Остров Марго

– Это он про механические часы, с пружиной. Их вручную заводили.

– Час от часу не легче! Неужели он такой старый?

– Давай посмотрим, что получится. Отказаться всегда можно.

* * *

С охотничьим луком сразу же не заладилось. Григорий Степанович пытался сначала сделать его из молодой берёзки, затем перешёл на ивовые прутья – и лук получался то слишком тугим для восьмилетнего мальчика, то очень уж слабеньким, выпущенная из него стрела падала в двух шагах.

– Тебе подрасти бы надо, силушку нагулять, – вздохнул старик. – Жаль, деревья напрасно попортил.

– Деда, нас никто не заругает, никто же не видел, как ты их рубил.

– Да уж, не видел! Аргус всегда бдит, работа у него такая.

– Кто, деда?

– Аргус, великан. У него тысяча глаз спереди и сзади. Не слышал про него? Аргус охранял одну девицу, которую Зевс превратил в корову, и никто подступиться к ней не мог. Потому что он охранял даже во сне – одни глаза у него закрывались, а другие открывались.

– А сейчас он нас охраняет?

– Типа того. Я же про кибера говорю. Он страж нашего ковчега, людские тушки бережёт и за всем приглядывает.

– А-а, деда, ты про Кузю говоришь! Он совсем не злой! Только непонятный. А твой великан – он из сказки?

– Да, была такая греческая сказка.

– И великана победили? Корова снова человеком стала?

– Всё закончилось хорошо, Гермес отрезал голову Аргусу и освободил Ио. Правда, потом за этой девицей привидение бегало – в личине многоглазой собаки… Слушай, а может нам лучше модельки делать?

– Какие модельки?

– А вот у вас в гостиной модель парусного корабля висит. Сделаем такую и по озеру будем пускать.

– Здорово! Деда, а давай твой корабль сделаем, космический. Сядем в него и улетим отсюда.

– Настоящий у нас не получится, только игрушечный. А так-то я на разных летал… Эй, Аргуша, покажи-ка, в двухмерной проекции, – обратился дед к невидимому киберу. Тотчас в воздухе возникли рисунки трёх космических кораблей. Марчика они не впечатлили – какие-то бублики, проткнутые спицами.

– Да, парусник у твоего папы покрасивше будет, – угадал дед мысли мальчика. – Тогда вот что, давай соберём модель ковчега, в котором живём. Это ведь тоже космический корабль, только большой. Сделаем стенки его прозрачными, чтобы все палубы и отсеки были видны. Получится интересно и с пользой. Как тебе? Только сначала надо чертёж составить, а для этого – по ковчегу пройтись.

Следующим утром Григорий Степанович привёл мальчика к центральному транспортному колодцу, там экскурсия и началась.

– Итак, граждане, сейчас мы находимся на самой верхней палубе ковчега «Назарет», – подражая кому-то, деланным голосом заговорил старик. И пояснил: – Ну, если верхом считать тупой конец яйца, а его низом – острый конец.

– А почему яйца, деда?

– Потому что наш корабль, ковчег то есть, имеет форму яйца. Вообще, Маркуша, ковчегов в космосе очень много. Их строили после войны разные коммуны, и каждая заказывала эоскомпьютеру скреатить что-то своё, особенное. Наши решили, что лучше яйца ничего нет. Какая самая идеальная форма, знаешь? Это шар! Потому что у него самый большой объём, в его нутро больше всего впихнуть можно – это я тебе как математик говорю. А если шар растянуть по закону золотого сечения, в соотношении вертикали и горизонтали 8 к 5, то яйцо и получим. Такое соотношение «числом Бога» называется. А ещё, если по христиански, то яйцо – это символ возрождения жизни. У нас же коммуна споначалу христианской была, и вот построили десять ковчегов как десять пасхальных яиц в небесной корзине, и что-то ещё красивое говорили, не помню. Сейчас-то корзинка не полная, из десяти ковчегов у нас осталось только семь – три переметнулись в другие коммуны, к нехристям, так сказать, короче, к мумми…

Григорий Степанович замолчал, теребя пальцем бороду, потом вскинулся:

– О чём это я? А, да! Условно говоря, мы сейчас в верхушке яйца. А размеры яйца такие: длинна – 30 километров, ширина – 19 с половиной. Внутри яйцо поделено на ярусы, их всего шесть и они разной высоты – в 3 и 6 километров. На высоте потолков никто не экономил, все хотели, чтобы над головой было настоящее небо, с облаками. Первый ярус, верхушка – это дендрарий, где мы стоим. Ниже – верхняя жилая палуба. Под ним – креариум, и далее нижняя жилая палуба, технический ярус и обсерватория, которая занимает нижний, «острый» конец яйца. Всё пешочком обойти мы, конечно, не сможем, но на каждой палубе побываем. Вперёд!

