скачать книгу бесплатно
Маска
Михаил Забелин
Старая маска, привезенная героем романа из Африки, обладает мистическими свойствами древних африканских ритуалов. Благодаря ей главный герой меняет свою жизнь, находит любовь и прикасается ко многим тайнам. И в то же время она таит смертельную опасность и угрозу. Происходят странные метаморфозы. Африканский колдун вдруг объявляется в московской квартире, а владелец маски отправляется в Африку.
Маска
Михаил Забелин
© Михаил Забелин, 2024
ISBN 978-5-0064-6237-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава 1
1
Воздух душный и влажный. Мы идем гуськом. Я не знаю, сколько нас. Только я чувствую, что позади меня идут люди. Перед собой я вижу спину в клетчатой рубашке. Между лопаток чернеет пятно от пота. Оно расплывается и съедает клетки. Я не отрываю глаз от этого пятна, а ноги сами идут вперед. Я чувствую, как напряжена моя шея, и хотя мне хочется повернуть голову на ходу и посмотреть, кто идет сзади, я не могу, я силюсь и не могу, – так задеревенела шея. Тогда, продолжая идти, я медленно опускаю глаза и вижу впереди сначала серые холщовые штаны, а потом босые черные ноги. Еще тяжелее поднять глаза: опять к темному пятну на спине и чуть выше. Я вижу блестящую влажную шею, черную, как эбеновое дерево, и короткую щетку кудрявых волос. Мускулы шеи понемногу расслабляются: я не могу обернуться, я не могу говорить, я не могу остановиться, но я начинаю осматриваться. Огромные деревья уходят в небо. Я не могу задрать голову и посмотреть вверх, но эти деревья заслоняют солнце и небо. Корни, как ребра, начинаются от середины стволов, и цвет у них красный. Это не наши деревья, это не наш лес. Кто-то за спиной говорит: «Судгарабайа». И еще раз прямо в ухо: «Судгарабайа».
Я открываю глаза. За окном серый московский рассвет. На соседнем дереве каркают вороны: «Гарр», «Байа».
2.
Каждый раз, когда я смотрю на себя в зеркало, меня охватывает ощущение, что рядом со мной живет полузнакомый мне человек, ехидный и проницательный, неотступный, как тень, черный человек. «Черный человек глядит на меня в упор, и глаза наливаются голубой блевотой, словно хочет сказать, что я мошенник и вор, так бесстыдно и нагло обокравший кого-то». Нет, я не мошенник и не вор, и никого я не обокрал, разве, может быть, себя. Этот человек, ухмыляющийся из зеркала, – не я, кто-то похожий, как изнанка на лицо, но другой. Хотя мы носим одно имя – Андрей Иванович Воронцов. Из зеркала выступают длинный, прямой нос и ленивый подбородок. Седина в густых волосах незаметна, хотя уже сорок. В голубых глазах еще искрятся следы прошлых мыслей. Лоб высокий, морщинистый, хотя не так уж и много было переживаний, чтобы оставить на нем свой отпечаток. Губы пухлые, щеки впалые, лицо узкое. Вот и весь портрет в зеркале. А что в глубине этого зеркала? – расплывчатая муть, прожитые годы. Дважды женился и разводился. Детей нет. Родных нет. Постоянной любовницы нет. Работы нет (была фирма, да развалилась). В плюсе не так уж много: потрепанный, но выживший оптимизм, оставшаяся от родителей квартира, дача, машина, несколько друзей, немного денег. Слава Богу, хоть что-то осталось после того, как все ухнуло в пропасть после непродолжительной агонии, лопнуло, как мыльный пузырь. Деньги, как песок в кулаке, текут между пальцев, и это продолжается уже год. Уже год я делаю вид, что ищу работу. Об этом знают все знакомые и друзья, в этом уверен я сам, и только вот этот, в зеркале, ехидно щурится, потому что знает то, в чем я сам не могу себе признаться: мне нравится это барственное ничегонеделанье, мне нравятся кутежи с подругами, мне нравятся застольные беседы с друзьями, мне нравится это настоящее без будущего. Единственное, что тревожит, это то, что деньги с неотвратимостью надвигающегося локомотива кончаются и могут раздавить меня.
3.
Я, по-прежнему, видел только идущего впереди. Мы шли долго, наверное, несколько дней. Мы не останавливались, но я не чувствовал ни усталости, ни времени. Неожиданно лес расступился, и я увидел их всех. Сразу и быстро, как смена декораций, наступила ночь. Я стоял посреди большой поляны, освещенной костром, а вокруг стояли они.
