Лес нас найдет

– Я не могу поймать сигнал, – сказал он. – Должен же тут быть хоть какой-то сигнал, ведь мы находимся не так уж далеко от зоны покрытия, тут на телефоне должна быть одна вертикальная полоска уровня сигнала, может быть, даже две. Особенно если речь идет о службе девять-один-один. У операторов связи есть возможности для того, чтобы можно было дозвониться на номер девять-один-один. Это не…

– Мобильная связь пропала еще тогда, когда мы съехали с шоссе, – резко бросила Ники. – Вспомните, как в машине Нэйт пытался…

Хлоя отметила про себя, что она запнулась, произнеся имя погибшего друга.

Ники сердито посмотрела на своего бойфренда, потом на Хлою:

– Вы идете?

Хлоя покачала головой:

– Ники, не делай этого.

Ники сощурила глаза:

– Ему нужна моя помощь. Это же был выстрел, Хлоя. Ты слышала его так же ясно, как я.

Хлоя простерла руки к Ники, надеясь, что та расценит это как примирительный жест:

– В этом-то и суть. Даже если Адам ранен, он умный и крепкий. Возможно, с ним все нормально. Но Паркер ходил в походы в этих местах с тех пор, как был ребенком. Он знает, как надо вести себя в лесу.

Эти слова слетели с ее языка прежде, чем она осознала, что сказала. И в глазах Ники тут же вспыхнула ярость.

– Ты что, шутишь?

– Ники, перестань, – рявкнула Хлоя. – Ты знаешь, что я имею в виду. Поступок Паркера был безумным и ужасным, но ты не можешь отрицать, что он умеет заботиться о себе лучше, чем кто-либо из нас. Мы трое должны держаться вместе. Нам нельзя просто психануть и броситься бежать незнамо куда. Мы ведь даже не знаем, куда они пошли.

– Но что, если он вернется за нами? – Голос Ники был напряжен, как пружина, было видно, что ее нервы натянуты до предела.

Хлоя не могла ее винить; она и сама чувствовала, что еще немного, и она сорвется.

– Тогда мы с этим справимся, – сказала Хлоя. – Что бы ни случилось, мы справимся. И сделаем это вместе, я тебе обещаю.

– А Адам?

– Адам сумеет отыскать путь назад, – ответила Хлоя, и в ее голосе прозвучала уверенность, которой она отнюдь не чувствовала. – А если он не сможет, мы на закате доберемся до минивэна и будем ехать, пока не поймаем сигнал и не вызовем полицию. Вызовем ФБР, национальную гвардию и всех, кого ты захочешь. Хоть армию. Но сейчас нам надо подождать. Совсем немного, а затем мы тронемся в путь, я тебе обещаю. Но сначала мы должны дать Адаму шанс добраться до нас.

Она видела, как Ники переводит взгляд с нее на Джоша и опять на нее, затем устремляет его дальше. В сторону поляны. В сторону палаток, углубления для костра и мертвого тела. Между ними повисло молчание. Никто не хотел повторять эти слова. Если их повторить, это бы сделало случившееся совершенно реальным, а это не могло быть реальным – по-настоящему реальным. Правда была слишком чудовищной, слишком жуткой, чтобы кто-то из них мог посмотреть ей в лицо. Правда разорвала бы их на куски.

Наконец выражение лица Ники немного смягчилось, совсем чуть-чуть.

– Ждем всего пару часов, – заговорила она наконец тихим дрожащим голосом. – Только пока не начнет темнеть.

– Да, пара часов, и мы тронемся в путь, – согласилась Хлоя.

Ники сглотнула:

– Хорошо.

И, повернувшись, двинулась обратно к поляне. Хлоя и Джош следовали за ней.

Когда они добрались до лагеря, Ники сразу же направилась к палатке, которую она делила с Джошем, и, встав на четвереньки, заползла внутрь.

