Ганс Бринкер, или Серебряные коньки. Перевод Алексея Козлова

Ганс Бринкер, или Серебряные коньки

Перевод Алексея Козлова

Мэри Мэйп Додж

Переводчик Алексей Борисович Козлов

Дизайнер обложки Алексей Борисович Козлов

© Мэри Мэйп Додж, 2025

© Алексей Борисович Козлов, перевод, 2025

© Алексей Борисович Козлов, дизайн обложки, 2025

ISBN 978-5-0065-6653-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Это небольшая повесть призвана объединить поучительные черты книги о путешествиях и приключениях с волшебством семейной Рождественской сказки. На всех её страницах с особой любовью ио тщанием выписаны разные голландские ландшафты, местечки, обычаи и нравы. Многие из её эпизодов взяты прямо из жизни, и история Раффа Бринкера основана, не сомневайтесь, строго на фактах. Признавая свои обязательства перед многими известными авторами по голландской истории, литературе и искусству, я обращаюсь с особой благодарностью к тем добрым друзьям из Голландии, которые с великодушным рвением только ради меня не раз придирчиво всматривались в свою страну, чтобы и я смогла увидеть её такой, какой она была двадцать лет назад, когда дом Бринкеров был в тени безвестности. Если это простая повесть поможет моим юным читателям составить правильное представление о Голландии и её богатствах, или представит правдивые картины жизни её трудолюбивых обитателей, и простой прелести их повседневной жизни, или освободит читателей от некоторых нынешних предрассудков в отношении этого благородного и предприимчивого народа, то моё главное желание при написании этой книги будет полностью удовлетворено. Если это заставит хотя бы одно сердце проникнуться более глубоким доверием к Божьей Благодати и любви или поможет кому-либо ладно сплести жизнь, в которой, несмотря на узлы и запутанности, золотая нить мечты никогда не потускнеет и не оборвётся, а молитва, которой она была начата и которой закончилась, будет услышана.

М.М.Д.

Письмо из Голландии

Амстердам, 30 июля 1873 г.

ДОРОГИЕ МАЛЬЧИКИ И ДЕВОЧКИ!

Если бы вы все могли быть сегодня здесь, со мной, как бы чудесно мы провели время, гуляя по этому прекрасному голландскому городу! Как бы мы смотрели на покосившиеся дома, стоящие своими высокими, чудными фронтонами к улице; на маленькие наклонные зеркала, прикрепленные снаружи к окнам; на деревянные башмаки и собачьи упряжки поблизости; на ветряные мельницы вдалеке; на огромные склады; на каналы, которые одновременно и улицы и реки, и на странное переплетение деревьев и мачт, виднеющееся во всех направлениях. Ах, это было бы действительно чудно! Но вот я сижу здесь, в великолепном отеле, и смотрю на всё это, прекрасно понимая, что даже дух голландцев, который, кажется, способен на всё, не сможет перенести вас в этот момент через грань настоящего в давно ушедший мир прошлого. Однако есть одно утешение, и оно заключается в том, что мы путешествуем по этим чудесным голландским городам без вас – было бы ужасно, если бы кто-нибудь из гостей свалился в каналы и утонул; и потом, эти неуклюжие голландские фургоны с тяжелыми колесами, отстоящими так далеко друг от друга… Что бы я стала делать, если бы несколько десятков из вас попали под них? И, возможно, один из самых необузданных и вредных моих мальчиков наверняка причинил бы вред аисту, и тогда вся Голландия стеной встала бы против нас! Нет. Так лучше. С течением лет вы будете приходить сюда один за другим, чтобы увидеть всё своими глазами.

Голландия сегодня так же прекрасна, как и тогда, более двадцати лет назад, когда Ганс и Гретель катались на коньках по замерзшей реке. На самом деле, она стала ещё чудеснее, потому что с каждым днём становится все удивительнее, что её не смыло морем. Её города выросли, и некоторые из её особенностей были стерты торговлей с другими нациями; но это все ещё та же Голландия, и она всегда будет такой – полной странностей, мужества и трудолюбия – самой отважной маленькой страной на земле. Я не буду рассказывать вам в этом письме о её обычаях, городах, дворцах, церквях, картинных галереях и музеях, поскольку они описаны в этой истории, скажу только, что они всё ещё здесь, в этом прекрасном 1873 году, потому что я видела их почти все в течение своей жизни, то есть целую неделю.

