скачать книгу бесплатно
– Да ну тебя!
Аня возмущённо потрясла головой и вернулась к личности Андрея.
– Он всегда так смотрит! Фишка у человека такая! У меня, вон, закатывание глаз! Ещё я головой трясу, когда эмоции переполняют. У тебя улыбочка на все случаи жизни. Хрен поймёшь, что на уме! Что ни спрошу, плечами пожимаешь. У Алеськи твоей взгляд в упор. Мурашки по коже бегают. Не верится, прямо, что она тоже хохотушка, как мы с тобой! Борька ваш хихикает. Сашка смотрит исподлобья! Поняла?
– Поняла! Ещё как! Тебе только в психологи! Разобрала, что называется, по косточкам!
– Что ещё остаётся с вами! Никакого покоя!
– Покой нам только снится! – с улыбкой парировала Катя и выскочила за дверь. Улыбка какое-то время держалась на её лице, но по мере удаления от дома Ани становилась всё более грустной и наконец уступила маске озабоченности.
Душевные переживания выматывают человека больше, чем любая работа. Катя имела удовольствие убедиться в этом не один раз и даже понимала, наверное, почему победа над собой считается самой трудной. Правда, похвастать достойным результатом вряд ли могла и вряд ли могла понять все свои чувства. В последнее время – а с известных пор Катя ощущала это даже во сне – внутри неё как будто поселился какой-то другой человек, который всё время с ней спорил и почему-то всегда побеждал. И не она, он – полная её противоположность – искал встречи с Лёней, придумывая какие-то важные дела в центре. Всякий раз, отправляясь туда, Катя, как назло вспоминала взгляд Лёни в день их последней встречи, пристыженный и виноватый.
Город жил своей обычной жизнью. Полупустой днём, после пяти часов вечера он всегда оживал на время. Кто-то сразу бежал домой, кто-то заходил в гастроном в поисках чего-то съестного. Народ толпился на автобусных остановках, а также у ларька «Союзпечати». Изрезанный дорожками, сквер тоже не пустовал и, будто в честь какого-то события, был пронизан насквозь солнечными лучами. Осень достигла фазы уныния, и последняя улыбка солнца, уже скатившегося за здание универмага и нашедшего несколько проверенных лазеек, удерживала людей в местах его временного влияния. Знакомых лиц Катя не встретила, но вдруг поймала себя на мысли, что улыбается всем подряд. Солнце слепило глаза, и Лёню она заметила не сразу и именно тогда, когда обойти его не представлялось возможным. Наконец он тоже её заметил и, вдруг повернувшись всем телом, шагнул навстречу. Люди обходили их стороной, но Катя ничего не замечала: просто стояла и слушала удары собственного сердца, которое заглушило все звуки и, странно, больше не испытывала обиды.
9
Последние две недели Катя жила предвкушением праздника и не позволяла себе плохого настроения даже если на то были причины. Главный вопрос, который стоял перед ней – во что нарядиться на вечер – они с Аней решали сообща и сразу условились, что пойдут втроём, вместе с Лёней. Аня пока не обзавелась парнем и очень часто была третьей, но совсем не лишней, в этой компании. Взамен, охотно и совершенно безвозмездно, выполняла роль почтового голубя между влюблёнными.
В школу подруги чаще всего бегали вместе, а по пути обсуждали новости и, конечно, дела сердечные. Времени утром вечно не хватало, и Катя дожидалась Аню у ворот, а её настроение считывала сразу, как только та появлялась на высоком крыльце своего дома, который из-за жёлтой расцветки в любую погоду выглядел празднично.
– Что-то случилось? У тебя такая физиономия, будто ты ежа проглотила!
– Тебе показалось. Хотя, новость так себе. – Выбежав за калитку, Аня накинула крючок и только после этого посмотрела в глаза Кате, у которой от этого взгляда всё похолодело. – В общем, на вечер мы с тобой одни идём. Лёня уехал. Вернётся через неделю, не раньше. Что-то там с сестрой. Он не очень распространялся.
Тон, каким преподносилась информация, напоминал деловой, но взгляды, какими Аня сопровождала каждое слово, указывали на то, что чувства подруги для неё не мелочь, и она сама держится с трудом.
