Дожить до рассвета

– Добро пожаловать, что ли. Тебя поселить на первом или втором этаже?

– Там, – я ткнула пальцем в потолок. – Если можно, конечно.

– А с лестницы не свалишься?

– Вы боитесь за лестницу или за меня?

– Я боюсь за ковер, – ответил Азар.

– А я боюсь, что девочка заснет прямо в прихожей, а мы опоздаем на работу, – Рафаэль довольно похоже спародировал друга, постучав пальцем по запястью. – Часики все еще тикают.

Мы поднялись наверх и прошли по коридору в одну из комнат. Здесь было пустовато. В противоположную стену впивалось большое круглое окно, под которым приютился такой же круглый плетеный диван. Из украшений – пара цветочных горшков, свисавших прямо с потолка на тонких цепочках.

– Как-то так. Располагайся. Вот, – Рафаэль протянул мне непонятно откуда взявшийся вязанный плед. – Не смеем больше тебя тревожить. Сладких снов.

Сны той ночью нельзя было назвать сладкими. Крики, неразборчивый шепот, отчаянные попытки запереть комнату, битое стекло, пламя, пожирающее гобелен и эта отвратительная издевательская ухмылка.

Между первой и второй промежуток не большой

Дверь с легким пристуком закрылась. За стеной после короткой паузы послышались кроткие шаги, а следом осторожный скрип дивана. Рафаэль отпустил ручку и направился к лестнице. Азар шёл рядом, то и дело поглядывая на него, но пока молчал. Говорить сейчас было нельзя, он это знал. Понимал по тому, как замерзали в задумчивом оцепенении нежно-голубые глаза. Понимал и просто осторожно вёл под руку, спасая от встречи с углами и порогами, пока мысли не оставят в покое своего хозяина.

Покинув подъезд, старшие ступили в пустоту, а из нее на лестницу подземного перехода. Желтые столбы поддерживали тонкий навес с потертым рядом тусклых ламп. По перрону рассеялась кучка озябших людей с пухлыми сумками. Электричка распахнула дребезжаще-беззубые пасти дверей, приглашая пассажиров на посадку в прогретую теплым светом глотку.

Из-под подуставших от глухого стука колес просочился, выскользнув на платформу, маленький ящерообразный дух. Так и оставшись незамеченным никем из смертных, он мигнул всей пятерней алых глазенок, прокрался и забился под скамейку.

Щелчок пальцев в сторону камер. Неосторожный толчок – мать обернулась на едва не потерявшегося заспанного сына, схватила того за рукав. Краткая остановка у нужного окна – девушка вспомнила о важном звонке. Мелочи, но в будущем и они играли важную роль.

Напоследок легкий пинок – ящерка покатился по воздуху, пролетел мимо окна машиниста. «Не спать». Рафаэль усмехнулся.

– Как думаешь, он плотоядный? – шепотом спросил Азар.

– Сейчас проверим. Дай-ка руку, во имя науки, – ласково обвив его запястье тонкими пальцами, попросил Рафаэль.

– Сердце надо? – уточнил он. Повинуясь жесту, подошел ближе.

– А у тебя есть?

– Уже у тебя.

Ящер перебарахтался обратно на платформу, встряхнулся волной от макушки до кончика хвоста, на миг задрал голову, опустил и снова заковылял под лавку. Поезд лязгнул дверьми. Тронулся.

На ладони, пожертвованной во имя науки, показался потрескавшийся диск печенья. Рафаэль поманил призрака к себе. Тот смерил его подозрительным взглядом одного из глаз. Потом второго. Повернул всю пятерку, дернул носом и подлетел ближе. Когтистые лапки вцепились в протянутые руки. Из широкого рта выскользнула раздвоенная лента языка и лизнула угощение, слегка зацепив кожу. Старшие наблюдали.

Подумав еще немного, ящер вновь мигнул, уставился на кормителей и наконец, все так же продолжая пялиться исподлобья, потянулся, схватил еду и шмыгнул прочь, пока не отобрали. Азар растер следы слюны кончиками пальцев.