Джош посмотрел на Хлою с видом покорности судьбе и последовал за своей подругой.

– Ребята, вы не могли бы не застегивать полог? – спросила Хлоя. – Мне сейчас очень не хочется остаться одной.

Она насчитала восемь вдохов и выдохов, прежде чем Ники ответила:

– Ладно.

Хлоя достала из бардака, царящего в палатке Нэйта, потрепанное старое одеяло и приблизилась к телу, чтобы накрыть его. Нэйт уже выглядел намного, намного хуже, чем всего несколько минут назад. Лицо обмякло, расплылось и, казалось, свисало с головы, словно мокрая тряпка, а дырка над глазами будто бы стала шире. Глядя на него, Хлоя почувствовала, как к горлу подступает тошнота, она накрыла одеялом голову Нэйта и верхнюю часть его тела, затем быстро отошла, села на пень, запустила пальцы в волосы и, убрав пряди, упавшие ей на лицо, заправила их за уши.

На минуту закрыв глаза, она попыталась дышать, как учил ее школьный психолог после того дня, когда дядя Дэйв пропал без вести, – делать вдох, считая до четырех, делать выдох, считая до шести, и, вдыхая хорошее, выдыхать плохое. И при этом представлять, что ты вдыхаешь в легкие белый свет, а выдыхаешь черный дым, очищая себя от стресса и страха. Затем она встала, пересекла поляну и подошла к тому дереву, которое Паркер разглядывал, когда они только что пришли сюда. На стволе были вырезаны шесть букв в окружении глубоких зарубок по числу лет.

ДАК/ПДК

Хлоя поняла сразу. Она хорошо знала эти инициалы.

Паркер привел их на то место, где много лет разбивали лагерь он и его отец.

Какая-то отдаленная часть ее разума знала, что он говорил им об этом, но по какой-то причине смысл его слов дошел до нее только сейчас. Она не хотела беспокоиться о Паркере, но ничего не могла с собой поделать. Он тоже был сейчас один, даже если в этом был виноват он сам. Все-таки он по-прежнему оставался ее двоюродным братом. Эта холодная ненависть в его глазах, когда он нажал на спусковой крючок, – это же на самом деле был не он, не так ли? Она должна верить, что это не весь он. Тот Паркер, которого она знает, знает, наверное, лучше, чем кто-либо другой, должен оставаться где-то в глубине души другого Паркера. Настоящий Паркер намного, намного больше, чем этот клубок страха, ярости, ненависти и горя внутри него. И теперь он где-то там, в лесу, в полном одиночестве. Хотя, с другой стороны, он давно уже жил один. С тех самых пор, как его отец пропал без вести.

Об этом было мало что известно. В один прекрасный день в минувшем октябре ни с того ни с сего дядя Дэйв сказал Паркеру и тете Лори, что он отправляется в поход, потому что хочет побыть один. Он не сказал им, куда отправится и когда вернется, просто собрал снаряжение и уехал. В то время это всем показалось чем-то неважным. Дэйв все время ходил в походы, как вместе со своей семьей, так и в одиночку. Он был из тех, кто предпочитает проводить время на свежем воздухе, так что это было для него обычным делом. Паркер и его мать не придали этому значения и только сказали, что любят его и чтобы он был осторожен.

А потом он так и не вернулся домой.

Хлоя достала из кармана свой сотовый телефон и активировала экран. 16:16. В верхнем углу значилось, что от заряда батареи осталось 40 процентов и, как и сказал Джош, там не было ни одной вертикальной полоски.

Ничего, они смогут продержаться. Скоро они вернутся к минивэну и уберутся отсюда. Ночью здесь будет полно как местных полицейских, так и полицейских штата. Приедут родители и заберут их. Все образуется, все будет хорошо. Им только надо добраться до шоссе, и все закончится.

И все же Хлоя не могла избавиться от чувства, что с их планом что-то не так. Это было как репей в ее мозгу, колющий всякий раз, когда она переключала на него внимание. Она что-то забыла. Но что?

