Ганс Бринкер, или Серебряные коньки. Перевод Алексея Козлова

– Минхеер, – задыхаясь, проговорил он, приближаясь к свирепому на вид доктору, – я знал, что вы не кто иной, как знаменитый Букман. Я должен попросить вас о большом одолжении…

– Хамп! – пробормотал доктор, готовясь проскочить мимо незваного гостя. – Прочь с дороги! У меня нет денег – я не подаю нищим!

– Я не нищий, минхерц! – гордо возразил Ганс, в то же время с важным видом доставая свою серебряную монету, – Я лишь хотел посоветоваться с вами о моём отце. Он живой человек, но сидит как мёртвый. Он не может думать. Его слова ничего не значат, но он не болен. У него не работает голова! Он упал на каменную дамбу!

– Эй? Что? – воскликнул доктор, начиная прислушиваться. Ганс рассказал всю историю бессвязно, и пока говорил, раз или два смахнул слезу, пока наконец не закончил серьёзно:

– О, пожалуйста, повидайтесь с ним, минхерц! С его телом всё в порядке – это только его разум покалечен! Я знаю, что этих денег недостаточно, но возьмите их, минхерц! Я заработаю много больше, я знаю, что заработаю! О! Я буду трудиться для вас всю свою жизнь, только вылечите моего отца!

Что случилось со старым доктором? Его лицо просияло, как как будто освещённое солнечным светом. Глаза у него теперь были добрые и влажные; рука, которая совсем недавно сурово сжимала трость, словно готовясь нанести удар, мягко легла на плечо Ганса.

– Убери свои деньги, мальчик, они мне не нужны. Мы повидаемся с твоим отцом! Я посмотрю его! Боюсь, это безнадёжно1 Сколько времени ты сказал?

– Десять лет, минхерц! – всхлипнул Ганс, озаряясь внезапной надеждой.

– Ах! Тяжёлый случай, должно быть, но я посмотрю его! Дай подумать! Сегодня я уезжаю в Лейден, вернусь через неделю, тогда я и приду к вам! Где это?

– В миле к югу от Брука, в Майнхеере, недалеко от канала. Это такая бедная, полуразрушенная хижина. Любой из детей, живущих поблизости, может показать её вашей чести! – добавил Ганс с тяжёлым вздохом, – Они все побаиваются этого места, называют его хижиной идиота!

– Этого достаточно, – сказал доктор и поспешил дальше, весело кивнув Гансу.

«Надо не забыть! Надо зайти! Безнадежный случай, скорее всего! – пробормотал он себе под нос, – но мальчик мне нравится. У него такие же глаза, как у моего бедного Лоренса! Черт возьми, я никогда не забуду этого молодого негодяя!»

И, нахмурившись ещё сильнее, доктор молча продолжил свой путь. И снова Ганс катился в сторону Амстердама на скрипучих деревянных полозьях; снова его пальцы сжимали деньги в кармане; снова мальчишеский свисток инстинктивно поднимался к губам.

«Рвануть ли домой, – думал он, – чтобы сообщить хорошую новость, или сначала купить вафли и новые коньки? Ух ты! Пожалуй, полечу дальше!»

И вот Ганс купил коньки.

Глава VIII

Представляем вам Джейкоба Пута и его двоюродного брата

Вилсон и Гретель отлично повеселились в канун дня Святого Николая. Светила яркая луна, и их мать, хотя и считала, что у неё нет никакой надежды на выздоровление мужа, была так счастлива при мысли о визите мейстера, что уступила просьбам детей покататься часок перед сном на коньках. Ганс был в восторге от своих новых коньков и, стремясь показать Гретель, как прекрасно они скользят, вытворял на льду такие штуки, что маленькая девочка в полном восторге всплеснула руками. Они были не одни, хотя, казалось, на них совершенно не обращали внимания группки катающихся на берегу канала. Там были оба Ван Хольпа и Карл Шуммель, которые изо всех сил старались показать свою ловкость. Из четырёх забегов Петер ван Хольп выиграл три раза. В результате Карл, всегда отличавшийся дружелюбием, был не в лучшем настроении. Он с иронией поддразнивал юного Шиммельпеннинка, который, будучи меньше остальных ростом, смиренно держался рядом с ними, не чувствуя себя одним из них, но теперь Карлом овладела новая мысль, или, скорее, он ухватился за новую мысль и набросился на своих друзей.