Получая удар, Катя не позволяла себе никакой реакции и этим очень напоминала некоторых представителей животного мира, замирающих в случае опасности. Все процессы происходили глубоко внутри, Аня понимала это, но всякий раз пыталась взломать систему.
– Да, знаю, слыхала, гонцов с плохой вестью лишали головы, вот только те времена прошли, к счастью! И не надо так вести себя, как будто я во всём виновата, если только в том, что у тебя телефона нет! Вечно я между вами болтаюсь!
Катя остановилась.
– Ну что ты глупости говоришь, я просто расстроилась. Ты здесь не причём.
– Тогда заплачь, что ли! Наори на меня! Я же понимаю, что ты чувствуешь! Мне, честное слово, легче станет. А то я со вчерашнего вечера сама не своя!
Пропустив мимо ушей Анины советы, Катя проявила интерес только к последнему факту.
– Значит, вчера звонил? Почему сам не сказал? Мы с ним вчера виделись, он, между прочим, в школу заходил!
– Срочное что-то, – взяв её за руку, примирительно предположила Аня и добавила взгляду сострадания. – Я понимаю: обидно, когда планы летят к чертям. Но с другой стороны, мы с тобой и без него справимся. Всё равно вместе хотели идти.
– Вместе, да, – подтвердила Катя и мотнула головой, – но без него не пойду.
Она умела быть решительной и, полагая, что разговор окончен, сразу повернула к лестнице, оставив Аню в недоумении.
Звонок звенел для других, чьи громкие голоса напоминали шипение масла на сковородке. Осенний бал. Теперь вечер в ПТУ. Сколько ещё в запасе у судьбы было испытаний? Что она опять задумала? И правда ли, что Лёня уехал к сестре? Катя не знала, откуда взялась эта мысль, но ни о чём другом не могла думать. Звонок с урока лишь усилил натяжение невидимых нитей. Чтобы не привлекать внимание, Катя вышла в коридор, прихватив с собой учебник, но только отошла к окну, как увидела Аню.
– Если ты думаешь, что я с тебя слезу, то плохо меня знаешь!
– Я уже поняла, – улыбнулась Катя, – но тогда и ты меня не знаешь. Я ведь только с виду такая покладистая. Сказала не пойду, значит – не пойду и точка!
– А я сказала – пойдёшь, иначе я не я буду! – не сдавалась Аня. Первая неудача её только распалила. Как только звенел звонок с урока, она появлялась перед Катей и ходила за ней тенью.
Пытка уговорами продолжалась три дня вплоть до субботы. Воистину, чтобы понять подруг, нужно было жить в то время, в этом маленьком городке! Дискотеки ещё не успели войти в моду повсеместно, и в приоритете была живая музыка. На городских танцах исполняли песни советских авторов, зато сцена ПТУ предоставлялась в пользование местных знаменитостей, которым – насколько Катя могла судить в ту пору – блестяще удавалось перепевать зарубежные шлягеры.
Времена были таковы, что не позволяли молодёжи иных вариантов. Не во всяком доме имелся даже скромный проигрывающий пластинки инструмент. Пластинки тоже состояли в списке дефицитов. Но это была лишь часть правды. Многие зарубежные исполнители находились под запретом, а записи их концертов попадали в страну по неофициальным каналам. В немилость власти попали также советские группы и некоторые исполнители. Однако, как всегда бывает в таком случае, это лишь подхлёстывало интерес к их творчеству со стороны прогрессивной молодёжи.
Катя не относила себя к их числу и разбиралась в музыке ровно настолько, насколько позволяло это странное время и условия её существования. Её отец, к счастью, когда-то интересовался музыкой, и радиола в доме имелась и даже была своевременно заменена на более современную. Правда, не ради любви к музыке, а исключительно из-за радио «Голос Америки», которое на прежнем приёмнике работало неустойчиво.
Число музыкальных программ на телевидении было строго регламентировано, и, не перегруженный информацией, зритель поневоле тянулся к расширению собственного кругозора. Кстати, именно так – «Кругозор» – назывался один популярный музыкальный журнал, знаменитый своими гибкими пластинками. Иногда он делал поблажки молодёжи: так Катя обзавелась несколькими песнями «Boney M». Однако пределом её мечтаний была «Отель Калифорния».
