Судьба и ее перипетии

В то время он бывало бегал из столицы в сады, которые располагались в трех милях от нее, только для того, чтобы пробраться в сад к сварливому старику, одному из знакомых его отца, на каждом шагу по участку которого он продолжал бороться с искушением взять что-нибудь из его огорода. И как часто он сдавался этому искушению!

Он обманывал сам себя, старательно убеждая, что как только их семья разбогатеет, то он отплатит старику за все яблоки, груши, огурцы и другие плоды, которые он сорвал у него; тем не менее совесть сильно мучила его уже тогда, несмотря на все убеждения, и он безуспешно противился каждой попытке проникнуть в чужой сад снова, не в силах оставить глупую, опасную и бесчестную затею, порочащую его юное, доброе сердце.

Даже в те годы эти вылазки в чужой сад противоречили его натуре, но требовательный организм растущего мальчика не давал ему покоя и затыкал бедную совесть на задворках.

С каким стыдом он вспоминал это время теперь! И хотя у него была причина так поступать, к тому же он тысячу раз просил прощения за это на церковных службах, которые он и его родители посещали каждое воскресение, мысли о том, что он прямо сейчас умрет и душа его будет отвергнута из-за этих овощей и фруктов, смутили его слишком сильно, заставляя сердце биться ещё быстрее.

Он постарался дышать ещё глубже и успокоиться как можно скорее, потому что его волнение не улучшало положение, а делало только хуже. Круглолицый парень смотрел на него с беспокойством, но уже не пытался помочь. Вдруг, сердце Бернарда резко перешло в нормальный ритм, и он со слабой улыбкой взглянул на паренька. Все его тело привычно охватила слабость, словно несколько секунд назад он пробежал длинную дистанцию.

– Всё в порядке, – заверил он наконец незнакомца. – Не переживайте, со мной такое бывает иногда. Я с самого детства страдаю такими приступами, и ничего – жив еще.

С этими словами, которые предназначались, чтобы подбодрить не только незнакомца, но и самого себя, он вытащил из-за пазухи своего старого пальто потертую, посеребряную фляжку и быстро отпил ее содержимое. Незнакомец теперь уже смотрел на него не с беспокойством, а с любопытством.

– Просто вода, – сказал Бернард, поймав его взгляд, и приподнял фляжку над головой, как обычно приподнимают бокал, произнося тост.

Он сидел на холодной траве, и ему становилось с каждой пройденной минутой спокойнее, но вместе с тем холоднее, и как бывало с ним всегда после приступа, когда сердце начинало биться медленнее и восстанавливало свой обычный ритм, его тело стала пробивать дрожь. На этот раз она была намного ощутимее, и он подумал, что к шапке ему нужно будет прикупить что-то более подходящее к будущим холодам, или же надеть наконец отцовскую дубленку и не менять её уже больше в течение всей грядущей зимы.

Размышляя о том, что дубленка слегка тесна ему, а перешить её некому, он подумал о том, что вариант купить новую как нельзя лучше, тем более, что у него было желание выглядеть теперь как можно лучше!

Сразу после этих мыслей он озаботился, где же взять для этого достаточно денег. Он никогда не брал у дяди Чарли деньги за свои труды – лишь ел и пил у него столько, сколько ему хотелось и что хотелось из того, что было в его погребах и холодильниках, а также в шкафчиках на кухне. Бернард, как известно, не был бездельником и многое умел делать руками.

Мысль о том, чтобы найти работу, которая не будет в ущерб помощи дяде с усадьбой, еще прочнее укоренилась в его мозгу, и от охватившего его энтузиазма он даже позабыл о том, что с ним было несколько минут назад. Ему очень нужны были собственные деньги, заработанные своими руками, особенно в преддверии того, что он решил попытаться добиться расположения и ответной любви у прекрасной девушки, которая не хотела покидать его мысли.

Эти размышления вдохнули в него новые силы, и он, приподнявшись ловко, встал, отряхнул руки и подал правую из них пареньку, все еще стоявшему возле него.

– Будем знакомы, – сказал он горячо, пожимая ему руку. – Меня зовут Бернард. – Парень неразборчиво проговорил своё имя в ответ на эту реплику, иБернард пришлось переспросить. После нескольких попыток понять, что говорит его собеседник, Бернард вытащил свой блокнот и ручку из внутреннего нагрудного кармана пальто и протянул их парню. Парень вывел аккуратным почерком своё имя, а Бернард развернул к себе блокнот и прочитал: Алекс.