– Послушайте, ребята, давайте положим конец тому, что эти зелёные старьёвщики из дома идиота расчитывают участвовать в забеге. Хильда, должно быть, сошла с ума, если задумала это. Катринка Флэк и Ричи Корбес в ярости от одной только мысли о том, чтобы соревноваться с этой девицей, и я, со своей стороны, их не виню. Что касается мальца, то если в нас есть хоть искра мужественности, мы с презрением отнесемся к самой идее…

– Конечно! Давайте! – вмешался Питер ван Хольп, намеренно неправильно истолковав слова Карла, – Кто в этом сомневается? Ни один парень, в котором есть хоть капля мужественности, не откажется принять двух хороших фигуристок только потому, что они бедны!

Карл яростно развернулся.

– Осади на повороте, мелюзга! Я был бы признателен тебе, если бы ты не говорил за всех. Тебе лучше помалкивать в дудочку!

– Ха-ха! – засмеялся маленький Воостенвальберт Шиммельпеннинк, обрадованный перспективой драки и уверенный, что, если дело дойдёт до драки, его любимец Петер сможет побить дюжину таких легковозбудимых хилаков, как Карл. Что-то во взгляде Питера заставило Карла с радостью переключиться на более слабого обидчика. Он яростно набросился на Вооста.»

– Чего ты визжишь, маленький, вредный проныра? Ты, тощая селёдка, маленькая обезьянка с длинным именем вместо хвоста!

Полдюжины зевак и конькобежцев разразились одобрительными криками в ответ на эту смелую остроту, и Карл, почувствовав, что он полностью победил своих врагов, отчасти пришёл в хорошее расположение духа. Однако он благоразумно решил отложить заговор против Ганса и Гретель до того времени, когда рядом не будет Питера. Как раз в этот момент к нему подошёл его друг Джейкоб Пут. Сначала они не могли разглядеть его лица, но, поскольку он был самым крепким парнем в округе, ошибиться в его фигуре было невозможно.

– Привет! А вот и Фатти! – воскликнул Карл. – И с ним еще кто-то, стройный парень, кто-то незнакомый.

– Ха! ха! Это похоже на хороший кусок бекон, – воскликнул Людвиг, – Нежирная грудинка на обед!

– Это английский кузен Джейкоба, – вставил мастер Воост, обрадованный возможностью поделиться информацией, – Это его английский кузен, и, о, у него такое забавное маленькое имя – Бен Доббс. Он собирается остаться с ним до окончания большой гонки.

Все это время мальчики тихо катались на коньках, но теперь они стояли неподвижно, ёжась от морозного воздуха, когда Джейкоб Пут и его друг вдруг приблизились к ним.

– Это мой двоюродный брат, ребята! – сказал Джейкоб, слегка запыхавшись, – Бенджамин Доббс. Он Джон Буль, и он собирается участвовать в забеге!

Все столпились, как мальчишки, вокруг новичков. Бенджамин вскоре пришёл к выводу, что голландцы, несмотря на их странную тарабарщину, – отличные ребята. По правде говоря, Джейкоб представил своего кузена как Пенчамина Доппса и назвал его Шон Пулл, но, поскольку я перевожу каждое слово из разговора наших юных друзей, будет не более чем справедливо прокомментировать их скромные попытки овладеть английским. Мастер Доббс поначалу чувствовал себя явно неловко среди друзей своего кузена. Хотя большинство из них изучали английский и французский языки, они стеснялись говорить на обоих, и делали очень забавные промахи, когда пытался заговорить по-голландски. Он узнал, что «vrouw» означает «жена», «ja» – «да», «spoorweg» – «железная дорога», «kanaals» – «каналы», «stoomboot» – «пароход»; ophaalbruggen – разводные мосты; buiten plasten – загородные усадьбы; mynheer – господин; tweegevegt – дуэль или «два поединка»; koper – медь; zadel – седло; но он не мог ни составить из этого внятного предложения, ни воспользоваться длинным списком фраз, которые он выучил по учебнику «Голландские Диалоги». Темы последних были хороши, но мальчики брезговали брать их в руки.

Подобно бедняге, который в Оллендорфе научился на безупречном немецком спрашивать: «Вы видели рыжую корову моей бабушки?», а приехав в Германию, обнаружил, что у него нет ни одной возможности расспросить об этом интересном животном, Бен обнаружил, что его книжный голландский не так полезен, как он рассчитывал. Он проникся искренним презрением к Яну ван Горпу, голландцу, который написал книгу на латыни, доказывающую, что Адам и Ева говорили по-голландски, и понимающе улыбнулся, когда его дядя Пут заверил его, что голландский «очень похож на английский, но гораздо скучнее, намного скучнее!»