– Видимо, я не вкусный, – сказал он.

– Плохой вкус тут только у него.

Призрак тем временем скатился с перрона прямо на рельсы и, принюхавшись, прижался к ним, распластавшись как желейный коврик. Рафаэль чуть склонился и с напускной театральностью в шепоте спросил:

– Чего это он?

– Притворяется противопехотной миной, – в тон ответил Азар.

Тот уткнулся ему в плечо. Ящер обернулся на тихий шелест смеха и с подозрительностью тибетской лисицы воззрился на старших. Мигнул, резко отвернулся и пошлепал дальше подметать шпалы призрачным брюхом.

– Дух-малютка не лишен рассудка. Не то что мы, – все еще улыбаясь промолвил Рафаэль. Поправил Азару задравшийся воротник и наконец встретился взглядом с парой потеплевших на свету изумрудов. – Я знаю, что делаю, Ази. Не нужно.

– Но я мог бы. Только скажи. Если ты переживаешь, что.

– Он не то чтобы настаивал. Полагаю, сам пока не знает, что делает. Здесь скорее вопрос к Начальству. В любом случае это не такой уж плохой вариант. Я мог бы взять её под опеку.

– Хранителем?

– Вроде того. Это сработало бы как небольшой якорь. Здесь, в Яви. Может, меньше станут вызывать.

– Я боюсь за нас.

– За вактаре отвечать не нужно.

– После смерти. Но сейчас у нас в квартире живое существо.

Рафаэль вновь опустил глаза.

– Думаешь?

Азар не думал.

– Нет-нет, конечно, – принялся уверять он, словив его за руку, – мы с тобой справимся. Вместе. И не с таким справлялись. Да и я то и дело хотел, – сказал и поправился: – Думал, – и добавил смято: – Хоть это странно, мы не люди, впрочем, ты знаешь, – взгляд улетел в сторону, зацепился за мягкий кивок и вернулся с новой порцией тепла. – Но она могла бы стать новой точкой давления для них. И ты, – голос сбился в восхищенный выдох, но тут прикрылся рассудительной интонацией, – так ценишь свободу. Не будет ли наш якорь в тягость?

– Не думаю, что маленькая девочка сумеет отнять у нас то, за что мы воевали веками, – заметил Рафаэль. – Скорее наоборот, мы могли бы ей показать иную, чуждую многим людям жизнь. Постепенно, когда придет время. К тому же, – он немного помедлил, прислушиваясь к эху недавних размышлений, и безмятежно повел плечами, – мы ведь не знаем. Может понравится, – бледные пальцы скользнули по чёрной пряди Азара, укладывая ту ему за ухо. – Попробуй с ней подружиться.

Тот перетерпел волну мурашек, прильнул щекой к его руке, легко коснулся ее губами.

– Только не волнуйся, – прошептал он. А затем, полюбовавшись ответной улыбкой, спросил: – Домой?

Призрачный нос добрался до последней освещенной шпалы, все пять глаз вдруг дрогнули. Сдвоенные зрачки перекатились к линии век и уставились в небесную высь – ящер насторожился.

Вязкий треск столкнул за собой невидимую бочку с пушечными ядрами. Небо расцарапали цветные коготки фейерверка. Они подскочили чуть выше древесных крон, выдохлись и разорвались искристыми облаками, отражаясь и засыпая сладким сном в тепле пар голубых и зеленых глаз.

Рафаэль склонил голову, положив ее Азару на плечо. Тот привлек его к себе, обнял со спины.

Сивые облака собрали остатки блесток и унесли их прочь, оставляя взгляду только ювелирное золото мелкой звездной пыли.

