Проза жизни или формула счастливого бытия

– По коридору прямо, – не поднимая глаз и продолжая барабанить по клавишам, отрезала та.

Дверь с табличкой "Заместитель директора по работе с населением. Лев Борисович Пичуга" едва приоткрылась, выпуская в коридор миниатюрную старушку. Голову ее покрывал цветастый платок, поверх которого нелепо восседал бесформенный вязаный берет, напоминавший залежалую коровью лепешку. – Умаялся начальник, настрадался… Заснул, бедняга… За всех у Левушки душа болит, – прошептала она сочувственно. – Чутка обожди, дай отдохнуть.

Аделаида Тимуровна ждать не стала. Решительно шагнув в кабинет, она захлопнула за собой дверь. Пятидесятилетний лысоватый мужчина оторвал багровую голову от стола и уставился на нее мутным, заплывшим глазом. Второй глаз еще оставался сомкнутым, а к левой щеке прилип смятый лист формата А4.

– Здесь не психбольница, а серьезное учреждение… Целый день городские сумасшедшие идут и идут… Там на вывеске что написано? "Желтый дом"?

– Нет… "Уютный", – спокойно ответила Аделаида.

– Сразу видно, адекватная женщина, – прохрипел он, отхлебывая из пивной кружки некое подобие "ирландского кофе" по собственному рецепту: семьдесят процентов коньяка, остальное – неважно, хоть чай из пакетика. – Вот послушайте – оторвал лист от лица он и зачитал:

заявление

Прошу принять срочные меры. Мой сосед сушит в подвале картошку, включая огромный вентилятор под моей квартирой от сильного ветра из-под пола срывает обои со стен, сижу под одеялом на диване как на айсберге.

– Что это… Записка из сумасшедшего дома, что ли?

– Весеннее обострение, – констатировала Аделаида с усталой усмешкой.

– Да уж, – протянул он, запуская в воздух бумажный самолетик, сложенный из только что прочитанного заявления гражданки Попковой А. И… Плавно облетев кабинет, он мягко приземлился у ног Аделаиды.

– А слесари у вас, наверно, ко всему привыкшие?

– Пьют как не в себя, каждый день… Здесь полный дурдом, никакое молоко за вредность не спасет… Только горькая, без нее никак, – Лев Борисович осушил кружку одним огромным глотком, словно стараясь выпить разом всю безысходность этого места.

– Можно я разденусь?

– Да пожалуйста, сколько угодно, – пробормотал он, тяжело, но вместе с тем как-то нежно опуская голову на стол, тихо засопев.

– Шарага, а не контора, – зло выплюнула Аделаида и хлопнув дверью, вышла вон.

***

Аделаида Тимуровна пребывала в смятении: все конторы по управлению домами не работали ни в субботу, ни в воскресенье. После трёхчасовой экскурсии по городу она вернулась ни с чем.

Два молодых человека из соседнего подъезда показались ей прощальным подарком перед, возможно, скорым переездом. Это был последний шанс выступить на сцене в родных пенатах.

Надев маску благодушия, она заговорила с ними, как голубка: «Мальчики, милые, умеете ли вы чинить кран? У меня подкапывает, и я буду очень благодарна, если вы мне поможете. Хотите, деньгами, хотите, водочки налью».

Родион, помотал головой, слева направо, а потом наоборот и ответил: «Меня в детстве проклял «черный сантехник». Сколько ни пытался, с сантехникой не подружился. Даже самое простое – шланги для смесителя поменять – не выходит, всё равно где-нибудь да подкапывает.»

Вадим наоборот убедительно заверил Аделаиду Тимуровну: «Я-то на все руки мастер, любую работу по дому могу сделать. Если надо, и оградку на кладбище покрашу».

Аделаида рассмеялась: «Мне оградку пока рано, заржавеет, пока меня ждёт».

Вадим смутился: «Извините, признаю, шутка неудачная. Вы нас с Родькой ещё переживёте».

Родион возразил: «На правах самого молодого, из нас троих я предпочел бы уйти из этого мира самым последним».