Однако удовольствие от катания на коньках преодолевает все языковые барьеры. Благодаря этому Бен вскоре почувствовал, что хорошо знает мальчиков, и когда Джейкоб (немного по-французски и по-английски для удобства Бена) рассказывал о грандиозном проекте, который они задумали, его кузен время от времени соглашался или кивал в довольно фамильярной манере. Проект был поистине грандиозным, и для его осуществления должна была представиться прекрасная возможность, поскольку, помимо отведенных выходных в честь праздника Святого Николая, предполагалось выделить четыре дополнительных дня на генеральную уборку школы. Джейкоб и Бен получили разрешение отправиться в долгое путешествие на коньках – ни много ни мало, как из Брука в Гаагу, столицу Голландии, на расстояние почти в пятьдесят миль! * {В данном описании расстояния указаны в соответствии с нашим стандартом – английской статутной милей, равной 5280 футам. Голландская миля более чем в четыре раза длиннее нашей.}

– А теперь, мальчики, – добавил Якоб, рассказав о плане, – кто идёт с нами?

– Я пойду! Я пойду! – радостно закричали мальчики.

– И я тоже пойду! – отважился маленький Воостенвальберт.

– Ха! Ха! – засмеялся Джейкоб, упершись руками в толстые бока и тряся пухлыми щеками, – Ты идёшь? Такой маленький? Как ты решился? Да что ты, малыш, ты ещё не расстался со своими подушечками!

В настоящее время в Голландии очень маленькие дети надевают на голову тонкую мягкую подушечку, под каркасом из китового уса и лентой, чтобы защитить себя от падений; и когда они перестают носить её, это становится разделительной чертой между младенчеством и детством. Воост достиг этого сана за несколько лет до этого; следовательно, оскорбление Джейкоба было слишком велико, чтобы его можно было вынести.

– Смотри, что говоришь! – пропищал он, – Тебе повезло, что ты можешь не надевать подушечки – ты весь состоишь из них!

– Ха! Ха! – хором закричали все мальчики, кроме мастера Доббса, который ничего не понял, – Ха! Ха! – и добродушный Джейкоб смеялся заразительнее всех.

– Это из-за того, что я жирняк! – закричал он, – у меня даже пчёлы толстые! – объяснил он Бену. Таким образом, было единогласно принято решение разрешить ставшему популярным Вусту присоединиться к вечеринке, если, разумеется, согласятся его родители.

– Спокойной ночи! – пропел счастливый юноша, изо всех сил катясь домой, – Спокойной ночи!

– Якоб, мы можем остановиться в Харлеме, и показать твоему кузену большой орган! – с готовностью предложил Питер ван Хольп, – а также в Лейдене, где достопримечательностям нет конца, и провести день и ночь в Гааге, потому что моя замужняя сестра, которая живет там, будет рада. будет рады видеть нас, и на следующее утро мы сможем отправиться домой.

– Хорошо! – ответил Якоб, который был не слишком разговорчив. Людвиг смотрел на своего брата с восторженным восхищением.»

– Слава тебе, Пит! Ты нужен, чтобы строить планы! Мама будет в таком же восторге, как и мы, когда мы скажем ей, что можем передать привет её сестре Ван Генд. Боже, как холодно! – добавил он. – Достаточно холодно, чтобы снести человеку голову с плеч. Нам лучше пойти домой.

– А что, если будет ещё холоднее, старина Неженка? – воскликнул Карл, который усердно отрабатывал прием, который он называл «двойное отточие».»

– К этому времени в прошлом году мы отлично катались на коньках, о, если бы было так же тепло, как в декабре прошлого года. Разве вы не понимаете, что, если бы зима не была особенно холодной, да еще и ранней, мы бы не смогли поехать?

– Я и так знаю, что сегодня будет самая холодная ночь! – сказал Людвиг, – Фух! Я пошёл домой!

Питер ван Хольп достал массивные золотые часы и, поднеся их к лунному свету, насколько позволяли онемевшие пальцы, крикнул:

– Эй! Алло! Уже почти восемь часов! Сейчас появится святой Николай, и я, видит бог, я хочу посмотреть, чем он удивит малышейи будут смотреть на нас. Спокойной ночи!