Я стоял спокойно, как в зрительном зале, и почему-то чувствовал, что мне ничто не угрожает. Напряжение спало, будто я, наконец, освободился и достиг цели. Взошла полная луна и высветила всю сцену.
В центре поляны высился столб, увенчанный большой черной маской, делавшей его похожим на рогатое древнее божество. На возвышении, напротив столба, неподвижно сидел черный человек в грубой деревянной маске с прорезями для глаз и рта. Маска красным пятном выделялась в темноте, белой краской были обведены глаза и рот, черной – брови. Из-под маски на плечи спускались желтой гривой не то волосы, не то солома. Остальные тоже были в масках. Они стояли вокруг костра, их было человек двадцать, одни мужчины. Отблески костра выхватывали из темноты черные полуобнаженные тела, разрисованные белой краской на груди, и маски вместо лиц: черные, красные, серые, все разные – рогатые, добрые, злые, грустные, смеющиеся.
За их спинами я разглядел несколько одинаковых хижин. В глиняных круглых стенах беззубым ртом чернел вход, сверху шатер из соломы. С трех сторон поляну окружал лес, с четвертой – серебрилась в лунном свете вода, наверное, озеро.
В воздухе разливались теплые, пряные запахи ночи. Я никогда здесь не был, я не знал, что это за место и где это, но я почему-то был уверен, что это Африка.
Потом, будто по какому-то негласному сигналу, всё пришло в движение. Черные люди и красные, черные и серые маски, белые раскрашенные зигзаги на блестевших от пота телах, развивающиеся на шее ожерелья из зубов и ракушек и вздрагивающие в такт руки, – всё это, как в театре теней, завертелось вокруг костра. Под ускоряющиеся перестуки тамтамов, нарастающих, как учащенное дыхание во время полового акта, у меня закружилась голова, и кровь застучала, как в барабан, в ушах и висках.
Вдруг всё замерло, как бы на полуслове, также неожиданно, как и началось. Мелькающие тени застыли, как фигурки в резко остановившейся карусели. Дикий танец закончился.
Я понимал, что надо ждать продолжения. Не стали бы меня вести так далеко, через джунгли, только для того, чтобы показать эти полночные пляски у костра. Я не ошибся: крепкие пальцы схватили меня за руки с двух сторон и повели к возвышению. Всё совершалось в молчании, и я ощущал себя случайным зрителем, которому вдруг дали главную роль в немом кино. Красная маска и желтая грива не шелохнулись. Черный человек сидел неподвижно, как изваяние. Я разглядел у него на груди белое длинное ожерелье, унизанное острыми зубами какого-то хищника. Из-под ожерелья вдруг выскользнула длинная черная рука и поднесла к моим губам большую чашку без ручек, похожую на пиалу. Не испытывая ни страха, ни желания сопротивляться, я взял чашку обеими руками и выпил. Жидкость была теплая, густая и чуть горьковатая. Я выпил до дна и стал ждать. Приятное тепло разливалось по телу. Будто влажная губка коснулась лба и стерла из памяти все заботы, все тревоги, весь страх, всё лишнее и ненужное. Никогда не испытываемое с такой полнотой умиротворение и согласие заполонило разум. Чьи-то пальцы стягивали с меня рубашку, но мое тело уже отделилось от сознания и не принадлежало мне. Черная рука, протянувшая мне чашку, превратилась в толстую черную змею, раскачивающуюся перед моим лицом. Немигающий холодный взгляд уставился мне прямо в глаза. Пасть широко раскрылась и угрожающе зашипела. Два острых зуба нацелились мне в лицо. Змея сделала стойку, а потом резкий рывок в правую грудь. Я почувствовал острую боль и провалился в темноту.
Я открыл глаза и увидел, что стою на чьих-то руках, головах и плечах вровень с ритуальным столбом. Я открыл глаза и услышал уже знакомое: «Судгарабайа», «Судгарабайа».
Прямо перед собой я увидел большую черную маску. Пустые глазницы были живыми, брови насуплены, рот, обрамленный толстыми губами, широко открыт и улыбался. На бровях и щеках, как татуировка, были вырезаны продольные и поперечные полосы. Нос был прямой и острый, с широкими крыльями. Как бакенбарды, по обе стороны лица свешивались два получеловеческих-полузвериных профиля. Лоб выпуклый, а вместо волос торчали рога, соединенные наверху поперечной планкой с выщербленными на ней знаками.
4.