Погоди… О черт.

О черт.

Осознание обрушилось на нее, словно удар молнии.

Она отдала Адаму ключи от минивэна.

4

Адам полз.

Несмотря на боль, несмотря на тошноту, несмотря ни на что, он продолжал ползти. Ему надо вернуться к своим друзьям, вернуться в лагерь. Скоро стемнеет, а ему уже доводилось ночевать в лесу, и он знал, как здесь бывает темно. Ночь в городе или в пригороде… это ничто по сравнению с ночью в лесу. Темнота здесь кромешная, непроглядная, она как живое существо, она затопляет тебя, чтобы сожрать живьем.

Если он не ошибается, у него еще есть час или два до того, как солнце опустится за горизонт. Куча времени, чтобы доползти до лагеря. Его друзья разведут костер, завернут его ногу в одеяло, согреют его, пока кто-нибудь не приведет помощь.

С ним все будет в порядке.

Он продолжал повторять себе это, ползя по лесу, вонзая пальцы в землю, хватаясь за камни и дюйм за дюймом продвигаясь туда, откуда он, как ему казалось, пришел.

С ним все будет в порядке.

Он повторял и повторял себе эту ложь, зная, что это ложь, но не имея больше ничего, за что можно было бы цепляться. Правда была уродлива, она была жестока, и от нее ему стало бы только хуже. Лучше он будет цепляться за ложь и ползти столько, сколько сможет. Люди всегда поступают так в таких ситуациях. Они продолжают держаться, продолжают двигаться вперед, даже если у них вообще не осталось ничего такого, ради чего стоит это делать.

Остановившись и положив голову на камень, Адам закрыл глаза и сделал глубокий вдох, чтобы закричать опять:

– Хлоя! Ники! Кто-нибудь!

Он лежал и ждал, слыша, как его голос отдается эхом и затихает. Где же они? Как далеко он последовал за Паркером в сторону от тропы?

Адам досчитал до десяти и пополз дальше, стискивая зубы от страшной боли, распространяющейся из его раненой ноги. До сих пор он не знал, что может испытывать боль такой силы. Весь его мир сузился до адского огня в изувеченном колене, огня, который переполнял все его тело, как бывает тогда, когда ты стреляешь из ракетницы в маленькой темной комнате.

Он пополз медленнее, затем остановился, перекатился на спину, сел и наклонился, чтобы рассмотреть окровавленное колено. Ему нужно увидеть это. Затаив дыхание, он отвел в сторону разорванную джинсовую ткань и сразу же пожалел об этом.

Под разорванной в клочья джинсовкой кожа висела кусками, из раны, пульсируя, текла кровь, пропитывая штанину, которая стала темной и блестящей. В середине этого кровавого месива Адам видел что-то расколотое и белое, похожее на осколки разбитой тарелки, торчащие из мяса вокруг маленького черного отверстия в середине, которое выглядело так, будто оно продолжается до бесконечности.

Глядя на все это, Адам опять ощутил тошноту. Из желудка к горлу волной подступила теплая жижа, которую невозможно было проглотить. Эта волна превратилась в неудержимый поток, он наклонился набок, и его вырвало желчью, с силой хлынувшей изо рта на палые листья.

На него снова навалилась безнадежность, еще более тяжкая, чем прежде. Он не привык чувствовать опустошенность и не знал, как, испытывая боль, все же держаться и продолжать двигаться вперед, – не знал, сколько бы ни уверял себя в обратном. Обернувшись, он увидел кровавый след, уходящий вдаль, туда, где в него выстрелил Паркер.

Где он находится? Ему казалось, что он ползет в сторону лагеря, но теперь он уже не был в этом уверен. Кажется, то, что он видит вокруг себя, ему незнакомо. Надо было быть более внимательным, когда он бежал за Парком, надо было смотреть в оба и все подмечать. И теперь он заблудился в этом лесу с размозженным коленом, и все из-за этого гребаного Паркера Каннингема.