– Приятно познакомиться, Алекс, – еще раз пожав парнишке руку, он кивнул и положил блокнот обратно. – Ты живешь в этой мельнице?

Парень активно замотал головой. Тут Доктор, про которого все успешно забыли, вразвалку притрусил к племяннику хозяина и уселся у его ног.

– Что, нагулялся? – спросил с улыбкой на лице Бернард, снисходительно глядя на лохматого великана, и потрепал собаку по холке. – Нам пора, Алекс! Рад был познакомиться, – сказал он парню и вдруг замер, задумавшись, что может узнать у нового знакомого о работе для себя. – Не знаешь, случайно, где я могу найти место для работы в этом поселении?

Парень посмотрел на Бернарда несколько секунд, словно раздумывая над его вопросом, и внезапно активно закивал головой, после чего стал показывать знаками, чтобы Бернард следовал за ним. Бернард же на мгновение взглянул на Доктора и помявшись в нерешительности, все же проследовал по следам нового знакомого.

Глава 8. Загадочная находка.

Примерно через полчаса пути они дошли до небольшого ветхого домишки, окруженной редким колючим кустарником, который был огорожен от соседних участков лишь низким деревянным забором.

Бернард не знал, куда именно ведет их его новый знакомый и продолжал слепо следовать за ним. В своих мыслях он давно уже решил довериться этому парнишке – у того не было причин желать мужчине зла. Кроме того, этот парнишка, своим неподдельным беспокойством за Бернарда, когда тому стало плохо, вполне заслужил это доверие.

Навстречу им из ветхого этого домишки вышла пожилая женщина с неряшливой косой каштановых волос, перекинутой через плечо. На женщине было длинное шерстяное платье. Она спустилась с крыльца, улыбаясь Алексу крайне теплой улыбкой.

По ее приближению Бернарду сразу бросилось в глаза, что у нее не хватает несколько зубов, а из тех, что были – половина сияла золотом. Но ни отсутствие зубов, ни золотое сияние многих из них не портило женщину. Она была миловидной, приветливой и добропорядочной на вид.

Затем женщина обратила свой взгляд к самому Бернарду, взгляд ее был преисполнен почтения, словно тот, на кого она смотрела, был ее давним другом. Бернард в свою очередь не преминул выразить ей свое почтение, кивнув и прижав руку к груди, тем самым демонстрируя свою благодарность.

Тут женщина заметила собаку и слегка попятилась назад, вцепившись в подол своего платья настолько крепко, что костяшки ее пальцев побелели.

– Не бойтесь, он не кусается! – тут же спохватился Бернард и схватил собаку за цепь. Алекс обеспокоенно дернулся, словно ожидал, что повторится сцена у мельницы. Женщина рассеянно кивнула и вновь приобрела непринужденный вид.

– Вы друг моего сына? – спросила она с легким ирландским акцентом, указывая кивком головы на Алекса, стоящего рядом с ним.

– Я познакомился с вашим сыном только сегодня, но уже могу сказать, что он очень внимательный и славный малый! Вы должны им гордиться! – расхвалил ее сына Бернард, одобрительно похлопывая того по плечу. – Когда вашему сыну показалось, что моей жизни угрожает опасность, то он не раздумывая попытался помочь! Я очень ценю таких людей!

Мать не без гордости взглянула на сына и слегка смущенно улыбнулась, своей, почти беззубой, но от того не менее очаровательной улыбкой. Ей было очень любопытно, что это за ситуация такая, что Алексу показалось, что мужчине угрожает опасность, но сразу задать этот вопрос она не решилась. А потом, когда она все же возжелала утолить свое любопытство, ей помешал сын, обратившись к ней.

– Мыамыа, – проговорил он отрывисто и стал что-то быстро объяснять ей, сопровождая свои слова жестами. Женщина тем временем внимательно слушала его и попеременно кивала.

Вскоре она перевела взгляд на Бернарда, который с интересом наблюдал за этой сценой, восхищаясь тем, как женщина понимает язык своего сына.

– Алекс сказал, что вы ищете работу, – сказала она наконец, когда юноша развернулся к гостю.

