Дельфи

Кроме того, что у нас королева, вместо короля, эта женщина еще является моей матерью.

Глава 4

Макх и Вейхала – удивительное по своей природе явление концентрации древней магии. Мы до сих пор не пришли к единому мнению, как именно происходит отбор, но смеем предположить, что чаша и арка способны ощущать магические импульсы, находящиеся внутри человека. И если эти импульсы слишком неактивны, вероятно, Вейхала не сочтет реликта достойным.

История Навема, Матеус Савара, отредактированное издание

Взгляд моноса застывает на мне всего на секунду, но я успеваю его поймать и мысленно поблагодарить отца за поддержку. Ждать того же от матери глупо, но я все равно продолжаю смотреть на нее. Ровно как и все на площади.

Рекс поднимает правую руку ладонью к толпе и произносит:

– Новое поколение Навема, я обращаюсь к вам. Приоритетом моего правления было и будет честное разделение обязанностей, сохранение устоев нашего общества, безопасность и использование магии только во благо. Мы не страшимся перед ужасами густого леса Сомния. Нас не сломить острыми пиками скал Мортема. Нас не похоронить в песках пустыни Сикко. Бережно мы передаем свои знания и умения из поколения в поколение, дабы защищать и просветлять весь наш род.

Площадь разрывается овациями и радостными выкриками. Я хлопаю вместе со всеми, пока где-то внутри, возле сердца, становится тесно. Не пуская в голову посторонние мысли и беспокойство, я сваливаю все на тугой корсет.

– Сегодня вы собрались здесь по призыву наших предков. Сегодня решится судьба каждого из вас. И я хочу обратиться ко всем вам, реликты. Выбор вашей магии неизменен. Примите его с честью и достоинством.

Слова «или вы в ту же секунду умрете» здесь, вероятно, не произносятся, как и буква «т» в слове «лестница». Я мотаю головой, чтобы прогнать это наваждение. Почему-то именно сегодня мое настроение меня подводит.

– Я приглашаю трех архивариусов наших библиотек к трибуне, дабы запечатлеть письменно историческое событие.

По толпе проходит легкий шепот. С края площади приближаются три фигуры со свитками, две женщины и мужчина. Все трое преклонных лет. Уже в этом году они готовят себе замену, судя по молодым реликтам, оставшимся на месте, сминающим какие-то бумаги и постоянно что-то записывающим.

Когда шепот стихает, и архивариусы устраиваются на трибуне, мама заканчивает речь:

– Выходя на эту трибуну с чистым сердцем, помните – правление рекса священно. Слово моноса – аксиома. Сила тельера всемогуща ровно настолько, чтобы защитить обоих. Объявляю триста восемьдесят девятую церемонию Аннуи открытой!

Толпа еще сильнее утопает в приветственных криках и хлопках. Тельер и монос подходят к чаше. Они встают в боевую стойку и вскидывают вперед руки. Один за другим символы из-под их пальцев появляются и проплывают по воздуху к чаше, пока сосуд окончательно не заливается лавовым цветом по периметру трещин. Зажжение священного Макх – это танец рун, который мы наблюдаем с замиранием.

Монос подается немного вперед.

– Я приглашаю к священному огню Макх первого добровольца из Арбы.

На некоторое время в воздухе повисает тишина. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на первого, кто осмелится выйти на трибуну. В конце толпы замечаю движение.

Миниатюрная девушка робко выходит вперед. Некоторое время топчется на месте, но все же делает один шаг за другим по направлению к чаше и своей судьбе. Я не знала ее раньше. По толпе начинают пробегать небольшие смешки, но она будто не замечает их.

Честно сказать, я не знаю, почему так разволновалась. Возможно потому, что от меня никогда не ждали меньшего. С самого детства мне твердили о моей особенности. О том, что чаша обязательно выберет меня если не следующим рексом, то хотя бы моносом или тельером. Мне просто не давали права надеяться на меньшее. А ведь намного проще, когда от тебя ничего не ждут. Сейчас же я чувствовала на своих плечах вес ответственности за решение, на которое я практически никак не могу повлиять. В общем и целом, чувствую я себя дерьмово.

В то же время девушка уже стоит у моего отца. С твердой руки моноса руны начали наслаиваться одна на другую на обе ладони реликта, перетекая не только с магией, но и с огнем чаши. Девушка прикусила губу и немного поморщилась, но держалась стойко. Когда обряд был окончен, руны растворились. Теперь они часть ее. Осталось перейти арку. Если она сумеет перейти.