Адам закрыл глаза, чувствуя, что все его будущее летит в тартарары, как будто все фрагменты пазла снес с доски ужасающий взрыв. Футбольной стипендии ему теперь не видать, это точно. Никому не нужен хавбек, который не может бегать. А его школьные оценки недостаточно хороши, чтобы получить академическую стипендию. Ему хана. Даже если он выберется из этого леса живым, то окажется в полной жопе.

За одну-единственную секунду, одной-единственной пулей Паркер Каннингем разрушил всю его жизнь. Паркер погубил все.

Оставшийся один в лесу, истекающий кровью, Адам прижался лицом к земле и заплакал, чувствуя, как его тело сотрясается от судорожных рыданий. Когда они наконец стихли, он сделал еще один глубокий, распирающий ребра вдох и опять завопил:

– ХЛОЯ! НИКИ! КТО-НИБУДЬ! ПОМОГИТЕ!

Ответом ему было молчание.

Ничего. Это ничего. Адаму не нужна их помощь. Он может сделать это в одиночку. Он сильный, он толковый. Он Адам Джарвис, а Адам Джарвис может сделать все, если постарается, даже если у него безнадежно искалечена нога.

Приподнявшись, чтобы ползти дальше, он ударил кулаком по земле. Разбив костяшки пальцев о камни, призвал на помощь всю свою ярость, чтобы она смыла горе и страх. Это вдалбливали в него много лет во время тренировок: гнев полезен. Гнев можно поставить себе на службу.

Помедлив еще секунду, он пополз снова. Он отыщет их. С ним все будет в порядке. Ему надо только вернуться в лагерь до наступления темноты, а до лагеря еще далеко.

Но с ним все будет в порядке.

* * *

Паркер бежал так долго, как только мог, чувствуя, что его легкие горят, а голова начинает раскалываться от боли. Он бежал, пока крики Адама не затихли, пока из всех звуков не остались только шумы леса и его собственное хриплое дыхание. Перейдя на неуклюжую трусцу, он переместил рюкзак на одно плечо; открыв его, положил внутрь все еще теплый револьвер и достал помятую старую флягу, которую взял из кухни своего дома. Вода в ней была уже немного затхлой, но ничего, у нее нормальный вкус.

Паркер знал эти места. Он много раз бывал здесь со своим отцом, они ловили рыбу, совершали длинные переходы, разводили костры, жарили хот-доги, насадив их на палочки, и рассказывали друг другу истории о привидениях. Они приезжали сюда много лет, столько, сколько Паркер себя помнил. Было что-то умиротворяющее и прекрасное в том, что такой лес находится в середине Нью-Джерси, как будто он упал сюда, между шоссе и городами, прямо с ясных голубых небес.

Впереди виднелось еще одно место для лагеря. Паркер продрался сквозь подлесок, чтобы рассмотреть его получше. Оно было намного более старым и меньше, чем то, где остановились он и его друзья, но в общем все выглядело примерно так же: поляна, окруженная деревьями, с почерневшим углублением для костра в середине, полным золы.

Шаг за шагом, он обошел края поляны, разглядывая то, что его окружало. Здесь было спокойно. Паркер слышал только тихий ропот леса, биение крови в своих ушах и хруст земли и палых листьев под ботинками. Это ему подойдет, во всяком случае, на предстоящую ночь. Все остальное может подождать до завтра. Он оставил свою палатку на старом месте, там, где были его друзья – хотя может ли он по-прежнему называть их своими друзьями после того, что сделал? – так что придется соорудить себе укрытие из чего-нибудь, что есть под рукой. Но это не проблема – он делал такое и прежде. Этому научил его отец.

Сначала нужно развести костер.

