Огнеупорные

Она не договаривает, но ей и не нужно. Я слишком часто видела подобное, чтобы знать, чем это всегда заканчивается.

– Все обрушилось, – шепчу я, и ком встает в горле.

– Да, – кивает Рейчел. – Твой костюм сдержал огонь. Дал тебе кислород. Райан успел потушить обломки и вынес тебя.

– А Ханна?

Все внутри меня обрывается с воспоминанием ее имени.

– Она умерла от внутреннего кровотечения. Потом – получила ожоги второй степени… – Рейч закрывает лицо рукой, но я уже слышу достаточно.

Глаза сами наполняются слезами, и я изо всех сил стараюсь их сдержать. Вина пронизывает тело, сжимает грудь, учащает дыхание. Я потеряла человека. На этот раз женщину, мать.

– Мне очень жаль, Эл, – шепчет Рейч.

– Когда меня выпишут? – мой голос звучит жестче, чем я планировала.

Я не хочу показывать свою слабости. Не хочу, чтобы кто-то видел, как внутри меня все рушится. Я должна держаться. Должна сделать вид, что могу справиться с этим, даже если это самое трудное – терять людей и оставаться после них живой.

– Думаю, – Рейч понимает меня без слов и переводит тему, – через пару дней. Врач осмотрит тебя и решит, когда ты сможешь вернуться.

– Хорошо. Я…

– Ты выжила, – Хэйз резко подрывается со стула, голос еще сонный, но глаза полны чего-то невыразимого.

– Я выжила, – повторяю я.

Но впервые в жизни эти слова звучат не как спасение, а как приговор. Ведь это не мои трое детей остались без матери.

– Я найду доктора, – отзывается Рейч, целует меня в макушку и уходит, оставляя нас наедине.

Хэйз выглядит так же, как я себя чувствую. Уставший до боли. Под глазами тяжелые тени, волосы растрепаны, а взгляд… слишком живой для человека, который явно не спал здесь ночь за ночью.

– Как ты себя чувствуешь? – его голос тихий, почти робкий.

– Непривычно, – честно отвечаю я. – Я всего дважды была в больнице.

– Мне жаль, Элоди.

– В этом нет твоей вины, – уверяю я, глядя прямо ему в глаза.

Но он смотрит так, будто я совсем не понимаю, о чем он говорит. И, может быть, правда не понимаю. Но я знаю одно – я не виню его. Ни в чем.

– Я… – Хэйз тяжело сглатывает, плечи будто опадают под грузом вины. Его голос срывается, и я вижу, как ему тяжело говорить каждое слово. – Я должен был остаться с тобой.

– Ты должен был делать свою работу, – отвечаю я мягче, чем планировала. Голос дрожит, но я стараюсь держать его ровным. – Ты должен был спасать ребенка. Именно это ты и сделал.

– Я должен был занять твое место, – упрямо качает он головой. – Должен был отдать его тебе, а сам…

– Брайар, – я прошу его остановиться, почти умоляю, потому что не могу слушать, как он разрывает себя на части.

Воздух между нами густеет, становится вязким. Кажется, что даже кислород в этой палате не справляется со своей задачей. Мне больно слушать его, а ему – говорить. Но мы оба не можем отвести взгляда.

– Мы не могли попасть в дом, – он резко выдыхает, пальцы нервно сжимаются в кулак. – Рации не работали. Ты не отвечала нам больше пяти минут.

Ком подступает к моему горлу. Я чувствую, как глаза жжет, как сердце бешено колотится, будто тело само помнит то, чего сознание вытесняет. Хэйз подается вперед, наваливается локтями на колени, будто сокращая расстояние, пытается быть ближе ко мне, вцепиться в каждое мое дыхание.

– Все было почти хорошо, – голос его ломается, становится почти шепотом. – Почти спокойно, когда я добрался до тебя. Клянусь, мне даже на секунду показалось, что ты рада меня видеть.

Я прыскаю от смеха, но это не смех – это судорожный звук, больше похожий на рыдание. И он тоже усмехается, но в этом нет радости. Лишь истерика, когда проще смеяться, чем рухнуть.

– А потом ты упала и… – он резко замолкает.

Морщится, будто пытается выкинуть картинку из памяти и мотает головой.

Тишина гудит громче медицинских датчиков вокруг.

– Я уже терял своих людей, Рид, – произносит он после паузы, и это звучит так, будто он разрывает себе кожу изнутри. – Это всегда тяжело, страшно и больно.

– Но я выжила, Хэйз, – шепчу я, стараясь удержать его.

Он поднимает глаза на меня, и я застываю. Влага блестит в его взгляде, он с трудом сдерживает ее. Это не образ «души компании», не вечный шутник – это человек, которому по-настоящему больно.

– У тебя остановилось сердце в скорой, Элоди, – выдыхает он, – У тебя!

Его пальцы дергаются, будто он хочет взять мою руку, но в последний момент сам себя останавливает.

Я чувствую, как по щеке скатывается слеза. Я даже не замечаю, когда начинаю плакать. Хэйз подрывается так быстро, словно это рефлекс, и смахивает влагу с моего лица. Его прикосновение обжигает, но это… правильный огонь. Сердце болезненно сжимается, но внутри появляется странное тепло.

– И это было самое страшное, что я когда-либо испытывал, – шепчет он.

Напряжение становится невыносимым. Я вижу боль в его глазах, и все мои баррикады ломаются – я сдаюсь.

– Я соврала ей, – всхлипываю я, слова прорываются сквозь судорожное дыхание.