Вадим попросил: «Мне бы комнату у вас снять на месяц-два, максимум три. Оплату гарантирую. Правда, Нинка всю зарплату забрала перед тем, как выставить. Придётся до аванса подождать, а кран я бесплатно сделаю, ну, плеснете грамм 150, для настроения».

Аделаида, не веря в свою удачу, поманила Вадима рукой: «Догоняй, только смотри не обмани».

Родион прошептал: «Ты куда? Она же «Ку-Ку,» по квартире голая ходит».

Вадим бросил на прощание: «Уж лучше бабка голая, чем маньяк с кухонным ножом».

***

Наталья Борисовна вышла из подъезда и устало села рядом с Родионом. «Еда в холодильнике, суп горячий на плите», – произнесла она вымученно. Потрепав его по чистой, но лохматой шевелюре, при этом добавив: «Подстричься тебе надо».

Родион ответил, почесав затылок:

– Ты забыла, у меня фобия на стрижки. Спасибо твоему сожителю. Насильно подростка наголо обстричь.

Наталья Борисовна возразила:

–Ну ты вспомнил, когда это было… а потом Коля же офицер, а ты гриву до плеч отпустил. Сколько по-хорошему мы тебя просили голову в порядок привести, а ты упирался. Хотя согласна, непедагогично вышло.

Родион возмутился:

– Прапорщик – это не офицер.

Наталья Борисовна сказала:

– Ты заходи, Коля, всегда тебе рад. Правда, правда.

Родион вздохнул:

– Хватит поддерживать иллюзию большой и дружной семьи, мама. Но за помощь спасибо, я правда ценю.

Мать завелась:

– Хватит мне зубы заговаривать. На работу, когда устроишься?

С работой Артем обещал помочь, ответил Родион. А вон, кстати, и он сам.

– Артем, привет, можно тебя на минутку?

Почти проскочил, грустно подумал я, закрывая дверь такси, и с вожделением смотрю на подъезд.

– Добрый вечер, Родион, Наталья Борисовна, – по возможности бодрым и трезвым голосом ответно поприветствовал я.

–Вот это «видок»,– прокомментировала мой внешний вид Наталья Борисовна.

– У него собственный магазин, – возразил матери Родя.

– Точка по приёму стеклотары? С таким лицом больше никуда не возьмут, —саркастично заметила Наталья Борисовна.

– Вы несколько преувеличиваете масштабы трагедии. Мое сегодняшнее состояние – досадное исключение из правил. Просто я сегодня обрел деда, вернее, он меня. Ну и, разумеется, отметили это эпохальное событие.

– Похоже, всю дедову пенсию пропили. Жил себе старик, горя не знал, пока внучок-алкаш на голову не свалился. Прощай, тихая старость!

– Я не алкаш, я, максимум, пьяница по большим праздникам. Пью исключительно от избытка чувств. А алкоголик – он и в горе, и в радости прикладывается.

–Ох батюшки, да вам всегда в радость, – парировала мать Родиона.

– Считаю дальнейшую дискуссию беспредметной. Разрешите откланяться. С вашего позволения убываю в направлении дома, с целью принять водные процедуры и предаться сну. День выдался, мягко говоря, насыщенным. Родион, завтра в 8:30 у моей машины, – заключил я, резко развернулся и, собрав остатки самообладания, направился к своему подъезду.

***

Чисто выбритый, причесанный и аккуратно одетый Родион ждал у машины.

– Трезв?

– Абсолютно, – уверенно ответил он.

– Садись, по дороге проинструктирую, введу в курс дела. Работа нехитрая, больше руками, мозг может отдохнуть, – начал я. – Придется вспомнить уроки труда.

– Скворечник сколотить?