Паркер опустился на колени рядом с углублением для костра. Окружающие кострище камни закоптились дочерна, в центре высились кучи золы. Надо будет убрать эту золу, прежде чем он разожжет новый костер. Он потыкал в нее палкой, затем пошарил рукой. Зола была теплой – значит, кто-то был здесь всего пару часов назад. Сердце упало вопреки здравому смыслу. Это не он, сказал он себе. Это не он, это был не он.

Но что, если это все-таки был он?

Паркер рылся в золе, горстями вычерпывая ее, пока его пальцы не нащупали что-то гладкое и твердое. Что же это такое?

Осторожно сжал предмет и вытащил из золы.

Топор… Тяжелый и черный, как смоль. Он стряхнул с него остатки золы и начал вертеть в руках, внимательно рассматривая. Топор был старым, даже древним. Лезвие было длинным, верхняя его часть не вогнутая, как положено, а выпуклая. Топорище тонкое, по-своему изящное. Оно казалось непрочным, но это было не так: древесина, гладкая, угольно-черная, как и лезвие, явно крепкая. Прежде Паркер никогда не видел подобного топора.

В низу топорища кто-то вырезал крест, похожий на два перекрещенных гвоздя.

Кто оставил его здесь? Кто пытался сжечь его и почему топорище не сгорело?

Держа топор в руке, Паркер подошел к дереву на краю поляны, расставил ноги и рубанул по стволу. Послышался приятный глухой стук, и он, выдернув топор, рубанул еще и еще, оставляя на стволе широкие зарубки. Он не знал, насколько старым может быть этот топор, но инструмент по-прежнему был крепок и остер и определенно мог ему пригодиться. Свой нож и туристический молоток он оставил на земле в лагере и теперь однозначно не сможет вернуться за ними.

Паркер провел по лезвию топора большим пальцем, счищая оставшуюся золу, и принялся за работу. Солнце быстро заходило, и ему надо было успеть соорудить какое-то укрытие, пока не стало темно.

* * *

Хлоя перебрала все их съестные припасы еще раз:

– Итак, у нас есть одна коробка печенья с корицей «Поп-Тартс», пара банок консервированных венских сосисок, шесть пакетов вяленой говядины, немного «Маунтин дью», несколько шоколадных батончиков, вода, пиво, крепкий ликер «Эверклир», хот-доги и батончики с мюсли. У нас также есть две банки тушенки, три банки сардин, а еще бекон Адама и овсяные хлопья, которые захватила с собой ты, Ники. Кроме того, у нас, кажется, имеются жвачка и мятные леденцы, но я в этом не уверена. Ребята, вам больше нечего добавить к нашему запасу провизии?

Но они не слушали. Джош стоял на коленях возле углубления для костра, по лицу его тек пот, и он пытался развести огонь, собрав для этого кучу сухих веток. Тем временем Ники обходила поляну снова и снова, светя себе фонариком на телефоне, и ее взор становился все более и более безумным.

– Говорю тебе, Хлоя, тропа исчезла.

– Да нет. Тропинки не могут просто взять и исчезнуть.

– Тогда попробуй найти ее сама.

Хлоя неопределенно махнула рукой в направлении дальней стороны поляны:

– Она где-то там. Мы ведь пришли оттуда, да?

– Ты что, не уверена? – спросила Ники, и в ее голосе прозвучало изумление.

– А ты?

– Нет, я не уверена, а ведь я ищу эту тропу уже целый час.

– Ники, дело просто в том, что здесь темно, только и всего. Все будет хорошо.

Нет, вокруг было не просто темно – тьма окутала лес, словно черный саван, и этот саван заволок все, кроме силуэтов деревьев, вонзающихся в усыпанный звездами небосвод.

Ники повернула светодиодный фонарик в сторону Хлои, ослепив ее:

– Я не сошла с ума, Хлоя.

– Я и не говорила, что ты сошла с ума.

– Но ты так подумала.

– Нет, Ники, я так не думала. Я только сказала, что тропинки не исчезают.

