Судьба и ее перипетии

Этот седовласый человек, мистер Сюзи, был очень внимателен к собеседнику – его изучающий взгляд даже обескураживал. Познакомившись и обменявшись рукопожатиями, они, наконец, сели пить чай. Вскоре Бернарда начал раздражать этот мужчина своими бесконечными извинениями и непоследовательностью в высказываниях, из-за чего, вся его благожелательность казалась раболепной и напускной.

Наконец, седовласый мужчина занял у дяди Чарли деньги до следующей недели и отправился туда откуда пришёл. Бернард не знал, как отнестись к нему. С одной стороны, этот человек не вызвал у него положительных эмоций, в нем что-то казалось недобросовестным. Однако, с другой стороны, Бернарду было жаль его. Учитывая, что Бернард всегда был терпимым, доброжелательным и понимающий даже к самым неприятным и эгоистичным людям, он не испытывал к нему неприязни. К тому же сам Миллер младший, безусловно, помнил, что никто не без греха.

Так и не решив, какое впечатление произвел на него гость, Бернард выбросил его из головы, предварительно, мысленно пожелав тому всего самого наилучшего, и, наконец, отправился туда, куда так сильно жаждал пойти, прямо перед тем как мистер Сюзи соизволил посетить их, и задержать его на добрых полчаса.

По дороге он осматривал дома, замечая, как сильно время изменило все вокруг. Остановившись перед зданием джаз-клуба, мужчина также осмотрел его, внимательно замечая все детали: плоскую крышу, фриз, широкие окна, на которых были изображены силуэты людей с инструментами, две массивные двери, которые выглядели обновленными и отличались стилем от всего фасада здания.

Возле одного из двух входов стояла молодая женщина с кудрявыми светлыми волосами, едва прикрывающими ее уши. На ней была аккуратная зимняя шапка с длинным черным пером, которое она то и дело отводила от своего лица. Она курила длинную, тонкую сигарету, такую же черную, как перо на шапке, и смеялась над чем-то, что ей нашептывал дородный усатый мужчина в возрасте. На нем была меховая дубленка и старомодный цилиндр вместо шапки.

Также у него были круглые очки в тонкой оправе, а усы были подкручены и уложены, словно приклеены. Каждый раз, когда ему удавалось рассмешить молодую женщину, он также посмеивался вслед за ней басом, при этом расправлял плечи, вытягиваясь в струнку, и накручивал правый ус на указательный палец.

Бернард подошел к этой паре, извинился и спросил:

– Простите, пожалуйста, что отвлекаю вас, но не подскажете ли вы, будете ли так любезны, входят ли посетители через этот вход? Или же следует пройти ко второму?

Женщина и мужчина одновременно замолчали, после чего указали на второй вход, находящийся в нескольких метрах от них, и снова принялись переговариваться.

Миллер прошел к другому входу, с любопытством оглядываясь на пару, оставшуюся позади, толкнул дверь и нерешительно вошел в помещение. Внутри здания он также огляделся вокруг. В просторном и уютном зале горели частично красные и частично синие огни, создавая на удивление теплую и уютную атмосферу.

На маленькой сцене в конце зала, заставленного небольшими деревянными столиками и стульями, была такая же небольшая сцена, на которой выступали музыканты. Закрыв глаза, они наигрывали легкие и заводные джазовые мелодии, притопывая ногой и вытягивая в такт шеи, от чего у Бернарда сложилось впечатление, что они похожи на гусей.

Миллер снял пальто и повесил его на высокую темную вешалку у входа, затем поправил жилетку и пиджак, и, для настроения, вставил в петлицу пиджака смятый фиолетовый цветок, выудив его из плотного кармана жилетки, после чего присел за один из столиков.

Он откинулся на спинку стула и прикрыл глаза, наслаждаясь музыкой и притопывая в такт ногой, совсем как музыканты на сцене. Бернард очень любил джаз! Наверное, даже больше всех стилей, какие только существуют в музыкальном мире.

Тут к Бернарду подошел приветливый молодой человек в фартуке и улыбаясь до ушей принял у него заказ, состоящий из медового эля и жареной картошки с кусочками баранины.

В ожидании своего заказа, Бернард оглядел зал, теперь уже со своего места. Вдруг он замер, и его взгляд застыл, устремившись вперед. Он даже перестал притопывать. Его синие глаза были устремлены к танцующей паре возле сцены.

