Остров Марго

– И тебе нужно эту рукопись найти. Здоровское приключение!

В Риткином голосе Марик уловил нотку зависти. Он смотрел на подругу, любуясь скользящими движениями оголённых рук. Как она изменилась за последние месяцы! Ведёт себя по-прежнему, по-девчоночьи, но сколько в ней женского. И длинные волосы, которые отрастила для жизни в матрице шестнадцатого века, ей вполне идут. Раньше короткая стрижка выделяла мягкую угловатость скул и самость серых, неизъяснимых глаз, словно отдельно живущих на лице. А сейчас всё соединилось в цельное и совершенное. Будто и не Ритка перед ним.

– Ну, у тебя тоже много интересного, – Марк кивнул на ткацкий станок.

– Это я для практики. Занималась миниатюрой, глаза заболели, и решила в перерыве освоить шпалеры. В Голландии каждая женщина умела ткать. И тут свои секреты, смотри…

Марик склонился над полотном, разглядывая переплетение нитей.

– Видишь зубчики, где нити разного цвета друг на друга накладываются? – Рита тоже наклонилась над тканью, водя подушечкой указательного пальца по рубчатой поверхности. – Это называется «штриховка». Так в Голландии делали цветовые полутона, для чего требовалось всего шесть цветов. А в других странах, чтобы передать оттенки, нити красили даже в тридцать тонов и вплетали их без наложения, отдельно. Рисунок получался неживой. А когда нить на нить, то живой…

Они соприкоснулись щеками. С нежной девичьей кожи сбежали на Марика солнечные, пьянящие покалывания, голова закружилась, и он обнял свою любимую.

КНИГА ВТОРАЯ. ДА БУДЕТ ДАНО ДОСТОЙНЕЙШЕМУ

Поиск рукописи

Марк стоял, держась за фальшборт судна, и смотрел на вздымающиеся волны Северного моря. Они пугали своей реальностью, хотя были сотканы из скреаченных атомов, как гобелен из крашеных нитей. «Всё здесь искусственное, – внушал себе юный практикант, – помни об этом, чтобы не утонуть!» Но как помнить? Корабль плывёт и плывёт, а ни одной перегородки между локациями до сих пор не ощутилось. Понятно, что здесь не детская песочница, где два шага ступишь и наткнёшься на стенку, а целый креариум, диаметром в 20 километров. Им ведь с Риткой для прохождения практикума предоставили самое большое помещение в ковчеге. Но всё равно стенки должны были уже встретиться, ведь сколько морских миль позади…

Корабль поскрипывал, переваливаясь с бока на бок, а где-то вверху, будто заблудившись в парусах, испуганно кричали чайки. «Появились чайки – берег близко. Скорей бы!» – вздохнул Марк и, сунув руку под одежду, нащупал бархатный мешочек-ладанку, в котором лежал коммуникатор. Издёвка экзаменаторов – ни с кем этот комм не коммуницировал. «А вот бы с Риткой сейчас связаться, услышать её голос! Она уже давно в матрице, ботиху свою прокачивает. Вспоминает ли обо мне?» Пытаясь удерживать равновесие, Марк побрёл на бак, в спокойное местечко среди бочек с селёдкой, куда не заглядывали бегавшие по палубе босые матросы. Вынул из мешочка комм – серебристый металлический стерженёк – и стал водить над ним пальцем, просматривая функционал. Ничего, кроме каталога с географическими картами и краткими энциклопедическими сведениями, он не нашёл. Имелся ещё календарь с высвеченными цифрами «1531|08|27», который использовался для переноса из одного матричного времени в другое, причём «листать» годы, месяцы и дни позволялось только вперёд, но не назад – таковы условия экзамена. «Чтобы ошибочки свои не подчищали, – объяснили студентам на консультации. – Если вы отмотаете календарь назад, то обратно в прошлое не перенесётесь, но сможете наблюдать это прошлое на стереоэкране, отслеживая действия своего ича. Что, кстати, очень вам пригодится».

Перелистнув календарь на две минуты в прошлое, Марик в возникшем трёхмерном изображении увидел бота, сидевшего среди бочек. Это был Маркус Старк – ич для прокачки. Создавая его, Марк оригинальничать не стал, слепил своего двойника, только чуть приукрасил – подбородок сделал потвёрже, плечи пошире. Бот сидел среди бочек какой-то потерянный. Вот он снял с шеи бархатный мешочек и, держа его в руках, стал с отрешённой туповатостью глядеть куда-то за борт.

– Ну и рожа, – вздохнул Марик и, размахнувшись, кинул комм в морские волны. Тот, пролетев метра три, словно намагниченный вернулся назад и завис на уровне груди. Хмыкнув, Марик снова запустил брусочек в море… За этим бессмысленным метанием нетеряемого предмета и застал пассажира капитан судна.

– Как вижу, мастер умирает от скуки, коль взялся скармливать свой завтрак чайкам, – ощерился моряк гнилыми зубами. Как и положено боту, коммуникатора он не увидел, истолковав происходящее по-своему. – Не изволит ли мастер пройти на шкафут? Чем ближе суша, тем суше в глотке, и тем чаще её надо смачивать!

Капитан хохотнул, довольный каламбуром. Тупое выражение на его физиономии Марк поначалу отнёс на счёт недостаточной прокаченности бота, но, похоже, эту куклу такой и запрограммировали. Войдя вслед за хозяином в капитанскую каюту, Марк уселся на скамейку и стал наблюдать, как моряк ловко управляется с бочонком, направляя струю «живой воды» – а именно так переводится с ирландского слово «виски» – в качающиеся вместе со столиком деревянные кружки.

