Дожить до рассвета

Вещи выскользнули и со звоном шлепнулись на пол. Пришлось опять кланяться силе гравитации, помянув перед этим всю пятерку измерений.

За углом послышался хлюпающий звук, будто кто-то отчаянно боролся со слезами. Сквозь мрак коридора на меня пялилась пара мутно-белых широко посаженных глаз. Они блестели совсем невысоко, будто их обладатель стоял на четвереньках, но из-за темноты тела было не видно. Я подобрала мешок и осторожно протянула руку навстречу.

– Эй, друг, с тобой все в порядке?

Снова хлюпанье. Глаза придвинулись ближе.

– Мне показалось, ты плачешь. Не бойся. Вот, – я вытащила пачку салфеток и подала в темноту.

– Что Вы тут делаете, фрекен?

Я обернулась и чуть не ткнулась носом в плащ Хальпарена. Тот смотрел на меня сверху вниз и в закоулке сознания мелькнул страх, что его рога сейчас могли бы съехать мне на голову. Я отскочила назад и оглянулась на коридор. Глаза исчезли.

– Кого ищем?

– Тут кто-то плакал, хотела помочь. И еще вот, – я показала на мешок, – надо отдать Константину Сергеевичу.

Вещи магистр проигнорировал. Вынул из кармана звонкую связку ключей и, немного повозившись, открыл дверь. Здесь тоже было темно. По щелчку выключателя в кабинете загорелась лампа, поливая светом золотую табличку на двери. Витиеватые буквы складывались в прозвище, которое сейчас бы мы назвали фамилией[8], Hjälparen[9], с таинственной «A.» перед ней.

– Ваш пункт назначения этажом ниже, – прокомментировал он, оглядывая коридор. – Не боитесь одна во мраке бродить?

– Мрак мне пока ничего не сделал, чтобы стать угрозой. К тому же, я не одна, а с Вами.

– А меня не боитесь?

– А надо?

Хальпарен смотрел на меня. Радужка глубоко посаженных глаз переливалась то ли медью, то ли чистым золотом. Уголки губ неуверенно дрогнули, но все-таки застыли в прежнем положении.

– Это на Ваше усмотрение. Амулеты, – чуть помедлив, добавил он, – можете оставить на мое попечение.

Я послушалась, промямлила какую-то благодарность и пошла обратно, к лестнице. Плакать больше никто не собирался, хотя пару раз тишину прерывали смутные шорохи.

Время очень не любит, когда его убивают

Тик-так. Тик-так. Миг. Два. Три. Два, миг – три. Двадцать три. Т-р-р-рень! Т-р-ре-ень!

Голова раскалывалась как после хорошенькой пьянки. Во рту, как ржавчиной разъело. Константин подтянулся на локтях, ругнулся – очки слетели с дивана, соскочили на пол, – и подслеповато уставился на часы. Тик-так. Полчаса до восьми. Хорошо. Значит не его.

7:31. За стеной дребедень. Т-р-рень!

– Давыключитевыэточертовонезнаючто! – крикнул он, самым злым из арсенала забитых простудой голосов.

Тук-тук-тук. Суетливый звук шагов избил слух мерным маятником. Щелчок. Голос Ольги надиктовал информацию про организацию, спросил, чем же она может им помочь? Тишиной хоть раз за эту ночь! Или что сейчас? Сквозь полоски жалюзи виновато выглядывала иневато-синеватая серость. А, может, где-то и солнце. Навь его знает. Что угодно. Как и всегда с ноября по март в лучшем случае. Холодно времени, вот и все.

7:34. Отлепившись от дивана, Константин подобрал очки, заткнул их за ворот рубашки, одернул ее, как бы напоминая сидеть поприличней бомжеватого мешка из-под картошки, и выбрался на свет соседней комнаты.

