Лес нас найдет

Хлоя двинулась в сторону темных деревьев.

* * *

Адам увидел это дерево до того, как заметил пещеру.

Оно походило на торчащую из земли кость – голое, изломанное и такое белое, что чуть ли не светилось во тьме. Сначала он подумал, что у него начались глюки, настолько оно отличалось от величественных черных сосен, окружающих его со всех сторон. Ветвей у дерева не было, только корявый ствол, расщепленный наверху на две неравные половинки, похожие на сломанные пальцы.

Он полз долго, целую вечность, чувствуя себя все хуже и хуже. Сначала у него свело мышцы спины между плечами, затем начало крутить живот, потом на него напал озноб, а в голове словно начал сжиматься и разжиматься кулак, и грубые пальцы бесцеремонно скребли его череп и мозг. Все вместе это было чуть ли не хуже, чем боль в раненом колене, распирающая, не перестающая, но не столь адская и пронзительная, как прежде. Посмотрев на свою рану, он обнаружил, что она по-прежнему кровит, хотя уже не так обильно. Это было уже кое-что. Но у него по-прежнему оставалось такое ощущение, будто его вот-вот вырвет или он обделается, а может, и то и другое сразу.

Он полз к этому белому дереву, тараща глаза. Он никогда не видел ничего подобного. Дерево стояло у входа в низкую пещеру, виднеющуюся в скалистом склоне холма, и будто охраняло то, что находилось внутри. Поначалу он думал, что это осина, но у осин имелись ветки и шероховатая бороздчатая кора, а у этого дерева ничего такого не было, оно было совершенно гладким, если не считать крошечных узелков и прожилок, которые Адам смог разглядеть, только когда подполз ближе.

Ему пришло в голову, что это, возможно, кость какого-то древнего слона, торчащая из земли, но, подобравшись ближе, он убедился, что это однозначно дерево, засохшее, может, даже окаменевшее, хотя он не знал, как такое возможно. Он провел ладонью по стволу, чувствуя под окровавленными пальцами золистую сухость и оставляя кровавые следы. На его ладони осталась какая-то белая пыль, кажется, что-то вроде спор.

Он вытер руку о футболку. Это было что-то странное, что-то чуждое, недоброе.

Адам переключил свое внимание на пещеру. В ней наверняка темно и сыро, но там можно переночевать. Впрочем, у него все равно нет других вариантов. Он сунул руку в карман и достал телефон. Во время его схватки с Паркером экран раскололся, куски стекла отваливались от корпуса, но, похоже, фонарик все еще работал. Белый свет ударил ему в лицо, и он направил его внутрь пещеры. Она была не очень глубокой, но в ее задней части имелся поворот, вид которого ему не понравился. Возможно, там прячется какое-то существо, только и ждущее случая прикончить его.

– Эй? Кто здесь? Кто здесь? – закричал он в пещеру; его голос надломился, звуча визгливо, как скрипучая пила, и отразился от сырых мшистых каменных стен в искаженном виде, точно в кривом зеркале: Э-Эй! КтО-О ЗдЕ-Есь… КтО-О здЕ-Есь…

Адам немного подождал, лежа на каменистой земле, борясь с болью и пытаясь собраться с силами, чтобы заползти внутрь.

Когда он снова пополз вперед, каждое движение приносило ему невыносимую боль. Раскаленные угли, жгущие его колено, гнилые зубы, грызущие его живот, источающий жар кулак в черепе, ножи, режущие спину… Ему надо было проползти только несколько футов, но он уже знал, что не сможет доползти до цели. Это было слишком тяжело. Он сделал все, что мог сделать, прополз столько, сколько мог проползти. Он сжег все, что в нем было, добираясь сюда. Он не был таким умным, как Хлоя или Джош, или таким изобретательным, как Паркер. У него отняли все стоящее, что было в нем, и теперь он умрет, умрет прямо здесь.

Его никто не найдет. Он лежит сейчас в своей могиле.