Я открыл глаза и прямо перед собой увидел большую черную маску. Пустые глазницы были живыми, брови насуплены, рот, обрамленный толстыми губами, широко открыт и улыбался. На бровях и щеках, как татуировка, были вырезаны продольные и поперечные полосы. Нос был прямой и острый, с широкими крыльями. Как бакенбарды, по обе стороны лица свешивались два получеловеческих-полузвериных профиля. Лоб выпуклый, а вместо волос торчали рога, соединенные наверху поперечной планкой с выщербленными на ней знаками.
Маска висела на стене в моей комнате, напротив кровати. Я привез ее давно, лет пятнадцать тому назад, в те молодые времена, когда жизнь только начиналась и казалась огромной и бесконечной. Я тогда проработал несколько лет в Мали переводчиком и перед отъездом решил купить что-нибудь на память, но не обычную сувенирную поделку, а что-то настоящее, африканское. Я прекрасно помню, как я зашел в какую-то грязную лавку на окраине города и среди пыльной рухляди увидел эту маску. Она мне сразу понравилась своей примитивностью и безобразностью. Я еще спросил у продавца: «Откуда она?» «Из сердца Африки», – с гордостью ответил он. Я так понял, что откуда-то из Центральной Африки. Мы долго торговались, и я купил ее за бесценок.
С тех пор она висела у меня дома, и я давно привык к ней, как к части мебели и интерьера.
Я стоял под душем и уже понемногу забывал этот странный сон, когда почувствовал какой-то дискомфорт в теле, что-то лишнее и мешающее. Я опустил глаза на грудь и провел рукой по коже. На правой груди я увидел свежие выпуклые рубцы, похожие на непонятные знаки.
Глава 2
1
У доктора Алексея Михайловича Коновалова была неприятная манера пристально рассматривать собеседника так, будто он уже знает диагноз и только старается определить, насколько далеко зашла болезнь. Его специальностью была психиатрия, предметом его страсти был человеческий мозг.
На меня он всегда смотрел так, словно болезнь запущена, и лучше не ворошить этот гнойник. Это был мой лучший друг, и знакомы мы были с детства – больше тридцати лет, а в последние годы встречались раз в два-три месяца то у меня, то у него.
– Ну, рассказывай.
После того, как под хорошую закуску выпито по первой рюмке водки, он всегда так начинает разговор, будто принимает очередного больного. У него жизнь давно устоялась: жена, взрослый сын, внучка (сын с семьей живут отдельно), поэтому чаще всего рассказывать приходится мне.
– Ну, рассказывай, – сказал он.
И я рассказал свой сон с начала и до конца, вплоть до того момента, когда я открыл глаза и увидал на стене, напротив кровати, ту самую черную маску.
После того, как мы выпили по четвертой, он сказал:
– Ну и что тут странного? У тебя депрессия, потому что ты уже год не работаешь, а только проедаешь свои деньги.
(Это его любимая нравоучительная тема. Хорошо не сказал: пропиваешь, – но я привык.)
– И потом тебе давно пора найти постоянную женщину. Жить с кем-то, понимаешь? Одиночество ни к чему хорошему не приводит.
(Это его вторая излюбленная тема в отношении меня, но я не обижаюсь.)
– Это все вступление, а где же суть, доктор?
– Суть в том, что ты устал от своей однообразной жизни…
– Менее однообразной, чем у тебя, доктор.
– Ты устал от своей одинокой жизни и мысленно переносишься в то время, когда ты себя чувствовал уверенно: в свою молодость, и туда, где тебе было интересно, – в Африку.
– А маска? Та маска на столбе?
– Ты путаешь причину и следствие. У тебя в комнате много лет на стене висит маска, поэтому она же тебе и приснилась.
– Хорошо. Но я так ясно видел это место: лес, озеро, поляну, хижины. Я же ничего этого в жизни не видал. Ты же помнишь, я тебе рассказывал: мы жили в городе и почти никуда не выезжали. Работа, дом, по дороге домой магазины, вечером – бар, и то не всякий; такие времена были, ты же знаешь. Я и Африки толком не видел.
– Не видел, так слышал, интересовался, представлял. Вот в мозгу и отложилась картинка. Человеческий мозг вообще штука интереснейшая, целый неисследованный мир.
(Всё, сел на своего любимого конька.)
– А это как ты объяснишь?
И я расстегнул рубашку. Свежий шрам набухал на правой груди. Он открыл рот, а потом его закрыл. Я подумал, что он сейчас скажет свое любимое: «Есть много, друг Горацио, такого, чего не снилось нашим мудрецам». Но он даже этого не сказал. Он сидел и смотрел. Наконец, он спросил:
– А ты не мог где-нибудь пораниться?
