Что дальше, миссис Норидж?

Дворецкий и гувернантка переглянулись.

– Кори держал дома белую суку по кличке Альма, – продолжала Сара. – Альма была дворняга, как и Даффи, и тоже большая умница, хотя до тех фокусов, что показывал этот пес, ей было далеко. А все ж она умела ходить на задних лапах и знала счет до пяти. Мечтой Кори было свести Даффи с Альмой. «От них пойдут такие щенки, – говаривал он, – что смогут читать проповедь с амвона вместо священника!» Горбун становился сам не свой, когда садился на любимого конька. Но вот загвоздка: Гибсон не подпускал его к своему псу.

– Отчего же? – удивился Натаниэль.

– Они с горбуном в прошлом судились из-за клочка земли. Дело давнее, однако Гибсон был злопамятен. Он не отказывал, но и не соглашался, постоянно находя отговорки. Обещал, что вот-вот Даффи войдет в лучшую свою форму и уж тогда он непременно отпустит его к Альме. Горбун пытался хитрить. Только начнется у Альмы течка, он уже под воротами у Гибсона. Но тот был начеку! Приглядывал за Даффи в такие дни строже, чем богатый папаша за дочкой на выданье. Когда горбун понял, что хитростью ничего не выйдет, он принялся подлизываться. Расписывал, какое великое вырастет потомство у этих двух собак, прельщал Гибсона картинами безбедной жизни, крутил так и сяк… Без толку! Гибсон держал Даффи при себе. Горбун злился, однако ж ничего не мог поделать. Приходилось ему облизываться на Даффи издалека и ждать, когда Гибсон сменит гнев на милость.

– Вы сказали, Гибсон ссорился с соседями, – напомнила Эмма.

– Так и было. С другой стороны участок Гибсона граничил с фермерской землей. Там жила вдова Нельда Вайсон со своими пятью отпрысками. Мал-мала меньше. Они обожали возиться с псом. Если Нельде надо было призвать эту ораву к порядку, она угрожала, что больше не пустит к ним Даффи, и ее сорванцы делались шелковыми. Не раз и не два Нельда пыталась выкупить Даффи у Гибсона. Но тот лишь хохотал ей в лицо. «Дурак я буду, если избавлюсь от этого пса. Я научу его сотне новых трюков и однажды продам заезжему богачу». Нельда не скопила бы денег на Даффи, даже если бы сдала в рабство своих детей. Вот она и скандалила с Гибсоном – от бессилия да несдержанного нрава. Один из ее сыновей, любимчик Нельды, страсть как привязался к этому псу. Это был болезненный мальчуган, тихий и ласковый. Если он начинал плакать, Нельда хваталась за сердце. А когда он улыбался, она выглядела счастливей всех на свете. Ее сынок прибегал к Гибсону каждое утро, чтобы погладить пса. Однажды Гибсон не пустил мальчишку, и Нельда так разоралась, словно у них дом сгорел. Может быть, вы скажете, что все это чепуха и никакая собака не стоила эдаких войн…

Экономка с тревогой взглянула на собеседников.

– Моя дорогая миссис Берк, каждому известно: соседи – это те люди, что готовы свернуть вам шею по самому ничтожному поводу, – утешил Натаниэль. – К тому же найти хорошую собаку не легче, чем хорошую жену. Продолжайте, прошу вас!

Сара приободрилась.

– Может быть, горбуну или Нельде удалось бы добиться своего. Но в наш захудалый городок приехал бродячий цирк. Не какой-то запущенный зверинец с цыганами и грязными мартышками! Настоящий, все честь по чести: шатер, а в нем бородатая женщина, канатоходец и пудель в цилиндре. Он танцевал и бегал на передних лапах. Гибсон сходил на представление и вдруг объявил, что продаст своего Даффи хозяину цирка. «Их облезлый пудель ничего не стоит против моего пса!» Цирк остался на месяц. Гибсон пообещал, что к концу этого срока выколотит из циркачей кругленькую сумму. Может, он был прав, – задумчиво проговорила она. – Даффи умел много такого, что пуделю и не снилось.