Я видела только ее затылок, но от меня не ускользнула мелкая дрожь во всем теле. Если уж так боится она, девушка из Арбы, которой в большей вероятности светит Мессис…

Девушка легко проходит через арку, и теперь, по традиции, должна назваться. Я стараюсь держать маску, хотя чувствую, как удивление пробивается через нее.

– Первый реликт из Арбы, назови свое имя!

– Иска Йоффе.

– Иска Йоффе, добро пожаловать на службу Навема!

Рекс рукой указывает Иске, где нужно встать. Девушка робко улыбается и проходит дальше по пьедесталу мимо архивариусов.

– А смотри, не так проста, как может показаться, – Хендрик оглядывает Иску довольно недвусмысленным взглядом. Оливия лишь хмыкает.

– Она из Арбы. Помни, что там живут не только беженцы-антики, прошло уже больше двух веков.

– Да, да… – вероятно, мысли Хендрика уже заволокла магия иного рода.

Иска вздергивает свой прямой маленький носик и смотрит прямо перед собой на толпу. Ее каштановые волосы, касающиеся талии, лежат аккуратными волнами. Светлые яркие глаза резонируют с волосами, выделяя ее нестандартную внешность. Она скорее простушка, чем красавица, но уже довольно интересна тем, что прошла через арку.

– Эй, у тебя слюнка. – Оливия тыкает Хендрика в уголок губ, а затем ударяет по носу. – Никаких отношений не следует заводить внутри ступеней, помнишь?

– Будто все всегда придерживались этого правила. – Хендрик ухмыляется и косит глаза на меня, за что я одариваю его таким острым взглядом, за который, вероятно, меня бы похвалила мать.

В этом я не могу винить Хендрика – в попытке увлечься кем-то. В отношениях он преуспевает куда больше нас с Оливией. Если говорить обо мне, то я едва ли ограничилась парочкой возможностей, которыми воспользовалась, и гораздо большим количеством упущенных. Но мне этого было достаточно.

Тем временем к трибуне приближается следующий реликт. Высокий темноволосый парень немного неуклюже подходит к чаше. Символы рун как вспыхивают, так и гаснут. Он мнется перед аркой, делает шаг, но тут же одергивает ногу, как от кипятка. Его плечи никнут, но он не сопротивляется. Тихо пройдя к архивариусам, называет свое имя и отправляется за трибуну, где далее будут собираться все, кто отправится в Мессис.

Всего по шесть юношей и шесть девушек с каждого материка. Арбы, Хада и Свагата. Тридцать шесть удостоенных чести служить на благо Навема. Я сглатываю ком, подступивший к горлу.

– Почему он хромает? – следуя за взглядом Оливии, замечаю ее заинтересованность в последнем парне, не прошедшем арку.

– Вехайла, – я взглядом указываю на арку. – Древняя магия не просто не пускает, она защищает от посторонних. Нежеланный гость рискует зажариться заживо, если воспрепятствует ее воле. Обмануть ее под силу только тому, кто владеет последней руной, полученной от тельера. И то, вряд ли это обман, так как тельер не раздает руны направо и налево.

– Да, стоило посещать те нудные занятия истории древней магии. – Хендрик медленно провожает взглядом реликта. – Хотя бы для того, чтобы не сдохнуть так глупо.

Толпа постепенно редеет. Все больше и больше реликтов уходят за трибуну. Рядом с Иской к тому времени появляется еще четыре девушки и два парня. Они смирно стоят и ждут окончания церемонии. Не в счет к их чести – стоят они в тени, в отличии от нас.

Время идёт, и мы начинаем изрядно нервничать. Смотря на то, как один за другим реликты уходят за трибуну, я все больше вижу свою собственную неудачу. А там уже близко разочарование отца и холодный взгляд матери. Оливия и Хендрик, хоть и не показывают, но тоже на месте стоят не так уверенно.

– А если мы не пройдем? – сестра косится на брата, взгляд которого чуть трогает тень испуга.

– Не говори ерунды, Хендрик. Ты – сын тельера, в твоей крови магии гораздо больше, чем в той курносой простачке. Уж в чем я бы не сомневалась, так это в нашей общей возможности пройти эту церемонию. Если, конечно, мы доживем до нее, не расплавившись на этом солнцепеке.

– Он прав, – я чуть склоняю голову, чтобы глаза немного отдохнули от света.

– Что ты имеешь в виду, Лори?

