скачать книгу бесплатно
Орлов осторожно присел на край. Слегка прикоснулся к маленькой руке. Теплая.
– Спишь? – шепнул он.
Ольга открыла глаза. Огромные, светло-серые, ресницы длинные. Орлов до сих пор помнил, как заглянул в них впервые, и с тех пор знал, что «утонуть в глубине очей» – не поэтическое сравнение, а данность.
– Как ты? Тебе уже лучше?
Узкие губы слегка шевельнулись в улыбке. Лучше. Но настолько ли, чтобы расспрашивать о вчерашнем? Не усугубит ли эта беседа ее состояние?
При виде кукольного лица жены и злость, и ужас перед ее поступком, и досада, и раздражение гасли. Орлов ощущал теперь только усталость. Мягкая подушка рядом с головой Ольги так и манила. Прилечь бы сейчас, сомкнуть веки, обнять теплое непышное тело – и пусть все окажется сном.
– Я думала, ты вернешься сегодня, – тихо сказала Ольга и коснулась когда-то темных, а теперь уже почти совсем седых волос Орлова.
Что кроется в этих словах? Попытка повиниться? Пускай же тогда облегчит душу – и свою, и его.
Орлов поднес к губам ее руку, нежно поцеловал.
– Оленька, клянусь, я не буду сердиться. Просто скажи – зачем ты сделала это?
– Я побоялась, что ты разозлишься, если он останется. И больше ничего не смогла придумать.
Как дико, безумно и бесчеловечно! И произнесла она это так спокойно и ровно, глядя прямо в глаза Орлову своими чистыми и бездонными.
– Выходит, для тебя я настолько монстр, что ты из страха передо мной едва не загубила живую христианскую душу?
Ольга слегка нахмурилась – переносицу перерезала легкая морщина.
– Живую – да. Но почему христианскую, Сережа?
Орлов покачал головой. Привстав над постелью, он поцеловал жену – сначала в лоб: вполне прохладный, ни следа лихорадки – затем в щеку.
– Ты сегодня приняла капли?
– Да, Маруся мне принесла.
– Вот и славно. Отдыхай.
Орлов тихо, чтобы не скрипнула, притворил дверь спальни. Слезы щипали глаза. Но не время и не место. Не хватало барину плакать при дворне. Промокнув веки платком, Орлов спустился в столовую.
Его уже ждали. Все здесь. И горничные, и стряпухи, и конюхи, и странная англичанка, похожая на монашенку. Толку от нее мало, но Ольге тогда так хотелось эту экзотическую игрушку. Подоспел и Щукин. Времени даром не терял: жевал хозяйский пирог.
Орлов занял свое место во главе стола.
– Кто вчера вечером был в усадьбе до моего приезда?
Как он и думал, во время его отсутствия большинство дворовых, как обычно, проводило время в деревне: Ольга попустительствовала, закрывая на это глаза. Но сегодня был вопрос посерьезнее, чем тайные отлучки.
Выяснилось, что в доме оставались только старый Тарас, кухарка и англичанка.
– Спрошу всех, но каждый должен отвечать по отдельности. По одному, ясно? – есть у деревенских привычка галдеть хором: вроде как если все сказали, то никто не в ответе. – Поняли?
Кухарка вздохнула.
– Кто из вас первым младенца увидел? – Орлов взглянул на англичанку и, с трудом вспомнив слово, добавил: – Бэби?
Он не слишком-то владел этим языком. Не то, что Ольга.
Экономка перебирала четки, глядя в пол, словно в его плохо отполированных досках имелось что интересное. Однако, услышав знакомое слово, оживилась.
– Бэби? Вот бэби?
– Это были вы?
– Да она это, – не дожидаясь ответа англичанки, подтвердил Тарас. – Она в траве нашла его. И голосить стала. Сначала просто орала, а потом что-то неясное. Я прикемарил там, на конюшне-то – так разбудила. Ну, я к ней пошел. Смотрю, стоит тут, возле дома, значит. И в траву пальцами тычет. И говорит что-то. Ну, я глядь в траву – а там младенчик.
Старик замолчал.
– И что дальше?