Он меняется в лице. Его выражение становится серьезным, даже жестким, но в этом нет осуждения – только понимание, что для меня это признание значит слишком многое.

– Я сказала ей, что она будет в порядке. Что она сама скажет своим детям, что любит их. А сама знала… знала, что это неправда, что…

Слезы катятся одна за другой, дыхание рвется. Я больше не могу остановиться.

И он не дает мне развалиться на куски в одиночестве. Хэйз притягивает меня к себе так, будто это самое естественное движение. Я утыкаюсь лицом в его грудь, вдыхаю запах дыма и чего-то почти родного, такого живого. Он обнимает меня крепко, надежно, прижимает к себе и гладит по голове. Его ладонь сильная, теплая, и она будто держит меня на плаву, не позволяя утонуть в собственной боли.

Я рыдаю, наконец позволяя всем эмоциям вырваться наружу. Все, что я так долго держала под контролем, рушится разом. Это больно, это разрывает изнутри, но он остается рядом.

– Хэйз, нам… – голос Рейчел заставляет меня вздрогнуть. Она стоит в дверях, неловко переминаясь. – Лин вызывает нас в отдел.

Ему приходится отпустить меня. Я сразу чувствую пустоту там, где секунду назад было его тепло.

– Да, конечно, – он берет свои вещи, пока Рейч подходит ближе.

– Я зайду после смены, ладно? – мягко сжимает она мою руку.

– Сможешь принести мне мятного чая с пончиками? – спрашиваю я, стараясь выровнять голос и наконец успокоиться.

– Только потому что мы друзья, – хмыкает она, целует меня в висок и уходит.

Хэйз уже собирается сделать то же самое. Но неуверенно замирает в дверях.

– Элоди?

– Мм?

– Мы не друзья, – он запинается, будто сам пугается того, что собирается сказать. – Но могу я тоже прийти после смены?

Я не знаю, что ответить сразу. Его забота, его внимание, то, как он переживал за меня все эти дни… это сбивает с толку. Мне трудно принять, что ему не все равно, даже несмотря на то, что я сама не раз была резкой и грубой с ним.

– Да, – наконец киваю я, стараясь не выдать дрожь в голосе. – Ты тоже можешь прийти после смены.

8.

Двадцать седьмое апреля

Последние дни апреля в Колорадо обманчиво теплые – днем солнце ласково греет кожу, будто лето уже здесь, а вот утро все еще держит свой капризный холод. Я выдыхаю облачка пара, когда разогреваю мышцы, наклон за наклоном, растяжка за растяжкой. Лосины тянутся в такт движениям, плотные, как вторая кожа, и я почти чувствую, как кровь пробуждается в теле после больничной дремоты последних двух недель. Пятнадцать минут до встречи с Райаном – и я использую их, чтобы встряхнуть себя, напомнить, что я не только парамедик, но и женщина, умеющая держать темп.

Недалеко от меня будущие пожарные проходят свою собственную пытку. Одни в панике засовывают руки и ноги в тяжелую форму, торопясь уложиться в норматив, другие уже проходят тесты в симуляторе горящего здания, где все утро слышится металлический лязг и команды инструкторов. Третья группа гоняет круги по стадиону, хрипло втягивая ледяной воздух, и я ловлю себя на том, что вполне довольна происходящим вокруг меня. Мускулы, напряженные лица, азарт. Честно говоря, зрелище довольно приятное. Но моя радость заканчивается в тот момент, когда у начала стадиона появляется он. Не Райан Броуди. Хейз Брайар. Его улыбка – слишком яркая, слишком солнечная для этого утреннего холода. Я закатываю глаза, потому что жизнь снова решила надо мной посмеяться.

– Доброе утро, – лениво тянет он, протягивая мне бумажный стаканчик с кофе и крафтовый пакет, – я принес тебе завтрак.

Мой взгляд сразу падает на содержимое его рук, которое я не спешу принять сразу.

– Боишься, что отравлю? – хмыкает он, и в этом слишком самодовольном звуке есть то, что заставляет меня сдаться.

– Ты слишком воодушевленный для шести утра, – сообщаю я и все же забираю стакан, делая первый глоток. – Подожди… ты принес мне пончики?! Я действительно умерла тогда и попала в рай?

Я опускаюсь на длинную деревянную скамейку, рядом уже сложены мои вещи. Пакет шуршит, и внутри действительно – пончики. Первый укус заставляет меня застонать – тихо, но достаточно громко, чтобы Хейз это услышал. И судя по его лицу, ему не нравится, что этот стон вызвала выпечка, а не он.

– По тому, как ты вымаливала их у Рейчел, – меняет он тему, усаживаясь рядом, – я решил, что эти тебе тоже понравятся.

Но это даже не про понравятся. Это лучший пончик в моей жизни. С мягким тестом, чуть хрустящей корочкой и моей любимой сгущенкой внутри – редкость для Колорадо. Я едва не зажмуриваюсь от удовольствия.

– Погоди, – говорю с набитым ртом, – ты сам их сделал?

Он лениво пожимает плечами, будто это не имеет значения, и переводит разговор:

– Третий в пятом ряду, – указывает он на бегущих парней. – Видишь? Замедляется перед прыжком через препятствие, из-за этого все время вынужден начинать заново.

Я щурюсь, пытаясь рассмотреть, но вижу лишь толпу одинаково бегущих фигур.

– Тебе нужно не тормозить перед барьером, – поясняет Хейз. – Сохраняешь темп, подаешь корпус чуть вперед и прыгаешь, не сбрасывая скорость.

– Я уже сдавала этот тест, – отмахиваюсь я, продолжая жевать. – У меня нет проблем с бегом.