Ольга, потирая веки, чем размазывала и без того широко растушеванные серебристые тени, стояла над сковородкой и, прижимая телефон к уху так, чтобы пружинистый провод не вляпался в скворчащий жир, поминутно давила мычащее «угу». Зевнув, переложила трубку в другую руку и, прожевав деловитое «всехорошо-отличнохорошегодня», бросила ее на место.

– Ты тут и спал? – спросила она, взъерошив себе ежик каштановых волос, отчего те встали дыбом.

– Ближе было, – пробормотал он, почесывая лицо. Синяки, впрочем, уходить не спешили.

– А утро все недоброе?

– Утреннее, – заспанно кивнул Константин, засыпая кофе в засаленную кружку.

– Ты, Кость, гляжу, совсем бессмертный, – бросила она, собирая яичные скорлупки так, словно искала там иглы. – Расписание, как леший составлял.

– Будь моя воля, выбрал бы смерть. А пока дай кофе выпить спокойно. Мне еще тетради проверять.

– Мне б твой тайм-менеджмент. Ни на что времени нет, чес-слово. Ох-ты ж, блин.

– Чего? – спросил Константин, отхлебнув. Ольга уже листала чат, продолжая тыкать лопаткой в дрожащее месиво на сковороде.

– В Ленинском банника нашли, – сообщила она. Помолчала, слушая трески масла, поправилась: – А. Кто-то уже пошел, отбой.

– А что волколаки? Я вчера так и не понял.

– Что-что… – поморщилась Ольга, закидывая жидковатый омлет на хлебный квадрат. – Бред, чес-тебе сказать. Раньше максимум пара волчат за неделю объявятся, а вчера как полезло двенадцать штук. Подмастерья гуляли возле «Скалы» – шум услышали. Там жесть, но живые все, мастеров позвали, всех к утру вот в метро загнали, ну, вот час прошел, считай, как все перекрыли. Вот вродь, щас держат там, команды ждут от Ордена и наших, а шебе жвонит хто-т, – заметила она, откусив бутерброд. Константин перевернул телефон.

7:45. Абонент тут же сбросил. Экран показал один пропущенный от А. Хальпарена. Следом вылетело облачко с текстом. «Доброго…прошу…Смотровую…».

– Магистрам чего-то надо. Подойду. Так что вчера, говоришь?

– Да, может, мы что проморгали. Навь их знает, короче, не забивай голову. М! – заявила Ольга, проглатывая последний кусок. На ее экране высветилось очередное сообщение. – Все, полетела. Мои пришлепали. Давай.

7:49. Залпом залив в себя остатки кофе, Константин, облизнулся и вылетел вслед за ней.

***

Чай обжигающей слюдой лизнул нёбо и едва не соскоблил кожу в горле. Без сахара.

– Что кривишься? Аль болит что?

Хальпарен перекривился в любезную улыбку и опустил чашку на блюдце.

– Доброе утро, магистр.

Елисей Всеславович бросил пальто на вешалку, оставшись в извечном бордовом кафтане, пригладил жидкую седину назад к затылку, снял очки, щурясь протер линзы и подсел за стол.

– Анечка чайку накипятила?

– Угощайтесь.

– Ранёхонько ты подскочил сегодня. Вести есть какие?

Рассказывать о странном ощущении, предчувствии лесного качества, так и пищавшего в подсознании невидимым тревожным комаром, Хальпарен уместным, конечно, не счел. Вестей и впрямь было довольно.

– Волколаки, магистр, …

– Слыхал, – отмахнулся он. Вновь оседлал нос верной парой очков и принялся просматривать бумаги. Резные браслеты постукивали друг о друга, аккомпанируя каждому движению. – Орден передал, думаю вот, выслать кого. Костька нынче по утру гуляет, со сменой учебной? Шестой класс в своей школке, кажись, уже ведет.

– Смею заметить, магистр, что Константин в последнее время несколько перегружен….

– Не треснет. Там проклятье наслано, он по этим занятиям, поглядит, недолго, не о чем там думы думать. Кликни.

Хальпарен сомкнул губы, отставил чашку, взялся за телефон. Набрал и тут же сбросил. Сам не понял почему. Решил писать. Елисей наблюдал за ним поверх линз.