Пара не выглядела как влюбленные, но увиденное легло тяжким грузом на душу мужчины. Вокруг них кружились еще несколько танцующих, но взгляд Бернарда был прикован только к ним.

Миллер завороженно следил за плавными движениями девушки в объятиях мужчины, той самой девушки, которая была ему знакома по их первой встрече в ее кафе, и которая каждый день ходила мимо усадьбы с гордым и слегка надменным видом, не удостоив его даже взглядом.

А ведь он даже не мог предположить, что у нее кто-то может быть, и уже размечтался тогда, стоя у изгороди, глядя ей в след с застрявшими в горле словами и нервно вцепившись в кусты пальцами.

Конечно, у такой-то красавицы! Как может такая девушка быть свободна? Но уже минуту спустя он вновь стал убеждать себя, что пара не выглядит влюбленной друг в друга, что серьезных чувств между ними не наблюдается, по крайней мере, со стороны девушки не исходило никакого особенного тепла по отношению к партнеру.

Наконец, Бернарду принесли стакан эля, предупредив, что блюдо нужно будет подождать ещё пару минут. Он кивнул и продолжил анализировать ситуацию. Он сам не знал зачем, но успокаивал себя тем, что обычно, на парные танцы, джаз клубы в их поселении и во всей округе нанимают совершенно незнакомых друг другу людей.

Это слабое утешение немного приободрило мужчину, хотя он и сам понимал, что из этого все равно ничего не следует. И все же, как бы ни обстояли дела, он ожидал, что сейчас она взглянет на него, ведь ее глаза заблуждали по залу.

Бернард весь подобрался и даже замер со стаканом эля у рта. Он замер, молясь, чтобы она взглянула на него, но она лишь скользнула по нему равнодушным взглядом и перевела свои глаза на партнёра по танцам. Миллер с ревностью отметил, что она слегка улыбнулась тому, но тут же закрыла глаза и продолжала танец отстраненно, отдаваясь музыке.

Бернард принялся за еду, которую ему наконец принесли, и в то же время, не отрываясь, глядел на нее, мечтая пригласить ее на следующий танец или танец, который будет следовать после следующего. И это очень напомнило ему его же пустые обещания у изгороди самому себе, что он в следующий раз обязательно поприветствует девушку.

В конце концов, Бернард убедил себя, что обязан пригласить ее после того, как партнер наконец оставит ее в покое. И, к своему огромному разочарованию, обнаружил, что не сможет дождаться, потому что с каждой минутой сердце билось все быстрее, грозясь выскочить из груди, и он понимал, что в таком состоянии не сможет даже сделать шаг по направлению к ней.

Бернард размышлял, почему же это происходит с ним, потому ли что он выпил эль, или же он настолько разволновался из-за нее. Мужчину очень огорчала такая реакция на эту девушку, ведь он понимал, что такой хрупкой девушке нужен сильный и смелый защитник, и хотя телом он был силен, но внутри все дрожало от волнения, как будто он был юным подростком, и никого не было рядом, чтобы убедить его в том, что это вполне нормальная реакция для мужчины его склада характера и что ничего постыдного в этом нет.

Сказать больше – это было даже трогательно и очаровательно, и если бы только девушка явила ему свою благосклонность, то он стал бы для нее тем самым смелым защитником, сраженным лишь своим трепетным и благородным чувством к ней.

Он сидел, ел, смотрел на нее, как завороженный, собираясь обратить как-то на себя ее внимание, но безуспешно: как ему казалось, его смущение при крайнем волнении делало из него – умного и рассудительного человека – идиота.

Он ненавидел себя в эту минуту и стыдился. Он был слишком смущен, даже чтобы поприветствовать эту девушку со своего места и уйти, и потому упрямо продолжал смотреть на нее, не теряя надежды, что та сама увидит его и узнает.