– Почти. Из пяти старых, рассыпающихся комодов нужно сделать три. Заказ от кафе «Прованс», им для интерьера, покрасят сами, главное, чтоб целые и крепкие. В общем, где-то подклеить, где-то подстругать, где-то ящики местами поменять, ну и зачистить под покраску. Только, чур, без фанатизма, без творческих порывов. Старое дерево – оно с историей, коварное, закружит в вихре опилок, и вместо комода Буратино выйдет. А на говорящую деревянную куклу нынче спроса нет, разучились люди в чудеса верить, подавай им бездушный и молчаливый комод… Правда, есть у меня один знакомый столяр, – задумался я, – с деревом говорящий. Прежде чем операцию какую с доской проделать, обязательно с ней поговорит, погладит, успокоит. Если с норовом – в сторону отложит. Уверяет, что они ему тоже отвечают, иногда попадаются говорливые, про лес, про белок рассказывают. Тридцать лет у станка, а все пальцы на месте, редкость в его профессии.

– Наверняка пьющий, – подметил Родион.

– Трезвый он к станку и не подойдет, – вынужденно согласился я.

– А вообще, Буратино сделать было бы здорово, это даже лучше собаки, —мечтательно выдал Родион, импровизированно вытянув пальцами свой кончик носа, после короткого задумчивого молчания.

– Ты только при Рите такое не ляпни, она на собаках помешана… безоговорочно и навсегда.

– С деревянной живой куклой и выпить, и поговорить можно, а с собакой только монолог, вместо диалога, – продолжал Родька развивать неосуществимую фантазию.

– Горючая жидкость с легко воспламеняющимися материалами – это нарушение техники безопасности, а если твой буратино еще спьяну закурит… Тогда все, можно в мангале хоронить, – шутливо возразил я.

– Только пиво, или красненькое не крепче, – настаивал Родион. – Ликерчика нальешь, а он веточки распустил, ожил, после второй – листочки, а с третьей рюмочки уже цветочки зацвели.

– Тебе живых людей что ли мало?

– Вокруг с кем выпить – много, а по-настоящему живых, с кем не только выпить, но и по душам поговорить можно, – мало. Один я, как на льдине. Вот ты вроде в соседнем подъезде, а как на другой планете. Раньше понятно – жена, игра в семью… Ну, а сейчас все те же дежурные фразы: «Привет, как дела, пятьсот рублей устроит.» Вроде как откупился и побежал по своим важным делам. Ты не подумай, я тебя не виню… Просто мы с тобой раньше как сиамские близнецы, не разлей вода были, море на двоих выпили.

– Просто я остановился, Родь, чтоб не захлебнуться, – с грустью ответил я. – А вообще, ты прав, пора собрать прежнию гвардию, тряхнуть стариной. Предлагаю на майские праздники на природу с ночевкой: костер, палатка, все дела… У деда лодку возьмем. Собирай всех, кто сможет. Но, чур, ты не пьешь!

– Сейчас не дождешься! – скрутив фигу, сунул мне под нос Родя.

– Не отвлекай от дороги! – рявкнул я, с трудом сдерживая раздражение.– Ты же помнишь уговор? Ни капли на работе.

– Удовлетворения от работы – как от каторги, один лишь пот да скрежет зубов и единственная награда в конце пути – праздник.

Но чтобы этот праздник ослепил фейерверком, а не угас жалким бенгальским огоньком, он должен быть редким и неожиданным, как удар грома среди ясного неба. Размазанный по будням, он теряет свою остроту, превращаясь в серую, безвкусную кашу.– парировал я, притормозив у светофора.

– Для нас, профессионалов, подготовка к празднику – это ежедневные тренировки, – бросил Родион, с вызовом посмотрев мне в глаза.

– Сказка о потерянном времени… Неделю в запое, а в памяти – лишь первые мутные полчаса. – ответил я, выдержав взгляд Родиона.

– Зелёный поехали… Зря потерянное время – это когда тебе за полтинник, приковылял в больницу за полчаса до приема, талончик на 12:00, а к врачу попал в полчетвертого. А он тебе в ответ: "Голова болит? Да у всех болит! Давление высокое? Так в вашем возрасте – это нормально! Суставы не гнутся? Вес сбросить надо! Вот вам рецепт, купите таблеток… Следующий!" – Родион расхохотался собственной черной шутке. – Не, я так точно не хочу! Лучше коротко, но ярко, как падающая звезда.