– В Навь ехать думаешь?

Взгляд в экран. Календарь, рабочий стол, калькулятор, рабочий стол, заметки, рабочий стол, панель инструментов. Довольно. Надо отвечать. Палец зажал кнопку. Телефон лег около блюдца.

– Если в моем присутствии здесь нет необходимости…

– То ты звонил так?

– Письмо отправил. Он в пути…

– Люди звонки выдумали, а ты все голубями, – Елисей с улыбочкой покачал головой. – В Нави сезон новый, лес ото сна отходит, сам знаешь. Хорошо б оно было, коль бы проведал. Входите-входите, милости просим.

Порог перешагнул, едва не зацепив подлетевший на тяге любопытства огонек, Константин.

– Утро добрейшее, – поздоровался он, кивая. – Вызывали?

– Здрав будь, Костенька, подмога твоя нужна. С волками этими, слышал, что вчера повыскакивали? Откуда-не-пойми, так поглядеть бы, кажись, проклясть мог кто. Наши там пока трудятся, держат, следят, но пару подмастерий уже назад выслали, так что гляди, поспешай. Много их. Хорошо бы в ближайший час уж прибыть.

– Не получиться. У меня подготовишки. Новенькую приводят. В полдень можно. Только Вы мне все равно кого пошлите. Забыть могу.

– Ну, ступай-ступай. Кликнем, как что, – прокряхтел Елисей, уже выписывая что-то на листке. – На вот еще, отнеси весточку, там все ладно будет. Ступай-ступай.

***

7:57. Небо немного прояснилось. На записке значилось.

«Барьер, руны снять. Мастеров отозвать. Сам не приду. Звонить командору Ордена. Ищите колдуна.»

Е. В.

8:00. Забежал к Ольге. Передал.

– Что они серьезно снимать ничего не будут? – крашенная бровь потянулась вверх. – Ты ж свободен. Посмотрел бы. Может, там расколдовать можно.

– Я Константин, а не Кипелов. Свободен буду только к обеду и то, потом смена – у моих диктант по программе. А так-то, может, Орден сам что придумает и расколдует. Они на связи, как я понял. Братство не до конца руки умыло.

Ольга пожевала язык, открывая список чатов. Хмыкнула.

– Слышь, там подготовишка какая-то уже из приемной убежала, – сообщила она в наигранном шоке подтянув на лоб уже обе брови. – Лови скорей.

8:07. Он влетел в класс, собирая волосы, закатал рукава и оглядел комнату. Ага, а вот. Белоснежка. Смотрит, как волчонок. Сидит одна. Неприкаянная.

– Доброе, дети. Так, среди нас новенькие? Лили, полагаю?

Кивнула. Ладно. Дети-дети. Ведем урок, а там посмотрим.

***

Елисей все разбирал бумаги. Разбирал, кряхтел, сопел, покашливал, бормотал и комментировал, словно бы самому себе, не слишком заботясь о том, что собеседника больше интересовала пустота ящиков и, что самое печальное, отсутствие в них сахара.

Добравшись до списка подмастерий для практик в Нави, тот сменил тему на извечный вопрос с территориями.

– Время мы тратим, – говорил он. – В пустую дети просиживают, а коли б изб поналадили, да зверье это потеснилось в Дремучую какую…

Ни ответа, ни реакции не последовало. Годы плесков пустого и порожнего порядком забили слух и теперь даже искать слова по карманам Хальпарен перестал. Что возразить? Что никакое «зверье» тесниться никуда ни за какие блага не станет? Что, заикнись кто про очередную стройку, лес каждого члена Братства лично пожрет? Было. Слушал кто? А покачать головой уже, простите, возраст не позволяет. Усталость скрипами доконала.

– Коль бы ты с отцом побеседовал…

Тут Хальпарен все-таки позволил себе скривится. Сам-то он, когда уже отправится со своим беседовать?