– Спокойной ночи! – закричали все как один и понеслись прочь, крича, распевая и смеясь. А где были Гретель и Ганс? Ох, как внезапно иногда кончается радость! Они катались около часа, держась в стороне от остальных, вполне довольные друг другом, и Гретель воскликнула:»

– Ах, Вилсон, как красиво! Как прекрасно! Подумать только, у нас обоих есть коньки! Говорю тебе, аист принес нам удачу! – и тут они что-то услышали! Это был крик – очень слабый крик! Больше никто на канале его не слышал, но Ганс слишком хорошо знал его значение. Гретель увидела, как он побледнел в лунном свете, когда деловито снимал свои коньки.»

– Папа! – закричал он, – Он напугал нашу маму!

И Гретель побежала за ним к дому так быстро, как только могла.

Глава IX

Праздник Святого Николаса

Все мы прекрасно знаем, что ещё до праздника Святого Николая Чудотворца ещё до того, как рождественская ёлка стала украшать дома нашей страны, некий «старый добрый эльф» с «восемью крошечными оленями» гнал свои сани, нагруженные игрушками, к нашим крылечкам, а затем спускался по дымоходу, чтобы наполнить чулки подарками так что они едва не срывались в камина. Друзья называли его Санта-Клаусом, а самые близкие люди отваживались называть «Старина Ник». Поговаривали, что родом он был из Голландии. Несомненно, так оно и было, но если это так, то он, как и многие другие иностранцы, сильно изменился, высадившись на наших берегах. В Голландии святой Николай считается настоящим святым и часто появляется в полном облачении: в расшитых одеждах, сверкающих драгоценными камнями и золотом, в митре, посохе и перчатках, украшенных драгоценными камнями.

И вот двадцать пятого декабря, в наше святое рождественское утро, беззаботно прогуливается Санта-Клаус по миру. Но в Голландии святой Николай посещает землю пятого числа, в специально отведенное для него время. Рано утром шестого числа он раздает свои конфеты, игрушки и сокровища, а затем снова исчезает на год. Рождество голландцы посвящают церковным обрядам и приятным семейным визитам. Именно в канун дня Святого Николая их молодежь буквально сходит с ума от радости и ожидания чуда. Для некоторых из них это печальное время, потому что святой очень откровенен, и если кто-то из них вёл себя плохо в течение прошедшего года, он обязательно скажет им об этом. Иногда он берёт под мышку березовую розгу и советует родителям давать им нагоняи вместо сладостей и порку вместо игрушек. Хорошо, что мальчики поспешили в свои дома в тот ясный зимний вечер, потому что менее чем через час святой появился в половине домов Голландии. Он посетил королевский дворец и в тот же миг появился в уютном доме Энни Боуман. Вероятно, на один из наших серебряных полдолларовиков можно было бы купить всё, что его святейшество оставил крестьянину Боуману; но полдоллара иногда делают для бедных то, чего не могут сделать сотни долларов для богатых; они делают их счастливыми и благодарными, наполняют их новым покоем, радостью и любовью.

Младшие братья и сестры Хильды ван Глек в тот вечер пребывали в состоянии крайнего возбуждения. Их пригласили в большую, богатую гостиную, они были одеты в свои лучшие наряды, и на ужин каждому их них дали по два пирожных. Хильда была так же радостна, как и все остальные. Почему нет? Святой Николай никогда не вычеркнул бы четырнадцатилетнюю девочку из своего списка только потому, что она была высокой и выглядела почти как взрослаяженщина. Напротив, он, вероятно, приложил бы все усилия, чтобы оказать честь такой величественной даме. Кто бы осмелился сказать ему «нет»? Поэтому она резвилась, смеялась и танцевала так же весело, как самые маленькие, и была душой всех их весёлых игр. Её отец, мать и бабушка одобрительно наблюдали за происходящим; то же самое делал и её дедушка, прежде чем прикрыть лицо большим красным платком, оставив видимой только верхнюю часть тюбетейки. Этот платок был для него символом сна. В начале вечера все присоединились к веселью. Во всеобщем веселье, казалось, разница между дедушкой и малышом была только вразмерен веселящегося Действительно, тень торжественного ожидания, время от времени пробегавшая по лицам молодых членов клуба, заставляла их казаться более задумчивыми, чем их старшие товарищи.