– И все же его план не осуществился? – спросила Эмма.

– Неделю спустя Гибсон был найден мертвым. Его повесили на его же собственной веревке. Незадолго до этого он взялся укреплять изнутри стропила; с помощью веревки он собирался поднимать наверх доски. Кто-то затянул на его шее петлю да и выбил стремянку из-под ног.

Сара откинулась на спинку стула и переплела на животе пальцы, показывая, что история завершена.

– Что ж, мы должны угадать преступника… – неторопливо начал дворецкий, – но тогда я хотел бы получить кое-какие ответы…

– Извольте!

– Кто нашел тело?

– Его приятель, заглянувший тем же вечером, чтобы потребовать долг.

– Надо полагать, подозрения сразу пали на горбуна и соседку?

– Именно так. Гибсон продал бы Даффи, к гадалке не ходи. И разбил бы сердце сразу двоим: сынку Нельды и горбуну.

– Хм-хм-хм… – Натаниэль осушил свой бокал. – Подозревать могли обоих в равной степени?

Сара кивнула:

– И Нельда, и Кори в день убийства были дома. Гибсон погиб около полудня, и в это время их никто не видел.

– Еще сложнее… – пробормотал дворецкий. – Что ж, тогда скажите: как выглядела фермерша?

– Рослая крепкая женщина, – с готовностью отвечала экономка. – Она могла схватить бегущего барана за рога и уткнуть мордой в землю, чтобы он стоял смирнехонько.

– А характер, по-видимому, вспыльчивый?

– Когда Нельда впадала в ярость, ей старались не попадаться под руку, – подтвердила Сара. – К тому же она была не дура заложить за воротник.

– Мда… Вы задали непростую задачу, миссис Берк! Что скажете, миссис Норидж?

– Спрошу, сколько лет было старшему сыну фермерши.

Сара обернулась к ней:

– Двенадцать или около того.

– А тому, которого Нельда любила больше прочих?

– Не больше восьми.

Гувернантка сложила руки на груди и задумалась. Натаниэль озадаченно чесал в затылке, пока Сара, посмеиваясь, переводила взгляд с одного на другого.

– Позвольте уточнить: в каком месяце приехал цирк? – наконец спросила Эмма.

– В июле.

– Гибсон отправился туда сразу же?

– В первых рядах, – подтвердила экономка. – Трижды смотрел представление!

– И все же он не собирался продавать Даффи незамедлительно, верно?

– Так и было, – признала Сара.

Миссис Норидж негромко засмеялась.

Натаниэль озадаченно уставился на нее:

– Только не говорите, что вы разгадали загадку!

– Это не так сложно, как кажется.

– Поверить не могу!

– И все же я думаю, что знаю ответ.

– Как вы догадались?

– Ключ в том, что Гибсон не отвел своего пса в цирк сразу, – объяснила Эмма. – Он хотел дождаться конца месяца.

Дворецкий вопросительно взглянул на экономку, но та хранила непроницаемый вид. Натаниэль запустил пальцы в седеющую шевелюру.

– Нет, я отказываюсь понимать, – признался он наконец. – Объясните же, миссис Берк!

– Уступлю эту честь миссис Норидж! Вдруг она ошибается?

– Миссис Норидж, умоляю!

– Я рассуждаю так, – начала Эмма. – Задержка в месяц может объясняться лишь одной причиной: Гибсон намеревался обучить пса новым трюкам.

– Звучит разумно! – согласился Натаниэль. – И что же из этого следует?

– Несомненно, он хотел поразить владельца цирка. Даффи должен был произвести впечатление. Старых фокусов было недостаточно. Гибсон придумал другие. Уверена, он поставил настоящий цирковой номер. Даффи должен был во всем превзойти пуделя. Лишь тогда Гибсон мог получить за него кругленькую сумму.