Дед, взяв за руку мальчонку, ступил в центр транспортного колодца, и оба ухнули вниз. Марчик едва заметил, как они пролетели три километра в трубе с туманными стенками и оказались на площадке, от которой в разные стороны тянулись движущиеся дорожки. Вверху сияло искусственное солнце – точно такое же, как и в дендрарии.

– На всех ярусах смена дня и ночи одинаковая, единое время, чтобы люди не путались, – пояснял Григорий Степанович, когда дорожка несла их мимо зелёных садов, среди которых виднелись крыши дворцов и разных диковинных сооружений.

– Деда, а где люди?

– Ты имеешь в виду, где даблы? Сами-то люди в холодильнике лежат, а даблы их шастают по всему космосу, сигая туда-сюда через Эос. Ковчег нашему брату уже опостылел, сколько уж в нём торчим, вот и креатятся на разных планетах, астероидах, чем-то там занимаются. Хороших планет, какой была Земля, не так уж много, поэтому люди приспосабливают свои даблы к разной силе тяжести, к ядовитой атмосфере и живут там в нечеловеческом обличии. Прям монстры, тьфу! А нашим вера запрещает менять форму тела. Каким создал Бог, таким и живи. Вот я говорил тебе про «число Бога», про золотое сечение. Мы же по нему скроены. Если измерить тебя или меня от макушки до пупа, а потом от пупа до пяток, то будет соотношение 5 к 8. То же самое соотношение между частями рук, ног, пальцев, а также на лице. Везде «число Бога».

– Деда, а мы что, Боги?

– Ну, типа его сыновья. Я в этих делах не силён, Маркуша, не буду врать, пусть лучше попы тебе всё расскажут.

С дорожки они сошли у первого же попавшегося колодца, и с жилой палубы спустились на следующую палубу, в креариум. Оказались на площадке, нависавшей над пропастью. Вокруг расстилался грандиозный мир вздыбленных к небу горных хребтов. И небо здесь тоже было огромное, Марчик это сразу почувствовал. Он стоял, задрав голову вверх, и словно летел туда, к слоистым невесомым облакам.

– Просторно, да? – старик улыбался. – Здесь ярус повыше жилого, высота его шесть километров. Почему именно шесть? Это нижняя граница для самых верхних – перистых облаков, так что небо здесь почти земное, со всеми облачными слоями.

– Вон там что летит, деда?

– Где? У меня зрение-то стариковское… Да это же дельтаплан! Развлекается кто-то. По сути, креариум и предназначен для развлечений. В нём можно креатить самые разные ландшафты, свои мирки, благо места много – диаметр почти в двадцать километров. Это самая большая палуба в ковчеге.

– А мы тоже полетаем?

– Не сейчас. Не будем человеку мешать, видишь, он тут Гималаи накреатил, с этих гор с дельтапланом и прыгает. Он в дабле, ему можно, а мы тут головы свернём. Поехали дальше.

Марчик глянул напоследок на горные хребты, уходившие за горизонт. Было понятно, что они нарисованные. Рядом горы настоящие, а там вдали – мультяшные. Как он понял это? Да видно же, что ненастоящие!

Следующая палуба была снова жилая – сады, дворцы с бассейнами, уютные домики. Затем спустились в технический ярус. Марчик схватился за рукав деда – низкий серый потолок давил на него. Григорий Степанович подхватил мальчика, и движущаяся дорожка с огромной скоростью понесла их куда-то по лабиринту транспортных сообщений.

– Сейчас мы едем в самый центр технического уровня, в святая святых, – с некоторой ноткой торжественности объявил старик. – Там в огромном шаре, как в желтке яйца, спрятано самое ценное – консерварий со стазис-ячейками, проще говоря, холодильник, в котором люди лежат. И там же находятся электронные мозги кибера, нашего хранителя. Он отвечает за жизнедеятельность как консервария, так и всего ковчега. Ты его знаешь, он тебе сказки рассказывает.

– Там Кузя?! Вот здорово! Мы к нему в гости пойдём?

– Попробуем.

– А он великан?