Теперь везде царила атмосфера веселья. Даже языки пламени плясали и подпрыгивали на полированном камине, как плящущие человечки. Пара чопорных свечей, которые до этого смотрели на астральную лампу, начали подмигивать другим свечам, отражавшимся далёкими рядами в зеркалах. В углу с потолка свисала длинная верёвка от звонка, сплетенная из стеклянных бусин и нанизанная на шнур толщиной почти с ваше запястье. Обычно он висит в тени и не бросается в глаза, но сегодня вечером он мерцал от края до края. Его ручка из малинового стекла отбрасывала таинственные красные блики на оклеенную обоями стену, превращая изящные голубые полоски в фиолетовые. Прохожие останавливались, чтобы послушать весёлый смех, доносившийся сквозь занавески и створки на улицу, а затем продолжали свой путь, поражённые тем, что деревня до сих пор не спит. В конце концов дело дошло до того, что красный платок дедушки резко свалился с его лица. Какой порядочный пожилой джентльмен мог спать в таком шуме! Минхеер ван Глек с удивлением посмотрел на своих детей. У малыша даже появились признаки истерики. Самое время было заняться делами. Мадам предложила, чтобы, если они хотят увидеть доброго Святого Николая, они спели то же самое любовное песнопение, которым зазывали его годом ранее.

Когда Мейнхеер опустил Малыша на пол, тот вытаращил глазёнки и сунул кулачок в рот. Впрочем он тут же выпрямился и с милой ухмылкой оглядел собравшихся. В своих кружевах и вышиванках, в короне из голубых лент и китового уса (поскольку он ещё не вышел из возраста ползунков), он выглядел как истинный король младенцев. Остальные дети, каждый с красивой ивовой корзинкой в руках, сразу же образовали круг и медленно двинулись вокруг малыша, поднимая глаза, потому что святой, к которому они собирались обратиться, всё ещё пребывал в таинственных импиреях. Мадам начала тихо наигрывать на пианино. Вскоре зазвучали голоса – нежные, юношеские голоса, которые казались ещё слаще из-за эха, порхавшего по комнате:

Среди холода и вьюг

К нам идёт наш лучший друг!

Дух святой! Скорей приди!

Общий наш тебе привет!

Розги выброси в пути!

В каждом сердце радость, свет!

Среди холода и вьюг

К нам идёт наш лучший друг!

Если же на нас вина,

Худших выбрани сполна!

Средь весёлых поздравлений

Ждём суровых наставлений!

Соберёмся в тесный круг!

К нам идёт наш лучший друг!

Добрый, ласковый и яркий,

Он несёт для всех подарки,

Видишь – входит он теперь

Наклонившись, в нашу дверь.

Слышал в двери громкий стук?

К нам идёт наш лучший друг!

Чудный, ласковый и яркий,

Тёмной ночью, белым днём

Детям всем несёт подарки,

Ну а мы ему споём!

Во время припева несколько взглядов, наполовину восторженных, наполовину испуганных, были брошены в сторону полированных раздвижных дверей.

И тут раздался громкий стук. Круг мгновенно распался. Некоторые малыши со странной смесью страха и восторга прижались к коленям матерей. Дедушка наклонился вперёд, подперев рукой подбородок. Бабушка сняла очки. Минхеер ван Глек, сидевший у камина, медленно вынул изо рта пенковую трубку, а Хильда и другие дети в ожидании расположились рядом с ним. Стук раздался снова.

– Войдите! – тихо сказала мадам. Дверь медленно отворилась, и перед ними предстал святой Николай в полном боевом облачении. Можно было услышать, как упала булавка. Вскоре он заговорил. Какое таинственное величие было в его облике! Какая доброта звучала в переливах его голоса!

– Карел ван Глек, я рад приветствовать тебя, и твою уважаемую фрау Кэтрин, и твоего сына, и его добрую фрау Энни!

– Дети, я приветствую вас всех! Хендрик, Хильда, Брум, Кэти, Гюйгенс и Лукреция! И ваших кузенов Вольферта, Дидриха, Майкен, Вооста и Катрину! В общем, с тех пор, как я в последний раз к вам обращался, вы стали хорошими детьми! Дидрих был груб на ярмарке в Харлеме прошлой осенью, но с тех пор он всеми силами пытался загладить свою вину и стать хорошим мальчиком. В последнее время Мэйкен плохо справлялась с уроками, и слишком много сладостей и безделушек попало к ней в рот, а в её коробку для пожертвований попало слишком мало стиверсов! Всё исправится! Я верю, что Дидрих в будущем будет вежливым и мужественным мальчиком, а Майкен постарается проявить себя как лусчший студент! Пусть он также помнит, что экономия и бережливость необходимы для достойной и богатой жизни. Маленькая Кэти не раз жестоко обращалась с кошкой! Увы! Святой Николай слышит, как кошка плачет, когда её дергают за хвост! Я прощу её, если с этого часа она запомнит, что даже у самых маленьких бессловесных созданий есть чувства и ими нельзя злоупотреблять! Когда Кэти испуганно вскрикнула, святой милостиво хранил молчание, пока её не успокоили.