***

Глубокий бархат неба разрезала желтая ухмылка тонкого месяца. Промерзший за зиму лес тянулся ввысь, точно пытаясь коснуться его макушками самых высоких и узловатых сосен. Ржавые рельсы улеглись вдоль них, лишь смутно, как призрак прошедшей юности, припоминая пульсирующий звук колес. Длинный ряд перегородок шпал перемежался с полосками подрастающей молодой травы.

Прямо на одной из них стояла смуглая женщина. Черные глаза, томно прикрывшись ресницами, замерли, устремив тяжелый, полный древней, такой же ржавой и никому ненужной печали взгляд далеко вперед, где пути пожирал ночной мрак. Легкий ветер, по неосторожности своей, то и дело потягивал края темной шали. Тонкие струны лунного света поглаживали золотистые линии татуировок.

Стояла она так уже довольно давно, наслаждаясь щемящим одиночеством. Но даже если бы кто-то и дежурил поблизости, вряд ли заметил бы ее присутствие. И еще менее вероятно посмел спрашивать, откуда та взялась. А уж когда у нее спиной так же неожиданно появился мужчина, наверняка бы покинул пост и вышел на пенсию.

Почувствовав чужое присутствие, женщина опустила веки.

– Новости?

– Вактаре. Отдал под опеку. Что здесь?

– В пятимерном ЧП. Кто-то перешёл в нашу.

– Кто-то?

– Струны дергаются, – длинные матовые ногти поправили шаль. – А мы отчего-то нет.

– А есть повод?

Молчание. Мужчина ждал. Луна полюбовалась своим отражением в серебре его глаз и пуговиц пальто, а затем, точно застеснявшись, скрылась за облаком.

– Bell’? – позвал он. А не получив никакой реакции, повторил: – Валь, – снова вытерпел паузу и наконец потребовал: – Вельзевул.

– То-то же, – промурлыкала она, наконец открывая глаза. Печаль смылась и выветрилась из них, под едва уловимый взмах ресниц. – И почему тебе так не нравится называть меня полным именем?

– Время сберегаю.

– У нас его хватает. Ничего серьезного в линиях судьбы на ближайшее не вижу, но лучше проверь.

– Ближайшее – это сколько?

– Год, полгода. Может, полтора. Дальше – мрак, – она протянула последнее слово в тягучий шепот и поежилась. – Уже поговорил с Константином о вактаре?

– Это риторический вопрос, светская беседа или трата моего сбереженного за века времени?

– Это флирт, раздражение или иная попытка проявить эмоции? – в тон спросила Вельзевул, чуть повернув голову, и бросила через плечо: – Звони.

Свет экрана спугнул тени. Те отползли подальше. В чат улетело сообщение. Пришел ответ. Снова тьма.

– Что будем делать с пятимерным?

– Снимать тела и бегать, – старшая цокнула языком, вновь слегка подтянув шаль. – С камертоном решать надо.

– Мы уже обсуждали. Риск стал меньше?

– Чаши сравнялись. Не соберем – не решим проблему с энергией из пятерки. За батарейкой следить не сложно, а вот без инструментов…

Короткая пауза. Шорох. Смуглые плечи и шаль скрылись под поданным из темноты позади пальто. Кивок. Тишина. Только далеко-далеко, за кулисами леса, мрака и расстояния, тронулся и застучал колесами, выпуская в воздух горячий дым, старый тепловоз.

***

На скамейке сидел мужчина. Длинные каштановые волосы, стянутые на затылке канцелярской резинкой, поблескивали под сладко-карамельным шариком фонаря. По шее бежали сверкающие искорки от металлической цепочки, подвеска которой сейчас пряталась под одеждой. Пальто, так удачно скрывавшее следы мела на рукавах и брюках, наискосок перетягивал ремень забитой тетрадями кожаной сумки. В синих от беспорядочных чернильных записей пальцах трепетала белым мотыльком тонкая сигарета.

Медовую лужу света на асфальте лизнула высокая тень.

– Закурить не найдется?

– Не курю, – ответил тот, выдыхая серое облачко. – И Вам не советую, – а затем, подняв на подошедшего подуставший взгляд блестящих карих глаз, добавил: – Но службу сослужу.