– Ну, матушка в окно глянула. Я говорю ей – дите тут. Подкинул, стало быть, кто. И холодно-то ему, видать. Ишь, как ветрище ночью поднялся! А матушка говорит: «Неси сюда».
– И куда ты его понес?
– Мы с ней – Тарас ткнул пальцем в англичанку – на порог только зашли, а там и матушка ждут. Неси, говорит, давай в кухню.
Англичанка слушала внимательно, наклонив голову вбок. Кухарка быстро закивала.
– Вот, а там и Фроська все видала, – заметил ее согласие конюх. – Несу я в кухню младенчика. Матушка и эти следом идут. «Ложь прямо на стол», – матушка говорит. – «Да и иди, Тараска». Ну я и положил. А что дальше – не скажу. На конюшню пошел. А там уже и ты, батюшка приехал, да и все собрались.
– Тарас ушел, и что потом? – спросил кухарку Орлов.
Она шмыгнула носом и поправила рыжие волосы, выпавшие из-под косынки. Лицо красное, опухшее – в отличие от хозяйки, явно прорыдала всю ночь.
– Матушка зажечь печь просила. Я еще в толк не возьму: а на что в ночи печь-то? Разжигаю и говорю: а что стряпать будем? А она мне: «не твое дело, Фроська, лопату тащи», – кухарка схватилась за лоб рукой. – Ох, батюшка…
Слушая кухарку, ее товарки охали, качали головами – как будто не успели послушать эту историю с десяток раз и обсудить на все лады.
– А потом? – спросил Орлов. В горле стоял ком. Он и сам видел, что было потом.
– Я лопату несу. Матушка хвать ее – и под младенчика, а следом – в печь.
Новый всплеск божбы и охов в столовой прервал Щукин:
– Да тихо вы!
– Расскажите, как вы нашли младенца, Анна, – попросил Орлов.
Она смотрела с недоумением, пока он искал в голове подобающие иностранные слова. Однако, по всей видимости, владел английским еще хуже, чем предполагал – не нашел иных, кроме прежнего:
– Как вы нашли бэби?
– Вот бэби? Вот даз зе ворд «мла-дэн-тсик» мин?
– Младенец – это бэби. Вы видели, как он там оказался?
Вместо ответа англичанка повернулась к конюху и довольно эмоционально сказала ему:
– Ю а лайин.
– Лаял? Кто лаял? – удивился тот. – Не, тихо было вроде. Я не слыхал.
Головная боль терзала Орлова все сильнее. А Ольга уверяла, что экономка делает большой прогресс и уже может немного изъясняться по-русски. «Немного» – стало быть, знает три слова?
Нет, уже четыре, причем последнее она разучила только что с помощью барина:
– Мла-дэн-тсик – нет. Ноу. Ай донт си эни бэби. Зей а лайин. Ноу бэби. Ноу мла-дэн-тсик.
Говорила англичанка быстро-быстро. Видимо, пыталась объяснить, что лишилась чувств, как только Ольга взялась за лопату, и не видела, что произошло дальше. Но была уверена, что задуманное доведено до конца, и потому ребенка больше нет.
– Не волнуйтесь, с девочкой все хорошо. Я успел вовремя, – попытался утешить Орлов.
– Это все ведьмы, – сказал старый конюх.
Большие напольные часы в столовой пробили полдень. О том, что сделала барыня, знали все, и – Орлов был уверен – уже далеко за пределами Орловского. О том, кто принес младенца или в самом деле не знали, или не хотели признаться.
Глава 3. Сестрицы за околицей
Пелагея хотела говорить, очень хотела. Она бы многое рассказала! Но не могла: ее тело раскачивалось на веревке в амбаре. Большая крыса разглядывала его, привстав на задние лапы и жадно шевеля носом. Верхние она прижимала к груди, словно молясь.
– Говори! Я пойму тебя! – мысленно закричала Алена.
Все казалось живым, извивалось в агонии в ложке с супом, которую Пелагея тянула ко рту. Оттуда неслись мольбы и стоны на неведомом языке, и каждая капля кровоточила – только что она была частью целого, здорового, но ее отняли, искрошили, измельчили, бросили в кипяток. В ужасе отбросив ложку далеко на пол, Пелагея видела изумление на лице мужа, страх – сына, и слезы в глазах маленькой дочери.