Не рады ему здесь. На кой отец сюда пристроил? В Нави ещё не плохо. Если Дядька, как его звать повелось, носа на наши территории не кажет. И унизительное же это слово "дядька". Царём бы величали, солиднее. Если и «графа» когда-нибудь спустят до подобного. Лучше в изгнание. Скитаться себе по миру, скрываясь от глаз каждого живого и неживого, смертного и старшего. Чудо, а не существование. Как раз то, о чем ты всегда мечтал, min kära mästare[10]. Или все-таки следом за ней, на лист? Поспать всегда приятно, в особенности, когда это навсегда.

Елисей продолжал вещать:

– Да и ты, наконец. Взял бы ты себе на душу кого. Отец поглядит, авось и в Дремучей порядки устроит, чтоб твое подмастерье не заплутало где, а там…

Вежливый кивок. Подумает, мол, обязательно, отличное предложение, шикарный совет, благодарность так и пышет. Скоро и кивков будет мало, придется слушать лекции. С женитьбой и детьми, говорят, тоже самое. Да кто станет звать это… Кто его вообще станет звать? Ну его. Надо больно.

– Магистр, – из приоткрытой двери показался стриженный ежик волос. Ольга прижимала к уху телефон. – Стая разбушевалась. Лорги опасаются вмешательства полиции. Наши барьер сняли и совсем ушли. Мелочь покоцали. Надо б решить уже. Лечить кто будет или?

– Кликни Костьку, – бросил Елисей Хальпарену. Детям ничего не сделается. Пусть мчит. Давай, скорёхонько.

Тот прикрыл глаза, встал, кивнул Ольге и покинул Смотровую.

Покинул и впрямь скорёхонько, но не сказать, чтобы с песней. Уже в коридоре, словно мертвец из-под порога, вылезло и прицепилось странное ощущение. Будто бы подозрение, созревавшее с утра, искупалось в крови и теперь упитанным москитом с пропеллером жужжало над душой. На лестнице еще не так заметно, но уже на подходе к кабинету оно настойчиво взвывало к патриотизму, предлагая развернуться и прямо отсюда пехом шагать к Шведской границе, не собирая вещей и игнорируя больное колено. Впрочем, колено ныло противнее и тянуло, если не помереть, то хотя бы выпить чего-то травяного. С сахаром.

Здесь что-то не то. Очень похоже.[11] Стук. Поворот ручки. Толчок двери.

Скопившееся под сердцем тревожное предчувствие разорвалось осколочной петардой и отдало больным, колючим тремором в левую руку.

Два океана. Две глубокие до пустынной, потерянной синевы печали. Одной ли печали? Любопытства. Потревоженная ресницами случайная капля выплыла из транса камланий прямо на снег мраморной кожи, подернутой тенью волос.

– God dag, – с усилием вымолвил Хальпарен, на нервах вернув-таки дань подбитому москиту-патриоту. Впрочем, тут же спохватился, собирая те крохи выдержки, что еще не улетели в бессрочный отпуск. А чего я? Сказать про Смотровую? А.

Глупый разговор, и вот они в коридоре. Молча шли под суетливый лепет несуществующих птиц – идея, пришедшая по молодости и до тошноты опостылевшая к нынешним дням, а также Купальский подарок Братству в качестве благодарности за прием под кров. Впрочем, может, Константин что и спрашивал. Он не слышал.

Подумаешь позже. Сейчас нет времени.

***

В Смотровой был только Елисей.

– Прибыл, – отчитался Константин. – Куда ехать?

– Никуда уж. Стой над картой и следи по этим, как их – он махнул на мониторы. – Сможешь же что поглядеть, вызнать?

– По энергетической отдаче можно вычислить примерный узел, от силы которого накладывалось проклятие. Проще говоря, обратка практику пойдет – найдем его. Так же? – неуверенный взгляд на Хальпарена. Тот же свой отвел.

– Решили уничтожать?

– Ты их, никак, жалеть собрался? – Елисей с сочувственной усмешечкой глянул на него поверх очков.