Он повернулся и попытался оглядеться, но телефон выскользнул из его онемевших пальцев, заскользил по каменному полу пещеры, и по ее стенам и потолку заплясали странные искаженные блики. Борясь с болью, Адам потянулся за телефоном, но тот лежал слишком далеко на неровном полу, светя вверх, освещая пещеру, как какой-то холодный белый костер. Что ж, по крайней мере, он не умрет, ничего не видя.

Сзади что-то зашуршало.

Извернувшись, он оглянулся через плечо, но не увидел ничего, кроме того белесого дерева. Все остальное исчезло, будто залитое чернилами или краской. Ему стало еще больше не по себе, и он пошевелился, пытаясь устроиться чуть удобнее. Опустил лицо на холодный гладкий участок каменного пола, и его охватило невыразимое облегчение; возможно, это было самое лучшее чувство, которое он когда-либо испытывал в жизни. На него уже наваливался сон или что-то вроде сна, протягивая к нему из глубины свои толстые, с перетяжками щупальца, которые – он это знал – уже не отпустят его.

Он снова услышал шуршание, на этот раз громче, ближе. Протер глаза грязными окровавленными пальцами, но так ничего и не увидел. Затаив дыхание, попытался застыть, стать таким же неподвижным, как окружающая его ночь. Он не хотел, чтобы некое ужасное невидимое существо убило его. Он совсем не хотел умирать.

Прежде чем отключиться, Адам увидел, как то дерево, похожее на кость, начинает мерцать и склоняться под ветром.

* * *

Используя найденный топор, Паркер нарубил веток и сплел из них что-то вроде полога, который укрепил над землей между деревьями на краю поляны, там, где они росли наиболее близко друг к другу. Этот маленький навес мог защитить его только от самого небольшого дождя, но ничего, под ним вполне можно заночевать, для этого он сгодится. По крайней мере это хилое укрытие оградит его от ветра и холода. А это намного лучше, чем то, что он уготовал для Адама.

Адам… Паркера захлестнула ядовитая волна стыда, смешанного с гневом, когда он остановился и подумал о том, что сделал со своим лучшим другом всего несколько часов назад. Адам не заслуживал, чтобы ему пустили пулю в колено, как бы он себя ни вел и что бы ни говорил. Адам просто пытался помочь, а когда из этого ничего не вышло, разозлился и стал действовать безрассудно. Это можно было понять. А сам он сегодня выстрелил в двух своих друзей, одного убил, а второго оставил умирать. В этой истории плохим парнем был он – Паркер Каннингем. Не просто плохим парнем – мерзавцем. И что бы ни произошло дальше, как бы он сам к этому ни относился, теперь уже ничего не исправишь. Никогда.

Паркер прислонился спиной к дереву и осел вниз, обсыпав могучие плечи измельченной корой. Его зад с тихим стуком ударился о землю, голова запрокинулась, и взгляд уперся в маленький просвет между верхушками деревьев. Там было полно звезд. Он сосредоточился и представил, как парит среди них, затерянный в океане пустоты, усеянном пятнышками далекого белого света. Ему было холодно, он чувствовал себя неприкаянным, дрейфующим в аварийной спасательной капсуле, которую выпустили из большого космического корабля, чья приборная панель не работала, а двигатели давно заглохли. Ему ничего не остается, кроме как дрейфовать в абсолютном мраке и ждать. Ему некуда двигаться, кроме как вперед, куда бы это самое вперед его ни привело.

Наверное, сейчас это означает, что ему нужно поспать. Хотя бы немного. А потом он придумает, что делать дальше.

Встав на четвереньки, он заполз под низкий навес и постарался устроить свое огромное тело в тесном пространстве между навесом и землей. Любому нормальному человеку тут, наверное, было бы вполне удобно, но Паркер чувствовал себя как в гробу. Он подсунул рюкзак под голову; тот был комковатым, мокрым и холодным, но это все-таки было лучше, чем камень или вообще ничего. Черный топор он положил на подстилку из палой хвои рядом со своей головой, чтобы схватить его, если будет нужно.

Завтра он начнет искать своего отца. Его отец где-то здесь, и он найдет его. Теперь времени для этого у него есть сколько угодно.

