Послезавтра героя

Риск был высок, ведь если бы мы ошиблись и у хвостатого был бы сердечный приступ, мало бы никому не показалось ни мне, ни ему. Однако от неожиданности горе-сердечник ойкнул и начал извиваться как червяк с жалобными выкриками:

– Что Вы делаете? Отпустите. Мне больно! Руку сломаете! Гады! Сво…

– Что? Сердце-то отпустило?

– А? Какое сердце?.. Ментяра позорный…

– Пройдемте, гражданин, пообщаемся.

Эту трагикомедию я досматривал краем глаза, воспринимая вторым, а может быть третьим уровнем сознания. Все потому, что с первыми всхрапами и стонами «хвостатого» мой «ушастый», пристроившись за зарегистрировавшейся и входящей в зал парой, стоявшей перед ним, начал уверенное движение в зал. Его подвело то, что он опустил голову и на мгновенье потерял контроль над пространством впереди себя. Справедливости ради нужно сказать, что сделал это он не из-за непрофессионализма, а скорее по необходимости. Левой рукой он вставил гарнитуру в ухо, а правой попытался извлечь что-то из внутреннего кармана куртки.

Мгновение спустя, я, прихватив его руку на излом в лучезапястном суставе, коротко и громко сказал ему в лицо:

– Извините, Вы забыли пройти регистрацию, пройдемте, пожалуйста.

– От боли он даже не закончил начатую фразу: «Это – Василий! Мы ведем свой репор…»

– Граждане! Проходим на регистрацию. Эти двое будут проходить регистрацию в особом, усиленном режиме. – Громко объявил Серега Кувалдин. Один из его автоматчиков сопроводил нас до комнаты группы немедленного реагирования, убив в головах задержанных последние мысли, оказать сопротивление.

Все произошло настолько внезапно и быстро, что большинство родственников заложников даже не поняли, что случилось.

Уже в помещении ГНР после того, как у задержанных были изъяты и выключены видеокамера и ретранслятор, «хвостатый» пришел в себя: «Это насилие над прессой!», чем только разозлил майора СОБРа, который был за старшего и, видимо слегка недолюбливал тех, кто под лозунгами гласности и открытости решал свои корыстные интересы.

– Скажи еще «сатрапы, душители свободы!» Где твоя аккредитация, пресса?

– Но мы – журналисты…

– Журналисты сейчас за заграждением и не мешают проведению спецоперации. Ждите сейчас за вами приедут сотрудники ФСБ.

– Зачем ФСБ? – заскулил «хвостатый».

– Такой порядок. Или Вам сразу измену Родине по законам военного времени?.. Сидим и молчим.

Мы оставили этих двух горе-журналистов под присмотром восьми могучих СОБРовцев и вышли вместе с майором. Он сказал:

– У меня инструкция по всем вопросам взаимодействовать с вами. Я – Николай. – Он протянул руку. Мы представились и пожали руки.

– У вашего начальника штаба контакты ФСБ. Организуете специалистов, а мы за этими пока присмотрим.

– Не вопрос. – Серега пошел в штаб, а я к родственникам заложников. Через десять минут мы уже встретились в зале.

– Федералы будут через пару минут. Пойдем знакомиться?

– Конечно. Двинули тихонечко.

По залу вообще было тяжело двигаться. Как только Вы начинаете движение в Вас впиваются сотни глаз. И в каждом взгляде читаются вопросы «Что-то произошло? Вы что-то знаете? Почему Вы ничего нам не говорите?» Эти взгляды «впиваются в кожу», проникают в самую глубину души и рвут ее на части. Об этом потом, когда все закончится, будет вспоминать каждый из нас. Кто-то, выжимая эти слова на сеансах психореабилитации, кто-то, загоняя в глубину настолько, чтобы больше никогда не пережить эти ощущения.

Все это будет потом, а сейчас нам нужно идти через зал, как по минному полю. Ситуация очень похожа на действия сапера, который прокладывает путь, но ничего не может разминировать. Еще одно важное отличие психологической «мины» от настоящей в том, что «взрыв» поразит не только того, кто ее подорвал, а охватит всех цепной реакцией психологического заражения. И тогда результаты не возьмется предсказать ни один аналитический центр мира.

Очень медленно мы шли по залу, стараясь перехватить максимально возможное количество взглядов, чтобы жестом, мимикой, кивком головы или иным способом дать ожидаемый ответ. Кому-то показать, что нужно подождать, кому-то, что ситуация без изменений, а кого-то просто поддержать, разделив с ним его горе.