– То, что он прав, – я пожимаю плечами. – Вероятность, что мы не пройдем, мизерная, однако возможность такого исхода есть. Дело ведь не только в крови. Магия сама выбирает сосуд. И в вашем случае… – я замолкаю, пока не сболтнула лишнего, но уже поздно.

– Говоришь так, будто я могла забрать всю магию себе, а Хендрику не оставить ничего? – она немного нервно смеется, я качаю головой.

– Не говори так. А то я начинаю в это верить. – Хендрик встряхивает руками и продолжает наблюдать за уходящими реликтами, как вдруг один из них, тот, что не смог пройти через арку, начинает бежать.

Его зовут Саад. Он учился со мной в классе. Кажется, сын повара или что-то вроде того. Светловолосый парень достаточно шустро соскакивает с пьедестала и начинает пробираться сквозь толпу, чтобы затеряться и исчезнуть. Все происходит так быстро и в то же время медленно. Один шаг, и он отталкивает какую-то девочку со своей дороги. Еще шаг, и натыкается на новое препятствие. Третий шаг он сделать не успевает.

На пьедестале отец Оливии и Хендрика, тельер Динэй Хаим, стоит в привычной для служащего позе атаки, выставив перед собой руки. Я едва успеваю заметить сияние руны, как Хаим возвращается в свою обычную позу. Вот и все. Одно четкое слаженное движение рук и сердце Саада больше не бьется.

Те, кому не повезло оказаться рядом, стремительно расступаются, освобождая место охране, уже спешащей забрать тело. По толпе пробегает шепот. Сотни пар глаз с ужасом всматриваются в арку.

– Не стоит беспокоиться о недостойных, реликты. Помните, магия знает больше. Она видит все, – на последних словах рекс чуть склоняет голову. Шепот стихает и церемония продолжается как ни в чем не бывало.

– Да уж… – Оливия немного вздрагивает. – Знаешь, прости, что я сказала о выборе. Не думаю, что она что-то сделала бы для тебя.

– Спасибо, но это не твое дело, – отрезаю я.

Оливия права. Но мне не хочется, чтобы меня тыкали носом в довольно личные отношения.

Оливия лишь пожимает плечами и улыбается :

– Просто стараюсь быть вежливой.

– И у тебя обязательно когда-нибудь получится, сестренка. Когда-нибудь. Обязательно.

Она пихает Хендрика в бок и больше ничего не говорит.

Меделина Векслер достаточно сурова, строга и столько же рассудительна и благосклонна, чтобы считаться хорошим рексом. Что касается ее материнских черт, то на них ее благосклонность не распространяется. Любимым ее ребенком всегда был и будет Навем. Я готова поспорить на свою жизнь, что она бы и бровью не поведет, если нам придется раньше проститься с Гесс. Ну или если я в данный момент не оправдаю ее ожиданий и полечу прямиком в Мессис.

Со временем рядом с Иской появляется больше реликтов, будущих хранителей магии Навема. Бесконечная очередь все ближе подходит к нам троим. Изнуренные от пекла, переживаний и событий, – беглецов было уже четверо, – мы стоим просто в надежде дожить до своего выхода к чаше и арке. Но таковы правила. Знать в состоянии подождать, пока прошествует весь выбравший ее народ.

– Еще около сотни. – Оливия нервно оглядывает толпу.

Иска, стоящая все так же непринужденно и гордо, переговаривается с каким-то парнем. Другие реликты тоже потихоньку собираются в небольшие группки. Нетрудно догадаться, что мы втроем вписываемся только в нашу группу. От этого мне становится немного не по себе. Я не хочу держаться старых устоев. И пусть решение магии я изменить не могу, в моих силах выбрать свой круг общения.

Реликтов на площади становится все меньше, а число тех, кого пропустила арка – больше. Что-то не так. Я вглядываюсь в толпу. Человек тридцать, включая нас, ожидают своей очереди. Выбранных реликтов уже тридцать два. Я вспоминаю об Иларии. Там, где она стояла раньше и изнывала от жары вместе с остальными, теперь тень. Солнце медленно, но верно начинает садиться. Долгожданная прохлада наступает как раз в то время, когда кожа покрывается мурашками от догадок. Ладони предательски потеют, и я провожу руками по штанам, чтобы как-то унять нарастающую панику.

Девушка с яркими красными волосами проходит арку и направляется прямиком к Иске. Вероятно, они дружат, так как обе поздравляют друг друга и улыбаются. Тридцать три.