– Однако я по-прежнему не понимаю, к чему вы клоните.

– С чего начинаются цирковые номера, мистер Фостер? – спросила гувернантка.

– М-м-м… Я не большой любитель цирка.

– И все-таки?

– Полагаю, с музыки?

– Они начинаются с того, что открывается занавес.

Натаниэль замер, сжимая в руке недопитый бокал.

– Занавес, – эхом откликнулся он и вдруг привстал. – Постойте! Уж не хотите ли вы сказать…

Лицо его озарилось догадкой.

– Все просто, – сказала миссис Норидж. – Чтобы открыть занавес, нужно потянуть за веревку, а затем закрепить ее.

– Бог ты мой!

– Обучая собаку новому трюку, его разбивают на несколько этапов. Для начала Гибсон тренировал Даффи дергать за веревку. Бедный пес так радовался, что его в кои-то веки не бьют, что старался изо всех сил. Теперь вспомните: Гибсон ремонтировал крышу. Вот он лезет по стремянке, чтобы поправить веревку, которую заело в блоке. Он не слишком-то осторожен: середина веревки обвивает его плечи, а конец лежит на земле. Что видит Даффи? Задание, которое нужно выполнить! Он хватает веревку и тянет изо всех сил. Гибсон был уже на самом верху стремянки. От рывка он потерял равновесие, свалился, а остальное довершил самозатягивающийся узел. Это дело раскрыли бы сразу, если бы Гибсон имел обыкновение запирать дверь. Но он оставил ее открытой. Стремянку Гибсон уронил, когда дергался, пытаясь достать ее ногами. Все выглядело как убийство. Надеюсь, фермерша и горбун не стали жертвами судебной ошибки?

– Не беспокойтесь на этот счет, – сказала экономка. – Пока шло расследование, Даффи жил у Нельды. Мальчишки заметили, что пес тащит каждую веревку, словно крысу за хвост из норы, и прибежали к матери. А она уж пошла в полицию. Инспектор оказался сметливым человеком. Он забрался под крышу и увидел, что веревку заело в механизме. Так и стало понятно, что произошло. В другие времена Даффи повесили бы, но слава богу, мы живем в просвещенном обществе.

Натаниэль с недоверчивым восхищением покачал головой:

– Миссис Норидж, мои аплодисменты!

Гувернантка поклонилась:

– Благодарю! Но скажите, миссис Берк, какова была дальнейшая судьба Даффи?

– Отчего вы решили, что мне она известна?

Щеки экономки слегка порозовели.

– Вы описываете подробности, которые может знать лишь близкий наблюдатель, – сказала Эмма. – Если бы вы рассказывали с чужих слов, вы не смогли бы так замечательно описать Даффи.

– Я буквально увидел этого пса! – подхватил Натаниэль.

Румянец миссис Берк стал ярче.

– Видите ли, – запинаясь, начала она, – в те годы я была знакома с Нельдой… А что это вы так смотрите на меня, миссис Норидж?

– Я лишь внимательно слушаю!

– А вы, похоже, ухмыляетесь, мистер Фостер?

– Это игра света и тени, – заверил дворецкий.

– Святые небеса! – воскликнула Сара. – Вы оба невыносимы! Да, я водила тесную дружбу с Кори Блустайлом, раз вам так угодно. Он мечтал заполучить Даффи и заслуживал этого. А все ж собака досталась Нельде. Так решил городской совет. Нельда на радостях пообещала горбуну, что он получит своих щенков, и обещание сдержала. Но что же вы думаете? У Альмы с Даффи не родилось ничего выдающегося. Неудивительно: ведь и у людей все точно так же. Альма трижды приносила помет, прежде чем Кори смирился с тем, что гениального щенка ему не получить. «Так всегда бывает, когда чего-то хочешь слишком сильно», – говорил он с тех пор. Даффи прожил много лет в семействе Нельды. Сидел с ними за обеденным столом и спал на пуховой перине. А Кори мне жаль до сих пор, – созналась она.