– Ну да, огроменный до неприличия. Это целый завод с системами охлаждения и изоляции от квантовых шумов, с роботами, которые всё это чинят, и роботами, которые чинят роботов. Короче, старый хлам. Но работает сверхнадёжно.

Старик и мальчик сошли с дорожки в обширном холле перед высоким порталом. Сделали несколько шагов…

– Проход закрыт, – вдруг раздался голос.

– Тьфу ты, ёкарный бабай, напугал, – чертыхнулся дед. – Аргус, этот мальчик со мной.

– У него нет ячейки. Проход закрыт.

Степаныч спорить не стал, виновато глянул на Марчика:

– Вот же, старый пень, не подумал. Придётся возвращаться…

Марчик чуть не расплакался – так хотелось увидеть Кузю!

– Киба боится, что я у него что-то сломаю?

– В ковчеге ничто не ломается, – ответил дед и вдруг оживился: – А ведь идея! Раз уж мы здесь, покажу тебе это самое «ничто», которое никогда не ломается.

Снова они куда-то двигались в лабиринте переходов с голыми металлическими стенами. Наконец остановились в узком длинном коридорчике. Дед показал на стену:

– Это внешняя обшивка ковчега, за ней уже космос. Она двуслойная, состоит из толстой керамической брони и тонкой оболочки, которая тоньше скорлупы. Как думаешь, какая броня крепче?

Не дождавшись ответа, Степаныч плюнул на пол, и тут же из пола вынырнуло блюдце, мигающее красным предупредительным светом.

– Принеси-ка, братец, униключ, – скомандовал старый космолётчик. Робот-уборщик скользнул обратно в пол и вернулся с блестящим металлическим прутом. Дед поднёс его к обшивке, на которой засветилась сетка из квадратов, провёл по стыкам, и одна из панелей отвалилась. На её месте зияла тьма. Марчик сразу почувствовал, что там ничего нет. Дед сунул в пустоту стержень, и он исчез.

– Вот из чего состоит вторая броня. Её никакой метеорит, никакая бомба не порушит. Можно засунуть туда все планеты, все звёзды, всю вселенную – и ноль реакции.

– Деда, а откуда взяли это ничто?

– Да уж всяко не из нашего космоса, в нём-то ничто нету. А откуда взяли… пёс его знает. Ковчег строили, когда уже открыли Эос и появился эоскомпьютер, который называют абсолютным компьютером – память его не имеет пределов, потому что сам Эос бесконечен. Вот с помощью этого внешника и конструировали. Его спрашивали, а он выдавал формулы, разные решения, которые были не понятны, но работали. С этим и живём…

Старый космолётчик приладил панель на место, и они отправились к ближайшему колодцу. На последней палубе, в обсерватории, смотреть было нечего – огромный пустой зал с белыми сводами.

– Здесь, можно звёздами любоваться, но сейчас прозрачный купол экранирован. Знаешь что, поехали в мой отсек, перекусим. Что-то устал я кузнечиком прыгать.

Жилище Григория Степановича находилось прямо над техническим ярусом, на нижней жилой палубе. Пока Марчик осматривался – в «каюте» было много всяких железяк, в том числе в углу рядом с беговой дорожкой стоял странный велосипед без колёс, – хозяин включил пищевой креатор и, тут же забыв о нём, стал возиться со стеклянными банками, в которых колыхались белёсые слоистые лепёшки.

– Кисленького хочешь? – спросил он мальчика. – Это чайный гриб, полезная штука. В нём есть кислоты и липиды, которые дают долголетие, а тебе для роста хорошо – липиды отвечают за строительство клеток.

Марчику вспомнилось, что папа называл деда Грибом. Может потому, что дед был такой же дряблый, с бесцветной кожей, как эта лепёшка в банке? Пить «кисленькое» мальчик отказался.

– Напрасно, гриб-то настоящий, живой. А вот котлеты – из креатора, в них мясо синтетическое. Эх, кролика мы так и не пожарили на костре… Слушай, Маркуш, а зачем мы с луками мучились? Давай арбалеты сделаем, твоих силёнок вполне хватит из самострела выстрелить. Точно! Завтра же и займёмся.

– Деда, а модель мы делать будем?

– Да ну её. Ковчег ты в натуре увидел, где какая палуба знаешь. Зачем тебе моделька…

* * *

– Кузя, что такое ёкарный бабай? Это злой домовой?

– «Ёк ханэ бабай» можно перевести с татарского языка как «умри, старик». Это самое страшное ругательство у вас, вечников. Вообще, слово «старик» считается неприличным. Никогда не говори такого, Маркус.