– Там двенадцать вэкстов, – спокойно, точно просто констатируя известные факты, сказал он. – Двенадцать человек будут уничтожены просто потому что попались под влияние проклятия, а наши даже не потрудились никого лечить. Даже не собирались. Я правильно понимаю, магистр?

Тот развел руками.

– Бери себе, коль желаешь. С Орденом покумекай и бери. Пусть по Нави бегают, по Дремучей. А я уж извольте, рук за свои годы довольно намарал, чтоб на каждую муху врачей высылать. Иль, думаешь…

– Не думаю. Благодарю за откровенность, магистр. Константин.

Хальпарен кивнул обоим и вышел вон.

День с каждой его минутой словно бы подгнивал, становясь все менее приятным. Магнитные бури какие что ли? Отчитывать Елисея – надо додуматься, раньше бы он и слова ему не сказал. И что такого? Смерти не видел? Знакомился ведь и с чужой, и едва ли не со своей. Нервы это все. Колено еще всю неделю болит. Неудивительно, что вымучен. Надо бы уже отваров выпить да успокоиться, а то, как мальчонку на качелях носит.

Снова остановка. Около кабинета кто-то был. Аромат вереска, так уютного до ностальгии по детству, сейчас вновь нагнал в руки неконтролируемую дрожь.

– Что Вы тут делаете, фрекен?

Та вздрогнула и обернулась, прижав к груди маленькую пачку салфеток. Из темноты послышался шустрый от испуга, но сбивчиво-неуклюжий топоток на четыре конечности. Выскочка. Словят. Сейчас много кто на местах. Не в первый раз. Хальпарен обернулся к двери, незаметно оцарапав ладонь краем ключа, чтобы снять судорогу. И когда тут наконец отремонтируют освещение?

Бледное личико почти светилось в темноте. Девушка неловко наблюдала за ним из-под кружева черных кудрей.

Глядит так. С любопытством. Неужели не боится?

– А надо? – спросила она. Кончик вздернутого носа припудрился румянцем.

Улыбается, вы подумайте. Вещи-вещи. Вот они подготовишки. Сначала-то ответственности, что у Сизифа, а как подрастут, так лови их по лесам и кабакам. Или как их. Клубам. Лишь бы похвалиться, что аспида обнулил, а когда на листах работа – ищи-свищи. Мы такими были разве? Да были, конечно. Но как-то получше были. Иди, кто тебя держит-то? У самого дел.

Закрыв дверь, он еще долго прислушивался к тихим шагам за стеной, пока эхо не утонуло в бездне расстояния.

Елисей прав. Нужно в Мольвактен. Срочно. Нужно понять. Понять вдали от вопроса.

Потер веки, выгоняя из глаз иллюзорную синеву.

Кто ты такая? Кто ты, и почему я так боюсь тебя?

Или не боюсь? Или не тебя?

Опустил пальцы к губам. Вспомнил. Бред.

***

9:15. Линии и цифры, поминутно сменяясь, пачкали экран. Константин потянулся за второй сигаретой. Ничего интересного.

9: 16. Стук. Катя, обнимая коробку с камнями для рунных заготовок, толкнула дверь спиной.

– Елис… – кисло начала она, но тут же осеклась и воскликнула: -Константин Сергеевич! А почему Вы не с Ромой? Или вы не пошли еще? А можно я с вами пойду? Можно? Мне Анна Васильевна не разрешила, сказала там дрянь.

– Куда пошли? – не понял тот.

– Так это, – говоря, Катя смахнула вещи на столе куда-то в сторону, оставила коробку, и, убирая волосы за ухо, подскочила к карте, с выражением эксперта вглядываясь в линии. – К волкам этим. Ромыч сказал, что вы пойдете их разбирать. Он уже поехал, вроде. Я его на входе словила, так сказал. Хотела пойти, думала Ан-Васильна тоже захочет, а она, как всегда. Можно я с вами?

– Рома к волколакам поехал?

– Ну типа.