Сегодня мы с американским мальчиком, увидев, как несколько детей заходят в старый дом в деловой части Амстердама, последовали за ними – и что, вы думаете, мы обнаружили? Пожилая женщина, которая в разгар лета продаёт горячую воду и дрова для камина! Она зарабатывает этим на жизнь. Целый день она сидит, разводя огромные торфяные костры и наполняя водой блестящие медные сосуды, стоящие над ней Дети, которые приходят и уходят, уносят с собой в необычном каменном ведёрке чайник с кипящей водой и горящие куски торфа. За это они дают ей голландский цент, который стоит меньше половины нашего. Таким образом, те, кто не может позволить себе поддерживать огонь в камине в жаркую погоду, могут выпить чашечку чая или кофе с кусочком отварной рыбы и картофеля. Расставшись со старой пожарницей, которая приветливо кивнула нам на прощание и охотно сунула наши стиверы в свой большой наружный карман, мы поехали по улицам, наслаждаясь необычными картинами дня общей стирки.

Да, в некоторых кварталах города, вдали от каналов, улицы были оживлены, прачки усердно работали. Сотни женщин в неуклюжих деревянных башмаках, в подоткнутых юбках, с обнаженными руками и в плотно облегающих головных уборах склонялись над высокими деревянными бадьями, доходившими им до пояса, – сплетничали и наушничали, разьегались и сплетничались – с совершенным безразличием к прохожим, на людной улице, и все мылись холодной водой. воду вместо того, чтобы использовать горячую, как это делаем мы. Как было бы здорово для нашей старой кочегарки, если бы кипячение воды вдруг вошло в моду в эти дни общественного мытья! А теперь до свидания. О! Я должна сказать вам ещё кое-что. Сегодня в амстердамском книжном магазине мы нашли историю Вилсона Бринкера, рассказанную на голландском языке. Это необычная на вид книга, красиво напечатанная, с цветными картинками, но наполненная такими поразительными, проникновенными словами, что мне действительно стало жаль маленьких голландцев, которым предстоит её прочесть. Ещё раз прощайте, как трогательно выразился наш переводчик с голландского, с которым, я уверена, вы от всего сердца согласитесь: «Я хочу, чтобы моя земля была девственной и чистой», «была нетронутым царством дикой природы», где бы мы жили, а не бродили по земле неприкаянными скитальцами, и где мы будем жить, и где мы будем счастливы».

С любовью!

Всегда ваш. Автор.

Глава I

Ганс и Гретель

Когда-то давным-давно, ясным декабрьским утром, двое бедно одетых детей стояли на коленях на берегу замерзшего канала в Голландии.

Солнце ещё не взошло, но серое небо у горизонта уже раздвинулось, и его края окрасились в багровый цвет наступающего дня. Большинство добрых голландцев наслаждались безмятежным утренним сном. Даже Минхеер фон Стоппельнозе, этот достойнейший из достойных, старый голландец, всё ещё дремал, окутанный сладостными утренними грёзами.

Время от времени какая-нибудь крестьянка, придерживая на голове туго набитую корзину, скользила по зеркальной глади канала; или крепкий мальчишка, направлявшийся на работу в город, пролетая мимо, бросал добродушную гримасу в сторону дрожащей от холода парочки,

Тем временем, энергично пыхтя и дергая за шнурки, брат и сестра, а таковыми они, по – видимости, и были, что-то крепили к своим ногам – конечно, не коньки, а неуклюжие деревяшки, толстые полозья, зауженные и отполированные по нижнему краю и пронизанные дырочками по верхнему, сквозь которые были продеты шнурки из обычной сыромятной кожи.

Эти странные на вид коньки смастерил мальчик Ганс. Его мать была бедной крестьянкой, слишком бедной, чтобы даже подумать о покупке заводских коньков для своих малышей. Какими бы грубыми ни были эти коньки, они подарили детям много счастливых часов на льду. И теперь, когда наши молодые голландцы холодными, покрасневшими пальцами дергали за тесёмки, а их серьёзные лица склонялись к коленям, никакое зрелище желанных и одновременно невозможных железных полозьев не могло притупить сияющего внутреннего счастья.

Через мгновение мальчик встал и, важно взмахнув руками и небрежно бросил:

– Пойдем, Гретель!