– Хорошо, Кузя. А что такое Эос?

– Ты уже спрашивал. Тебе рано знать. Но могу объяснить на уровне твоего развития: это волшебный лес, который ты можешь придумать и заблудиться в нём.

– Если я сам придумаю, то почему заблужусь? Это же мой лес.

– Не совсем твой. Тебе рано знать. Вот слушай сказку. Наступила зима, выпало много снега. Рядом с родительской избой построил Маркушка собственный домик, из снега его вылепил.

– Это про меня сказка? Вот здорово!

– Писатель Толстой написал про Петю*, но ты представь, что это о тебе. Слушай дальше. Наутро Маркушка залез в свой снежный дом и слышит – хрустнул снег, потом сбоку из стенки вылез небольшого роста мужичок-старичок с рыжей бородой…

(* сноска: Сказка Алексея Толстого «Снежный дом»)

– Ага, Кузя, ты сказал «старичок»!

– В сказках это не ругательство. Мужичок был домовым, и он поселился в снежном домике, потому что в избе ему душно показалось. Он сразу уснул и проспал всю зиму, но перед этим вылепил из снега девочку, чтобы Маркушке скучно не было. Девочка говорит: «Давай в представлёныши играть».

«Давай, – отвечает Маркушка. – А это как? Чего-то боязно».

«А ты, Маркуша, представляй, будто на тебе красная шёлковая рубашка, ты на лавке сидишь и около крендель».

«Вижу», – говорит Маркушка, и потянулся за кренделем. Потом представили они, что пошли в лес по грибы. Ой, сколько там грибов! «А есть их можно? – спрашивает Маркушка. – Они не поганые, представленные-то грибы?» Отвечает девочка: «Есть можно».

Так играли они каждый день, и где только не побывали, придумывая себе разное. Наступила весна, начал Маркушкин домик таять. Заплакал Маркушка: не будет теперь представлёнышей! Тут появилась девочка и говорит: «Глупый ты. Весна идёт, она лучше всяких представлёнышей!» И побежали они в лесную чащу играть, только не в представлёныши, а в настоящие игры. Хорошо им было…

А теперь засыпай, Маркус. Во сне у тебя будут представлёныши, и постарайся подчинить их, чтобы они тебе повиновались. А если не сможешь, то просто запоминай их, чтобы мне рассказать.

– Угу, – прошептал засыпающий ребёнок, погружаясь в изумрудное сиянье сказочного леса.

* * *

– А мы в кроликов не превратимся?

– Почему мы должны в кроликов превращаться? – удивился Григорий Степанович.

– Они будут внутри нас, когда мы их скушаем.

Предстоящее съедение настоящего, мыслящего существа Марчика интриговало и слегка пугало. Совсем иначе отнеслась к этому мама. Она была в ярости. Саму идею охоты Елена Петровна хоть и с трудом, но приняла: да, это будет хороший для мальчика урок существимости. Ведь чтобы осознавать реальность бытия, нужно хотя бы раз увидеть реальность смерти. Но жарить мясо на костре, а потом его глотать…

– Ленусь, нельзя быть такой половинчатой, – встал на сторону деда Сергей Николаевич. – Если по-настоящему, то и должно быть по-настоящему.

– Ты не понимаешь. Он собирается и тушку освежёвывать при ребёнке, кишки выпускать. А мясо – ты знаешь, сколько бывает болезней у животных?!

– Но ты же сама кроликами занимаешься, они ведь не больные?

– Не больные. Но Марчик же ребёнок!

– Я давно понял, что есть три вида логики – дедуктивная, индуктивная и женская.

– А также модальная, конструктивная, релевантная, интуиционистская. Серёж, не смейся надо мной, я тоже учёный, причём имею дело не с физическими теориями, а с самой физикой жизни. Марчик очень ещё мал, и тут риск недопустим.

– Кто же спорит, ты признанный учёный, – обнял жену Сергей Николаевич. – Но в тебе сейчас говорит не биолог, а биологическая мать. Инстинкты бушуют. Давай доверимся Степанычу, иначе зачем приглашали его в учителя?

На этот раз с оружием всё получилось. Целую неделю дед с пареньком пилили, строгали, сверлили – и вот два деревянных арбалета с хитрыми механизмами для натягивания тетевы. Стрелять Марчику понравилось: нажимаешь на курок, цевьё, как живое, вздрагивает, и в даль срывается железная стрела – летит вихлясто с нетерпеливой дрожью, вся устремлённая в желанную цель. Чпок – и, вонзившись в дерево, радостно звенит.