Впервые эту песню Катя услышала на школьном вечере, ещё в девятом классе, и с тех пор – вся, до корней волос – покрывалась мурашками от воспоминаний о ней. Парадокс состоял в том, что сам оригинал она даже не слышала и полностью доверяла версии, которая звучала на вечере, сделав популярными это произведение, а также нескольких десятиклассников, рискнувших бросить вызов группе Eagles.
По авторитетному мнению «Грэмми», «Отель Калифорния» признали лучшей песней 1978 года! Разумеется, об этом Катя узнала позже и лишь теперь, из самого начала двухтысячных, могла судить о том, с какой быстротой распространяется музыка, которая не признаёт ни запретов, ни границ, ни национальностей.
Мечта Кати не отличалась оригинальностью: она хотела послушать музыку и станцевать с Лёней под эту песню. С ним она связывала также другие свои мечты. Но мечтать вместе с Лёней не получалось. Весной ему предстояло уйти в армию, а заглядывать дальше этой черты он не любил и не любил, когда это пыталась делать Катя.
Спорила она со своей судьбой или следовала ей, всё это осталось тайной за семью печатями, не подвластной никому, как никому не суждено было знать, как сложилась бы дальнейшая жизнь Кати, не будь Аня такой настырной.
– Ань, никуда я без него не пойду! Я тебе вчера это сказала сто раз, сегодня тысячу. Даже дома от тебя покоя нет. И не надо так смотреть на меня! К сестре он поехал или куда-то ещё мне безразлично. Я остаюсь дома.
– Так! – начала что-то соображать Анька. Взгляд следователя удавался ей лучше всего, и она не стала пренебрегать этим. – Колись! Я чего-то не знаю? А я думала, мы подруги!
В её голосе сквозила обида, и Катя не удержала свой секрет.
– А вдруг он к Юле поехал, а про сестру наврал? Вот потому и сообщил об этом через тебя. По телефону легче соврать, ведь так?
Аня вытаращила глаза. Было видно: она всего могла ожидать, только не этого.
– С чего у тебя такие подозрения? Насколько мне известно, Лёнька ещё тогда порвал с Юлей. Вот его одноклассницы и хотели тебя покалечить. И про вечера под твоими окнами не врал: слово в слово повторил всё, о чём мы болтали в тот вечер.
– Помню, Аня. Всё, вроде бы, сходится. Но, порой, такое ощущение, что он между нами так и рвётся. Вроде, со мной, а сам далеко мыслями. Не говорила тебе, принёс как-то пластинку и крутил два часа без остановки. Потом поднялся и, ничего не сказав, ушёл.
– Что-то стоящее, надеюсь? – решила пошутить Аня и, поняв свою ошибку, тотчас повинилась взглядом.
Катя поколебалась минуту и всё-таки закончила.
– Стоящее, сама посуди: «Помнишь, как любовь к нам с тобой пришла первая? Прозвенел звонок, начался урок пения. Ты вошла в наш класс, я ещё не знал, кто ты. Вместо пылких фраз я тебе послал ноты. Там было: до фа фа фа, соль фа соль фа ми до си ми ми ми до си до си соль си до», – она с трудом допела до конца. Аня сморщилась, но не отказалась задать разговору другой тон.
– Хорошая песня. «Синяя птица», кажется. А песня «Урок сольфеджио» называется.
– Ты издеваешься? Здесь же чёрным по белому! Я – если б даже не знала, всё поняла! Она тоже новенькая, пришла к ним в класс посреди урока. Вряд ли только на уроке музыки, в 9-ом её уже нет. Что-то же он хотел этим сказать! – Катя усмехнулась своим мыслям, потом тяжело вздохнула и озвучила вывод. – Так вот: куда бы он ни поехал, с меня хватит! Я остаюсь дома. Поплачу. Разберусь в себе. Может, и пойму что делать.