И тут он оттолкнулся и легко заскользил по каналу.

– Ах, Ганс, – жалобно позвала его сестра, – с этой ногой у меня ещё не всё в порядке. В прошлый базарный день мне всё время было больно от веревок, и я натёрла ногу, и теперь у меня болит нога, когда я завязываю на одном и том же месте!

– Тогда завяжи их повыше! – ответил Ганс и, не глядя на неё, сделал на льду замечательный пируэт, который он назвал «кошачья колыбель».

– Как я могу? Веревка слишком короткая!

Издав добродушный голландский свист, который по-английски означал, что с девушками слишком много хлопот, он направился к ней.

– Глупо с твоей стороны носить такие туфли, Гретель, когда у тебя есть пара крепких кожаных туфель. Твои кломпены * {Деревянные башмаки.} были бы круче, чем эти!

– Почему, Ганс? Ты что, забыл? Отец бросил мои красивые новые туфли в огонь. Не успела я сообразить, что он сделал, как все они уже лежали, свернувшись калачиком, среди горящего торфа. С этими я могу кататься на коньках, а на деревянных – нет. Будь осторожен…

Ганс достал из кармана верёвку. Напевая какую-то мелодию, он опустился на колени рядом с ней и принялся застегивать коньки Гретель со всей силой своей сильной молодой руки.

– Ой! О! – воскликнула она с неподдельной болью.

Нетерпеливым движением Ганс размотал бечёвку. Он бы бросил её на землю, как подобает старшему брату, если бы только в этот момент не заметил слезинку, стекающую по щеке сестры.

– Я все исправлю, не бойся, – сказал он с неожиданной нежностью, – но мы должны поторопиться! Скоро нас позовёт мать. Она говорила, что мы скоро понадобимся ей!

Затем он удивлённо огляделся по сторонам, сначала посмотрел на землю, затем на голые ветви ивы у себя над головой и, наконец, на небо, теперь такое великолепное, синее, с голубыми, малиновыми и золотыми прожилками. Не найдя ни в чём этом ничего, что могло бы зацепить его глаз, онувидел нечто, от чего его взгляд внезапно просветлел, и с видом человека, прекрасно осведомлённого, что он делает, он снял свою кепку и, оторвав рваную подкладку, аккуратно приладил ее поверх изношенного ботинка Гретель.

– Ну, теперь, – торжествующе воскликнул он, одновременно перебирая завязки так проворно, как только позволяли его онемевшие пальцы, – ты можешь немного оттянуться?

Гретель поджала губы, словно хотела сказать: «Боль прошла», но ничего не ответила. В следующее мгновение они уже все вместе смеялись, и, держась за руки, летели вдоль канала, не задумываясь о том, выдержит ли лёд или нет, потому что в Голландии лёд, как известно, держится всю зиму. Он лежит на воде, и как ни странно, и вместо того, чтобы становиться тоньше и слабее, каждый раз, когда Солнце немного припекает его ближе к полудню, он день ото дня набирает силу и бросает вызов каждому солнечному лучу. Вскоре раздался хруст! Что это? Вдруг внизу захрустело! Что-то мгновенно раздалось под ногами Ганса. Затем его шаги стали короче, сменились быстрыми рывками, и, наконец, он растянулся на льду, рубя воздух победными взмахами рук.

– Ха! ха! – рассмеялась Гретель, – Отлично порхаешь, мальчик!

Под её грубой синей курткой билось нежное, любящее сердце, и, смеясь, она грациозным движением приблизилась к своему распростёртому брату.

– Ты ранен, Вилсон? О, ты смеешься! Поймай меня сейчас же!

И она бросилась прочь, уже не дрожа, но с пылающими щёчками и искрящимися весельем глазами. Ганс вскочил на ноги и бросился в погоню, но догнать Гретель было нелегко. Не успела она отъехать далеко, как ее коньки тоже заскрипели. Полагая, что благоразумие – лучшая часть доблести, она внезапно повернулась и бросилась в объятия своего преследователя.

– Ха! ха! Я поймал тебя! – воскликнул Ганс.

– Ха! ха! Я поймала тебя! – возразила она, пытаясь высвободиться. В этот момент послышался звонкий, быстрый голос, зовущий: «Ганс! Гретель!»