Если верить часам, то мы вышли из зала через три минуты, а если ориентироваться по внутренним ощущениям, то прошла целая вечность. В любом случае в холл мы вышли как раз вовремя. Каждого из наших подопечных «журналистов» вел сотрудник в штатском слегка приобняв рукой за шею, но по выражению лиц первых и тому, как они вытянулись в струнку, было понятно, что каждое их движение контролирует именно эта «рука на шее».

Нам навстречу вышел седой рослый мужчина, тоже в штатском.

– Полковник Власов. Кто задерживал «ушастого гоблина»?

Мы с Серегой одновременно хихикнули, но быстро осеклись, чтобы не привлекать внимания. Я извинился и пояснил, что мы тоже прозвали его «ушастым». Поняв, что вопрос будет касаться жесткого обращения при захвате, я сразу оправдался, что действовал в целях предупреждения возможных трагических последствий. Сразу было непонятно, что он выхватит, камеру или пистолет.

– Вот на всякий случай и прихватил его на болевой…

– Ты ему связки растянул, а может и порвал. Пока не понятно. Дай Бог, чтоб следующего раза не было, но если что, то ты поаккуратнее. (Это для протокола. А по жизни… молодец. Все правильно сделал, я бы ему вообще ее сломал). В рапорте напишу, что он пытался оказывать тебе сопротивление.

– Так точно, так оно и было. Он сопротивлялся, но недолго.

Полковник улыбнулся. Кивнул. Пожал нам руки и быстро удалился вслед за своими бойцами. А мы медленно пошли в штаб доложить о результатах операции.

– Слушай, Серег, – тихо окликнул меня Кувалдин, – ты госуниверситет оканчивал по психологии?

– Угу.

– У Вас экстремальная психология была?

– Да. А что?

– Как защищаться от этих всепроникающих взглядов «родственников»? У меня такое чувство, что они из меня высосут все душевные силы.

– Так, по сути, и есть. Конечно, они не высасывают твою душу, питаясь ее энергией, хотя кто знает… Есть научный подход, а есть магический. Тебе какой больше нравится?

– А какой лучше работает?

– Для каждого человека по-своему. С какими категориями работать и жить легче конкретному человеку, та модель у него и работает лучше. И там, и там есть свои логические околонаучные объяснения и необъяснимые феномены. Так что решай, какую тебе схему излагать. Только лучше выбери одну. На обе времени может не хватить.

– Ну я как-то больше научной доверяю.

– Жаль, ее объяснять дольше. Но если коротко разобраться в психической деятельности человека, то нужно понимать ряд ключевых моментов. Организм является генератором и потребителем собственной электрической энергии, часть, которой преобразуется в электромагнитные поля и излучения. Считается, что эти поля настолько слабы, что не влияют на внутренние процессы других людей. Поэтому все внутренние переживания и траты психической энергии вызваны собственными волеизъявлениями человека. Чтобы защитить свою психику, нужно всеми доступными способами не позволить себе почувствовать то, что чувствуют они, симулировать их переживания в себе и мучиться и терзаться, расходуя ресурсы своей нервной системы.

– Подожди. А как же эмпатия, сопереживание как основной инструмент практического психолога.

– Ну, да. Основной инструмент… Почему про одного говорят, что он эмпатичен, а другой нет? Что является критерием оценки, насколько психолог вжился в переживания клиента?

– Наверное, ощущение клиента…

– Вот то-то и оно. Субъективные ощущения человека, которые можно обмануть. Чем большим набором демонстрационных инструментов и актерским мастерством ты обладаешь, тем легче заставить человека тебе поверить.

– Стой! – схватил он меня за рукав пиджака, – ты ведь это не серьезно? В смысле я видел, сколько человек ты, пройдя по залу, успокоил одним только взглядом. Ты зажег в них зыбкий огонек надежды, вселил в них уверенность, дал им силы… Неужели все это была ложь, актерство… Похоже правду говорят, что психологи такие же циники, как врачи, а может и хуже…

– Конкретно в этом случае НЕТ. Я жгу себя как ты и все наши девчонки. Слишком велика цена ошибки. Если хоть один почувствует в нас фальшь, наша миссия обречена на провал. Конец. Дальше хаотичное неуправляемое развитие событий… И я не сказал, что разделяю научный подход. Кстати, в рамках научной схемы никто никому не может дать силы. Мы можем лишь «разбудить» дремлющий в других потенциал. И еще не обижай актеров. Истинный актер проживает роль как жизнь. Траты его духовных сил нельзя сравнить ни с чем.

