скачать книгу бесплатно
– Они счастливые люди, – повторила Лейли. – Пожалуй, самые счастливые на Земле.
– Ещё бы! Суметь столько совершить: полет в Дальний космос, освоение Земли-2, выход на Контакт.
– Нет: больше всего потому, что у них есть дети. Их дети. Потому, что они сами их родили и вырастили. Потому, что живут вместе с ними.
– Почему ты так считаешь?
– Потому что видела. И потому, что они сами рассказали мне обо всем. О том, как это дало им возможность даже там чувствовать себя счастливыми.
– Значит: счастливые, счастливые, счастливые! Ты это без конца повторяешь.
– Могу повторить ещё. Вместо обычной нашей разобщенности – теплота отношений, какой я ещё не видела. То, чего нам всем не хватает.
– Ты можешь ручаться за всех?
– За подавляющее большинство, во всяком случае.
– Но все космонавты такие: они там вынуждены непрерывно общаться – и привыкают друг к другу.
– Нет, это другое: большее.
– То, что называли любовью? Что привлекало тебя в старинных пьесах, так ведь? Но кому это сейчас нужно? Ни одна же из таких пьес, которые ты пробовала ставить, не имела успеха.
– Это печальней всего. Чувство, которое когда-то считалось самым прекрасным, позабыто.
– Но ведь это исключительное чувство мужчины и женщины друг к другу согласно идеалу прошлых веков осуществлялось в браке, то есть в совместной жизни до самой смерти – с соблюдением верности друг другу и рождением детей. Ты увидела нечто подобное? – спросила молчавшая до сих пор самая молодая из присутствовавших – Рита, актриса-аспирантка.
– Да. Именно.
– Это ты и называешь любовью: только это? Но ведь такое было лишь идеалом – не правилом. Браки заключались не только по любви, нарушение верности было повсеместным. Разве не так?
– Но разве люди не созрели для воплощения идеала, превращения его в норму?
– Мне совершенно не понятно, о чем ты грустишь. Ну: мы позабыли слово «любовь», в основе которого, всё-таки, лежит физическое влечение мужчины и женщины друг к другу – страсть, дарящая радость. Мы совершенно свободны в отношении её: сплетай пальцы и будь близким с тем, кто тебе сейчас нравится. Ты всегда имеешь возможность поступать так, не думая ни о чем кроме своего желания. Разве это не прекрасней того, что было когда-то? – Рита победоносно улыбнулась.
– Нет, – тихо ответила Лейли. – Это не дает тех душевных переживаний, какие давала любовь.
– Но кто испытывает потребность в таких переживаниях?
– Есть такие.
– Никто им не мешает сохранять длительную связь друг с другом, хоть всю жизнь. Я таких не знаю: ни одного. Да их и есть – крайне мало.
– Я, всё-таки, знаю их.
– И они тебе нравятся больше остальных?
– В их отношениях больше, гораздо, душевного тепла, чем у других – но они не имеют естественного завершения: любовь без детей не полна.
– Этот вывод – твой собственный?
– Нет. Конечно, нет. Его когда-то сделал Лал. Дан и Эя смогли убедиться в его правоте: они рассказали мне, как появились на свет и росли их дети.
– И сумели убедить тебя?
– Сумели. Ведь я видела их всех вместе.
– Лал. Значит, он. На него это похоже.
– Рем, он же был тебе почти ровесником?
– Да. И его выступления я помню хорошо. Лалу слишком многое не нравилось в современной жизни: считал, что немало из существовавшего у людей былых эпох совершенно незаслуженно забыто. Что ж, тогда всё гораздо понятней.
– Что тут может быть понятным? – запальчиво вновь вступила Рита. – Современная женщина, сама рожающая детей вместо того, чтобы целиком отдаваться работе; теряющая время на то, что может сделать неполноценная! Совершенно не оправданный анахронизм. Да! По-моему, это нельзя ни понять, ни оправдать.
Лейли почему-то не хотелось спорить. Она встала и ушла.
…Спектакль вечером прошел с обычным успехом, хотя играла хуже, чем в предыдущем. Но публика этого не замечала: выручило её профессиональное мастерство.
А после спектакля мучительно не хотелось возвращаться домой: панически боялась второй бессонной ночи, того, что мрачные мысли совершенно загрызут её. К счастью, усталость свалила её – в тяжелый сон.
В том же спектакле была занята и Рита.
Домой она отправилась не одна – со своим новым знакомым, молодым докторантом-генетиком. Познакомилась с ним на пиру в прошлый четверг, – их пальцы сплелись тогда. Они и сейчас желали друг друга и сразу же поехали к ней.
Он был умел и очень пылок; ласкам его не было конца, и они снова и снова возбуждали её.
– У тебя тело богини, – говорил он, неотрывно глядя на нее потемневшими от страсти глазами, и пальцы его непрерывно блуждали, касаясь плеч, груди, живота, бедер. Они без удержу отдавались друг другу.
«До чего хорошо! О-о-о! До чего же хорошо!» думала она. «Эта Лейли – она статуя, не женщина. Просто статуя, хоть и прекрасная: красивей всех других, настоящих, женщин. Таких, как я. Что она понимает? Она же не способна на настоящую страсть: может только изображать её на сцене».
– Послушай, мой желанный, а хотел бы ты быть со мной всю жизнь? – вдруг спросила она его.