– Это мама! – сказал Ганс, мгновенно посерьёзнев. К этому времени канал был уже полностью залит солнечным светом. Чистый утренний воздух был восхитительно свеж, и вокруг появилась цела куча конькобежцев. Как не хотелось идти домой! Как трудно было подчиниться зову с берега. Но Гретель и Ганс были хорошими детьми – даже не подумав поддаться искушению задержаться, они сняли коньки, оставив половину узлов завязанными. Вилсон, с его широкими квадратными плечами и густыми светлыми волосами, возвышался над своей голубоглазой младшей сестрой, когда они брели домой. Ему было пятнадцать лет, а Гретель – всего двенадцать. Это был крепкий, добродушный на вид мальчик с честными глазами и челом, который, казалось, нес на себе печать самой доброты, подобно тому как маленький голландский zomerhuis * (Летний домик) украшает девиз на своем портале. Гретель была гибкой и проворной; в её глазах плясал огонек, и, когда вы смотрели на её щеки, румянец то бледнел, то становился гуще, как бывает на клумбе из розовых и белых цветов, когда дует северный ветер. Как только дети отвернули от канала, они увидели родительский дом. Высокая фигура их матери, одетой в жакет, длинную нижнюю юбку и плотно облегающий чепец, стояла, словно картина, в покосившейся раме дверного проема. Даже если бы дом находился в миле от нас, он все равно казался бы близким. В этой равнинной местности каждый предмет отчётливо виден на расстоянии; куры видны так же отчетливо, как и ветряные мельницы, и всё вокруг. Действительно, если бы не дамбы и высокие берега каналов, можно было бы стоять почти в любом месте срединной Голландии, не видя ни холма ни пригорка или горушки. Ни у кого не было причин знать лучше природу этих самых дамб, чем у госпожи Бринкер и запыхавшихся подростков, которые сейчас бежали на её зов. Но прежде чем объяснить, ПОЧЕМУ, позвольте мне попросить вас совершить со мной путешествие в кресле-качалке в ту далекую страну, где вы, возможно, впервые в жизни увидите некоторые любопытные вещи, которые Ганс и Гретель видели здесь каждый божий день.

Глава II

Голландия

Голландия – одна из самых необычных стран на свете. Её следует называть Странной Страной или Cтраной Контрастов, поскольку она почти во всём отличнаот от других частей света. Во-первых, значительная часть страны расположена ниже уровня моря. И как это стало возможно? Огромные дамбы, похожие на бастионы, за века были возведены с большими затратами денег и труда, пытаясь удержать океан там, где ему положено быть. На некоторых участках побережья океан иногда всем своим телом прижимается к суше, и бедная страна делает все, что в её силах, чтобы противостоять этому дикому напору. Иногда дамбы прорываются или дают течь, и это приводит к самым плачевным последствиям. Эти дамбы всегда очень высокие и широкие, а вершины некоторых из них покрыты домами и даже деревьями. На них иной раз проложены прекрасные дороги общего пользования, с которых конные всадники всегда могут любоваться придорожными коттеджами. Часто кили огромных кораблей высятся над крышами жилых домов. Аист, который стучит крыльями по краям гнезда, прикрывая своихм птенцов на крыше дома, может чувствовать, что его гнездо поднято высоко-высоко над любой опасностью, но лягушка, квакающие в соседних камышах, ближе к звёздам, чем он. Водяные жуки снуют взад и вперёд над головами ласточек, а ивы, кажется, поникли от стыда, потому что не могут дотянуться до ближайших тростников. Повсюду можно увидеть канавы, каналы, пруды, реки, болота и озёра. Высокие, но никогда не пересыхающие, они блестят на Солнце, как расплавленое серебро, став магнитом всей этой городской суеты и деловой активности, совершенно не обращая внимания на унылые поля, раскинувшиеся рядом с ними. Возникает соблазн спросить: «Что такое Голландия – это суша или вода?» Та самая зелень, которая должна была произрастать только на суше, совершила ошибку и поселилась в рыбных прудах. На самом деле вся страна – это своего рода пропитанная влагой губка, или, как выразился английский поэт Батлер, «земля, стоящая на якоре и пришвартованная к берегу, где люди не живут, а ыечно поднимаются на борт корабля». Люди рождаются, живут и умирают и даже разводят свои сады на лодках вдоль каналов. Фермерские дома с крышами, похожими на большие шляпы с надвинутыми на глаза полями, стоят на деревянных ногах, подобрав их с таким видом, словно хотят сказать: «Мы намерены оставаться сухими, если сможем, конечно». Даже лошади надевают на каждое копыто широкую подставку, как бы приподнимающую их над трясиной. Короче говоря, окружающий пейзаж наводит на мысль об истинном рае для уток. Летом это великолепная страна для босоногих девочек и мальчиков. Как приятно бродить по воде! Как это похоже на плавание на корабле! Как приятно грести, ловить рыбу и купаться в заливе! Только представьте себе цепочку луж, по которым можно целый день запускать кораблики с белыми парусами и никогда не возвращаться домой! Но хватит. После такой рекламы вся молодая Америка ринулась бы в Зюйд-Зее!

