скачать книгу бесплатно
Пожалуй, телесная пища малышке сейчас требуется сильнее духовной. Молока, даже с сахаром, мало. Так что, миновав бредущее коровье стадо, Орлов двинулся прямо. И почти сразу услышал крики и увидел толчею у деревенского амбара.
– Худой знак! Ой, худой! – выкрикнул кто-то.
А когда деревенские видели добрые знаки? Однако Орлов решил выяснить, что так взбудоражило крестьян на сей раз.
У входа в амбар стоял Щукин, широко расставив ноги и скрестив руки на груди.
– Все, расходимся! Нечего тут смотреть, – увещевал он.
В паре шагов, сидя на земле, плакал простоволосый мужик.
Заинтересованная происходящим толпа не обратила внимания на барина. Протолкнувшись через нее, Орлов вышел к амбару.
– Что случилось, Григорий?
Щукин явно не ожидал его здесь увидеть.
– Да все жена плотника, – он указал носком сапога на плачущего. – Вздернулась прямо в амбаре. Люди ваши чинить его наконец пришли – и нашли ее.
– Худой знак! Конец урожаю! – выкрикнули из толпы.
– Точно худой будет, если амбар не почините, – отвечал Щукин.
– И младенца с собой забрала, – всхлипнул мужик на земле.
– Так у тебя еще двое, и с ними-то одному нелегко будет, – сказала с жалостью полная молодая баба.
– Дам тебе четвертную, – вмешался Орлов. – И жену проводишь, и детей накормишь.
Мужик поднял голову, посмотрел на Орлова.
– Спасибо, барин.
– А еще, люди, нужна в усадьбу кормилица для младенца. Пятак плачу в неделю.
– Пять копеек, – уточнил Щукин.
Орлов поморщился непрошенному уточнению.
– Пять рублей.
Бабы с недоверием переглядывались. За такой пустяк?
– Ну а что, а возьмусь, – вызвалась жалостливая.
– Как зовут? – спросил Щукин.
– Анфиса.
– Славно. Вот Григорий Ильич тебя в усадьбу и доставит, – заключил довольный быстрому решению первого из своих вопросов Орлов.
От Щукина, желавшего сообщить о затруднениях с амбаром, он снова отмахнулся. Для того и нанят, в самом деле, чтобы подобное улаживать. А Орлову теперь надо отца Алексия навестить, а потом можно и обратно к малютке. Как она там?
В храме пахло деревом. Под иконами горели лампады, но людей – никого. Однако священник точно должен быть где-то поблизости.
– Отец Алексий?
Орлов позвал несколько раз, прежде чем послышались шаги, и неприметная дверь слева распахнулась. Священник – худой, суетливый, лицо капризное, губы яркие, словно выкрашены, пятном смотрят из темной бороды, взгляд влажных глаз ускользает от собеседника. Орлов знал, что он исключительно суеверен и слышал, что даже балуется гаданиями.
– Сергей Аркадьевич, – не слишком искренне улыбнулся отец Алексий.
– Младенца хочу крестить, – сразу перешел к делу Орлов.
Отец Алексий кивнул, перебирая рясу.
– Чей младенец?
Мог ли он не знать, что произошло в усадьбе, живя в деревне, где всего двести сорок душ?
Нет, Орлов не хочет и не станет снова обсуждать эту историю – и помешательство Ольги. Чувствуя растущее возмущение, он вдруг ответил:
Чувствуя растущее возмущение, Орлов вдруг ответил:
– Мой.
Одно это слово влекло за собой последствия, размах которых сходу не оценить. Тонкие растрепанные брови отца Алексия поднялись.
– Поздравляю с долгожданной милостью Божией. И Ольге Михайловне сердечные поздравления. Когда свершилось?
Если девочке чуть больше трех месяцев, стало быть, в конце июня.
– 24 июня, – наобум назвал дату Орлов.
– Вот как? На Ивана Купалу, значит, – кивнул отец Алексий. – Однако немало времени прошло, а малютка ваш не крещен.
– Так давайте день для того и назначим.
Священник снова открыл левую дверь и жестом пригласил войти. Орлов хорошо помнил эту пахнущую мелом, воском и ладаном боковую каморку, где на столе десятилетиями лежала метрическая приходская книга. Не в первый раз доводилось видеть ее – и все предыдущие были скорбны.
Отец Алексий обмакнул перо в чернильницу и, стоя, принялся выводить красивыми вензелями дату и имена – Орлова, а затем Ольги. Спросил пол младенца.
– Девочка.
– В Ивана Купалу, как помню, именины Марии. Либо же вы с супругой иное имя ей выбрали?
– Да. Ее зовут Потита.
Отец Алексий поджал яркие губы.
– Потит – есть такое имя. А Потиты среди святых жен не встречалось. Невозможно под таким именем во крещение. Надо бы по святцам подобрать.
Орлов согласился. Посмотрели святцы, остановились на Аполлинарии. Крестить решили в среду, через два дня.
Пожертвовав еще одну четвертную – теперь храму, и на сей раз отец Алексий улыбнулся куда душевнее – Орлов простился и вышел.
Издалека, от амбара, ветер по-прежнему доносил гомон – взбудораженные люди так и не стихли. Зато по другую сторону церкви – полная тишина: там кладбище, и за ним деревня кончалась. За околицей – густой лес. Но нахоженная тропа вела дальше – туда, где жили знахарки. Но к ним Орлов не пойдет. Еще не одна встреча с ними к доброму не приводила.
Глава 6.
Свечи и шестнадцать цветов
– Не смогла я жену твою найти, не обессудь, – сказала Алена плотнику.
Маленькая прощальная каверза. Пусть тетки сами с ним разбираются, раз, даже мнения не спросив, решили, что именно она и поселится в теле барыни.