Пришла пора отправиться на промысел. Григорий Степанович сам оделся и Марчика экипировал в необычный костюм зелёного цвета с пятнами. «Это для незаметности», – объяснил он. С собой был взят рюкзак, куда сложили палатку, спальники, запасные стрелы и суточный продуктовый паёк.

– Надеюсь, сами там прокормимся, но к зайчатине так или иначе нужны соль, хлеб, чай, – деловито сообщил дед.

Добравшись до заказника, охотники разбили палатку на берегу небольшого пруда. Стал накрапывать дождь – в расчётное время, как и запрограммировал дед. Внутри палатки, по которой барабанили тяжёлые капли, было уютно. Согнувшись в три погибели, Степаныч раскладывал спальные мешки. Бросил через плечо:

– Маркуша, обойди вокруг, может, мы чего забыли на улице.

– Деда, там же дождик!

– Посмотри в рюкзаке плащ-палатку.

Облачившись в пятнистую накидку, Марчик расстегнул молнию, выглянул наружу и встретился со взглядом кролика. На усах его блестели бисеринки воды, круглые шоколадного цвета глаза тоже казались мокрыми, словно камешки, вынутые со дна пруда. В этих глазах ребёнок не уловил ничего – ни любопытства, ни страха. Он протянул руку, и животное отпрыгнуло в сторону. Юркнув обратно в палатку, Марчик прошептал деду:

– Они здесь! Деда, давай арбалет!

– Погоди, – Степаныч зачем-то взял в руки ножик и полез «на улицу». Вокруг палатки там и сям из травы торчали серые уши. Один из кроликов ткнулся носом в сапог деда и, переваливаясь с боку на бок, поковылял ко входу в палатку.

– Египетская сила! – старик был ошарашен. – Они же нас не боятся.

– Деда, мы будем в них стрелять?

– Как же стрелять, если их руками ловить можно?!

– А может их испугать, чтобы они от нас убегали?

Дед провёл рукой по своим слипшимся на голове волосикам, по мокрому лицу – проморгался и вздохнул:

– Это смешно. Извини, Маркуша, старого дурака. Не подумал. Их тут гоняют лисы-боты, а человека-то они никогда не видели.

Переждав дождик, охотники собрали своё снаряжение и двинулись обратно к кару.

– Деда, а кролики совсем как боты. Какие-то они глупые.

– Ну да, поэтому и не сдохли вместе с остальным зверьём, – рассеянно ответил старик, думая о чём-то своём.

В следующий день, сославшись на недомогание, Григорий Степанович не пришёл заниматься с ребёнком. Не пришёл он и в другие дни. Марчик остался один. Он не скучал – у него были арбалет со стрелами, походная палатка со спальным мешком и огромный мир, который делился на шесть палуб и бесчисленное количество отсеков.

Сначала Марчик просто катался в транспортном колодце. В прошлый раз он не заметил, а теперь обнаружил, что сразу под техническим ярусом верх и низ меняются местами, так что лифт летел уже вверх, к обсерватории, а не вниз. Переворот вверх тормашками в колодце длился какие-то секунды, но невесомость при этом чувствовалась. Это было как на качелях, у-ух! Наигравшись, мальчик стал исследовать палубы ковчега. На жилых уровнях было не интересно, там кругом стояли защитные поля, охранявшие частные владения. Обсерватория тоже не привлекла, она была совершенно пустой, с забелённым куполом. А креауриум оказался занятым – Марчик заметил парус чьей-то лодки на озере, что разрушало все фантазии о затерянном мире. Поэтому малыш взялся «открывать» технический ярус.

Место для базового лагеря нашлось не сразу. Сначала Марчик исследовал главные коридоры, затем взялся за их ответвления, которых было множество – круглые и щелясто плоские тоннели, словно запутанные кишки, пронизывали весь уровень. Некоторые были очень низкие, так что малышу приходилось ползти на коленках, прилепив светодиод ко лбу. Явно эти лазы предназначались для роботов-ремонтников, что радовало: значит, многоглазый Аргус, как дедушка называл кибера-хранителя, его здесь не увидит. В одном из таких аварийных проходов Марчик и облюбовал местечко. Принёс из дома светильник, запас продуктов и, конечно, арбалет со стрелами. Кто же ходит без оружия по заброшенной планете, оставшейся от инопланетян? Дедушка долго летал в космосе и не смог обнаружить иные миры, а он, космолётчик Марк Старков, стал их первооткрывателем. Опасности и разные тайны здесь на каждом шагу, но он всё преодолеет!