– Суп? Ты голодна?
Этот вопрос – чувствовала Алена – напугал Пелагею.
Огород из нескольких грядок под окном избы – буквально в паре шагов. Там морковь, свекла и картошка.
– Картошка, – повторила Алена.
Верно. Пелагея хотела рассказать именно о ней. Она посадила ее сама, своими руками, правда, в этом году запоздало. И несколько дней назад собрала урожай.
– Ты хочешь, чтобы домашние убрали его в погреб?
Нет! Нет, нет и нет! Пелагея злилась – в голове у Алены стучало и выло.
Раз – и все кончилось. Она встряхнулась и поскорее бросила на зеркало темно-синий платок.
– Нашла? – спросила тетка Таисия, растирая скалкой горох с имбирем.
– Нашла, но лучше б не находила. Не знаю, что и сказать плотнику. Нас винить станет – как пить дать.
– Как так, когда сам к нам пришел? – цокнула языком тетка Марфа, раскидывая перед собой карты. Не гадала сегодня, так, баловалась пасьянсом.
И правда что: плотник, третий день не видевший Пелагею, хлебнул из заветной бутыли в погребе и явился с угрозами и упреками. Даже камнем в избу кинул. «Куда жену мою дели? Извели, проклятые?»
Но когда Марфа вышла с обещанием отыскать пропажу, утих. Даже просил не гневаться сильно: от тревоги ум за разум зашел.
– Что ты там увидала-то? Где она?
– В деревенском амбаре висит.
– Вздернулась, – довольно мурлыкнула Таисия, едва ли не облизнувшись.
– Не сама она. Она не хотела. Либо помог кто в петлю залезть, либо мороку навели.
– Да что за загадки, девка! Говори, что видела.
Алена пересказала.
– И нашла же, о чем спросить. Может, клад на ее огороде лежит и тревожит, а ты – «урожай», – с досадой заметила Таисия.
– А если суп она потравила, чтобы плотника извести, да напугалась после? – подняв глаза к висящим на веревках пучкам трав, задумалась Алена. – Может, лупил он ее?
– А это уж не наша забота. Придет плотник поутру – скажешь, как есть, а дальше сам пусть думает.
Алена кисло согласилась. Бередило любопытство видение. Что же на самом деле стряслось с Пелагеей?
На дворе зашумело. Марфа выглянула, приподняв занавеску и тряхнув десятками мелких косиц, увязанных на затылке лентой.
– Ишь, чего! От барина.
Таисия стряхнула горохово-имбирную муку в большую бутыль:
– Сразу на снадобье ему и пойдет.
Лязгнула дверь, скрипнули половицы, запели на разные голоса связки колокольчиков в сенях. Наклонив голову, чтобы не задеть низкую притолоку, в избу вошел барский управляющий – лихой и грязноглазый.
– Здоровы будьте, девицы, – не снимая шапки, надетой раньше поры, гость огляделся, как будто никогда прежде к ведуньям не захаживал. – А красного угла так и не завели: и захочешь перекреститься, а не на что.
– Совсем ты нас позабыл, Егорушка. И нас, и устои наши. Разкрестились мы много лет назад, – Таисия отставила бутыль и перекинула со спины на грудь косу, коричнево-медную, как опавшие листья.
Косицы Марфы – черные с проседью. А Аленин хвост – светлый. Непохожи и лица: у красивой Таисии – заостренное и напоминает кошачье, а глаза длинные, зеленоватые. В Марфе есть что-то волчье, глаза желтые, а нос слегка загнут книзу, точно птичий клюв. Голубоглазая, усыпанная веснушками Алена на фоне теток – простушка, воробьишка в вороньем гнезде. По виду не скажешь, что родня они и что она тоже – лесная ведунья.
– Да уж, не часто балуешь нас, Григорий Ильич, – согласилась Марфа.
Но гость на нее не смотрел: сверлил своими недобрыми глазами Таисию. Та, прищурившись, отвечала кривоватой, но манящей улыбкой.