Не может все закончиться вот так, даже не начавшись. На лицах Оливии и Хендрика написано то же самое. Но мы молчим.

Я переключаюсь на Иларию, чтобы как-то расслабиться. Она довольно бодро проходит к чаше, одарив меня улыбкой с ямочкой на щеке. Монос наносит руны на ее ладони. Символы вспыхивают, гаснут, исчезают. Илария делает неуверенный шаг в арку и… проходит. Совершенно спокойно и без боли.

Ее удивленные глаза быстро находят меня в толпе, словно молча спрашивают, что делать дальше. Я быстро мотаю головой в сторону тельера Хаима. Она кивает. Все еще находясь в оцепенении, протягивает руку. Символ загорается и исчезает внутри кожи. Она снова переводит взгляд на меня. Я двигаю головой в ту сторону, где находятся архивариусы и выбранные Аннуи реликты. Все еще как во сне Илария следует моим указаниям.

Тридцать четыре.

Отец тоже переводит на меня взгляд, но ненадолго. Я прекрасно знаю, что значит этот взгляд. Сожаление. Просьба простить, если все выйдет не так, как должно. Потому что даже рекс не вправе вмешиваться в решения магии.

Я сглатываю подступающую к горлу горечь. Я должна буду идти последней. После Оливии и Хендрика. Традиция.

После того, как позади нас не остается ни души, тельер Хаим переводит многозначительный взгляд на Хендрика. Это немой приказ. Он идет первым. За ним – Оливия. А потом и я.

– Ну, пожелайте мне удачи, – на выдохе произносит Хендрик.

– Удачи, – хором отвечаем мы с Оливией.

Хендрик идет твердо и уверенно. Несмотря на свой весьма взбалмошный характер, он все же сын главного тельера. Он просто не может показать себя иначе, даже если в этот момент, вероятно, внутри него переворачиваются все органы в случайном порядке, и тошнота подкатывает к горлу.

После нанесения рун Хендрик позволяет себе на секунду взглянуть на затухающие символы и, недолго думая, шагает в арку, не останавливаясь ни на мгновение. Меня прошибает пот. Если бы он не прошел, то сейчас, вероятно, корчился бы в агонии. Но он проходит.

Едва уловимый вздох облегчения слетает с его губ. Он переводит странный взгляд на Оливию, потом на меня. Тельер Хаим едва заметно качает головой в знак одобрения, пока наносит последнюю руну своему сыну. Хендрик уходит с пьедестала и теперь Хаим смотрит на Оливию. Какой бы эгоистичной занозой она ни была, я не желала ей оказаться в Мессис. Но и сама не хотела попасть туда. Поэтому сказала то, что должна была:

– Ты справишься.

Кривая усмешка чуть трогает уголок ее измученных губ:

– Конечно.

И она направляется к чаше.

Вот Оливия протягивает ладони моему отцу. Вот на них появляются одна за другой руны. Вот они тонут в ее ладонях. Оливия делает шаг, и тут же вечерняя площадь наполняется ее истошным криком. Не в силах полностью пройти в отвергающую ее арку, Оливия стоит одной ногой на другой стороне, вынужденная терпеть, вероятно, неимоверные муки сожжения заживо.

Я не успеваю оценить риски, обратить внимание на встревоженных реликтов или хоть на секунду подумать о репутации своей матери, как мои ноги несутся к пьедесталу.

Обхватываю руками плечи Оливии и тащу ее на себя. Вытаскивая ее из арки, я спотыкаюсь и падаю на бетонный пол, совсем рядом с чашей. Шокированный то ли от моего поступка, то ли от непригодности для службы Навему своей дочери, тельер Хаим лишь наблюдает за случившимся. За стонами Оливии я успеваю заметить плотно сжатые губы матери. Дерьмо.

Отец помогает нам с Оливией подняться на ноги. Она опирается на целую левую ногу. Из ее глаз катятся слезы боли и неверия. Но она не сбежит. Я точно знаю. Это же Оливия.

– Я провожу ее, – обращаюсь к тельеру и своему отцу.

– Нет, – мамин властный голос заставляет даже всхлипы Оливии стихнуть. – Она в состоянии добраться сама.

Некоторое время я выдерживаю ее взгляд, но все же отвожу глаза.

– Ты как? Идти можешь? – я поддерживаю ее со стороны раненой ноги.

– Придется, – сквозь зубы шипит Оливия и отталкивает меня в сторону, пытаясь сделать шаг больной ногой. Она снова едва не падает, но в последний момент Хендрик оказывается рядом, чтобы ее поддержать.