Висящая на его бедре портативная рация вдруг ожила. Послышался треск радиопомех.

– Паркер, ты меня слышишь?

Он отстегнул рацию от пояса и поднял к лицу, с подозрением глядя на нее прищуренными глазами. Он совсем забыл, что у него есть эта штука и что она включена.

Через секунду красный огонек замигал, в динамике опять послышались помехи, затем раздался все тот же знакомый голос, звонкий, как церковный колокол:

– Парк, это я. Если ты слышишь меня, пожалуйста, ответь.

* * *

Отойдя на достаточное расстояние от поляны, Хлоя села на ствол упавшего дерева и опустила голову, пытаясь дышать, как ее учили. Вдалеке был виден костер Джоша, пылающий в круге из камней и отбрасывающий на деревья пляшущие тени и мерцающий оранжевый свет. Она знала, что, когда заползет в свою маленькую бэушную палатку, ей будет нетрудно заснуть. Наверное, сейчас она бы не проснулась, даже если бы вокруг начался лесной пожар. Изнеможение проникло во все ее мышцы, позвоночник, оно скопилось в ее глазах и затылке. Если она сейчас ляжет на землю, то отключится еще до того, как сделает следующий вдох. Но она не может этого сделать. Пока еще нет.

Сидя в темноте, Хлоя досчитала до ста двадцати, затем отцепила портативную рацию от пояса джинсов и поднесла ее к губам, нажав переговорную кнопку:

– Паркер, ты меня слышишь?

Ничего.

– Парк, это я. Если ты меня слышишь, пожалуйста, ответь.

Опять молчание, полное помех, затем:

– Я тебя слышу.

Хлоя вздохнула, почувствовав невольное облегчение:

– Ты в порядке?

Последовала долгая пауза.

– Вообще-то нет.

– Да, похоже, сейчас это распространенное чувство, – сказала она.

– Как вы, ребята?

– Неважно, Паркер. Совсем неважно.

Последовала еще одна пауза.

– Да уж.

– Где ты сейчас?

– В лесу, – ответил Паркер. – Я не знаю где именно. Я нашел еще одну поляну с кострищем, так что… А вы по-прежнему там?

– Да, большинство из нас. – Ее слова были пропитаны горечью, пропитаны ядом.

– Ты зла на меня?

У Хлои перехватило дыхание. Она фыркнула, не веря своим ушам. Ей даже не надо было думать о том, что сказать, слова уже были здесь и сразу же полились потоком:

– Зла ли я? Да, Паркер, я чертовски зла. Как ты вообще можешь спрашивать меня об этом? Конечно, я зла. Я зла, я напугана, и я так чертовски устала, что мне хочется кричать. И знаешь, никто не может ничего с этим поделать, и менее всего ты. Я понятия не имею, что делать со всем этим дерьмом. Я не знаю, следует ли мне тебя ненавидеть, или жалеть, или и то и другое одновременно, или испытывать к тебе еще какое-то чувство. То, что ты сделал, так ужасно, что я не знаю, как мне надо реагировать. Если честно, я чувствую себя виноватой даже оттого, что вообще говорю с тобой сейчас.

От ярости на коже ее рук плясали электрические разряды, и волоски на них становились дыбом. Высказывать все это было облегчительно и в то же время ужасно. Рация в ее руке казалась Хлое такой маленькой и непрочной, словно, сжав посильнее, ее можно было бы сокрушить в пыль.

– Ты не обязана говорить со мной, если ты этого не хочешь, – сказал Паркер после еще одной паузы.

Мозг Хлои опять пронзил обжигающий гнев.

– Я обязана говорить с тобой, потому что по твоей милости мы все оказались в такой жопе, что, думаю, единственный способ выбраться из этого дерьма – это всем вместе вернуться домой.

– Я не вернусь домой, Хлоя.

– Ты должен вернуться.

– Нет.

– Почему?

– Это сложно.

– Ты уж объясни, сделай милость. Если ты беспокоишься из-за полиции, из-за твоей матери или из-за родителей Нэйта…

– Дело не в этом.

– Тогда скажи мне в чем.

Рация на минуту замолкла.