– Ну, ты – негодяй! Я почти поверил, что ты такой…

– Я тут вообще причем? Это было пояснение о принципах психологической защиты на научной основе.

– Нет, не хочу на научной основе. А чем научная основа отличается от магической?

– В научной схеме ты сначала испытываешь метод, а потом веришь в него, а в магической – сначала веришь, а потом испытываешь.

– Я не это хотел спросить.

– Будь осторожен в желаниях и вопросах. Если ты их четко сформулируешь, то получишь соответствующий результат. Ты задал конкретный вопрос, и получил четкий ответ. В следующий раз спрашивай то, что действительно хочешь узнать. Ладно, мы пришли. Ты на доклад к Александру Ивановичу.

– А почему я?

– Как старший товарищ. Я вот только старлей, а ты без пяти минут звездный мальчик.

– Нет, ты все-таки – «негодяй». В следующий раз ты докладываешь.

– Давай уже…

Александр Иванович внимательно выслушал доклад Кувалдина. Задал несколько уточняющих вопросов в основном про реакцию родственников заложников. Удовлетворившись нашими ответами, отправил что-нибудь перекусить в пункт питания.

– Уже произошла смена фронт-группы психологов, даже МЧСовцы сменились, а вы еще не ели. Быстро в пункт питания. Там из Пиццы Миа должны были привезти пиццы и кофе.

– Так точно, товарищ полковник! – без энтузиазма ответили мы.

– Вы мне нужны живые и здоровые.

Аромат свежеиспеченной пиццы и натурального кофе струился по коридору первого этажа и вызывал слюноотделение у всех, кто там оказывался. Сергей предложил поесть по очереди, чтобы один постоянно находился в зале.

– Вот ты первый и иди есть. – перехватил я инициативу. Внутренний голос и опыт подсказывали, что мне потребуется некоторое время, чтобы заставить себя поесть. А его долго уговаривать не пришлось. Правда, вернулся он быстро.

– Слушай, что они добавляют в этот фаст-фуд? Я уже наелся, но все равно хочу съесть еще кусочек.

– В основном глутамат натрия и разные сахариды. Мало того, что они усиливают вкус, притупляют ощущение насыщения, они еще вызывают привыкание.

– Не пугай. Пуганные. Ты поэтому не идешь есть?

– Нет, я умею вовремя останавливаться. Знание – сила. Если знаешь, как работает яд, найдешь противоядие. Все проще – физиология.

– В каком смысле?

– Знаешь, почему Александр Македонский с сорокатысячным войском захватил весь цивилизованный мир своего времени?

– Что-то слышал, но не помню. Напомни.

– Он первый применил профессионально– психологический отбор.

– Какой отбор две с лишним тысячи лет назад?

– Его учителем был Аристотель!

– А, наука о душе и все такое… Типа твой магический подход?

– Нет. Саша Великий пугал до полусмерти кандидатов и смотрел, бледнеют они или краснеют. Бледных в обоз, красных на передовую.

– И что?

А то, что бледные при смертельной опасности стр– адают медвежьей болезнью, а…

– Подожди. Медвежья болезнь – это диарея и все такое?

– Ну, да. У них кровь оттекает к гладкой мускулатуре: желудок, кишечник и так далее. Им нужно много есть и наоборот. А у красных пищеварение вообще останавливается. Кровь приливает к мышцам. Включается использование всех накопленных резервов. Чистая физиология. Никакой магии… в классическом ее понимании.

– Классическое, неклассическое. Иди, ешь уже. А! Так ты из красных. И есть в стрессовом состоянии не можешь.

– И да, и нет. Раньше совсем не мог. Сейчас могу себя заставить. И лучше всего именно фастфуд. Легко усваивается. Много энергии. Все, я готов. Пошел есть. Попробую прихватить с собой еще вон то семейство за крайним столом – волевого деда и двух его дочерей, мать и тетку 14-летней заложницы. По-моему, Елизаветы. Они точно еще не ели.

Я незаметным жестом пригласил ответственную за этот сектор Елену. Уточнил у нее имя заложницы. Память не подвела. Ее действительно звали Елизавета. Дедушка был Андрей Георгиевич, а дочери Екатерина и Ирина.

