, но ты нас тут замуруешь, если что-то пойдет не так. Цезония?

– Я только что пользовалась сложной руной, если ты не заметила, – она недовольно смотрит на Ракель.

– Я предложил, я и сделаю, – Ярса шагает к листку.

– Это заберет практически всю твою силу, оставив лишь крупицы. А учитывая, что это в первый раз… – я раздираю ногтем заусенец на пальце, явно нервничая.

– Вы можете подождать меня снаружи, чтобы вас случайно не задело.

Цезония, не долго думая, отправляется на выход.

– Я наверное тоже пойду. Ну, знаете, чтобы не испортить все своей аурой, – отшучивается Озрик.

– Ладно. Ты запомнил, как ее чертить? – спрашиваю я.

Ярса кивает.

– Я встану рядом с тобой, вдруг, ты упадешь, – Марк встает рядом.

– Спасибо за поддержку, – мягкая усмешка слетает с его губ Ярсы.

– Я тоже рядом, – Ракель подходят к нам.

– Начинай, как будешь готов, – говорю я.

Ярса передергивает плечами и сосредотачивается, аккуратно выводя символ стихийной магии. Я замечаю небольшое дрожание в его руках.

Символ загорается и медленно плывет к небольшой платформе, срастаясь с магией листа. С краев пергамента начинает течь какая-то темная жидкость. Я перестаю чувствовать волны магии. Мы замираем, наблюдая, как лужа становится все больше. Ноги Ярсы подкашиваются, и Марк придерживает его – изможденного.

Я пригибаюсь к земле, проводя пальцами по… крови? Мой пустой желудок начинает сводить не слишком хорошими позывами. Я сглатываю.

– Похоже на кровь.

– Ну что вы там? – Цезония заглядывает в проем, а потом ее глаза округляются от увиденного. Она впервые за все время стоит без своей усмешки или маски величия. За ней топчется Озрик.

– Ты ведь знаешь, что это означает, – подает слабый голос Ярса.

– Да. – Цезония пересекает башню и проходит по луже крови, и не меняясь в лице, поднимает листок. – Что ты был прав, – она вскидывает бровь, смотря на него. – Это соревнование. Мы только что прошли первую ступень.

Цезония какое-то время читает листок, затем передает его мне.

Глава 9

Реликты, я хочу вас поздравить с покорением первой ступени.

Однако знайте, то, что вы сделали сегодня для преодоления преград и начала обучения в академии Тельерра – лишь часть обязательных требований к вашей будущей службе. Малая часть.

Держитесь вместе, будьте стойкими и самоотверженными, и возможно, вы переживете эту половину года.

Вестигий Риммон Фершт

Первая еда с момента Аннуи кажется пресной. Вожу ложкой по дну тарелки с кашей, вспоминая слова из записки: «…возможно, вы переживете эту половину года».

Наш рет, хоть и справился с задачей, однако ведет себя тихо. Я поглядываю на дверь в надежде увидеть хоть кого-то с Аннуи. Время близится к девяти утра, а вернулись только мы.

Другие реликты что-то оживленно обсуждают и открыто изучают наш рет. Вероятно, они говорят о нас. Я прослеживаю тенденцию, которая меня пугает – тельерцев второго года обучения, в черных одеждах, заметно мало.

Стандартные цвета реликтов – белый, серый и черный. В белом в Тельерре и в Оранди полагается ходить новоприбывшим реликтам, вот почему плащи, которые нам дал Риммон, были белыми. Сам вестигий был весь в черном.

Считается, что белый цвет лучше всего показывает, насколько легко тебя застать врасплох и ранить. Поэтому его носят все то время, пока реликт не определяется с академией, значит, следуя новому приказу, весь первый год, на самих ступенях. Серый цвет – привилегия реликтов в первый год после прохождения ступеней. Черный – цвет второго года. После реликты поступают на службу по разным направлениям, где у каждого своя форма.

Когда мы направлялись в академию, нас встретили антики и проводили сюда, и мы еще не видели всего внутри. Некоторая служба на благо Навема подразумевает под собой служение другим. Антики, сопровождавшие нас, девушка и парень, были одеты в бежевые плащи и такого же цвета облегающие костюмы.

– А вы, значит, знали друг друга до Аннуи? – Ракель с инетресом смотрит на Ярсу и Цезонию.

– В каком-то смысле, выходцы из Хада так или иначе знакомы друг с другом, – Ярса тянется к булочке, явно сильно проголодавшись. – Но мы с ней лишь вместе добирались до Свагата.

– Если бы мы были знакомы, он явно лучше бы владел рунами, – Цезония принимается разрезать мясо на своей тарелке.

– В каком смысле выходцы из Хада знают друг друга? – Озрик, в отличие от меня, налегает на местную еду.

Ярса пожимает плечами:

– Наше общее образование проходит в одном месте. Мы учимся в Мессис, просто посещаем соответствующие возрасту занятия, – он протягивает руки к еще одной булочке. – Многим привычно после Аннуи возвращаться в Альма-Матер.