– Полагаю, он нашел чем утешиться, – только и сказал Натаниэль, глядя на ее цветущее гладкое лицо.

3

За окнами сгустилась темнота. Натаниэль отлучился, чтобы сварить глинтвейн, и вскоре вернулся с кувшином.

Что может быть лучше, чем выпить кружечку глинтвейна, прежде чем выходить в промозглую сырость! Мистер Фостер добавил в бузинное вино немного малинового уксуса и сушеные листья мелиссы. Чудесный аромат распространился по комнате.

Осторожно прихлебывая горячий глинтвейн, экономка сказала:

– Что ж, ваша очередь, миссис Норидж. Порадуйте нас напоследок рассказом о зловещем убийстве!

– История о плотнике была хороша, но слишком уж коротка, – поддержал ее Натаниэль.

– И потом – швея! – Экономка скривилась. – Вот если бы это была знатная леди! Или хотя бы жена священника… Ее заточили в подвале, и стенания несчастной тревожили путников долгие годы, хотя тело ее давно истлело в каменном мешке…

Сара Берк мечтательно вздохнула.

– Мне действительно доводилось слышать стоны из каменного подвала, – сказала миссис Норидж. – Это оказался бакалейщик. Он спускался за свиной лопаткой, поскользнулся на лестнице и сломал ногу. Правда никогда не бывает столь же романтична, как вымысел. Однако, – подумав, продолжала она, – у меня и впрямь есть история, которая подходит к теме нынешнего вечера. Прекрасного – благодаря вашему гостеприимству, мистер Фостер.

Сара Берк согласилась, что ужин был выше всяких похвал.

– Преступление, о котором я хочу поведать, произошло на благотворительном балу. Раз в году его устраивала леди Оделия Бауэр-Александер. Не могу сказать, чем руководствовалась леди Оделия, приглашая в тот год на свой бал супругов Пиксетт. О Дункане Пиксетте не было известно ровным счетом ничего. Нет-нет, его положение в обществе, имена его родственников, количество унаследованных акров – все это вы могли бы узнать без труда. Но что собой представлял характер Дункана? Загадка! Это был полный мужчина с усами, похожими на сапожную щетку, и невыразительным лицом. Где бы он ни оказывался, всегда рассказывал анекдотический случай о некоем англичанине. Тот рыбачил на берегу Темзы, когда к нему подошел констебль, сообщил, что рыбалка в этом месте запрещена, и потребовал выплатить штраф. Джентльмен, однако, отвечал, что он вовсе не рыбачит – он купает своего червяка. Констебль вынужден был отойти, но через некоторое время вернулся. «Вы купаете своего червяка, сэр?» – спросил он. – «Да, я купаю своего червяка», – был ответ. – «Позвольте мне взглянуть на него, сэр». – «Прошу вас, констебль», – сказал джентльмен, вытаскивая крючок из воды. – «Благодарю! С вас два фунта штрафа». – «За что?!» – «Вы нарушили общественный порядок, купая его в публичном месте без купального костюма». Завершив свой рассказ, Дункан Пиксетт разражался громким смехом и больше на протяжении всего вечера не произносил ни слова.

– Каждому из нас знаком такой джентльмен, – с ухмылкой сказал Натаниэль.

– Его супругу звали Шерил, – продолжала миссис Норидж. – Шерил Пиксетт была, несомненно, добропорядочной женщиной. Она посещала церковь и помогала сиротскому приюту. Однако нелепо было бы отрицать, что везде, где бы ни появлялась Шерил, вспыхивали склоки. Шерил ничего особенного для этого не делала. Да, она перевирала чужие слова, сплетничала и говорила чрезвычайно неприятные вещи с самой милой улыбкой. Однако многие люди ведут себя схожим образом. И все же только вокруг Шерил постоянно существовало нечто вроде смерча из скандалов и ссор.

– Как она выглядела? – заинтересовалась Сара.