Потихоньку присел сбоку в зону комфортного общения.

– Здравствуйте! – в голове как тяжелые каменные плиты с высеченными горящими письменами переворачивались страницы инструкций по ведению переговоров с потерпевшими. «Приветствие должно быть коротким и без эмоциональной окраски, чтобы не спровоцировать неадекватной эмоциональной реакции оппонента… В первые 7 секунд необходимо расположить к себе субъекта общения. Наиболее продуктивно обсуждение с ним какой-то актуальной для него проблемы, которую можно легко и быстро решить». Такой проблемный вопрос я наметил еще до начала разговора. Старик выглядел как могучая непоколебимая глыба, и только глаза постоянно слезились и покраснели. Было видно, что для него это непривычно, и он этого стесняется. – Андрей Георгиевич, у Вас какое-то раздражение глаз… или..? (Пункт 6 Инструкции: «Для избегания необоснованной конфронтации не задавайте вопросов с однозначно предопределенными ответами без острой необходимости».)

Намеренно подвешенный (незавершенный) вопрос давал возможность для выбора линии разговора Андрею Георгиевичу.

– Мы с дачи на машине сюда примчались, кондиционер включил, а дышать все равно нечем было. Ну, я окна и раскрыл. А там полпути по проселочной дороге, пыли натянуло. Вот глаза и болят.

– Если хотите, наши медики могут промыть и какое-нибудь лекарство закапать.

– Не люблю я лекарства.

– Пап, – вмешалась в наш разговор Ирина (тетя Елизаветы), – дело говорят. Пусть хоть промоют, а там посмотришь.

– Ладно, – нехотя согласился Андрей Георгиевич.

Мы прошли в медицинский кабинет. Я быстро объяснил дежурному доктору суть проблемы. Вера Ивановна была крупной обаятельной женщиной, у которой не просто «не забалуешь», Врач с большой буквы. Она являла собой сплав деликатности, бескомпромиссности и абсолютной веры в свою правоту и правильность лечения. В какие-то моменты мне приходило на ум, что больные заражаются этой верой, а затем от нее и выздоравливают, а не от прописанных лекарств. Люди называют такое умение эмоционально заражать своей верой не иначе, как харизма.

Она не только промыла дедушке глаза, но и закапала их для профилактики альбуцидом. Андрей Георгиевич вышел из кабинета ворчливый, но довольный. Казалось, что он посмотрел на врачей другими глазами (приношу извинения за каламбур, но лучше не скажешь).

– Могут же делать все быстро и качественно. В нашей районной больнице никогда такого не было… и не будет. Сразу видно, что работает не по распределению, а по призванию.

(Пункт 9 Инструкции: «Переходить к сути вопроса быстро, лаконично, по возможности, в контексте ситуации с учетом реакции субъекта».)

– Андрей Георгиевич, глаза немного подправили… Может подкрепиться.

– Есть! Да, Вы что… – Ирина, стоя за спиной отца лицом ко мне, зажмурилась, потом сочувственно посмотрела на меня, – А если что-нибудь случится или новости какие-нибудь.

– Если что-то случится, то вы узнаете об этом один из первых. – Я указал на гарнитуру в ухе. – А новости демонстрируют во всех помещениях, за исключением молельных и спальных комнат.

Он еще немного поколебался, а Ирина с сестрой умоляюще смотрели на меня. Их глаза «говорили»:

«Скажите что-нибудь еще, он уже почти согласился».

– Андрей Георгиевич, если потребуются какие-то активные действия с Вашей стороны для спасения Елизаветы, Вам могут потребоваться все ваши силы, включая скрытые ресурсы, а если израсходовать эти резервы сейчас, в нужный момент их может не хватить.

– Наверное, Вы правы, молодой человек. Ведите. – В задумчивости согласился Андрей Георгиевич. Но через мгновение встрепенулся. – А что, Вы думаете, от нас могут потребоваться активные действия?

– Не знаю. – Честно ответил я. (Пункт 2 Инструкции: «Быть предельно честным и искренним с оппонентом насколько позволяют условия и ситуация».) – Возможно «да», а может и «нет». Но я считаю, что лучше, когда Вы готовы к любой неприятности и ничего не случается, чем быть неготовым к неприятности, которая случается.