– Я могу порекомендовать вас одному человеку, но не знаю, справитесь ли вы с работой, которую он мог бы вам дать. Конечно, вы рослый и сильный на вид молодой человек, – она отошла на пару шагов и задумчиво оглядела Бернарда с ног до головы, – но, несмотря на это, вы выглядите более как какой-то важный господин, или же – аристократ, нежели как простой работяга.

– Я готов попробовать, – ответил Бернард, кинув взгляд полный признательности на Алекса, который улыбался ему такой же простой и доброжелательной улыбкой, что и его мать. Бернард был польщен тем, что женщина так охарактеризовала его, но вместе с тем был не согласен с утверждением, что он не выглядит как простой работяга.

Его сильные руки и плечи, как и вся его фигура, внушали доверие, когда речь шла о тяжелом труде. Он, своей крепкой фигурой, напоминал человека, все время занятого тяжелым трудом, и лишь его одежда, а также, возможно, еще и внешний, несколько холеный вид: ровные черты лица, аккуратная стрижка, чисто выбритое лицо, наводили на мысли, что он не так прост – со стороны он и правда выглядел истинным джентльменом!

Однако, ненавистная работа на фабрике и физические упражнения, привитые дядей с детства, которые в свою очередь служили ему лекарством от редкой хандры, сделали из него ещё более внушительного и атлетически сложенного человека, чем он мог бы быть, лишь унаследовав от отца крупную широкую кость.

Потому удовольствие от того, что женщина сравнила его с аристократом, смешалось с некоторой долей досады от того, что из-за этого его не приняли за человека, способного справиться с работой, где требуется применять силу и умение.

Он был рад, что женщина не знает о его главной проблеме, которая может действительно помешать тяжелому труду – о дыре, пускай и маленькой, которая была в его сердце. Да, на его счастье, дыра была не настолько большой, чтобы, как мудрено выразились однажды доктора из сердечной сферы, «венозная и артериальная кровь смешивались до той степени, когда это грозит серьезным нарушением гемодинамики или перегрузкой правого желудочка, вызвав его гипертрофию».

И все же, самый загадочный и главный орган в организме человека, у Бернарда был несовершенен, как бывает несовершенен механизм великолепных часов; и этим все сказано. Потому он был рад, что сильное и здоровое тело отлично скрывало больное, но, как считал сам Бернард, не такое уж слабое сердце, и потому то, что кто-то решит, будто он не справится с работой по какой-то иной причине, чем его холеный вид «важного господина», никогда не пошевелившего и пальцем без слуг и подчинённых, он мог не волноваться.

Он не считал свое сердце тяжело больным и слабым ещё и потому, что приступы пароксизмальной тахикардии давно не появлялись на его горизонте: вот уже десять лет до сегодняшнего дня; и сегодняшний случай Бернард списывал на выпитый эль, а также эмоциональные переживания в джаз-клубе.

Он был напуган, думая, что может погибнуть, когда приступ затянулся, но все-таки понимал, что приступы лишь в редких случаях могут угрожать его жизни и потому не желал, чтобы люди вменяли ему немощь. В своей столице он проходил еженедельную аускультацию сердца и знал все изменения в нем в тот или иной период своей жизни.

То, что тяжелый труд подорвал его здоровье и вымотал его самого, но не довел его до инвалидности и к счастью, до могилы, он воспринимал как очень хороший знак, и потому не считал себя обязанным оповещать кого бы то ни было о своем маленьком недуге.

Сегодня, впервые, он задумался о том, что неплохо было бы в поселении найти хорошего доктора, чтобы тот проводил аускультацию его сердца и держал Бернарда в курсе изменений.

– Мне вовсе не чужд тяжелый труд, – добавил он после данных размышлений, стараясь скрыть досаду в голосе, – то, что я так выгляжу, не означает, что я никогда не трудился своими руками; даже наоборот, всю жизнь только этим и занимаюсь. Любовь и предпочтение к классике в одежде не делает меня бездельником. Конечно, не скрою, что порой мне хотелось бы пойти работать по профессии – учителем итальянского языка, и с каждым годом это желание только возрастает… Но, возвращаясь к вопросу о том месте, что вы готовы предложить мне, позвольте спросить вас, можете ли вы дать мне адрес этого человека? Я при первой же возможности пойду к нему и скажу, что пришел по вашей рекомендации, объясню все сам, чтобы вы не утруждали себя.