– О, Шерил была очаровательна. Такой тип называют цветущим. Невысокая, улыбчивая, румяная… У нее были густые черные волосы и ярко-синие глаза. В то время ей было около пятидесяти, но выглядела она значительно моложе. Шерил отличалась чрезвычайной энергичностью. Она напоминала щенка терьера, который ни минуты не способен побыть в покое. Поручите ей какое-нибудь дело – и она справится с ним вдвое быстрее, чем любой другой. Она никогда не сидела сложа руки. У нее был талант к рисованию, и она чудесно пела.

– Какая милая дама! – воскликнул Натаниэль. – Не верится, что она могла обижать людей.

– О, постоянно, – заверила миссис Норидж. – Когда ее племянница выходила замуж, Шерил сказала: «Дорогая, как я счастлива за тебя! Надеюсь, твой муж не умрет так же рано, как его отец». Боюсь, именно из-за этих слов лицо невесты на церемонии выражало противоречивые чувства. Однажды Шерил вошла в комнату, где ожидали ее подруги. Она радостно засмеялась и воскликнула: «Бог мой, какое счастье: наконец-то я не самая толстая из присутствующих».

– Миссис Пиксетт была женщиной небольшого ума, – поморщилась Сара.

– Я бы так не сказала, – возразила гувернантка. – Видите ли, Шерил попросту не имела обыкновения задумываться, прежде чем открыть рот. В этом отношении она была непосредственна, как дитя. Она легко приходила в возбуждение. Когда начался благотворительный бал, ее супруг, стоя в кругу незнакомых джентльменов, завел свою традиционную историю о рыбаке и констебле. Шерил подбежала и прервала его на полуслове. «Леди Оделия приказала запускать фейерверки! – выпалила она. – Пойдемте скорее в сад! Это будет невообразимо прекрасно!» Фейерверки и впрямь были изумительны. В темнеющем небе распускались золотые и алые цветы, а в завершение на гостей обрушился звездный дождь.

Миссис Норидж осушила кружку и тщательно промокнула губы салфеткой.

– Во время фейерверка всё и произошло, – сказала она. – На балу присутствовала Камилла Фортингейл, кузина хозяйки. Пока ее супруг, майор Фортингейл, наслаждался видами, Камилла уединилась в оранжерее с неким эсквайром по имени Редклифф Тулье. Надо думать, они спасались от шума. Как бы там ни было, Редклиффа и Камиллу застигла врасплох Шерил Пиксетт. Ей вздумалось обежать дом, чтобы предупредить всех о фейерверке и вытащить в сад даже самых нелюдимых. Женщина большой доброты! Положение этих двоих можно было назвать… довольно двусмысленным.

Натаниэль явственно хмыкнул.

– Полагаю, довольно недвусмысленным.

– Естественно, слуги все видели, – добавила гувернантка. – Слуги всегда все видят, не правда ли?

Дворецкий и экономка согласно кивнули.

– Майор был очень ревнив. Быть может, поцелуй – не самый страшный грех. Но ни мистеру Тулье, ни миссис Фортингейл не удалось бы убедить в этом своих супругов. Шерил узнала тайну, способную разрушить две жизни. Был ли хоть один шанс, что она удержит секрет при себе?

– Им следовало всё отрицать, – категорично заявил Натаниэль. – Я бы так и поступил.

– Им следовало применить подкуп, – возразила Сара. – Джентльмен, разумеется, взял бы расходы на себя.

– Это не понадобилось. Полчаса спустя Шерил Пиксетт была найдена задушенной в библиотеке.

Сара приглушенно ахнула.

– Ее удавили шелковым шнуром от портьеры, – добавила миссис Норидж. – Кто-то зашел вслед за Шерил в комнату, выдернул шнур и накинул ей на шею.

– Кто обнаружил тело? – деловито спросил Натаниэль.

– Один из слуг. Ваш практичный ум сразу начинает искать ответы… Но скажите, мистер Фостер: могла ли Шерил избежать печальной участи?