Время шло, Бернард доедал свою порцию не глядя в тарелку. Вместо этого он не сводил глаз со своей прекрасной знакомой незнакомки, и уже спустя несколько минут он обнаружил, что замечтался вовсе. Он вообразил себе, что танцует с ней. Вместо этого высокого и самодовольного, на его взгляд, человека. Сейчас музыка заглушила все остальные звуки. И его сердце забилось еще быстрее, а дыхание вовсе сперло в зобу, словно танец с ней был самым важным делом в его жизни. Миллер даже не помышлял о том, что если бы его мечта стала реальностью, то через какое-то время все встало бы на свои места. По классике жанра девушка отошла бы на второй план, и воспоминание об этом моменте затерялось бы в хороводе дней. И все же, в его воображении она была так близко к нему прямо в этот момент и он дрожал от переполнявших его эмоций; а она, так мило, нежно и в то же время крепко обнимала его вокруг талии и склонив голову ему на грудь.

Вообразив такую сцену, он стал мечтать дальше, спрашивая себя, что же будет, если он признается ей, что она так сильно зацепила его? Улыбнется ли она ему? Скажет ли, что чувствует к нему то же, что и он к ней? Наконец, Бернард очнулся от своих грез и интенсивно потряс головой. Он слегка нахмурился, удивляясь, что за глупости лезут к нему в голову.

«Она словно преследует меня, при этом не обращая ни малейшего внимания», – с раздражением подумал он, – «просто насмешка судьбы!»

Резко поднявшись на ноги, отчего его стул скрипнул на весь зал, он сделал последний глоток эля и быстрым шагом направился к выходу, на ходу хватая с вешалки пальто и не замечая, что девушка, к которой было приковано его внимание всего минуту назад, остановилась и присмотрелась ему вслед.

«Это же он!», – мелькнула в её голове быстрая мысль, и она инстинктивно дернулась за покинувшим здание мужчиной. – «Это мужчина из усадьбы! Где же еще я видела его лицо?»

– Кто это? – спросил Арнольд, легонько дернув девушку за руку, тем самым выдергивая ее из размышлений в реальность. – Ты его знаешь? – голос его звучал нарочито весело, но Нэнси поняла, что он приревновал ее, и строго на него взглянула. Нэнси, как обычно бывало в таких случаях, охватила чувство досады.

– Какое тебе дело, Арнольд? – спросила она нахмурившись, но тут же смягчилась, понимая, что не имеет право злиться на человека только потому что он не в состоянии справиться с охватившими его чувствами. Она взглянула на столик, где стоял ее напиток, который она заказала еще до танцев, и пожелала сейчас оказаться там.

Светловолосая девушка, сидевшая возле этого напитка, её верная подруга Барбара, ожидающая окончания танцев, смотрела перед собой о чем-то глубоко задумавшись.

– Хотя, если тебе просто любопытно, то отвечу: я не знаю его лично, но много раз видела его за изгородью усадьбы, не далеко от дома Сары… – тут Нэнси словно громом поразило, и она замолчала, неожиданно вспомнив морозную ночь, примечательную тем, что ни до, ни после нее еще не было настолько холодных ночей в этом году; ночь, когда она не закрыла свое кафе вовремя и к ней прибыл запоздалый замерзший посетитель, которого позже она довезла до вокзала. Это был он!

Нэнси удивилась, что напрочь забыла о его существовании. Мужчина был весьма красив, для того, чтобы его можно было так легко забыть. Тем более прошло совсем немного времени, но в силу некоторых особенностей, присущих её складу ума и памяти, она все же забыла и вспомнила о нем только сейчас. Наверное, это случилось ещё и потому, как говорилось уже ранее, что внешность человека не имела для нее слишком большого значения.

– Что же ты не познакомишься с ним? – спросил Арнольд слегка насмешливо. Яд ревности в его голосе, так и сочился, хотя, по своей незлобивой натуре, он пытался это скрыть. – Может быть, наконец, нашла бы себе подходящего мужа, – он добавил это с таким выражением лица, словно это были слова любящего брата, а не заинтересованного в ней мужчины, притом с таким нажимом, что Нэнси сразу стало понятно, что в них имеется намек на ее избирательность и скрытое осуждение того, что сам он, Арнольд, не входит в круг подходящих ей людей. Она почувствовала укол вины.

– Что за глупости ты говоришь? – нашла в себе силы возмутиться она, и не потому что хотела заверить его в том, что у нее нет никакого “подходящего круга”, а потому что действительно посчитала его слова глупостью. – Я едва знаю его! Я никогда даже не говорила с ним!