– Братство ожидает пополнение.

– Добре. Ребенок?

– Девочка.

– Добре, – снова кивнул он, продолжая пытливо и уже немного раздраженно вглядываться в лицо собеседника. Тот с ответом не замедлил.

– Берешь ее в подмастерье.

Раздражение скрылось за дымом, а, когда тот растворился в воздухе, сменилось старательно подавляемой растерянностью.

– А Рома?

– Она сильнее. Проблем с родителями не предвидится.

– А с узами? У нас нет гарантий, что они завяжутся, особенно сейчас, когда я уже занят.

– Об этом тебе стоит беспокоиться только в меру своих возможностей. Остальное возьму на себя.

Карие глаза снова скрылись за теплым сизым облаком, согревая нос. В наручных часах, выглянувших из-под пальто, отразились две серебряные капли. Тень склонила голову.

– Константин?

Тот провел пальцем под ремнем сумки, как если бы он давил сильнее незаметного.

– Гавриил, я… я не знаю. Все это слишком… Вам не кажется…

– Не кажется. И тебе не должно. Иллюзии не лежат в арсенале моих инструментов.

Где-то на соседней улице проехал автомобиль. Константин молчал, разглядывая обгрызенную огнем сигарету. Алые крапинки угольков подобрались к ногтям почти вплотную. Гавриил дождался, пока стихнет эхо мотора, и продолжил чуть тише:

– Я проведу проверку. Более тщательную, нежели в прошлый раз. Года нам хватит, чтобы дать наиболее точную оценку ее способностей, выдать прогноз и просчитать риски. Твоя задача на ближайшее время – находиться поблизости. Дальнейший план будет вынесен на обсуждение позже. Что по поводу Ромы, избавляться от него смысла не наблюдаю. Легкие дружеские эмоции не помешают.

Константин едва слышно хмыкнул. Тут же кашлянул, швырнул окурок на землю, придавил подошвой.

– Понял, принял, – на выдохе сказал он. – Что-то еще?

– Ступай.

Кивнув в очередной раз, Константин хлопнул по коленям, встал и, подняв на прощание ладонь, исчез.

Серебро блеснуло в одной из ближайших витрин и тут же погасло. Гавриил перевел взгляд на окурок, послал мысль. Не получив отклика, включил телефон, написал сообщение. С минуту смотрел на неизменное слово «недавно», выдохнул через ноздри, набрал номер.

***

В гостиной раздался звонок. Рафаэль поднял трубку, помолчал, дождался пока связь прервется, опустил её к груди. Азар прикрыл его руку своей и вдруг, чуть сжав ее, с беспокойством спросил:

– Холодно?

– Ничего. Накину этот.

– Сейчас принесу.

Он спустился с подоконника в комнату, пропал в темноте. Через пару минут, вернулся с шелковым пыльником в руках, укрыл плечи Рафаэля. Тот, не покидая объятий, обернулся.

– Ази.

– Не бойся, не съем. Может, уже проснётся, когда придёшь.

Голубые глаза чуть затуманились. Старший прислушивался.

– Кошмары, – шепнул он. – Что-то она пережила?

Азар заглянул сквозь потолок и слегка качнул головой.

– Ничего. К утру пройдут. На рассвете все проходит, – он бережно пригладил складку на пыльнике. – Только не переживай.

Рафаэль кончиком носа коснулся его щеки и, вдохнув, сладко прикрыл глаза. А затем покрепче сжал телефон и исчез.

Ветер невидимой пеленой проскользнул по улице, тронул голые ветви и сунулся в открытое окно. Старая рама чуть вздрогнула.

Азар поднес к груди опустевшие от объятий руки. Холод острой болью прошил кости от пят до макушки, пробежавшись по коже тревожным трепетом. Узы щиплющими прожилками стянулись у солнечного сплетения. Мимо обледеневшего взгляда пронеслась жуткая ржавая цепь воспоминаний, со звоном отчаяния избивая душу каждым темным звеном. Нет.