– Но ее тут нет. – В голосе Ники звучали истерические нотки, чувствовалось, что ее начинает охватывать паника.

Хлоя встала и подошла к подруге, пытаясь сохранить доброжелательное выражение лица, несмотря на все возрастающее раздражение:

– Я вовсе не считаю, что ты сошла с ума, Ники. Но я также не считаю, что тропинка исчезла. Просто тут темно, а темнота все скрывает, это обычное дело. Но это не значит, что что-то исчезает. Я понимаю, что тебе страшно. Я тоже боюсь.

Нижняя губа Ники дрогнула, и ее глаза раскрылись немного шире.

– Зачем ты опять перебираешь наши съестные припасы?

Хлоя пожала плечами. Затем, чтобы отвлечь всех нас, чтобы мы не слетели с катушек. Затем, чтобы у нас был психологический якорь. Затем, чтобы скоротать время. Все из перечисленного или ничего.

– Просто затем… чтобы было чем занять себя, – сказала она.

– А что будет, если мы останемся здесь на всю ночь? – прошептала Ники.

– Тогда мы проведем здесь всю ночь. У нас есть еда, у нас есть наши палатки и наше снаряжение, а Джош вот-вот разведет костер. До утра с нами ничего не случится, а утром мы разыщем тропу и уйдем отсюда. Я тебе обещаю.

Ники скорчила гримасу, кивнула и снова принялась ходить кругами по краю поляны. Как будто до этого она искала тропу недостаточно внимательно. Хлоя еще не сказала ей про ключи – какой в этом смысл? Без тропы, которая привела бы их туда, где припаркован их минивэн, на что им ключи от него? Их план и без того уже накрылся, они и без того уже на нервах, готовые сорваться, и если она что-то скажет, это может стать последней каплей. Ей стало стыдно, что она немного рада тому, что темнота окутала их с такой быстротой. Это даст ей время. Возможно, утром она сможет сориентироваться и отыскать другой путь отсюда. Возможно, проснувшись, она неким чудесным образом поймет, как надо замкнуть провода, чтобы запустить двигатель минивэна без ключей.

– Ну все, кажется, готово, – крикнул Джош.

Он встал с колен и торжествующе вскинул руки с глупой улыбкой на лице. У его ног маленькая пирамидка из собранного им хвороста наконец-то воспламенилась. Дрова потрескивали и горели, получился настоящий бивачный костер.

Они все сгрудились вокруг него – и чтобы согреться, и чтобы почувствовать себя в безопасности. Было что-то успокаивающее в этом огне, пылающем в ночи. Ники прижалась к Джошу, он обнял ее, Хлоя села рядом на корточки и протянула руки, чтобы вобрать в себя как можно больше тепла.

– Спасибо тебе, Джош, – сказала она.

– Не за что. Нет ничего такого, чего я не смог бы сделать после тридцати или сорока попыток. Можно сказать, сейчас я уже стал настоящим первопроходцем.

Хлоя закрыла глаза. Она оценила эту попытку пошутить, но, когда они сидели в нескольких футах от трупа их друга, любые шутки были обречены на провал.

– И что нам делать теперь? – спросил Джош.

– Оставаться здесь до утра, – ответила Хлоя. – У нас есть еда, наши палатки и костер. Нам нет смысла таскаться по лесу, если мы не знаем, куда идти, да еще и не видим ни зги.

– И что же, мы просто ляжем спать, а утром попробуем опять?

– Честно? Ну да, – сказала Хлоя. – Вы не против?

– Против, и еще как, – ответил Джош, и теперь в его глазах не было ни намека на юмор. – Но, похоже, выбора у нас нет. – Он вздохнул. – Так что я попытаюсь закрыть глаза. У меня болит голова, болит спина и вообще все тело. Скорее всего, сон пойдет нам на пользу, и, быть может, если нам повезет, завтра мы будем чувствовать себя не такими затраханными, как сейчас.