– Мастер Брум, – продолжил он, – я предупреждаю вас, что мальчики, которые имеют привычку насыпать нюхательный табак в подставку для ног школьной учительницы, могут однажды быть обнаружены и получат порку…

Мастер Брум покраснел и уставился на него в великом изумлении.

– Но ты такой замечательный ученик, что я больше не буду тебя упрекать. Ты, Хендрик, прошлой весной отличился в состязании по стрельбе из лука и попал в яблочко, хотя перед мишенью размахивали птицей, чтобы сбить тебя с толку. Я отдаю должное твоим успехам в мужском спорте и физических упражнениях, хотя не должен чрезмерно одобрять твои лодочные гонки, поскольку они оставляют тебе мало времени для надлежащих успехов в учёбе. Сегодня Лукреция и Хильда будут спать спокойно! Проявление доброты к беднякам, преданность в их душах добру и радостное, сердечное подчинение семейным традициям принесут им счастье! Я верю, что все без исключения довольны. Доброта, трудолюбие, благожелательность и бережливость царят среди вас! Поэтому я дарую вам своё благословение, и пусть в новом году все будут следовать путями послушания, мудрости и любви! Завтра вы найдёте более весомые доказательства того, что я был среди вас! Прощайте!

После этих слов на льняную простыню, расстеленную перед дверьми, просыпался целый град сладких слив. Началась всеобщая суматоха. Дети буквально натыкались друг на друга в своем стремлении наполнить корзинки. Мадам осторожно прижимала ребёнка к себе, пока пухлые кулачки не наполнились сладостями. Тогда самые смелые из малышей вскочили и распахнули закрытые двери. Тщетно они пытались проникнуть в таинственную квартиру. Святого Николая нигде не было видно. Вскоре все бросились в другую комнату, где стоял стол, накрытый тончайшим и белейшим льняным штофом. Каждый ребёнок, охваченный волнением, положил на него туфельку. Затем дверь была тщательно заперта, а ключ спрятан в спальне матери. Затем последовали поцелуи на ночь, торжественная семейная процессия проследовала на верхний этаж, весёлые прощания у дверей спален закончились, и, наконец, в особняке Ван Глеков воцарилась тишина.

Рано утром следующего дня дверь была торжественно отперта и распахнута в присутствии собравшихся домочадцев, и тут – о чудо! перед нами предстало зрелище, доказывающее, что святой Николай был верен своему слову! Каждый башмак был наполнен до краёв, и рядом с каждым стояло множество разноцветных стопок. Стол был завален подарками – конфетами, игрушками, безделушками, книгами и другими прелестями. Подарки были у всех, от дедушки до малыша. Маленькая Кэти радостно хлопала в ладоши и мысленно клялась, что кошка больше никогда не буддет знать горя. Хендрик прыгал по комнате, размахивая над головой великолепным луком и стрелами. Хильда смеялась от восторга, открывая тёмно-красную шкатулку и извлекая её сверкающее содержимое. Остальные хихикали и восклицали «О!» и «Ах!», глядя на свои сокровища, совсем как мы здесь, в Америке, на прошлое Рождество. Держа в руках сверкающее ожерелье и стопку книг, Хильда прокралась к родителям и подставила сияющее личико для поцелуя. В её ясных глазах было столько искренности и нежности, что мать, склонившись над ней, выдохнула благословение.

– Я в восторге от этой книги. Спасибо, отец! – сказала она, коснувшись подбородком верхней страницы. – Я буду читать её весь день напролёт!

– Да, дорогой, – сказал Мейнхеер, – лучше и не придумаешь! Никто не сравнится с Якубом Кэтсом. Если моя дочь выучит его «Моральные Принципы» наизусть, мы с матерью, возможно, промолчим и только всплеснём руками. Вам предстоит потрудиться на славу! «Принципы» – его лучший труд! Ты увидишь, сколько там редких гравюр Ван де Венна!