– Раньше я бы сказал, что Вы – перестраховщик, а сейчас вынужден согласиться. Если верить запаху, то нам прямо по коридору. – Сказав последнюю фразу, Андрей Георгиевич уверенно пошел по коридору в нужном направлении.

Через несколько шагов Ирина поравнялась со мной и очень тихо, так, чтобы не слышал отец, но четко сказала: «Вы первый, кому удалось его убедить в чем-то, после смерти матери». Она ободряюще кивнула и в три шага догнала отца.

С каждым шагом приближения к столовой ароматы свежеприготовленной пищи словно окутывали нас. Нужно отметить, что находящиеся в непосредственной близости предприятия быстрого питания Макдоналдс и Пицца Миа взяли на себя обеспечение питанием и справились с этим весьма успешно.

Только зайдя в столовую, пришло осознание того, что близится вечер первого дня, и последние 10 часов маковой росинки во рту не было. Однако, пропустив своих спутников вперед, я на некоторое время задержался с работниками питания. Уточнил, как они получили аккредитацию и допуск на объект. Порасспрашивал о настроении и состоянии. Немного пошутил. Поблагодарил. Взял 4 куска разных пицц, по кусочку разных частей курятины в кляре, маленькую порцию салата и огромный стакан кофе.

Андрей Георгиевич пригласил к себе за стол, внимательно рассматривал мой выбор, потом заключил:

– Вы и здесь, за едой, продолжаете нести службу.

– Пап, не перегибай палку. С чего ты это взял? – недоумевала Ирина.

– Сергей, какую пиццу Вы предпочитаете?

– Где больше мяса, – улыбнулся я, – В каком-то смысле Вы правы, Андрей Георгиевич.

– Я уже ничего не понимаю, папа, объясни.

– Сергей предпочитает есть мясо, а взял всех блюд понемногу… в том числе и вегетарианских.

– Может он просто хотел их все попробовать.

– А для чего он хотел их все попробовать?

– Чтобы понять… Ясно.

– И еще, чтобы давать конкретные комментарии следующим «родственникам», которых будет направлять сюда есть… Правильно?

– Абсолютно верно, Андрей Георгиевич.

Допивая кофе, я рассматривал уверенные и точные движения, скупую, но выразительную мимику, внимательный и проницательный взгляд сидевшего напротив меня человека однозначно непростой судьбы. Он говорил о внучке, и было понятно, что для него она – смысл жизни. Не единственный, но точно самый главный. Она была последней веточкой их достаточно раскидистого генеалогического древа.

Я пытался понять, что дает силы этому человеку, привыкшему руководить, а точнее командовать, не терпящему возражений и неизменно добивающемуся своего, когда он оказался в ситуации, где ничего не может сделать. Он контролировал себя, был собран, ясно и здраво мыслил, видел желаемую цель, но ее достижение никоим образом не зависело от него. Было видно, что он не раз выживал благодаря такому складу характера, но сейчас не он боролся за свою жизнь, а его внучка. Он попал под действие силы, которую не просто не мог контролировать, не было возможности даже хоть как-то повлиять на нее.

У всех на глазах рушился его мир. Мир, который он строил со своими соратниками, который достался им от их отцов. Порядок, который они защищали, попал под жернова хаоса с лицом террористов по ту сторону стеклянных дверей ДК.

Словно огромный шредер затягивал в себя листы, исписанные их судьбами. Неумолимая сила медленно, но необратимо затягивал их мир в воронку. Страшнее всего было понимать, что это еще и мой мир!

– Ну, вот, вроде подкрепились. Девочки, идите в зал, мне нужно обсудить с Сергеем важный вопрос. Я вас догоню.

Сестры поднялись и, поддерживая друг друга, медленно пошли к выходу из столовой.

– Сергей, со мной такое впервые. Я не понимаю, что творится. Нет, мне, боевому офицеру, понятно, что враг пришел в мой дом. Он, прикрываясь живым щитом, покушается на святая святых. Не могу понять, что в этой ситуации можно ему противопоставить. Как с ними бороться? «Выжечь» их всех «каленым железом»!? Тогда они сразу превратятся в мучеников, а это новый виток эскалации противостояния. Ничего не делать тоже не вариант.

Видимо нужно раздавить его на всех уровнях противостояния: идеологическом, политическом, моральном, информационном, а затем физически растоптать так, чтобы другим было неповадно. Такая микро война.