Первым делом надо было защитить базу от проникновения инопланетных чудищ, закрыть вход щитом. Как его добыть? Известно, как! Плюнуть на пол и произнести волшебное заклинание: «А ну-ка, братец, принеси мне униключ». Завладев инструментом, мальчик ушёл подальше, чтобы следы взлома не привели вражеских разведчиков в его штаб, и снял со стены панель. Под ней не было чёрной пустоты, а поблёскивала какая-то металлическая решётка. Сразу же появились «братцы», но малыш успел бросить панель на пол и усесться на неё, нацелив на роботов арбалет. Те покружили вокруг человека и откуда-то приволокли запасную. Было интересно наблюдать за спорой работой «братцев». Спустя время малыш обнаружил, что униключ умеет резать. Синий луч не обжигал руку, а на полу оставлял глубокие борозды. Добыв ещё одну панель, он вырезал два круглых щита и закрыл ими туннельные проходы к базе. Цитадель готова. Теперь можно было взяться и за исследование «планеты».

Долгие часы между завтраком и ужином Марчик пропадал в техярусе. Было в нём много совершенно пустых пространств, словно строители передумали устанавливать здесь механизмы. Или это про запас? Другие залы и закутки напоминали склад забытых вещей. Определять, какое помещение служебное, а какое для общего пользования, было просто: все входы для техперсонала помечались одним и тем же значком – приземистым цилиндриком, из которого вверх на две стороны зонтиком били пунктирные линии. «Родничок с фонтаном», – догадался Марчик. Однажды за прозрачным защитным полем, преградившем вход в какой-то ангар, маленький путешественник увидел силуэты космических кораблей. На их бортах также красовались значки родника с бьющими вверх струями. Наверное, на этих кораблях прилетели сюда с древней Земли жители ковчега. Вот бы туда проникнуть!

Недоступной оказалась и главная цель – обиталище кибера. Марчик ползал по узким кишкам аварийных ходов, но ни один из них не привёл к центру техяруса. Враг хитёр! В этой игре кибер был врагом, к которому надо незаметно подкрасться, прячась от его тысячи глаз. А вечером, перед сном, кибер становился другом – рассказывал сказки. Так и должно быть в игре, где роли меняются в два счёта.

* * *

– Серёж, ты уверен, что Марчик не поранится?

– Это же не топор допотопный, а универсальный ключ, высокая технология. Он режет только неорганику.

Муж и жена сидели в Эосе в беседке, увитой виноградом. Елена почувствовала, что Сергей приоткрылся, и заглянула в его сознание. Муж излучал уверенность.

– Не переживай, – сказал он, – у кибера всё под контролем. Пусть мальчик думает, что он одинёшенек в своих путешествиях по ковчегу, это на пользу существимости.

– Да, и с представлёнышами кибер хорошо придумал. Что ж, доверимся ему. А то Степаныч…

– Да, наш Гриб совсем умом тронулся. Нет бы в дабле куролесил, так ведь свой собственный организм алкоголем разрушает.

– Мне кажется… нельзя, конечно, так говорить…

– Думаешь, он хочет умереть? Дед очень долго живёт, и кто знает, какими будем мы на его месте.

– Мы не будем на его месте, Серёжа. Нас же двое. И у нас есть Марчик.

– Да, конечно, – улыбнулся муж. – Только знаешь, я давно заметил: наш сын одинок. Других детей в ковчеге нет, а ему нужна компания.

– Предлагаешь сделать ему братика? Ну уж нет! Мне этих родов хватило, а инкубаторного ребёнка я не хочу!

– Хорошо, милая. Мы придумаем что-то другое, – он кивнул супруге и подумал о своей работе, о датацентре. На месте беседки с эос-даблом Елены возник зал с высоким куполом, на котором ломко извивались графики и мерцали столбики цифр.

В песочнице

За минувший неполный год Марчик стремительно повзрослел – словно держался за край крыши высокого дома, а потом разжал пальцы, полетел и встал ногами на незнакомую землю. Так он сам во сне увидел. Заметили перемену в мальчике и родители, и многие обитатели ковчега «Назарет», покинувшие свои стазис-камеры за две недели до окончания Великого поста. Марчик был счастлив: мама и папа теперь «настоящие», дома полно гостей, в том числе несколько раз заходил и дед, Григорий Степанович.