– И напрочь забыть об этом. Нет, при всём своём однообразии жизни я знаю всё, что со мной происходит, и пока не страдаю провалами памяти.
Он осторожно провел пальцами по шраму.
– Не болит?
Я покачал головой.
– Это скорее не шрам, а какой-то знак, – уже заинтересованно продолжал он. Надо подумать над этим. Может быть, стоит поговорить с африканистами? У меня есть знакомый.
– Нет, только не это. Делать из меня объект для исследований? Уволь. И не рассказывай об этом никому. Хватит и нас двоих, чтобы поломать себе голову.
Он что-то забормотал про возможность теплового эффекта при психологическом воздействии.
– Но причем здесь психологическое воздействие?
А потом добавил:
– Вряд ли это могла быть змея.
Всё закончилось как обычно. Мы выпили две бутылки водки, и я, еще не совсем пьяный, сел в такси и уехал домой.
2.
Взошла полная луна и высветила всю сцену: та же поляна, те же хижины, те же действующие лица.
Никто мне ничего не говорил, но я знал, что отношение ко мне изменилось: я стал одним из них. Я ступал по траве босиком, и голое тело вздыхало каждой клеткой теплую свежесть ночи. На мне была только набедренная повязка и маска на лице. Сквозь прорези я смотрел на костер и чувствовал себя, как никогда, свободно и легко, словно после долгой разлуки вернулся домой. Всё убыстряя темп, били тамтамы, и тело уверенно двигалось вместе со всеми в ритме этих звуков, и я что-то выкрикивал вместе с остальными на непонятном мне языке, и в унисон с ударами барабанов в ожидании неведомого стучало сердце.
Внезапно, как и в прошлый раз, наступила тишина, и всё замерло.
Я остановился напротив ритуального столба и только тогда отчетливо увидел черное женское тело со связанными за спиной руками. Она была очень молода. Жесткие короткие волосы были заплетены в косички. На шее висели бусы из разноцветных стекляшек. Высокая полная грудь торчала сосками вверх. Бедра еще не развитые, узкие, низ живота прикрывал маленький черный пушок. Ноги стройные, сильные. Глаза ее были закрыты. Я очень четко увидел капельку пота, стекающую по левой груди. Я, не отрываясь, смотрел на длинную прямую бороздку, проложенную каплей, и почему-то думал: если она успеет доползти до соска, всё будет хорошо.
Капелька доползти не успела. Четверо воинов подняли девушку, положили себе на плечи и понесли к берегу озера. Она лежала неестественно прямо, как в столбняке. Все остальные двинулись вслед за ними, и только красная маска сидела на возвышении неподвижно, как мумия, и смотрела им вслед. Жгучее, болезненное любопытство повело мои ноги к озеру. Девушку положили у самого края воды и отступили поодаль. Всё застыло в ожидании.
Легкий прибой колыхал гладь озера, и вода лизала черные ступни девушки. Она лежала спокойно, не открывая глаз. Луна выливала на гладкую поверхность свой мягкий свет. Если бы не напряженное ожидание, я бы, наверное, залюбовался этой тихой лунной ночью на берегу озера. Только сейчас я заметил, насколько оно большое. Лес сжимал его тисками с двух сторон, но оно вырывалось и убегало далеко, насколько хватало глаз.
Мы ждали томительно долго. Но вот вода заволновалась, потемнела и расступилась, освобождая место какой-то черной туши, выходящей наружу. Сначала показалась гладкая спина, как у бегемота, но значительно больше. Потом вынырнула длинная шея, несущая разинутую пасть с острыми кривыми зубами и два маленьких, по сравнению с гигантскими размерами тела, жадных глаза. Шея раскачивалась какое-то время, словно раздумывая, к кому из нас потянуться и кого схватить. Равнодушные глаза рассматривали красные и черные, злые и добрые, смеющиеся и грустные маски, как слон разглядывает кустики под ногами, не зная раздавить их или пройти мимо. Из раскрытой пасти текла зеленая зловонная слюна. Запахло тиной и холодом. Будто устав мотать шеей, чудовище замерло, наклонилось и резко схватило девушку. Как мотылек в руке, черное тело затрепыхалось в зубах, потом затихло. Слюна окрасилась в красный цвет. Словно для того, чтобы продлить кошмар, шея чудовища выпрямилась и замерла. Из-за сжатых челюстей торчали ноги, а мозг отказывался принимать это как реальность; я зажмурил глаза и представил щенка, сжимающего в зубах тряпичную куклу. Громко ухнуло. Я открыл глаза и увидел, как под хлюпанье воды в огромной воронке исчезает голова зверя. Большая волна набежала на берег, отхлынула, и озеро успокоилось.