– Хорошо, конечно! – тут же согласилась женщина, которая до этого внимательно слушала его и так же внимательно смотрела на него. – И я не хотела вас обидеть. У вас есть где записать адрес? – Да, конечно. – Бернард снова вытащил свой многострадальный блокнот и ручку и приготовился записать адрес.

– И вы меня вовсе не обидели, – женщина удовлетворенно кивнула и не спеша продиктовала улицу и номер дома, после чего перепроверила, чтобы Бернард записал все правильно, и спросила, не хочет ли он зайти на чай.

Мужчина согласился, скорее из вежливости, чем из желания, потому что его мысли сейчас блуждали в будущем: он то находился в радостном предвкушении по поводу работы, то вдруг впадал в тревожное волнение при мысли о том, как именно следует начать попытки завоевать интерес и расположение Нэнси к себе и как она сама на это посмотрит.

Больше всего ему хотелось остаться одному и все хорошенько обдумать в тишине и покое, и излюбленный чай в последнюю очередь интересовал его в этот момент. Он с некоторым сомнением взглянул на Доктора, который внимательно осматривал и обнюхивал камешки на дороге, размышляя, не убежит ли собака, пока он принимает приглашение новых знакомых. Женщина, поймав взгляд Бернарда, тут же позволила взять пса с собой в дом. Наконец, когда мать, сын, а следом за ними и Бернард с Доктором вошли в прихожую, она представилась:

– Меня зовут Мэриэнн, – сказала она, развернувшись к мужчине. – Простите, что сразу не представилась. Я как-то забыла, что в таких случаях сначала нужно представиться.

– Очень приятно познакомиться, мэм, – ответил он с доброй улыбкой, показывая, что нисколько не порицает её за это. – Меня зовут Бернард.

– Прекрасное имя, – сказала она, включая газовую плитку и наливая в жестяной чайник воды. – Первый раз о таком слышу. Вам очень подходит!

Бернард вдруг, неожиданно для самого себя, почувствовал тепло от этого маленького замечания. Собственное имя так понравилось нашему герою, что он несколько эгоистично подумал о том, чтобы назвать своего сына так же, когда тот у него, как он надеялся, появится.

Через несколько минут мать, сын и Бернард сидели за столом, когда Доктор ел мясной суп из жестяной миски в углу маленькой кухни. Угощение прошло на славу, в уютной, непринужденной обстановке, с интересными людьми.

Миллер узнал, что отец Алекса живет отдельно от семьи, поскольку вынужден ухаживать за своей упрямой восьмидесяти девятилетней матерью, которая не хотела жить со своим сыном. Мэриэнн она не любила лишь потому, что та имела ирландские корни и долгое время прожила в Ирландии. Старушка имела предубеждения против ирландцев, считая их интриганами, склонными к колдовству и мошенничеству.

Отец Алекса был ее единственным сыном, и поскольку восьмидесяти девятилетней старушке было категорически запрещено проживать в одиночестве и ей был необходим постоянный уход, иного выхода для мужчины, кроме как разделиться на два дома, не было. Муж Мэриэнн часто присылал жене деньги, которые он зарабатывал за полдня.

Из-за старческих болезней его матери её нельзя было на долго оставлять одну, и поэтому то время, что он работал, с ней сидела соседка женщина, тоже в возрасте, но лет на десять младше его матери и намного здоровее ее.

Иногда, оставив соседку на целый день, он приезжал к своей семье, но матери, правду не говорил, убеждая ту, позже, что его задержали на работе. Бернард искренне посочувствовал Мэриэнн, что ей приходится так редко видеть своего мужа, и что такие обстоятельства очень сильно снижают качество жизни Алекса, его отца и Мэриэнн.

Он посетовал на эгоистичную старушку, но следом, опять же в свойственной ему манере, слегка пожалел ее. Ему было очень интересно познакомиться с этой семьей поближе и узнать о них больше, но его охватило переживание, что дядя Чарли, возможно, хватится своего любимого пса, и племянника заодно, и поэтому, спустя два часа увлекательной беседы, он попрощался с матерью и сыном, извинившись, что не может задержаться дольше, пообещав им вернуться как-нибудь на днях.