– Что делать, – взвилась Аня, – ты будешь думать после того, как мы на вечер сходим. Забыла, как мы его ждали! Весь город ждал! Поплакать успеем! Обещаю составить тебе компанию. Или ты из принципа не можешь такое важное мероприятие отложить?
– Считай, что из принципа! – с вызовом бросила Катя и отвернулась, пытаясь понять, правильно ли поступила, когда выдала свой секрет. Вряд ли она боялась за его сохранность – Аня отличалась надёжностью банковского сейфа – Катя не хотела обременять её больше какой-то допустимой меры, только и всего. И вдруг поняла, что уже позволила этому случиться.
Тем временем Аня прочувствовала свою ошибку и вернулась к тому, что для Кати представляло особую болезненность.
– А потом? Ну, говоришь, два часа крутил пластинку? Потом ушёл?
– На следующий день пришёл, как ни в чём не бывало. Но осадок остался. И вообще… Иногда замечаю в нём что-то такое, что мне не нравится. На людях один, со мной другой. Иногда угрюмый. Запросто может обидеть и не извиниться. А мне, знаешь, жалко тратить время на выяснение отношений. Если честно, я как-то по-другому себе любовь представляла.
На этот раз Аня слушала очень внимательно, ни разу не перебив, потом вынесла вердикт, который больше напоминал диагноз.
– Знаешь, что я скажу, ты просто немного устала, запуталась, обиделась, что он вот так уехал. Нет, я ещё понимаю, если б он тебе запретил! Так нет же, просил, чтоб я с тобой сходила!
– Ещё скажи – умолял! – сказала Катя и рассмеялась.
– Ты – дурочка, что ли? – мгновенно отреагировала Аня и бросилась в наступление по всем фронтам. – За что ты себя наказываешь? Мы так мечтали услышать эти песни! Ну, уехал Лёня! Тоже мне горе! Ты, как влипла в эту свою любовь, так только и делаешь, что хандришь! Дура просто какая-то! И дёрнул меня чёрт дружить с такой дурой! – Она собиралась заплакать, но вдруг, будто испугавшись чего-то, сделала взгляд молящим и буквально вцепилась им в Катю. – Катька, я не переживу, если ты не увидишь этого! Ну, только представь Монгола, Барабана или лучше всего Ваську Ромашко! – Назвав несколько громких для Подвилья имён, Аня резко воздела руки к люстре на потолке и запела. – О, Белладонна, ай ла-ла-ла-ла!
Исполнение оставляло желать лучшего, но это был удар прямо в сердце. Катя бросила взгляд в сторону часов и, поняв, что времени для сборов почти не осталось, объявила итог сражения:
– 1:0 в твою пользу. Умеешь ты, Анька, найти ключик к моему сердцу.
Аня взвизгнула и, подпрыгнув на радостях, задела рукой люстру, которая угрожающе закачалась из стороны в сторону.
– Катька, я, наверное, пять килограммов сбросила за эти два дня! Боюсь, по дороге брюки потеряю!
– Вот! – Катя подняла вверх указательный палец и бросилась к шкафу. – Я, наверное, тоже брюки надену. Только не знаю, что к ним подобрать. Помогай, раз уж тебе так повезло с подругой.
– Ну, не знаю, – явно давая понять, что выбор Кати не слишком ей нравится, Аня быстро отыскала взглядом красную юбку, потом достала её и приложила к себе. – Может, лучше юбку? Обожаю её! Она так тебе идёт!
– Нет, только не эту! И тебе не дам. Она же Лёнькина любимая. Не хочу, чтоб что-то напоминало о нём. Лучше платье!
– Платье мне тоже нравится, – с несвойственной ей поспешностью согласилась Аня, но, смерив подругу взглядом, замотала головой, – мрачновато, ты не находишь? К тому же прохладно, и придётся поддеть что-то. Пусть даже белая молния освежает, слишком строго получается. Во! На похороны идеально!
– Ага, на похороны любви, – мигом подхватила Катя и не сумела сдержать слёзы, взбухшие в глазах. Однако взгляд стал благодарным. – И зачем ты только со мной возишься?