Здесь она приврала и закусила губу, пытаясь скрыть это. Конечно, она разговаривала с ним, когда он пришел к ней в кафе уставший, замерзший, голодный (едва она это вспоминала, как ее охватывал стыд за ее жестокое поведение тогда), но Арнольду вовсе не обязательно было знать, что она знает какой у него голос и какие у него манеры.

Нэнси, признаться, и сама не хотела вспоминать об этом. Конечно, тот случай в кафе не был ей неприятен, но почему-то вспоминать о нем ей не хотелось, то ли из-за своего постыдно грубого поведения в ту ночь, то ли оттого, что при воспоминании, она ощутила, что взяла ответственность за мужчину, когда решила довезти того до поселения. Она боялась, что это воспоминание будет для неё слишком обременительно.

Нэнси снова задумалась, теперь уже о том, что там, за изгородью той усадьбы, где проживает известный на всю округу чудак (по-видимому, тот и является молодому человеку дядей, которому он звонил из её кафе, чтобы узнать адрес), теперь обитает именно тот самый ночной посетитель.

Она подумала, что вполне могла бы довезти его прямо до дома тогда, ведь дом его дяди оказался совсем недалеко от ее дома и дома Сары. Девушка пожурила себя за то, что не спросила его адрес, а также, подглядывая за его почерком левой и правой руки, не удосужилась прочесть смысл сделанной им заметки.

Впервые за долгое время кто-то смог настолько завладеть ее вниманием. И это несмотря на то, что он не был ей даже симпатичен, по-крайней мере не более симпатичен, чем любой мужчина в этом зале.

Воспоминания той ночи, когда он ввалился в её кафе, нахлынули на неё с новой силой, и она неосознанно чуть отодвинулась от Арнольда.

– В чём дело? У тебя всё хорошо? – спросил Арнольд, слегка обеспокоенно, и ей, как обычно, показалось, что обеспокоен он был более тем, что она отодвинулась от него, чем тем, что ее правда что-то мучает.

– Да всё хорошо, просто кое-что вспомнила, – весело отозвалась девушка, про себя же она подумала, – «какая глупость то, что я думаю об этих вещах.»

«Однозначно, он довольно милый и интересный человек», – подумала она вдобавок про Бернарда, – «но это не значит, что мне бы хотелось продолжать с ним знакомство.»

Арнольд с сомнением взглянул на нее и вновь повернул голову к двери, за которой, около минуты назад, скрылся незнакомый ему мужчина. Он снова посмотрел на нее, размышляя о том, что эта девушка явно что-то недоговаривает.

Нэнси внимательно посмотрела на Арнольда и подумала о том, что могла бы относиться к нему как к брату, если бы он так не душил ее излишним вниманием. Она подумала, что искренне желает этому человеку, стоящему перед ней сейчас, счастья.

Бернард ступил на порог их с дядей дома, окликнул Доктора и отправился прогуляться с ним возле реки, стараясь не попасться на глаза дяде, который сидел в беседке, раскуривая трубку, чтобы не объясняться перед ним, почему он настолько взволнован и смятен.

Миллер младший должен был как можно скорее разобраться в своих мыслях и чувствах, и ничто не подходило бы для этого лучше, чем лесистый берег реки, от которой веяло осенним ветром. Он шел так быстро, что казалось, почти бежал, вспоминая первую ночь, когда приехал в это поселение и не глядя на дядиного бобтейла, который высунув язык, мчался за ним.

Таких морозных ночей больше не повторялось, даже тогда, когда он второй раз навестил Стивена Стэнли, но воздух был все еще холодный, особенно у воды. И подойдя к ее кромке, мужчина поежился, поплотнее запахивая пальто. Тонкий лед, появлявшийся каждую ночь на реке, каждое утро таял, и теперь она шумела холодными волнами, словно море.

До того, как приехал сюда, Бернард жил недалеко от моря, и оглянувшись вокруг, вдохнув свежий воздух и прислушиваясь к шуму воды, он ощутил мимолетный, но острый приступ ностальгии, которая тем не менее слегка успокоила его. Побродив вдоль берега какое-то время, он начал успокаиваться все больше и больше. С некоторой настороженностью он снова подумал о Нэнси, анализируя то, что с ним происходит и почему; он и не подозревал, что его натура настолько пылкая, что он потеряет покой из-за одной едва знакомой барышни, впервые, когда он далеко уже не мальчик.