Голландские города на первый взгляд кажутся удивительными джунглями из домов, мостов, церквей и кораблей, которые вырастают лесом мачт, шпилей из рощ разросшихся деревьев. В некоторых городах суда привязывают, как лошадей, к дверным косякам своих домовладений, а груз спускают из окон верхнего этажа. Матери кричат Лодевику и Касси, чтобы они не качались на садовой калитке, опасаясь, что они могут утонуть! Водные пути встречаются там чаще, чем обычные автомобильные и железные дороги; водные изгороди в виде ленивых зеленых канав огораживают прогулочные площадки, фермы и сады. Иногда попадаются красивые зелёные изгороди, но деревянные заборы, подобные тем, что есть у нас в Америке, встречаются в Голландии довольно редко. Что касается каменных заборов, то голландец только руками развел бы от удивления при одной мысли об этом. Там нет камня, за исключением тех огромных глыб, которые были привезены из других стран для укрепления и защиты побережья. Все мелкие камни или галька, если они когда-либо здесь были, кажутся замурованными в мостовых или полностью расплавленными. Мальчики с сильными, ловкими руками могут вырасти из пелёнок и отрастить бороду, так и не обнаружив камешка, чтобы пускать голыши или запустить или в пробегающего кролика.

Водные дороги – это не что иное, как каналы, пересекающие страну во всех направлениях. Они бывают самых разных размеров, от большого корабельного канала Северной Голландии, который является истинным чудом света, до тех, которые может перепрыгнуть младенец. Водные омнибусы, называемые trekschuiten, * {Лодки для канала. Некоторые из первых названных каналов имеют длину более тридцати футов. Они похожи на зелёные домики, поставленные на баржи, и запряжены лошадьми, которые прогуливаются по берегу канала. Вагоны первого и второго класса разделены на два отсека, и, когда они не слишком переполнены, пассажиры чувствуют себя в них как дома: мужчины курят, женщины вяжут или шьют, а дети играют на небольшой внешней палубе. Многие лодки, плавающие по каналу, имеют белые, жёлтые или паруса шоколадного цвета. Этот последний цвет достигается благодаря морилке, которая наносится для их сохранения.} по этим дорогам постоянно курсируют экипажи с пассажирами, а водные подводы, называемые пакшуйтен, используются для перевозки топлива и товаров. Вместо зелёных проселочных дорог от поля к амбару и от амбара к саду тянутся зелёные каналы, затянутые ряской, а фермы, или польдеры, как их еще называют, – это просто огромные озёра, которые постоянно осушают. Некоторые из самых оживленных улиц заполнены водой, в то время как многие просёлочные дороги вымощены жёлтым кирпичом. Городские лодки с закругленной кормой, позолоченными носами и ярко раскрашенными бортами не похожи ни на какие другие, они сверкают под Солнцем, а голландский фургон с его забавным маленьким изогнутым шестом – настоящая загадка из загадок.

«Ясно одно, – восклицает мастер Брайтсайд, – обитателям здесь никогда не грозит умереть от жажды». Но нет, Оддленд по-прежнему верен себе. Несмотря на то, что море стремится прорваться внутрь, озёра пытаются выйти из берегов, а каналы, реки и канавы переполнены, во многих районах нет воды, которую можно было бы пить; наши бедные голландцы вынуждены либо обходиться сухим пайком, либо пить вино и пиво, либо отправляться далеко в глубь страны, в Утрехт и другие любимые места за этой драгоценную жидкостью, которая старше Адама, но моложе утренней росы. Иногда, правда, жители могут проглотить добычу ливня, если у них появляется возможность его поймать, но в целом они похожи на моряков, преследуемых альбатросами, из знаменитого стихотворения Кольриджа «Древний мореплаватель». Им везде мерещится вода, вода, вода, которую не выпьешь ни капли!