– Вы нашли Адама?

– Нет… погоди, как это – нашли? Мы услышали еще один выстрел, и все. Он что, тоже убит?

В ее сознании вспыхнула картина: Паркер и Адам стоят друг напротив друга среди деревьев по колено в кустарнике и переплетении лиан, Паркер держит в вытянутой руке револьвер, как и в первый раз, и из затылка Адама вырывается струя крови и мозгов. Она почти что снова услышала, как звучит тот выстрел и отдается жутким эхом от деревьев и неба опять, опять и опять.

– Думаю, нет, – ответил Паркер.

Его звучный, спокойный голос прогнал кошмарную картину. Хлою охватило такое облегчение, что она почувствовала себя предательницей.

– Но ты подстрелил его?

Хлоя услышала, как он вздохнул.

– Я ранил его в ногу. В колено. Когда я видел его в последний раз, он был еще жив. И, вероятно, жив до сих пор.

– Как это милосердно с твоей стороны, – презрительно сказала Хлоя.

– Ты не понимаешь. Он пытался броситься на меня.

– Мне плевать! Нельзя стрелять в людей просто потому, что у тебя есть гребаный револьвер! Это неправильно!

– Я не хотел.

– Это неважно. Ведь ты это сделал.

Еще одна долгая пауза.

– Да.

– Как только мы выберемся отсюда, нам надо будет обратиться в полицию, Паркер. Но ты же и сам это понимаешь, ведь так? Как только мы сможем дозвониться на девять-один-один, мы должны будем это сделать.

– Это хорошая мысль. Вам надо будет это сделать.

Он произнес это без всякого выражения, теперь его голос звучал совершенно бесстрастно, монотонно, без малейшего намека на какие-то чувства. Хлоя не могла понять, оттого ли это, что он устал, или оттого, что он полностью утратил связь с реальностью. В ее груди вспыхнул жар, ощущение было такое, будто сейчас она снова заплачет. Она попыталась подавить его и, встав с упавшего дерева, принялась ходить взад и вперед от одного дерева к другому, надеясь отвлечь себя от рыданий, грозящих накрыть ее.

Тебе нельзя плакать. Только не теперь, не перед ним.

– Ты же понимаешь, что не можешь просто выйти сухим из воды, Паркер. Ты убил Нэйта… и, может быть, Адама тоже. Полиция найдет тебя и заставит ответить за то, что ты натворил.

– Да, скорее всего. В итоге.

– Ты же понимаешь, что ты заслужил то, что они сделают с тобой за все это.

– Да, понимаю.

– Я могу задать тебе один вопрос, чтобы ты ответил мне откровенно? – На миг в ее голосе послышалась дрожь, но она тут же подавила ее.

Последовала долгая пауза, полная шипения радиопомех, затем Паркер сказал:

– Конечно.

– Ты хотя бы жалеешь о том, что выстрелил в него?

– О ком из них ты говоришь?

Господи. К ее горлу опять подступили рыдания, и ей пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы их отогнать.

– Паркер, это не смешно.

– Я вовсе не пытаюсь шутить.

– Тогда что же ты делаешь?

Рация замолчала, и теперь молчание было более полным, чем прежде. Хлоя нажала на переговорную кнопку, хотя уже поняла, что произошло.

– Паркер… Паркер?

Паркер выключил свою рацию. Он оборвал связь.

5

Ники лежала без сна, прислушиваясь к звукам ночного леса, пока Джош спал рядом, тихо похрапывая. Она не могла слышать, что говорит Хлоя, но знала, что та разговаривает, а поскольку Хлоя была не из тех, кто имеет привычку молиться, у нее мог быть только один собеседник. Ники видела, как они открыли упаковку с этими рациями, улыбаясь друг другу заговорщицкими улыбками, которых, как они воображали, никто не заметил. Они двое воздвигли вокруг себя вал, чтобы противостоять реальности, как делали всегда, еще с того времени, когда учились в начальной школе. Как будто не в ногу шагали не они, а весь остальной мир.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Около трех с половиной километров.

2

5 футов = около 152,5 см.