С самого первого момента, как только он увидел ее склонившуюся над тетрадью в кафе, она чем-то зацепила его, и как только он вошел туда, он понял, что не встречал еще в своей жизни подобной ей. Еще тогда она показалась ему необычной и деловитой, бойкой, но в то же время такой женственной и очаровательной. Весь ее образ показался ему теперь, когда он увидел ее в этом клубе, настолько родным и знакомым, дарующим мир и уверенность в ее доброте за внешним холодным фасадом, что он пришел к единственному верному для себя решению, однако полностью противоположному его предыдущему – он решил, что отныне будет пытаться добиться ее расположения.

Нэнси отошла в самый угол зала и задумалась. Барбара все так же сидела за столиком и витала в своих мыслях, не замечая ничего. Арнольд остановился у бара и заказал себе и Нэнси коктейль. Через пару минут он приблизился к Нэнси и, оглядев задумчивую девушку внимательным взглядом, протянул ей коктейль. Он пытался понять, о чем она сейчас думает, ему казалось, что он знает, но никогда не мог угадать ее мысли с точностью.

Нэнси невольно контролировала этот момент, она не давала ему увидеть себя такой, какой она была на самом деле, и на это влияло несколько факторов: во-первых, она позволяла узнать себя лишь тем, кто был ей на самом деле близок, а во-вторых, она и сама порой не знала о себе все до конца.

Арнольд прекрасно осознавал, что у него была некая болезненная привязанность к ней, хотя она частенько его и раздражала тем, что не соответствовало его ожиданиям. С упорностью, словно мазохист, он стремился к общению с ней.

Он так же понимал, что Нэнси единственная девушка, которая не вешалась ему на шею, и от того ему было особенно приятно пытаться добиться её, несмотря на то, что он тем не менее осознавал, что вряд ли у него это получится.

Нэнси относилась к нему с уважением и человеческой теплотой, говорила с ним на разные темы с неподдельным интересом; да, порой их интересы совсем не совпадали, но он всегда был благодарным слушателем!

Ничего из того, что Нэнси делала или говорила, не указывало ему, что она относится к нему как к возлюбленному.

Арнольд догадывался, что ее задумчивое состояние сейчас связано скорее всего с тем мужчиной, что так стремительно покинул помещение совсем недавно, и он отчаянно ревновал её, при том не ощущая себя правым, потому что она никогда ничего ему не обещала.

Она никогда не стремилась к общению с ним первой – именно он всегда сам находил повод обратиться к ней.

Множество раз, не добившись от неё нужной реакции, Арнольд пытался прекратить всякую связь, но его хватало ненадолго. И теперь, интерес её к другому мужчине, поневоле направил его мысли на желание немедля действовать, чтобы постараться удержать Нэнси, дабы она даже не смотрела в сторону этого субъекта.

И как бы часто он не говорил ей, что было бы замечательно, если бы она нашла кого-то, с кем могла бы построить семью, даже если не с ним, и как он желает ей этого, все же, столкнувшись с реальной угрозой того, что она может быть с кем-то другим, он понял, что вовсе не желает этого. Если бы только Арнольд мог очнуться от своей блажи по Нэнси, и оглянуться вокруг, заметить кого-то ещё кроме нее, то наверняка заметил бы, что и он не обделен преданным вниманием милой, хоть и взбалмошной подруги Нэнси Барбары.

Она молча наблюдала за потугами Арнольда ухаживать за Нэнси и мужественно смирилась с этим, порой даже раздавая ему советы, чем можно было бы увлечь ее подругу. Но, советы были напрасны. Нэнси никогда не нравились навязчивые ухаживания, какой бы хороший человек ни был, и чем больше мужчина ухаживал за ней вопреки её воле, тем негативнее она реагировала на его присутствие в своей жизни. К своему собственному огорчению, она, в большинстве случаев, не рада была видеть такого ухажера и потому испытывала муки совести.

Бернард с Доктором медленно прогуливались вдоль реки и наконец добрели до небольшой разрушенной мельницы. Миллер с интересом взглянул на нее. От реки вдруг повеяло холодом, который до боли резанул кончики ушей и затылок, и в голове его тут же мелькнула мысль, что все же нужно будет купить шапку.