– Что вы имеете в виду?

– Эта женщина так упивалась собой, что ни разу не задумалась о чувствах других. Она удивлялась, отчего невеста бледна, при том, что сама напугала бедняжку. Она недоумевала, отчего мрачны ее подруги, хотя уязвила их всего минутой ранее. Шерил Пиксетт была не просто слоном в посудной лавке. Слон – умное животное: он способен осознать хрупкость фарфора. Шерил же вела себя так, словно люди вокруг были лишь декорациями к ее жизни. Как будто, стоило ей выйти из комнаты, они замирали, точно куклы, и оставались неподвижными до ее возвращения. И вот я спрашиваю: долго ли могла прожить Шерил Пиксетт в окружении тех, кому она бессознательно отказывала в том, что они – живые и способны страдать?

Наступила тишина.

– Люди подобного склада встречаются не так уж редко… – наконец прервал молчание Натаниэль.

– Ваша бедная Шерил была всего лишь обделена тактом, – упрямо сказала экономка. – Разве это преступление?

– Вы оба правы, – согласилась миссис Норидж. – Однако, миссис Берк, час уже поздний. Нам пора!

С этими словами она встала и принялась обматывать шею длинным шарфом.

– Постойте! – запротестовал дворецкий. – Но кто же убил ее? Изменница или эсквайр? Я ставлю на мужчину.

– Вы не можете оставить нас в неведении! – вторила экономка. – Они провернули это дельце вдвоем! Я права? Один держал, второй душил.

– Рассудите же нас, миссис Норидж! Или убийца остался безнаказанным?

Гувернантка обернулась к Натаниэлю, и глаза ее блеснули в полумраке.

– Ни в коем случае, – сказала она. – Он сам сдался полиции.

– «Он»! Значит, это Тулье! Я так и знал!

– Ну что вы! Двое влюбленных здесь ни при чем. Это был Дункан Пиксетт.

– Что?! – в один голос вскричали экономка и дворецкий. – Но как? Почему?

– Шерил не позволила ему закончить историю о рыбаке и констебле. А ведь это было единственное, что придавало ему уверенности. Он чувствовал себя остроумным и неотразимым. Но его лишили даже этого удовольствия. Мало того, когда Дункан утешался созерцанием фейерверка, Шерил вновь подбежала к нему, схватила за руку и, не слушая возражений, повлекла за собой. «Я тебе такое расскажу! – приговаривала она. – Ты не поверишь! Я узнала кое-что поразительное!» Когда они оказались в библиотеке, Шерил выпалила свою новость. «И ради этого ты притащила меня сюда? – возмутился Дункан. – Я хотел посмотреть фейерверк, черт возьми!» И что же ответила ему Шерил Пиксетт?

– Что же ответила Шерил Пиксетт? – как зачарованная, повторила Сара Берк.

– «Какая разница, чего ты хотел». И тогда он взял шелковый шнур и задушил ее.

Некоторое время все хранили молчание. Тихо и размеренно стучал по подоконнику дождь, да вдалеке выла собака.

– Возможно, я недооценивала значение деликатности в браке, – сказала наконец экономка. – Однако разве она не была ему заботливой женой все эти годы?

– О, несомненно! – сказала миссис Норидж и надела шляпку. – Но ведь это и впрямь была довольно забавная шутка. Существует ли грех серьезнее, чем не позволить собственному мужу рассказать до конца историю о констебле и рыбаке?

Земляника для сэра Кристофера

1

Стеклянная дверь, ведущая из сада в гостиную, распахнулась, и в комнату ввалился майор Харрингтон. Смуглое лицо блестело от пота, а теннисный костюм промок насквозь.

Даже человек, начисто лишенный проницательности, догадался бы, что майор охвачен гневом. С губ его срывались ругательства. Крепко сжатым правым кулаком он бил по раскрытой левой ладони, словно раз за разом ставя печать. Проходя мимо декоративного постамента, на котором стояла прелестная двуручная амфора с изображением греческих танцовщиц, майор Харрингтон задел его локтем. Если бы не дворецкий, вовремя подхвативший амфору, танцовщиц постигла бы незавидная участь.