Все будет хорошо. Он скоро вернётся. Совсем скоро. Все будет хорошо. Больше не нужно сражаться. Давно не нужно.

Со второго этажа донеслась едва уловимая человеческим слухом возня.

И правда кошмары. Может научиться играть колыбельную? Что там детям надо? Должны были ноты какие-нибудь заваляться. Рафи понравится, если.

Потирая затекшую шею, старший прошёлся вдоль книжных полок, высматривая названия музыкальных сборников.

Что-то Бах совсем потрепанный. Переписать что ли? Ария. Отлично для скрипки. Изящна, нежна, безмятежна. Рафи. Рафи напевал как-то в.

Азар схватил сразу несколько сборников, бросил их на диван, а сам бросился на кухню искать чернила или ручку.

Он вернётся. Конечно, вернётся. Совсем скоро. Утром. Где-то на рассвете.

***

В зале было не протолкнуться. Кто шелестел размашистыми свитками длинной в Панамериканское шоссе с пробками чисел на каждой красной строке. Кто позвякивал золотистыми приборами. Кто просто переговаривался с соседом о проблемах насущных.

Никого из высших, впрочем, не наблюдалось. Все свои, знакомые третьего лика. И те не в полном сборе. Значит, не так важно.

Рафаэль кивнул каждому, с кем умудрился встретиться взглядом в поисках своего места. По пути его окликнули.

Хозяином сильного голоса, приправленного тоном почти мальчишечьей запальчивости, был широкоплечий старший расположившийся во главе стола, с которого он как раз решил убрать ноги, обутые в высокие кожаные сапоги. Непослушные волосы цвета соколиного глаза спадали чуть ниже ушей и то и дело лезли перекрыть выразительные темные брови.

Приветственно вскинув ладонь, Рафаэль прошел к своему стулу и, откинувшись на спинку, обернулся к окну, снова канув в омут отвлеченных мыслей. Из всей той путаницы, что творилась в его разуме, автор по-настоящему поняла только одно замечание – если удалось привести Михаила, значит собрание на долго не затянется.

Что всегда хорошо, а сегодня еще лучше. Потому что странный, тянущий холод пробирал даже здесь, точно где-то во вселенной открыли форточку в еще более морозное пустое ничего, чем то, что, по чьей-то довольно старой теории, царило в космическом вакууме. Терпеть это дольше получаса, при всем уважении к идеологии, не хотелось никому.

Двери затворились. Гул смолк.

– Мент родился, – бросил мысль Михаил. Рафаэль прикусил губу. Остальные, вроде, ничего не заметили.

Гавриил не пролетел, но прошел к своему месту. Взгляд его пробежал по свиткам, завис на секунду у окна и упал на стол.

– Изложите общее положение дел.

Старший, сидевший у самого выхода, в неуверенности оглядел коллег, кашлянул, пошелестел свитком и, не встретив возражений, начал вещать. Проблемы в пятимерном, переход по реальностям, инородная энергия, дисбаланс. Очень важно, интересно и все такое. Михаил покосился на пепельные локоны. Чуть прищурился, моргнул, и, словно бы любуясь видом за окном, послал новую мысль:

– Узы новые?

– Нет, стираю «Лаской».

– Колись, не кури, где заразу подцепил?

– Нам с Ази девочку дали под опеку. Вактаре, насколько можно судить.

– Так их вообще нельзя… А, дошло.

– … несмотря на тот факт, что портал закрыт… Что у вас происходит?

Все присутствовавшие обернулись. Михаил покачал головой, выветривая случайную улыбку. Рафаэль облокотился на стол, упершись носом в сложенные пальцы.

– Общая молитва.

– Я сейчас засмеюсь.

– Спаси и сохрани.

Михаил кашлянул, прикрывшись рукой. Гавриил вновь посмотрел на него.

– Какие-то вопросы?