– Помните дорогу назад, Бернард? – участливо спросила Мэриэнн, помогая ему надеть пальто, тем самым напоминая ему его собственную мать. Он глубоко вдохнул, подавляя приступ ностальгии.

– Да, конечно, спасибо большое вам за беспокойство! – ответил он после непродолжительной паузы, с благодарностью в голосе, и отправился по той же дороге, по которой недавно он шел вместе с Алексом.

На улице еще не совсем стемнело, но солнце готовилось спуститься за горизонт. Предсумеречное состояние в сочетании с легким туманом создавало в поселении сказочную атмосферу. Мрачные, по характеру, люди наслаждались загадочностью окружающего, а веселые и легкие характеры наслаждались этой атмосферой по-своему, некоторые даже представляли, что окружены сказочным лесом. Для всех такая погода внушала чувство умиротворения и счастливой развязки.

Нэнси сидела возле столика и расчесывала волосы щеткой, это всегда помогало ей сосредоточиться на своих мыслях. Она вспомнила тот день, когда их отец чуть было не ушел из дома. Был зимний солнечный день. Сара спала в своей комнате после школы, ей было около девяти лет, а Нэнси с Саймоном сидели за столиком в зале и играли в «слова».

Отец был очень зол, потому что из его вещей что-то пропало, и он в раздражении носился по комнате, попутно ругаясь с их тогда еще здравствующей бабушкой, и обвиняя в пропаже то ее, то своих детей. Нэнси помнила некоторые отрывки разговора отца и бабушки, которые доносились из соседней комнаты.

Бабушка уверяла, что никто у него ничего не брал, и с раздражением пыталась его урезонить, а отец на повышенных тонах возражал ей и обвинял ее в том, что она кого-то покрывает, и скорее всего Саймона.

Нэнси не помнила, нашел ли он то, что искал, но помнила, чем закончилась эта ссора: бабушка сказала, что если он так и намеревается продолжать мотать им всем нервы, то пусть собирает все свои вещи и уходит туда, откуда пришел, и к большому удивлению, а также к не меньшему разочарованию Нэнси, их отец действительно собрал вещи и собрался уйти, но в последнюю минуту пришла мать и уладила разгоревшуюся ссору.

Этот мужчина не был таким уж плохим мужем и отцом, но некоторые черты его характера были настолько невыносимы, что даже среди его друзей остались только самые терпеливые и искренне привязанные к нему люди.

До того, как круг его друзей ограничился, частенько, мать Нэнси видела его в компании пьянчужек, которые часами стояли возле старой дырявой бочки, посреди которой горел слабый костерок, как в камельке, и протягивали к этому костерку руки, одетые в бепалые вязанные перчатки. Со временем отец не только растерял этих друзей, но остепенился и подобрел.

Однако, отношение Нэнси к замужеству было безвозвратно загублено. Исключение составлял лишь брак по большой, крепкой и обоюдной любви, с миролюбивым и добрым человеком, брак, который, как думала сама Нэнси, мог случиться лишь чудом.

Мысли Нэнси об отце и матери перетекли в мысли о перспективе собственного замужества; с каждой новой мыслью об этом, она лишь убеждалась в том, как далека от желания создать собственную семью, потому что не видела ни одной кандидатуры, подходящей под ее исключение.

Незаметно, ее мысли перетекли в сторону Арнольда, она думала о том, что он заботливый и искренний, но в душе ее никакого особенного чувства к нему не было, никакого, кроме дружеского участия.

У него была очень раздражающая ее черта – он пытался доказать ей, что знает ее хорошо, хотя она и сама себя толком не знала. Он указывал на те или иные черты ее характера, которых она никогда не замечала у себя.

Счастлив тот человек, который может понять себя, но другого понять никому не дано. Наверное, мы все, тот или иной раз, пытаемся читать человека, пытаемся угадать его мысли и чувства, но очень часто, а точнее, почти всегда, ошибаемся.

После недолгих размышлений об Арнольде, об его достоинствах и недостатках, девушка вспомнила мужчину, который сегодня стремительно покинул джаз клуб. Ей стало интересно, почему он так резко убежал, что его сподвигло на это. Он явно куда-то торопился, или же поссорился с кем-то там, хотя ссору она бы сразу заметила, не такое уж большое помещение было, этот их клуб. И за всеми этими немыми предположениями ей было невдомек, что именно она была причиной его побега.