Миссис Норидж негромко покашляла. Она сидела в углу комнаты с книгой. Майор, чьи глаза не успели привыкнуть к сумраку комнаты после яркого солнечного утра, вздрогнул и неприязненно уставился на нее.

– Доброе утро, мистер Харрингтон, – невозмутимо сказала гувернантка. – Надеюсь, вас можно поздравить?

– Боюсь, сегодня удача была на стороне мистера Питмана, – процедил майор.

– О! – только и сказала миссис Норидж.

Не больше и не меньше. Однако человек, проигравший в четвертом по счету теннисном матче, склонен в каждом сдержанном «О!» слышать издевательский хохот. Майор испепелил гувернантку взглядом. Прихрамывая, он вышел из гостиной и сорвал гнев на входной двери, хлопнув ею с такой силой, что гул прокатился по всему дому.

Дворецкий осмотрел амфору, сокрушенно качая головой.

– Иной раз мне кажется, миссис Норидж, что вы делаете это нарочно.

– Не понимаю, о чем вы, мистер Диксон.

– Дразните майора Харрингтона. Любому ясно, что ему пришлось уступить первенство.

– Первенство только завтра после обеда, – возразила гувернантка. – Надеюсь, ваш драгоценный сосуд не пострадал?

Вместо ответа дворецкий со вздохом предъявил ей амфору. Тот бок, на котором были изображены танцующие гречанки, не выдержал соприкосновения со стеной: по нему пошла трещина и краска облупилась.

– Любимая амфора сэра Кристофера, – с глубоким сожалением проговорил Диксон.

Его густые моржовые усы печально обвисли. Многочисленные складки обрюзгшего лица, казалось, таили в себе скорбь и молчаливое страдание.

Французское окно вновь отворилось. Мужчина лет сорока, кудрявый, румяный и толстый, вошел в гостиную, весело насвистывая под нос.

Трой Питман соединял в себе очарование Купидона и легкомыслие Гермеса. Вместе со своим немалым состоянием он привез из родной Америки ту непринужденность манер, которую редко встретишь у чопорных англичан.

– Что наш майор? Уже кого-нибудь покусал? – развязно осведомился он. – Разгромный счет, представьте себе! Не знаю, на что он рассчитывает завтра. Ей-богу, я бы на его месте сдался, чтобы не позориться.

Остановившись посреди комнаты, мистер Питман выстучал начало победного марша кулаками по своей надутой груди.

– «Где ты ни на что не способен, там ты не должен ничего хотеть», как сказал кто-то из этих древних арабов – позабыл имя! Этот девиз наш майор должен разместить на своем гербе. Подскажи ему, Диксон! Норидж, вы согласны?

Гувернантка оторвала взгляд от книги.

– С Луцием Аннеем Сенекой? Пожалуй. С тем, что майор должен разместить надпись этого выдающегося римского философа на своем гербе? Боюсь, что нет, мистер Питман.

– Вы скучны, как скисшее молоко! Кстати, оно скисает в вашем присутствии? Я бы не удивился! – Трой Питман усмехнулся собственной шутке и обернулся к дворецкому. – Ну а ты, Диксон? Давай! Тебя, старую морщинистую жабу, он точно послушает!

– С вашего разрешения, мистер Питман, я воздержусь от советов джентльменам! – Возмущению дворецкого не было предела. – Сэр Кристофер этого не одобряет.

– Твоему сэру Кристоферу, дружище, недолго осталось что-либо одобрять или нет! Пора бы тебе начать жить своим умом!

Миссис Норидж была крайне сдержанна в изъявлении чувств. Услышав заявление Троя Питмана, она лишь слегка нахмурилась. Однако любой, кто хорошо ее знал, понял бы, что Эмма не на шутку рассержена.