Тот выпрямился, встряхнул волосами и, все еще улыбаясь, поднялся с места.

– Вообще-то, да, – с некоторым вызовом в тоне начал он. – Положение дел шаткое. За кристаллом кто-то следит?

Воздух в зале прямо-таки завибрировал от устало-раздраженных глазозакатываний, вдоховыдохов и прочих проявлений хорошенько настоявшейся терпеливости. Сквозь бурю волнений доплыл вопрос Рафаэля:

– За тебя молиться?

– Спасет и сохранит, – все так же бессловесно откликнулся Михаил, продолжая говорить: – Так что? Какие новости со стороны?

Гавриил на мгновение опустил веки, точно отгораживаясь от брызг несанкционированного шторма.

– Кристалл – не наша забота. За ним следят коллеги, и ответственность лежит исключительно на них.

– По-твоему, это правильно?

– Михаил, – вмешалась одна из старших, – ты этот вопрос поднимаешь при каждом удобном и каждом неудобном случае. Ты прекрасно знаешь причину такого решения. Известна тебе и позиция Начальства…

– Эта позиция лишает нас возможности выносить точные прогнозы, вычислять статистику, в принципе контролировать ситуацию и делать еще кучу всего умного с подобающе умными названиями из тысячи длинных слов, как будто одного нам не хватило выше серафимов…

– Мы говорим про равенство. У нас нет кристалла, у них – доступа к тонким материям из-за недостатка струн…

– Ты говоришь о справедливости, Рагуил, – с улыбкой поправил ее Михаил. – Как и всегда, что делает тебе честь, молодец, так держать. А я сейчас говорю про логику. Про безопасность, если хотите. Хотите вы безопасности? Так почему бы ее не обеспечить? Береженых берегут, в конце концов. А у коллег наших сейчас на роли хранителя потерпевший в аварии. Как мы можем быть уверены в его работоспособности? Как мы можем сваливать на него, немощного, столько работы особенно сейчас, когда от камертона остались одни обломки, а в соседней вселенной едва ли не война. Или что там. Я не слушал. Почему хотя бы на время не разделить обязанности? А уравнять весы можно и другими путями. Не знаю пока, какими, ну да найдутся среди нас и более светлые умы.

Гавриил смотрел на него. Смотрел не то с жалостью, не то с пониманием, не то еще с какими эмоциями, названий которых он не учил, хотя и прекрасно сознавал стоявшие за ними, но пока далекие от языка и широкой публики мысли. Смотрел, подбирая соус для очередного успокоительного кляпа, что помог бы выиграть время, еще немного времени. Смотрел, пока не заметил маленькую вспышку фонарика на телефоне. Сообщение. Время.

– Возможно, однажды все будет иначе, – сказал он, едва заметно, почти внутренним зрением, взглянув в сторону Рафаэля. – Со временем все принимает иной облик. Однако на данный момент прошу меня извинить. Время. Персональные задачи всем присутствующим известны. Собрание можно считать завершенным.

И, сказав это, вышел.

Зашелестели голоса, зашептали бумаги. Девятый вал стал мерно вытекать в открытые двери. Рафаэль соскользнул со стула, легким бризом промелькнул мимо них, и, оказавшись за спиной Михаила, наконец молвил без телепатии:

– Возможно, однажды не спасет. Лучше заранее сохраниться.

– Возможно, однажды он перестанет меня затыкать, – отозвался тот, сгребая со стола забытые свитки. А затем, добавил косовато: – Все они перестанут.

– Только без революции.

– Сказал Рафаэль! – фыркнул Михаил.

– Не лучшее сравнение, – возразил он, снова по привычке присев на край подоконника. – Как минимум, я был не один, а других это не касалось. Начальство не всегда благосклонно.

Михаил подобрал последний чертеж, вскинул голову, сдувая с лица непослушную прядь, и свысока оценив порядок в зале, придвинул на место, зацепившись носком сапога за ножку, последний стул.