– Надеюсь, что ты прав, – отозвалась Хлоя.

– Если вам, девушки, что-нибудь понадобится, дайте мне знать, хорошо? И непременно подбрасывайте в костер хворост, иначе он потухнет.

– Будет сделано, – ответила Хлоя. – Хорошего сна.

Джош кивнул Хлое, поцеловал в щеку Ники, затем заполз внутрь палатки и забрался в спальный мешок. Под зеленым полиэстером теперь были видны только его неясные очертания.

Хлоя повернулась к Ники и подняла брови:

– Ты тоже пойдешь в палатку?

Ники огляделась по сторонам в последней вялой попытке отыскать тропу, ведущую из леса:

– Думаю, да. А ты еще посидишь?

– Да, немного. Схожу в туалет, а затем залезу в свою палатку и не вылезу из нее до самого утра. Надеюсь, мне удастся заснуть.

– Ты думаешь, это хорошая идея? Просто взять и заснуть?

– Поскольку выбора у нас нет, думаю, да, пожалуй, это правильно. А что?

– Разве одному-то из нас не следует бодрствовать и… ну, караулить?

– Караулить? Зачем?

На лице Ники читался явный страх; похоже, за последние несколько часов он поселился в ее душе на постоянное жительство.

Но Хлоя поняла, что она имела в виду:

– Ники, вряд ли он вернется.

Та устремила на нее недоверчивый взгляд:

– Почему ты так в этом уверена? – Ее шепот резал, как нож.

Хлое хотелось успокоить ее, очень хотелось. Вот только сама она знала не больше подруги и в нынешней ситуации не могла винить ее за то, что она психует. Но кому-то надо вести себя по-взрослому.

– Потому что, если бы он собирался вернуться сюда, то, думаю, уже бы вернулся.

Ники издала какой-то сдавленный звук, вероятно пытаясь сдержать еще один приступ рыданий, но ничего не сказала. Она только вытерла глаза и кивнула.

Хлоя протянула руку и сжала ее плечо, надеясь, что этот жест немного успокоит ее:

– Иди ложись спать. Мне надо пописать, а потом я немного посижу здесь, буду караулить и подбрасывать в костер хворост.

Ники кивнула:

– Не заходи далеко, хорошо? Думаю, нам не следует заходить за край поляны. Тут стремно.

Хлоя снова сжала ее плечо:

– Со мной все будет хорошо. Иди в палатку и проведи какое-то время со своим бойфрендом. Я сейчас вернусь.

В глазах Ники блеснули слезы.

– Куда именно ты пойдешь?

Хлоя махнула рукой:

– Вон туда, за деревья, чтобы спокойно пописать. – Она изобразила уверенную улыбку. – Я не стану отходить далеко от поляны. К тому же я буду видеть костер, не так ли?

Ники сморщила лицо:

– Ладно. Просто вернись поскорей.

– Само собой. Я закричу, если мне будет что-то нужно, что бы это ни было.

– Пообещай мне, что ты вернешься.

Хлоя подавила вздох:

– Конечно, я вернусь.

– Пообещай. – Глаза Ники были похожи на блюдца в мерцающем свете костра.

– Ладно, я обещаю.

– Хорошо.

Хлоя увидела, как Ники влезла в свою палатку, улеглась рядом с Джошем и застегнула полог на молнию. Секунду спустя ей показалось, что она слышит приглушенный всхлип, но он тут же затих. Она взяла из кучи хвороста, который собрал Джош, несколько веток, сунула их в голубое сердце костра и стала смотреть, как они вспыхивают и горят. На секунду она почти что забыла, насколько все пошло наперекосяк. Ей показалось, что это обычная вылазка в лес с ночевкой. Но это ощущение быстро прошло, словно туча заволокла диск луны, и она снова вернулась в паскудную реальность. Теперь от этого никуда не уйти.