Вдруг из-за мельницы, прямо навстречу путнику и собаке, вышел тщедушный и невысокий паренёк. У него было круглое открытое лицо, серо-голубые глаза, а его щёки были пухлыми и чуть выдавались от его круглого лица. На его голове красовалась черная вязаная шапка, не закрывающая уши. Она торчала забавным образом, словно гномичий колпак, но очень шла ему.

Он выглядел довольно безобидно, но при его внезапном появлении Бернард невольно вздрогнул от неожиданности, а Доктор, тем временем, насупился и зарычал. Неожиданно этот паренек поднял руки вверх и что-то неразборчиво замычал, показывая жестами, что он не собирается причинять никому из них зла. Бернард тут же схватил Доктора за цепь, служившую псу ошейником.

– Не волнуйтесь, он не кусается! – тут же заверил парнишку Бернард и потянул Доктора на себя сильнее, так как собака вдруг с повышенным любопытством потянулась к пареньку.

– Доктор, сидеть! – приказал Бернард Доктору, и пёс наконец сел, дружелюбно виляя хвостом и вывалив розовый язык. Глаза Доктора поблескивали сквозь густую шерсть, неотрывно наблюдая за незнакомцем. Стоило Бернарду чуть ослабить хватку, как пёс резко дернулся, и мужчина, не ожидавший резкого рывка, оступился и покачнулся, едва удерживая равновесие.

Сердце его тут же подпрыгнуло в груди и быстро-быстро забилось. Он очень знакомо задохнулся и несколько секунд не мог нормально дышать, присев на всё ещё зелёную траву, местами покрытую жухлыми листьями. Он упустил собаку, которая принялась бегать вокруг по берегу и игриво рычать, то и дело подскакивая к пареньку.

– Чыто сы выамы сэр? – подбежал тем временем к Миллеру парнишка с крайне испуганным видом, мыча и взмахивая руками. Бернард замотал головой, давая понять, что все под контролем. Давно такого с ним не происходило, однако он сразу понял, что у него начался приступ тахикардии, но также он помнил, что вскоре тот должен закончиться. Помотав головой парнишке еще раз, он сидел на траве еще около минуты, склонив голову на колени, прижатые к груди, и глубоко дышал.

Приступ затянулся, и он подумал о том, что с возрастом возможно сердцу тяжелее справиться с ним. От этих мыслей его охватил бесконтрольный страх. Мужчина хотел жить и чувствовал это как никогда раньше.

Тем временем, Нэнси вернулась домой и почувствовала себя выжатой, как лимон. Так бывало с ней всегда после того, как Арнольд вел себя с ней слишком навязчиво и, даже, если уместно так выразиться – удушающе. Порой он вел себя вполне понимающе и на удивление мило, словно она не была объектом его интереса. Нэнси была совсем не против приятельского общения, если только оно было в меру.

Бывали также времена, когда Арнольд куда-то исчезал из её жизни, и девушка подозревала, что таким образом он пытается вывести ее на какие-то выражения чувств, и, как бы ни было стыдно признаваться самой себе, но ей дышалось в такие дни легче. Нэнси, вообще, была не особо общительным человеком, и лучше всего ей было дома, в кругу семьи, либо одной; в кругу же своих друзей она очень часто морально уставала и потому старалась как можно скорее сбежать из компании и уединиться с книгой.

Чаще всего, Нэнси в целом была убеждена, что не создана для семьи, и думала о том, что скорее всего она никогда не выйдет замуж. И если бы уж такая перспектива возникла, то она несомненно желала бы выйти замуж только за человека, которого бы полюбила всей душой, и никак иначе. Всякая любовь, произрастающая из брака по расчету, была для нее на грани фантастики: она не верила в неё, но вопреки всему, она очень любила читать книги с такой тематикой!

Пока Бернард приходил в себя, сидя на траве и не замечая никого вокруг, он отчего-то вспомнил, как в юности, будучи двенадцати лет, он часто ходил целыми днями голодный, отчаянно пытаясь хоть где-то урвать кусочек еды или стаканчик чая. Родители только-только начали вылезать из вечно преследовавшей их финансовой несостоятельности, чтобы приобрести достаток уже навсегда, он же и сам работал где мог и как мог,но что может заработать ребенок, который, в силу особенности организма, к тому же быстро устает?