– Я отведу ее, – его тон не терпит спора. Прямо как у тельера. Никто не возражает. Вместе с Оливией они скрываются за трибуной.

Я перевожу взгляд на отца. Кивком он показывает на чашу. Все еще не веря в произошедшее, я подхожу к Макх и протягиваю свои ладони моносу.

Мои руки немного трясутся, я пытаюсь максимально расслабить их. Отец бережно выводит один символ за другим. Все, что я ощущаю – приятное покалывание кожи. Будто легкий ток и порыв прохладного ветра проходят извилистыми путями по линиям жизни. Один за другим символы погружаются в мои руки и гаснут, как закатное солнце.

Я не смотрю на мать. У меня нет сил взглянуть и на отца. Все, что я вижу – арка. В моей голове мысли лишь о Гесс. Если я не пройду, то подведу ее.

Но я пройду.

Я чувствую это каждой клеточкой своего тела. Магия просыпается во мне. Она зовет меня. Я ее слышу, ощущаю. Остается только протянуть ей руку в ответ, сделать шаг. И я шагаю.

С виду арка кажется пустой. Но я словно перехожу из одного мира в другой. Будто невесомая пелена слетает со всего, окружающего меня, и я начинаю видеть то, чего раньше не замечала. До этого момента я не жила, а лишь присматривалась. Они все это почувствовали?

Я не успеваю продолжить свою мысль, так как тельер Хаим уже с нескрываемым нетерпением протягивает мне свою руку. Я тяну ладони в ответ. На них медленно оседает последний символ. Альгиз. Я смотрю на него, пока он полностью не растворяется в ладонях, потом отхожу к архивариусам.

– Имя.

– Лоредена Векслер.

– Ты последняя. Мои поздравления, – женщина с седыми волосами, собранными в пучок, кивает мне, собирая листы перед собой. Я киваю в ответ.

– Спасибо.

Не успеваю я развернуться, как меня хватают и сжимают чьи-то тонкие руки.

– Я так рада, что ты прошла! – голос Иларии возвращает меня в реальность. Я высвобождаюсь из ее хватки и окончательно прихожу в себя.

– Да, я тоже, – улыбка получается измученной, но какая есть.

– Оливия… – заминается Илария.

– Ничего нельзя было сделать, – отрезаю я.

Немного озираясь, она спрашивает:

– Ты знаешь, что будет дальше?

Без понятия.

– Ты о чем?

– Ну, что нам теперь делать?

– А… – я перевожу взгляд в сторону архивариусов, потом на пьедестал, где матери уже и след простыл, а тельер и монос заканчивают церемонию над чашей, закрывая сосуд до нового отбора. – Официальное закрытие Аннуи. К нам скоро должен подойти вестигий.

– Кто?

– Куратор. Он сопроводит нас на закрытие и будет рядом все время обучения. Нас разделят на группы…

Я замолкаю, увидев приближающегося Хендрика.

– Хендрик, мне жаль, – я смотрю в его пустое лицо и не могу найти ни одной подходящей фразы.

– Ничего не поделаешь. Решение магии неизменно, ведь так? – пустым взглядом он оглядывает всех собравшихся реликтов. – Кажется, время заводить новые знакомства.

Я наблюдаю, как он подходит к Иске с ее подругой. Они начинают, по всей видимости, непринужденный разговор. Умение скрывать эмоции – один из главных навыков, когда ты – сын тельера.

– Твоя сестра гордилась бы тобой. То, как ты подошла помочь Оливии… Думаю, тебя магия выбрала не просто так, – достаточно тихо, так, чтобы слышала только я, произносит Илария.

– Я сделала ровно то, что сделал бы каждый.

Я пытаюсь уйти и от этого разговора, и от чувства, что мне вообще нужно хоть с кем-то говорить. Мне машет Хендрик, подзывая подойти и тоже познакомиться.

Хвала Авадхани, именно в этот момент я замечаю идущего к нам высокого парня. Он достаточно широкий в плечах и, думаю, ему бы не составило труда переломить меня надвое без какой-либо помощи рун. Его растрепанные светлые волосы спадают на лоб и лезут на глаза. Он одет в легкую черную рубашку, заправленную в черные штаны. На ногах обувь, похожая на мою, какую мне советовали носить все время обучения на ступенях: удобные военные ботинки с хорошим сцеплением во избежание скольжения на гладкой поверхности.