– Боюсь, что да! – не задумываясь ответил он.
Она засмеялась:
– Ты не понял: я не имела в виду только заниматься этим. Спросила о другом: хотел бы ты всю жизнь быть близким только со мной и не знать других женщин?
– Зачем? – удивился он.
– Вот именно: зачем?
– Прости: не понимаю.
– Так: продолжение одного сегодняшнего разговора – кстати, довольно любопытного. Рассказать?
– Потом!
– Успе-ешь! Послушай, всё-таки. Разговор – о любви.
– О чем?
– Это то, во что когда-то облекли романтики прекрасную, язычески радостную потребность физического слияния мужчины и женщины. Её, любви, непременными атрибутами были верность, то есть недопустимость физического общения с другими, и ещё многое, туманно-возвышенное. И всё это, судя по литературе тех времен, в основном оставалось идеалом и, в действительности, было редкостью.
– Ну, бывает и сейчас. Кое-кому почему-то нравится жить вместе и довольствоваться почти исключительно друг другом.
– Ты с такими сталкивался?
– Ни разу. Да и какое нам с тобой дело до них? Разве нам будет хуже, если мы будем близки ещё с кем-то?
– Конечно! Но послушай ещё. Интересная подробность: любовь должна завершаться образованием семьи и рождением детей. Вот!
– Бред какой-то! И кому теперь это нужно?
– Самой красивой женщине Земли – Лейли.
– Как стремление великой актрисы к необычным душевным переживаниям?
– Если бы! Как следствие воочию виденного примера.
– Какого?
– Такого: Дана с Эей и их детками! Ей разрешили вчера посетить их.
– Она лично знакома с ними?
– Ещё бы! Лейли ведь много снималась в фильмах Лала, была его другом. Кстати, именно Лал и вдохновил их на этот подвиг – рождение детей: они сами сказали Лейли.
– Вот это – уже интересно. Ну и…?
– Всё. Больше ничего не знаю. Тебе этого мало?
– Пожалуй, предостаточно. Гм, симптом мало приятный.
– Это так серьезно?
– Может быть, – он сел на постели. – Было уже кое-что ещё. Среди педагогов, в основном тех, кто имеет дело с детьми раннего возраста, были женщины, выражавшие желание родить ребенка. К счастью, кроме одного случая дело дальше слов не пошло: они знали, что мы к ним тогда потребуем применения бойкота, и при судебном разбирательстве им нечего надеться на поддержку достаточного большинства человечества.
– И всё же: один случай был?
– Только попытка. Одна из тех, кто активно выступал против отбраковки.
– Что она попыталась сделать?
– Забеременела. Но её заставили беременность прервать. Тоже перспективой бойкота. К тому же, она знала, что ребенка у нее заберут, и он сразу будет считаться неполноценным – как рожденный без соблюдения правил воспроизводства.
– Есть прямая связь между её попыткой и прежним движением против отбраковки?
– Точно не скажу. Но если так, то это слишком серьезно. Кстати, она тоже была близка с Лалом. Как единомышленница.
– Когда Лейли ушла, Рем сказал, что Лал выступал чуть ли не против всего. Даже против использования неполноценных вообще.
– Ему не очень-то дали это делать.
– Но Дан? Чего хочет он?
– Это мы пока не знаем. То, что ты сказала мне, со слов Лейли, – что дети их появились под влиянием Лала, заставляет подозревать, что Дан хочет того же, что и Лал. Слишком близкими друзьями были они. Приятного мало. В нашем кругу, генетиков, к Лалу всегда относились без особой симпатии; пожалуй, я слишком мягко выразился. – Он задумался. – Дан уже нарушил установленные законы воспроизводства. Нас это сразу насторожило, когда мы увидели его детей.
– Но ведь без того самого, против чего был Лал, Дан не жил бы сейчас, вторую жизнь.
– Конечно! Его тело – тело донора.
– И, кстати, гены, переданные детям, тоже принадлежат не ему, а неполноценному. Его дети – автоматически – потомственные неполноценные: неполноценные с рождения без всякой отбраковки.
– Ты напрасно стала актрисой. Говоришь прямо как член Совета воспроизводства.
– Слушай, но они – эти их дети – полноценные по своему развитию?
– По-видимому.
– Так что же, всё-таки, ждет их?
– Не знаю. Дан, наверняка, не даст признать их неполноценными.
– Ещё бы! Особенно после всего, что рассказала Лейли.
– Дан ведь не та женщина – ему-то обеспечена поддержка почти всего человечества.
– Детки под надежной защитой авторитета своего отца.
– Да! Отец. Патриарх. Глава рода. Род Дана, колено Даново. Совсем по Библии.
– Ты даже Библию знаешь?
– Слегка.
– М-да! Не нравится мне это, очень.
– Заметно.
– Что, если, глядя на них, осмелеют, решатся на рождение детей те женщины, педагоги? Если это станет повальным явлением? Вообще, превратится в норму? Меня такая перспектива не устраивает. Я современная женщина: мое дело – сцена театра; детей пусть рожают неполноценные. И наслаждаться с мужчиной желаю, не думая ни о чем другом. – Она заметила, что он её почти не слушает.
– Рождение детей Дана и Эи стоит в прямой связи с влиянием на них Лала. Ценное сведение. Надо немедленно сообщить профессору Йоргу.
– Сейчас? Ведь ночь!
– А, да!