Из-за огромных ветряных мельниц, раскиданных по всей стране, кажется, что на них вот-вот опустятся стаи огромных морских птиц. Повсюду можно увидеть забавные деревья, подстриженные самым причудливым образом, со стволами, выкрашенными в ослепительно белый, желтый или красный цвета. Лошадей часто запрягают в тройку. Мужчины, женщины и дети ходят, гремя деревянными башмаками с расшатанными каблуками. Крестьянские девушки, которые не могут добиться любви от кавалеров, нанимают их за деньги, чтобы те сопровождали их на ярмарку. А мужья и жены с любовью впрягаются бок о бок на берегу канала и тащат свои повозки на рынок по воде. Ещё одной особенностью Голландии являются дюны, или песчаные холмы. Их много на некоторых участках побережья. До того, как их засеяли жесткой тростниковой травой и другими растениями, чтобы удержать ипесок в узде, на сушу обрушивались сильные песчаные бури. Итак, в довершение всего, фермеры иногда роют землю, чтобы найти свою засыпанную почву, и в ветреные дни сухие дожди из песка часто обрушиваются на поля, которые стали влажными за неделю солнечного сияния. Короче говоря, почти единственное, что узнаваемо нам, янки, в Голландии, – это песня о сборе урожая, которая там довольно популярна, хотя ни один лингвист не смог бы её перевести на человеческий язык. Даже тогда мы должны закрыть глаза и слушать только мелодию, которую я предоставляю вам самим вообразить.

«Дерни Диди дудела вниз

Диди дудел на лужайке;

Ковенус, мортинус, доминус в шайке!

Янки вон вивер, воувер, воун,

Ботермелк и Таунтер!

Клопсер ди блюн!»

С другой стороны, многие странности Голландии являются лишь свидетельством и одновременно доказательством бережливости и упорства её народа. Во всём мире нет более богатого и тщательно ухоженного сада, чем в этой маленькой стране с проточной водой и весенним, влажным климатом. Нет более храброй и героической расы, чем её спокойные, как будто слегка сонные обитатели. Лишь немногие нации сравнялись с ней в важных открытиях и изобретениях; ни одна из наций не превзошла Голландию в торговле, мореплавании, обучении и науке и не стала достойным примером в развитии образования и общественной благотворительности; и ни один из них, пропорционально его масштабам, не затратил больше денег или рабочей силы на общественные работы.

Голландия имеет свою яркую летопись благородных и прославленных мужчин и женщин; свои великие исторические свидетельства терпения, сопротивления и побед; свою религиозную свободу; свою просвещённую предприимчивость; своё дивное искусство, музыку и литературу. Её всамом деле называют «полем битвы Европы»; ностоль же справедливо мы можем называть её убежищем всего мира, ибо угнетенные люди всех наций нашли там приют и поддержку. Если мы, американцы, которые, в конце концов, являются гомеопатическими припарками голландского производства, можем смеяться над голландцами, называть их людьми-бобрами и намекать, что их страна может уйти на дно в любой момент во время прилива, мы также можем гордиться и говорить, что они проявили себя героями и что их страна не уйдет на дно пока ещё остался хоть один живой голландец, который один может справиться с этим.

Говорят, что в Голландии насчитывается по меньшей мере девятьсот девяносто больших ветряных мельниц с крыльями длиной от восьмидесяти до ста двадцати футов. Они заняты распилокой древесины, обмолотом конопли, помолом зерна и многими другими видами работ; но их основное назначение – перекачивать воду из низин в каналы и охранять сушу от внутренних паводков, которые так часто затопляют страну. Говорят, что ежегодная стоимость этих работ составляет около десяти миллионов долларов. Крупные из этих мельниц обладают огромной мощностью. Высоченная круглая башня, иногда возвышающаяся посреди фабричных зданий, часто увенчана башней поменьше, сужающейся к верхушке, похожей на колпак. Эта верхняя башня у основания опоясана балконом, высоко над которым выступает ось, поворачиваемая четырьмя огромными лестничными крыльями-парусами.