– Как же все-таки его зовут? – вслух спросила она сама себя. – Он ведь точно называл свое имя, когда я подвозила его в поселение, – уперев кончик щетки себе в подбородок, она глубоко задумалась. С детства у нее бывали небольшие проблемы с памятью на имена, когда она слышала имя человека впервые. Нэнси продолжала вспоминать, – Что-то похожее на Бен кажется…

Она напрягла память еще чуть-чуть и припомнила точный диалог с незнакомцем в автомобиле по дороге к вокзалу. Она вспомнила, как украдкой кинула на него взгляд и заметила, что он начал клевать носом, силясь оставаться бодрым, как его голова тихонько опускалась и глаза закрывались, но через секунду он встряхивал ею и сильно моргал, и как эти действия вызвали улыбку на ее лице.

– Как вас зовут? – спросила она его тогда.

– Бернард Миллер – ответил он ей с улыбкой.

– Точно, Бернард! – воскликнула Нэнси уже не в своих воспоминаниях, конечно же, а в своей комнате и тут же прикрыла рот рукой, оглядываясь на дверь. Она вспомнила, как подумала о том, что имя ему очень подходит, но не высказала этого вслух.

Раз уж в это предвечернее время её мысли вдруг завертелись вокруг романтических отношений, то стоит добавить, что она также вспомнила, как в школьные годы ей очень понравился молодой человек, который отличался от всех крайне смуглой кожей, галантностью и правильностью.

Он относился к ней с глубочайшей симпатией, но не более того. Ее привлекало в нем то, что он старался быть очень осторожным в том, чтобы не давать ей ложную надежду. Вместе с тем, это, конечно, не могло не причинять ей страданий. К великому раздражению Нэнси, чаще всего этот молодой человек обращался к ней не иначе, как «сестра», и ей приходилось воспринимать это обращение и самой называть его «братом», потому что она в крайней степени сильно боялась потерять его расположение и отпугнуть его от себя.

Ей вспомнилось, как она пыталась привлечь его внимание и обижалась, когда это не удавалось. Однажды, она высказала ему совершенно нелепый упрёк, когда ей показалось, что на общей встрече молодёжи в то время он закрыл перед ней дверь. Сейчас ей было даже стыдно вспоминать об этом. Невольно она сравнила отношение того молодого человека к ней со своим отношением к Арнольду и снова почувствовала некоторую вину, хотя, уже минуту спустя, спрашивала сама себя, зачем же чувствовать вину в этом случае, если она сразу сказала Арнольду, что у них ничего не может быть!

Их отношения порой были довольно тёплыми, если не заходили за рамки дружбы. Её подруга Барбара всегда очень внимательно наблюдала за Арнольдом и ней самой, и часто говорила Нэнси что та поступает с ним довольно жестоко. Нэнси подозревала, что Барбара была не равнодушна к нему и рада была бы, если бы он обратил на её подругу внимание, но пока он сам упрямо старался завоевать внимание Нэнси, ни у Барбары, ни у Арнольда не было возможности сблизиться.

Её размышления были прерваны братом, который постучал в её комнату и по обыкновению просунул голову в дверь.

– О, Саймон! – радостно воскликнула она, поворачиваясь к нему лицом. – Ты то мне и нужен! Саймон по-доброму улыбнулся сестре и зашел в комнату, аккуратно прикрывая за собой дверь. На щеках его появились ямочки, которые очень ему шли, и девушка порадовалась, что у брата хорошее настроение.

Она не стала спрашивать про Лиззи на случай, если причина его хорошего расположения духа не в ней, ведь тогда упоминание о ней могло все испортить.

– Слушаю тебя, Нэнси, – сказал он, усаживаясь на пуфик возле двери. Саймон очень любил сестру и готов был сделать для неё все в пределах разумного, и потому он весь обратился в слух.

– Я не собираюсь ни о чем тебя просить, – девушка стала теребить оборки своего платья, не поднимая на Саймон глаз. – Я просто хотела посоветоваться с тобой… – она замялась, думая, как правильно преподнести свой вопрос, и наконец, продолжила. – Ну, как с представителем того же пола, что и Арнольд.