Он подходит достаточно близко. Только теперь я успеваю понять, что шел он к нам целенаправленно, пока я пялилась как дура. Блестяще.

Парень улыбается и произносит, переводя взгляд с меня на Иларию и обратно:

– Полагаю, вы – одни из счастливиц.

Да что же их всех так тянет поздравлять.

– Да, именно, – легко отвечает Илария, за что получает от меня суровый взгляд. Парень смеется.

– Непростой отбор, я так понимаю? Ничего, он ни у кого не бывает простым. Через время забудете.

Если на подобное тому, что случилось сегодня, в будущем я буду смотреть сквозь пальцы, то каким человеком меня сделает обучение? Мой вопрос тонет в желудке тяжелой гирей.

– Меня зовут Риммон. Риммон Фершт, если вам о чем-то говорит моя фамилия.

Говорит. Вероятно, он младший брат Аарона Фершта, приближенного моей матери. Аарон – один из ответственных лиц Хамэша. Я знаю об этом от Арика, его старший брат, Соломон, тоже смотритель.

Я молчу. И сильнее убеждаюсь, что не хочу заводить знакомства благодаря своему положению.

– Так я и думал. Впрочем, это не важно. Сейчас я должен вас всех собрать и отвести в зал.

Он отходит чуть поодаль и рисует что-то пальцами. Я никак не могу разобрать руну, пока она буквально не вылетает из его рук, направляясь прямо к небу над нами. На высоте крыши сцены она взрывается, оставляя после себя мягкий свет. Все внимание переходит к нему.

Здорово, он еще и позер.

– А теперь, когда я завладел вашим слухом и зрением, пожалуйста, пройдемте за мной. Вас уже изрядно заждались.

Он улыбается, бросая последний взгляд на меня, и я замечаю красивые ямочки на его щеках.

– А он симпатичный.

Илария пихает меня в бок, даже не задумываясь о том, что он может ее слышать. Я лишь закатываю глаза и следую за Риммом.

Глава 5

Настоящим приказом возглашаю об изменении срока обучения для всех новопризванных реликтов Мессис, Оранди и Тельерры.

Пункт 87 настоящего постановления «О долге и службе»

Тридцать шесть избранных для службы в Оранди и Тельерре. Наши плечи теперь пристанище ответственности. Именно мы были выбраны Макх и Вейхалой. Кто ты, воин или монах? На этот вопрос мы должны ответить перед всем Навемом за полгода.

Мы идем по длинному коридору здания администрации в зал для совещаний. Стены из толстого камня защищают помещение от вечернего ветра, но мне все равно зябко.

Нам рассказывали про Аннуи. Но видеть все своими глазами, наблюдать за тем, как тот, кого ты знаешь всю жизнь, кричит в агонии от боли и унижения – совсем другое, нежели просто слушать. Я поеживаюсь, разглядывая ряды портретов. Среди последних я нахожу портрет своей матери. По бокам от нее стоят мой отец, монос Иоаким Векслер и отец Хендрика – тельер Диней Хаим. Я отворачиваюсь от холодного взгляда матери и прохожу с остальными в зал.

Оказавшись в месте с большим количеством света, я только теперь замечаю предплечья Риммона с закатанными рукавами рубашки. Они испещрены шрамами разной длины и формы. Мои догадки, что он тельерец, подтверждаются. В Оранди физические упражнения не переплетаются с использованием настоящего оружия. Самый острый клинок в тех краях – слово.

Я оглядываюсь, когда наш нестройный отряд рассаживается за огромным овальным столом. На стенах висят карты материков, где указаны расположения академий, выделены горные массивы, широкие леса, пустыня. Карты, мягко говоря, необычные. Создается ощущение, что каждую последующую, начиная от двери, дополняли новыми данными. Мне думается, что они могли быть использованы на реальных собраниях.

Рисунки территорий полны мелких флажков, в основном обрамляющих берега материков. Вероятно, это наши охранные посты. Поскольку большую угрозу для навемцев составляют дельфи – морские существа, то защищать нам следует в первую очередь берега.

С одной стороны я понимаю эту логику, но с другой это странно. Дельфи последние годы не выходят на сушу. Если мыслями следовать за мифологией, то в ней сказано, что, чуть ступив на твердую почву, у морских людей ослабевает их сила. Если же верить древней истории Навема, то во время Великого Раскола был заключен договор о протекции и невмешательстве одного народа по отношению к другому. Нарушителя договора ожидает смерть. И в данном случае, я не уверена, что она будет быстрой.