– Возможно, мне тоже стоит обзавестись другом на стороне, – усмехнулся он, сминая бумагу в букет измучанных вееров. Вздохнув, посмотрел на друга, поджал губы, вскинул брови, и, всучив как ни в чем не бывало собранный мусор, хлопнул того по плечу: – Привет ему.

Едва не покачнувшись от такой дружелюбности, Рафаэль улыбнулся, проводил его взглядом до дверей и уставился на «подарок».

Сжечь? Жаль. Мгновение – по воздуху, закружившись изящной невесомой лентой, полетели хрупкие мотыльки. Холод посеребрил им тонкие крылышки. Замерзшие пальцы подтянули пыльник, пригладили складку. Время возвращаться. Время.

Глава 2

Солнечные зайчики скакали по стеклу ваз, прятались в капельках воды на листьях. Дом окутала полусонная тишина. Я выпуталась из пледа и вышла в коридор. Все двери были заперты, на стук никто не отзывался. Спуститься оказалось тяжелее, но вопреки опасениям, и лестница, и ковер, и даже кости остались целы. Высокая арка впустила меня в гостиную. По габаритам она превосходила все ранее виденные комнаты. У стен теснились огромные книжные шкафы, один угол, как горбатый кривоногий дракон, охранял рояль цвета жаркой безлунной ночи, другой – состарившийся до сыпучих тещин в кирпичах камин. На диване за кофейным столиком расположился Азар. Перед ним лежали какие-то бумаги разной степени древности, которые тот увлеченно изучал. Не смотря на неподдельный интерес к делу, мой приход не оставили незамеченным.

– Какие люди. Тебе чего?

– А где Рафаэль? – спросила я, прижавшись к углу арки, будто она могла оказать хоть какую-то поддержку.

– Да его ещё ночью вызвали по какому-то срочному де-твою ж! – Азар схватил салфетку и промокнул чернильное пятно. Я перебрала все возможные темы для продолжения разговора, забраковала их все и, все еще цепляясь за лаковую древесину, чуть слышно предложила помощь.

– Помочь? – оценивающий взгляд старшего прокатился по телу прохладной волной. – С чего бы?

– Ну, – я поджала губы. Действительно, зачем люди вообще сотрудничают? И толку сейчас от девчонки, которая, можно сказать, вчера только на ноги встала? Однако какая-то шибко альтруистичная часть меня замолкнуть не разрешила. – Просто подумала, что Вам будет легче…

– Подумала она, – фыркнул тот, комкая неудачную страницу. Жалобный хруст бумаги скрасил молчание. Мятый шарик полетел в камин. Азар размял пальцы, вздохнул, снова глянул на меня и кивнул на место рядом с собой. – Ладно, валяй. Только смотри, испортишь…

– Перед Вами аккуратность во плоти! – можно было наконец пройти дальше порога и примоститься на краешке дивана. Наши локти случайно соприкоснулись. Я вздрогнула, кашлянула и поспешно прижала руки к ребрам. Рукав зацепил ручку, и та упала на колени, оставив на юбке синюю полосу.

– Оно и видно, – сказал Азар, но, заметив красные следы на щеках, сжалился: – Начальство с тобой. Запоминай, значит. Это, – он показал на ветхий, пожелтевший от времени сборник, – ноты. Старые совсем, долго не сохраню. Нужно перенести в новую тетрадь один в один как в оригинале. Вот.

Азар положил передо мной чистый линованный лист. Мы принялись за работу. Писать было не удобнее, чем засыпать в постели Прокруста с горохом под лопаткой и котом у носа. Совершенно непонятно, под каким углом держать стержень, куда деть лишние пальцы. Я украдкой изучила положение кисти соседа и попыталась повторить. Выходило все еще как у пьяной курицы в преддверии девятого вала, но хотя бы бумага перестала скрипеть. Молчание тем временем выкрутило чувство неловкости на максимум, от стеснения уже начинало подташнивать.