В университете объясняли, что материться при детях непедагогично. Но и цензурных выражений Константин не придумал. Закусил язык. Зажал опцию отслеживания узлов уз, ввел имя. Синяя точка засветилась ровно на станции метро «Пушкiнская».

9:17. Проглотив потоки ругани, он обнажил запястье и, не спуская глаз со старых отцовских часов, на выдохе отпустил внутренний зажим нити. Со стороны это выглядело обычным расслаблением во время какой-нибудь медитации, разве что во время духовных практик вам редко сверлит затылок. Но вот для него мир разделился надвое. Цифры на часах слились в странное время: двадцать девять, отзеркаленная шестерка, три. Ничего не разобрать, пока не отойдешь.

Катя соображала быстро.

– Хотите, напишу ему? Хотя у него мэ-бэ уведомления того, как всегда.

9:17. Ничего не ответив, он вышел прочь.

23:23. Он остался. Катя растеряно посмотрела ему вслед.

9:17. Вылетела в коридор.

– Катерина, домой! – бросил он.

23:23. Линии пока оставались в покое, изредка смещаясь в районе кинотеатра. Дверь захлопнулась – повезло, никто и не заметит.

– Катерина идет с Вами, – отбила та, даже не глянув в его сторону. Столб исходящих сообщений на экране рос как пена в бутылке с газировкой, куда только что бросили шипучую конфету.

– Катерина!

– Вы мне не мастер! – вскинулась она, рукой цепляясь за угол, чтобы не улететь на повороте.

– Константин?

9:18. Тот беспомощно поднял взгляд к потолку, крутанулся на каблуках и притормозил, продолжая переступать с ноги на ногу. Катя ойкнула.

– Вы должны быть в Смотровой, – заметил Хальпарен, подходя.

– Я там, – Константин обнажил запястье с часами. – У меня Рома.

Блеснуло золото. Кивок в сторону.

– Идемте.

9:18. Он вывел их на лист и пошел впереди. Константин метнул Кате злобный взгляд. А когда та вернула его с процентами, ускорил шаг, хоть так оставив ее позади.

Если что и было бесценного в дружбе с младшим магистром, так это его немногословность, а вместе с ней и отсутствие лишних вопросов, особенно тогда, когда дело касалось подмастерий.

Правда, распространялась эта замкнутость и на другие комнаты чертогов его разума. Например, откуда эта способность прекрасно ориентироваться в однообразном пейзаже мира листа? Полезной, как ни что другое, особенно в ситуациях, требующих быстро, без пробок, стен и лишних глаз добраться до нужного места, ею не владел даже Елисей. Ходили слухи, будто бы после изгнания он провел годы, блуждая среди пуфалунов, едва ли хоть раз выйдя в Явь. Впрочем, попытки обсудить и эти слухи старательно сменялись на бесконечное множество светских тем. А подобрать ключ к откровениям не удавалось никому, да и, если быть честными до конца, никто, даже Константин, особо и не пытался.

Чем бы не подкреплялось его умение, подвести оно до сих пор не посмело ни разу, а потому уже через несколько минут Хальпарен подал знак на выход.

***

У самых дверей их уже встречали.

– Рома! – воскликнула Катя. Перепрыгнула через схлопнувшиеся турникеты, скользнула на подошве и врезалась к нему в обьятия. Тот немного покачнулся. Заметил взрослых, отпуская, похлопал ее по плечу, состроил виновато-неловкое выражение и почесал бритый висок. Толстовка его была потрепана, желтые буквы NIRVANA кое-где покраснели от пятен. Шарики пирсинга, на удивление, остались на месте сторожить бровь.

– Мастер, – поздоровался он, – Вы с магистром? А я тож с командором. Круто, да?

Лорг, крепко сложенная женщина с собранным в хвост каре синих волос и мелким шрамом на углу губы подошла следом. На черной коже плеч куртки блестели отличительные заклепки Ордена.