– Рыбу вы зачем к стенке прибили? – полюбопытствовал Марк, кивнув на высушенную змееподобную рыбину, украшавшую стену каюты.

– А что с ней ещё делать? Она же не съедобная, – снова хохотнул ирландец. – Это рыба-король. У всех есть короли – у пчёл, у волков, у людей. И у селёдок тоже есть. Эта ремень-рыба всегда плывёт в голове селёдочного стада и глаза у неё светятся как два алмаза. А на голове у неё, глянь-ка, красноватый выступ – то ли королевская корона, то ли папская митра, что не имеет разницы. Ведь Папа наш благословенный – король всех христиан?

Ирландец испытующе уставился на Марка, но тот никак не отреагировал.

– Я вижу, у тебя ладанка на шее, значит ты добрый католик, – примиряюще продолжил хозяин каюты. – Так выпьем за нашего понтифика Климента, который по праву титулует себя Царствующим во славе, да продлит Всемогущий Создатель его лета и сожжёт в геенне огненной всех еретиков и схизматиков.

Пришлось выпить, показуя свою верность царю царей. К счастью, пирушку прервал звук пушечного выстрела. Выйдя на палубу, путешественник обнаружил, что корабль вошёл в широченное устье реки Шильда и движется меж низких зелёных берегов Зеландии, а впереди, где река сужается, колышется парусами корабельный рейд – весёленький, как цветочная поляна. Стоянка в порту дорогая, вот и устроили здесь гульбище.

Голова от выпитого слегка кружилась, лицо горело, и Марк двинулся к борту, чтобы подставиться водяным брызгам. Там, держась за леер, стоял сухонький старичок с крючковатым носом и круглыми, как у попугая, глазами. Голову его венчала чёрная академическая шапочка с шёлковым позументом. Марк усмехнулся пришедшей на ум догадке, обратился к академику:

– Вы житель Нидерландов?

– Да, я возвращаюсь в Лувен. Бывали там? На славных берегах речушки Диль, которая впадает в реку Рюпель и далее несёт свои чистые воды в великую реку Шильда, стоит Лувенский университет…

– Антверпен хорошо знаешь? – прервал его Марк.

– Да… э-э…

– Сегодня в Антверпене открывается товарная биржа. Что ты знаешь про биржу? Коротко. Основные факты.

Академик почти не изменился в лице, только пуговичные его глазки вдруг поблекли, он и вправду стал походить на попугая. Размеренно, с чёткой дикцией бот произнёс:

– Слово «биржа» произошло от фамилии купца Ван дер Бурсе, чья контора в городе Брюгге…

– Стоп, я спросил конкретно о бирже в Антверпене. Отвечай!

– Э-э… спустя несколько лет после появления биржи в Брюгге, такая же биржа открылась в Антверпене, который с XII века и до 1572-го года был самым богатым торговом городом Северной Европы. Здесь товарная биржа стала первым в истории центром международной торговли и финансовых операций с векселями, государственными процентными займами и другими ценными бумагами, также она стала устанавливать биржевый курс различных валют. С появлением Антверпенской Биржи начался процесс глобализации мировой экономики…

– Очень хорошо, молодец, – приободрил его Марк. Подвох с куклами на этом корабле он почувствовал ещё в каюте капитана. Тот слишком уж настойчиво втюхивал пассажиру информацию о религиозном конфликте, явно предупреждая, как вести себя в накалённых до предела Нидерландах: с католиком будь католиком, с протестантом коси под протестанта, а лучше всего вообще молчи, чтобы не ввязаться в кровавые разборки. Объяснял ирландец так обстоятельно, словно собеседник свалился с Луны и ничего не знал об окружающей действительности. Явно здесь, на входе в матрицу, экзаменаторы устроили что-то вроде предбанника, где студент мог бы адаптироваться к новой обстановке и получить подсказки от гидов-проводников.

– Достаточно, – Марк остановил словоизлияние проводника. – Я, собственно, хотел узнать, как дойти до этой самой Биржи.

– О, это просто! Биржу вы найдёте в центре города, на улице Меир, которая начинается за собором Антверпенской Богоматери. А святой храм найти легко, он виден отовсюду, – старичок поднял руку, указуя вперёд. На горизонте и вправду виднелись башни собора – две спички, торчащие над крышами домов. Антверпен был как на ладони, поскольку стоял на плоской, как блин, земле, чьи низкие берега почти сливались с уровнем моря.

– Нидер ланд, низкая земля, – раздался за спиной хрипловатый голос капитана. – Она как дырявая лодка в открытом море, из неё постоянно нужно выкачивать воду. Дамбы, запруды, каналы, шлюзы… «И сказал Бог: да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды. И создал Бог твердь, и отделил воду». А про это болото забыл.

– Вы изволите цитировать из первой главы Бытия? – вскинул острый подбородок академик. – Вы ошибаетесь, там сказано не про воду.

– То есть как? Написано: твердь посреди воды.

– И далее написано: «И назвал Бог твердь небом». А про воду и сушу говорится в следующем стихе: «И сказал Бог: да соберётся вода, которая под небом, в одно место, и да явится суша. И стало так. И назвал Бог сушу землёю, а собрание вод назвал морями».

– Так ты утверждаешь, что Библия лжёт, называя воду водой? – набычился капитан, сверля глазами старикашку. Тот, поджав губы, стал выговаривать менторским тоном:

– В первом случае водой иносказательно называется хаос, текучий как вода и не имеющий формы. Вот в этом хаосе и была устроена твердь, то есть некая гармония, названная в Библии небом. А потом уже из этой гармонии Творец произвёл звёзды, моря, сушу и далее траву, деревья, птиц, рыб и всяких скотов. Ну и потом людей разумных и… не очень разумных.