Я думал, всё кончилось. Но предстояло еще и второе действие. Когда мы вернулись к костру, у столба стояла еще одна девушка. Длинные распущенные волосы прикрывали ее лицо. Руки были бессильно опущены, но не связаны. Тело было красивое и налитое. И она была белой.
Удивительно, как быстро привыкаешь в Африке к тому, что тебя повсюду окружают черные. И как радуешься, когда встречаешь белого человека, неважно, из какой он страны. Особенно, когда встречаешь белую женщину. Тем более, когда это происходит в джунглях – в сердце Африки.
Я невольно сделал шаг навстречу к ней. Двое воинов взяли ее под руки и слегка подтолкнули ко мне. Слава Богу, никто не собирался отдавать ее озерному животному. Я понял, что эта женщина – для меня, что ее отдают мне. Она сделала два неуверенных шага в мою сторону, ноги ее подкосились, и она упала у моих ног. Я подхватил ее на руки и заглянул в глаза. Они были карие, глубокие, зовущие. Волосы откинулись назад и открыли лицо. Оно показалось мне невероятно выразительным и красивым. На таком лице можно, как в книге, читать любые оттенки чувств. Сейчас оно было просто испуганным. Я вспомнил, что на мне маска. Тогда я поставил ее на ноги, снял маску и обнял ее за плечи. Она пахла цветами и травами летней ночи. Мелкая дрожь, сотрясавшая ее тело, утихла, руки обмякли. Она посмотрела мне в глаза и доверчиво прижалась ко мне.
Глава 3
1
На следующий день я встретил ее на московской улице и узнал сразу же.
Я не понимал, что со мной происходит, и что означают эти ночные перемещения на другой конец света: полет фантазии, трансформацию сознания, сон или реальность, – но я ждал ее появления. Еще ни одну женщину в жизни я не ждал с таким нетерпением и страхом: придет или не придет? Будто я назначил ей свидание, не обговорив ни время, ни место, ни город, ни даже страну. И, несмотря на это, я ее ждал. Я был почти уверен, что она вынырнет из сна африканской ночи и материализуется где-то рядом. Это было неправдоподобно, это было нереально, но я ждал и верил в это чудо.
Я брел наугад, куда глаза глядят, и вот она выплыла из солнечного майского дня и шла мне навстречу. Она выделялась из сотен прохожих, как сверкающий на солнце перламутр среди песка. Я остановился и смотрел на нее, не отводя глаз. Я, как в книге, читал на ее лице удивление, вопрос и ожидание. Она шла мне навстречу и улыбалась. Она была такой же, как в моем сне, только волосы были короткие.
– Зачем вы сделали стрижку? – спросил я, когда она подошла совсем близко.
– Откуда вы знаете? – удивилась она. – Я, действительно, только сегодня утром постриглась. Волосы вдруг стали мешать мне. Мы разве знакомы? – спросила она мягко.
– Я вас видел во сне. И держал вас на руках.
Я давно не знакомился с девушками на улице и уже не помнил, что надо говорить в этих случаях. Видимо, я сказал глупость, хотя это была правда. Но она, наверное, не нашла ничего глупого в моих словах, потому что спросила так, словно мы уже давно вели с ней этот разговор:
– Где же это было?
– В Африке, в одну лунную ночь. Вы когда-нибудь бывали в Африке?
– Нет, никогда.
Это было странно. По правде говоря, я думал, что женщина, которую я видел во сне, так же как и я, бывала когда-то в Африке, и в какой-то точке наши сознания или наши подсознания, или наши воспоминания пересеклись. Это казалось несколько притянутым, но, тем не менее, допустимым. Ничего подобного.
– Как вас зовут?
– Ирина.
– Андрей.
– Очень приятно.
Я видел в ее улыбающихся глазах интерес и симпатию и, неожиданно для самого себя, сказал:
– Хотите, я расскажу вам о своем сне и об Африке?
– Очень хочу.
– Давайте пообедаем где-нибудь вместе.
– Сейчас я работаю, а приглашение поужинать принимаю с удовольствием.
Ира работала секретарем в посольстве одной европейской страны. Она закончила тот же институт, что и я, и это сближало нас еще больше.