– Олеся Алексеевна! – узнал знакомую Константин, протягивая руку. Та с размаху крепко пожала ее. Хальпарен склонил голову.

– Командор.

– Магистр.

– Олеся Алексеевна, – начал Константин, – Вы простите…

– Брось, – отмахнулась та, – нормальный парень, помог эту шмаль в тоннель загнать.

– Там перекрыто?

– Ну, как те-сказать, сделали, конеш, но не по красоте. Там вагон перевернули. Не спрашивай, – поморщилась она. – Сама не знаю.

– Итоги развития кинематографа, полагаю, – сказал Хальпарен. – Пояса?

– Тухлый номер. Слишком много блохастых для «шкурных» делишек. Тут другим чем промышляли, а вот чем конкретно…

Она щелкнула языком. Константин кивнул.

– Пройдемте посмотрим. Ром, ты что?

– Я норм, – живо отозвался тот. – Бодр и полон…

Трескучий рык, угрожающий резкий окрик, щелчок, визг и возня перебили его. Олеся махнула головой, приглашая следовать за ней.

Перрон был пуст. Поддерживавшие потолок колонны исцарапали. Хороводы фонарей на них посыпали пол стеклянной крошкой. У самого зеркала на углу виднелась строительная стремянка. Вся компания спустилась по ней на пути и прошла во мрак тоннеля.

Там, поблескивая черной кожей курток и гроздьями массивных перстней стояли лорги. В руках одних – автоматы, явно с серебряными пулями. У других – кнуты и потрепанные пояса, какие, что в древние времена, что по сей день накидывают на любых оборотней, в попытках вернуть им человеческое обличие.

Еще дальше, в густом вареве тьмы пузырились, мигая, желтые точки бешеных глаз. Лохматые силуэты нервными волнами сновали от стены к стене, не смея выступить на свет. Когда же кто-то храбрости набирался и высовывал морду чуть ближе к людям – тут же получал по ней чем повезет и, поскуливая, возвращался помешивать шуршащую кашу шорохов.

Навстречу выскочил парень с маленьким кружком портативной колонки.

– Музыка не подходит, командор. Ни скрипка, ни колокола. Ни черта.

Олеся сплюнула.

– А колеса пробовали? – предложила Катя.

– Да черта с два они прыгать станут, не дрессированные. Хоть ты сразу головы руби.

Хальпарен скривился и собирался ответить что-то в тон выражению лица, но Константин дважды хлопнул его по плечу. Осенило.

– Топор в пень воткнуть могли, – сказал он. – Заговоры на природу самые легкие. Здесь скверов выше крыши.

– У меня с собой, – тут же среагировал Хальпарен, протянув ему старые карманные часы. Тот схватил их, дал Кате.

– Возьми, – скомандовал Константин, – и беги в ближ…

Вой волколаков и новая трель в голове не дали договорить. Челюсти свело от боли.

– Ну и как я его, по-Вашему, узнаю?

– Увижишшшш, – выдавил Константин, с усилием открывая глаза. – Главное – не потеряй часы, поняла? Быстро.

Катя унеслась.

– Входы перекрыты, – заметила Олеся.

– Покажет хальсбанд, – отмахнулся Константин, потирая затылок. Делиться на три ему приходилось редко.

Отмахнулся и замахнулся. Из тьмы выскочило сразу несколько волков.

***

9:53. Один прыгнул прямо на него. Олеся влетела между ними, подставив пасти локоть. Дала зубам впиться в куртку. Потянула вниз. Схватила за загривок. Вывернула тому голову вверх. Повалила. Волк выкрутился, вскочил на лапы, бросился на нее.

Рома взялся за хальсбанд, разрезал воздух угловатой руной, послал ее в лохматую тень. Шерсть вспыхнула. Тут же погасла. Магия вактаре тут была бессильна.

Хальпарен стянул его за плечо, вышвырнул прочь из тоннеля, сложил жест. Ладони его загорелись зеленью. Свет выхода загородила полупрозрачная пелена энергетического барьера. Не сбегут.