– По результатам и общественному резонансу теракт действительно можно сравнить с локальной войной. Это вопрос, который Вы хотели обсудить?

– И да, и нет. Мне важно знать верите ли Вы в вашу… нашу победу в этой борьбе, и что Вы будете считать победой? Я спрашиваю Вас, потому что именно Вы и такие как Вы куют победу.

– Андрей Георгиевич, я понимаю, что вы хотите услышать, что нашей победой будет спасение заложников, но… – мне пришлось собираться с духом некоторое время, –конечно, абсолютной победой можно будет считать уничтожение или захват террористов без выполнения значимых условий, которые они могут выдвинуть, а также спасение всех заложников. Но Вы понимаете, что абсолютные победы – это исключительная редкость. Кто-то выполняет отдельные значимые условия террористов. Израильтяне сразу признают заложников умершими и на переговоры не идут. Я не могу дать слова, что все заложники будут спасены (Пункт 11. «Не обещайте невыполнимого и не зависящего от Вас»).

Мобильный телефон вздрогнул во внутреннем кармане. С небольшим запозданием вздрогнули и мы с Андреем Георгиевичем. Он – по инерции, я – чтобы нажать на кнопку ответа на гарнитуре.

– Слушаю, – сказал я сразу после соединения, но сделал это настолько тихо, что сам еле расслышал свои слова. Звонил Сергей, и по интонации было понятно, что он взволнован и немного сметен, что серьезных изменений в ситуации с заложниками не случилось, но происходит что-то очень важное, – говори уже!

– Тут такое дело… Подходи срочно в штаб. Приехали сотрудники ФСБ.

Мне оставалось попрощаться с собеседником. Нужно было сделать это, не вызывая в нем сомнений в том, что ситуация под контролем.

– Прошу прощения…

– Да, я понимаю. Идите и сделайте все, что можете.

Это «все, что можете» эхом звучало в ушах, пока я шел к штабу. Там ждали только меня. В комнате расположились на стульях по кругу Александр Иванович, Сергей, полковник Власов и двое его коллег в штатском.

– Здравия желаю, товарищ полковник! – прочеканил я, – разре…

– Входите, Сергей, – не дал мне закончить полковник, – Знакомьтесь. Наши психологи.

Звали их Андрей и Анатолий. Я пожал им руки и поразился схожести их поведения. Каждый, пожимая руку, очень внимательно и открыто заглядывал в глаза. Мы расселись, и Николай Александрович Власов продолжил говорить, как будто и не прерывался.

– Есть основания полагать, что среди родственников заложников действуют три пособника террористов. По имеющейся информации они прошли обучение за рубежом по программам управление массовым сознанием и конспиративная работа. Предполагается, что будут предпринимать попытки дестабилизации обстановки и провокации на политические акции. Какие соображения?

Мы с Серегой переглянулись, потом одновременно посмотрели на Александра Ивановича, который всем своим видом показывал: «Ну, давайте, ребята не подведите!». За истекший день мы не просто научились понимать друг друга без слов, мы действовали как Команда с большой буквы «К». Глянув на меня, Серега понял, что мне нужно секунд 7-10, чтобы разложить все по полочкам и выдать ожидаемый от нас ответ. В то время, когда паззлы первой, второй и третьей производных вытекающих из вводных данных складывались в моей голове в цельную картинку, он выпалил, наверное, первое, что пришло в его светлую голову.

– Товарищ полковник, имея такую точную информацию о злодеях, может, есть другие установочные данные? Пол, возраст, приметы…

– Если бы они были, я сразу же все сказал бы. Это вся информация, которую мы смогли вытянуть из ваших горе-журналистов. Больше они просто ничего не знали. – было видно, с каким нежеланием Николай Александрович раскрывает информацию об источнике. Очевидно, для него было важно сохранить отношение сотрудничества с нами, потому что все начинало походить на какой-то экзамен или проверку на сообразительность.

– Николай Александрович! Если рассмотреть общую динамику протекания стресса у «подопечных», то все уже адаптировались и находятся в состоянии устойчивого сопротивления стрессогенным факторам. Неадекватных реакций не зафиксировано. Повышенную активность проявляют семь человек. Из них только пять способны вовлечь окружающих, двое аутонаправлены: одна ищет ошибки в своей прошлой жизни, за которые мир ее наказывает, другая пересматривает свое отношение к Богу. – выговорил я четко с расстановками, исподлобья разглядывая реакцию сотрудников ФСБ.