Журавушки

И Ефим Фадеев пожал плечами.

– Я родился в этой деревне, – сказал Павел и обвел рукой окоём. – И мои родители отсюда. Сам говорил, знал моих родителей. Кажется, здесь должна быть моя родина, ан нет. Нет, понимаешь? Долго думал, всяко размышлял, что кровь предков, что родные могилки, но ошибся. Нет у меня этого чувства! Объясни, почему? А, не знаешь?! Вот и я не могу понять. А может, правда, душа зачерствела. Не знаю… Сны замучили про деревню. То детство увижу, то отца, то пацанов, с кем играл, с кем всю округу облазили и везде побывали. Уехал – и словно никогда в деревне не жил. И не только я один, но и другие, кто в город укатил. Уехали, а обратно не возвращаются. Почему, скажи, Ефим Петрович? Почему никто не хочет вернуться в родные места, а сами на каждом углу языками молотят про малую родину, как любят её, как жить без неё не могут. Кого обманывают, скажи? Все стараются себя обмануть, что помнят о своей родине, а на деле… – он вздохнул, а потом стукнул по груди кулаком. – Честно признаюсь, для меня город куда ближе, чем деревня. В командировках бывал, а душа рвалась не в деревню, где отец с матерью жили, а в свой город, в свою холостяцкую квартиру, где мебелишки-то всего ничего, но где каждая мелочь знакома, где каждую половичку по скрипу узнаю. И пусть за окном стены, стены и стены, как ты говоришь, но они для меня роднее, чем колхозные поля, чем этот простор, – и Павел обвел рукой, показывая в темных вечерних сумерках. – И сегодня с утра поехал сюда, а в автобусе заскучал. Суток не прошло, а я места не нахожу. Обратно в город тянет. Как же так, Ефим Петрович? Для меня малая родина – это город, в котором почти всю жизнь прожил. Я ж говорю, что больше скучаю по нему, где каждый камушек знаком, чем по дому, где родился. Так объясни, что же это такое – родина для человека? – Он посмотрел на старика. – Как же так? Может, мне что-нибудь родители в душу не заложили, а? Не знаешь… Вот и я не знаю, но хочу разобраться с душой. Видать, время настало, чтобы свою жизнь по полочкам разложить…

И снова закурил. Задумался, всматриваясь в темные вечерние сумерки.

Ефим Фадеев помалкивал. Сидел, неторопливо посматривая по сторонам, и молчал. Он слушал и пытался все разложить по полочкам, чтобы когда-нибудь вытащить эти листочки памяти и попытаться в них разобраться. А сейчас молчал и сдушал…

– Взять моих братьев, – он снова повернулся к дядьке Ефиму. – Все поразъехались. Страна огромная! И каждый нашел для себя лучшее местечко – и там остался. Некоторые из братьев два-три раза приезжали в отпуск, но всегда раньше сматывались. Недельку поживут и тыщу причин найдут, лишь бы уехать, а другие вообще ни разу носа не показали. Где же у них малая родина? Где то самое место, тот уголочек земли, где они были счастливы? Все только и говорят, что родной дом, любовь к малой родине, а на самом-то деле её не существует. А если и есть, то там, где человеку хорошо. Да, наверное, так и есть! О, сидишь и плечами пожимаешь! Не знаешь, что мне ответить… Получается, что малой родины не существует. Бабкины сказки и не более того, но тогда объясни, почему во сне приходит эта деревня, где я родился, но про которую слышать не хочу? Молчишь… Вот и я не знаю…

Сказал, нахмурился и махнул рукой.

Дядька Ефим сидел на крыльце, сложив мосластые руки на худых коленях. Смотрел на деревню, прислушивался к ночным звукам, а на дворе уже ночь наступила, а они продолжали разговаривать. Ефим сидел, всматривался в ночную тьму, а ночью звуки сильнее доносились. Опять забрехала собака. Скрипнула дверь. Донесся кашель. Кому-то не спится. Тоже вышел на крыльцо, чтобы покурить, а может, просто усядется на ступеньку и начнет о чем-либо думать. О чем? Да обо всем и о жизни – тоже.

Вот как Ефим с Павлом. Сидят в ночи и разговаривают за жизнь. Но почему-то больше Павел говорил, а дядька Ефим слушал, вздергивал кустистые брови, смотрел во тьму, словно хотел что-то рассмотреть и думал. О чем? Наверное, о жизни и малой родине…

А утром, едва рассвело, Павел засобирался в дорогу. Даже не стал завтракать, попрощался с дядькой Ефимом и заторопился на остановку. Он шагал по деревне, больше смотрел под ноги, чем по сторонам. Хотел было свернуть в проулок и подойти к родному дому, но раздумал.

Вчера было сунулся, понахватал репьев, как собака блох. Всё ждал, что в нем пробудится чувство к своей малой родине. Проснётся любовь к дому, где он родился, но не дождался. Чертыхаясь, обобрал с одежды репьи и подался на кладбище, надеясь, что возле могилок душу защемитя, но душа молчала.

Долго бродил между могилками, а потом присел возле березок. Он прислушивался к шепоту листвы, пению мелких птах и взглядом выискивал любую мелочь, лишь бы внутри отозвалось, но душа молчала.

И сейчас шагал в сторону остановки и радовался, что наконец-то вернется домой, в свою квартиру, окна которой выходили на пустынный двор больничного городка. Поставит чайник. Нальет чай в кружку. Возьмет кусок хлеба с маслом. Выйдет на балкон, где стояла табуретка, будет пить чай, а может, начнет перекликаться с одним из соседей, который тоже сидел на балконе.

А Ефим Фадеев вышел на улицу. Посмотрел вслед постояльцу. Пожал плечами. Потом взглянул на редкие дома, видневшиеся там и сям среди берез и черемушника. Задрал голову, когда над ним в вышине разнеслось курлыканье, и увидел журавлей, что кружились над округой. Взглянул – и на душе стало легче. Легче от того, что ему не нужно куда-то мчаться и что-то искать.

Он давно нашел. Нашел и не хочет терять. Ему не нужно уезжать и жить долгие годы где-то на стороне, чтобы понять, что малая родина для него – это место, где родился и вырос.

А еще родина – это черемуха, которая растет под окнами каждой избы и заглядывает в них, а уж расцветет по весне, такой дух от нее, что можно ложкой черпать. И березовые колки, что там и сям разбросаны.

А еще журавушки, которые кружат над ним и курлыкают, словно разговоры разговаривают, когда печально, а когда и радостно. А придет время, и он присоединится к ним…

Это его сосед, Николай, которого уж на свете нет, а его березки, что многие годы сажал в округе, радуют людей, а они называют деревню не Васильевкой, как принято, а скажи любому шоферу – «Поехали в Колины березки», и тот сразу поймет, что нужно ехать в Васильевку.