На рассвете Алену уложили на ее кровать в горнице, обставили горящими свечами, обложили бархатцами с хризантемами. Она умеет считать: шестнадцать. Четное число, словно хоронили. Хотя отчасти ведь так и есть.
– Ты сможешь ее покидать. Но чтобы все время домой не бегала, сделаем так: ты вернешься, как только мы призовем, – тетка Марфа, здороваясь с каждым углом, трясла кадильницей, но был в ней вовсе не ладан.
– И не забудь: пусть Егорка нас и позвал, а серьги барынины да кольца ты уж из дома вынеси и у дубов зарой. Да глаза с ушами пошире раскрой: мало ли, что годное и для нас услышишь, – уже в который раз напомнила Таисия.
«Позвал» – это не в том смысле, что управляющий явился в дом к ведуньям и, выпив настойки, попросил об услуге, а потом они с младшей теткой громко тешили друг друга в задней комнате на сундуке. Чтобы все получилось, нужно буквально позвать зайти внутрь, когда Алена явится в усадьбу.
И накануне ночью она отправилась в барский дом. Путь лежал мимо кладбища и деревенского храма. Само здание нисколько не пугало, но днем Алена обходила его стороной: там часто толпились люди. И хоть почти каждый из них отлично знал дорогу к ведуньям, увидев их за пределами леса, начинали фыркать, а кто и плеваться. В деревне в Алену однажды даже окатили помоями – прямо на улице, когда она шла к сапожнику за башмаками. В другой раз – бросили камнем. Тетки появлялись в Орловском нечасто, но при этом умели сдержать толпу. Алена же такими навыками не владела и ходить туда отчаянно не любила – но именно ее всегда и посылали.
Но в темноте у храма безлюдно: деревенские – кто спит, а кто и сидит в трактире. Алена тенью прошмыгнула мимо, и с четверть часа спустя уже тихо царапнула запертые на ночь ворота барского двора.
– Как же ты долго, – приоткрыв их, прошипел управляющий. – А на дворе не лето! Я и ждать устал, и подмерз.
– Ты должен сказать: «Входи не гостем – это твой дом», – буркнула Алена.
Управляющий что-то пробормотал, но затем фразу в точности повторил.
– А теперь веди дальше.
– Пройдем через заднюю дверь, а то весь дом перебудим.
Обогнув усадьбу, зашли.
– Справа кладовая и кухня, прямо – прихожая, там главный вход, – объяснил провожатый. – Можем пройти туда и отсюда, и через кухню.
Пошли вторым путем: тетки велели увидеть как можно больше, чтобы потом Алена легко смогла представить обстановку.
Печь все еще была разожжена. Это удивило управляющего, а Алена, продрогшая в дороге – за пару дней ощутимо похолодало – принялась греть руки.
– Так в ней барыня младенца жгла?
– А где ж еще?
Дверь за спиной скрипнула.
– Мэм? – спросил женский голос.
Застигнутая врасплох Алена обмерла. Ее никак не должны увидеть!
– Ар ю хангри, мэм? Кен ай офер ю диннэ?
Что за диковинное заклинание? Алена таких не знала. Но принялась качать головой из стороны в сторону, продолжая держать руки перед печью.
– Окей, мэм. Гуд найт. Гуд найт, сэр.
Торопливые шаги, шелест платья – незнакомка ушла. Повернувшись, Алена вопросительно смотрела на управляющего. Он жевал кусок оставленного на столе для стряпни пирога.
– Это ключница. Видишь, за полночь чаевничать решила. Откуда я мог знать, что придет? Не переживай – похоже, она приняла тебя за барыню.
А если она решит вернуться или проснется кто-то другой?
– Ты должен еще кое-что мне предложить. А после – вези обратно.
– Приходи жить в этот дом, – сказал управляющий. – Пошли.
Тетки сказали – представлять двери усадьбы и внутреннее убранство, но лежащей в окружении свечей Алене вспомнилась непонятная речь неизвестной.
– В думки барынины и воспоминания не лезь, – напомнила Таисия, пока Марфа, раскачиваясь, кланялась невидимому в каждом углу.
Алена и не собиралась: не представляла, как это сделать.
В эти часы – от рассвета и до заката, в свете яркого дня – спадали другие чары, и тетки выглядели именно так, как и полагалось в их годы. Барского управляющего бы точно хватил удар, увидь он сейчас прекрасную Таисию.
– Закрой глаза, и да пребудет с тобой нечистый, – Марфа резко обернулась, вперев в Алену белые глазницы.
Она непроизвольно зажмурилась. И…
– Матушка? Матушка родная, снова дурно! – воскликнул знакомый звонкий голос прямо над ухом.
Это ж барская девка Маруська! Сладкая как булка с изюмом. Слава о ней не только в деревне, но и на всю округу. Никто не мог устоять перед синими глазами с поволокой, пухлыми щеками с ямками, а в особенности – перед огромной грудью, которую Маруська так любит показывать. Никто не устоит, но никто и не женится. К ведуньям она часто ходила за травами, чтобы младенца не принести.
– Святый Боже! Глазоньки открыла!
Выходит, у теток все получилось.
Алена села на кровати, задрапированной прозрачными занавесками и мягкой, как одна сплошная подушка. Внизу – голубой ковер, белая рубашка с кружевами по подолу и чьи-то худые как ветки ноги. Чьи? Барынины, конечно!
– А вот отварчик, выпей для силы, – протягивала чашку Маруська.
Алена принюхалась. Чабрец, тмин, полынь. Да неужели та самая смесь от зачатия, за которой Маруська ходила к ведуньям? В то самое время, как барин, желая наследника, посылал за совсем иным зельем?
– Не хочу, – отвернулась Алена.