– Из-за справедливости! – не моргнув глазом, отрезала Аня. – Просто, если ты, конечно, можешь понять, за тебя обидно. Я-то все эти песни слушала у своих одноклассников, а ты так и не воспользовалась приглашением Борьки и Сашки. Прям, съедят они тебя!
– Не съедят, но неудобно как-то. Явлюсь такая, рассядусь на их диванах и музыку буду слушать! Что родители скажут?
– Да у них нормальные родители, прости, господи, не то, что наши! Дверь закроют и не будут мешать! А потом ещё и чаю предложат, как у нашего Трофимова было.
– Нет уж, я лучше на вечер! – отказалась от такой перспективы Катя. – Потом как-нибудь и записи послушаю. Не готова я по гостям шастать! Ещё не хватало!
Говоря это, она обыскивала глазами свой гардероб. Вряд ли можно было назвать изобилием то, что она видела, но при умелом подходе, комбинируя одну вещь с другими, ей удавалось создать несколько ярких комплектов, которые нравились её подругам. Гольф, чёрный, из приятной на ощупь, эластичной ткани, выторгованный у поляков, которые приезжали к родственникам на соседнюю улицу, был, можно сказать, палочкой-выручалочкой и подходил ко всему. Катя сбросила с себя школьную форму и через минуту предстала перед Аней с сияющим лицом. Бывали такие дни, когда она себе нравилась. Сегодня был именно такой день.
– Класс! – восхищённо воскликнула Аня, – совсем другое дело! Сегодня тебе чертовски просто идёт чёрный цвет. Я уж не говорю о том, как он подчёркивает значимость момента!
Катя кивнула. О каком моменте упомянула Аня, она вряд ли понимала, но теперь точно знала, что та читала книгу её судьбы или – что тоже верно – была послана ею.
10
Когда подруги достигли цели, зрительный зал бурлил от нетерпения. Обычные для любого клубного заведения того времени кресла, сколоченные по несколько штук, громоздились в два этажа по всему периметру. Святая святых, сцена, опутанная проводами и заставленная аппаратурой, безмолвствовала, но лишь подхлёстывала любопытство тех, кто нашёл себе местечко, и тех, кто только прибыл. Сарафанное радио работало лучше любых афиш, и поток молодых людей не прекращался.
Чего-чего, а зрелищ в Подвилье имелось предостаточно. Необходимую долю разрешённых удовольствий молодёжь получала на регулярных школьных вечерах, городских танцах и здесь, в ПТУ, которое готовило специалистов для сельского хозяйства. Здесь можно было посмотреть фильм, причём, совершенно бесплатно, послушать музыку, потанцевать и познакомиться. Нередко именно в этих стенах завязывались отношения, которые приводили людей в ЗАГС. Семья в те времена считалась ячейкой общества и охранялась государством. В школах преподавалась этика и психология семейной жизни. Разводы не приветствовались, а за подобное неблагоразумие люди расплачивались партийным билетом или карьерой.
Время, объявленное началом, давно вышло, и толпа стала проявлять признаки беспокойства. Однако границ дозволенного никто не переходил. Нарушение правил могло повлечь строгие ограничения, вплоть до прекращения вечера.
– Скоро здесь яблоку негде упасть будет! А ты идти не хотела, дурочка! Слушай, мне тут сказали, что Антонов тоже когда-то на танцах пел! Я, честно говоря, в шоке!
– А ты не знала? Точно знаю, что в Молодечно, – улыбнулась Катя и уже открыла рот, чтобы выдать источник, что снабдил её столь ценной информацией, как вдруг застыла, уперев полубезумный взгляд в сторону входа.
Аня сразу встревожилась.
– Ты чё, Кать? Ты что побледнела? Что с тобой?
Катя не отвечала. Она вообще перестала слышать голоса и звуки и, казалось, попала в другой мир, без стен и потолков, разукрашенный в необыкновенно яркие цвета, которых до этого не существовало в природе. Сердце колотилось в висках, в животе, вырывалось из груди. Глядя в одну точку, она никого не видела, кроме парня, который только что вошёл в зал, и сначала дождалась, когда он снимет шапку, и только после этого озадачила Аню вопросом:
– Ань, а кто это?
– Где? – не поняла та и принялась вертеть головой.
– Ну, вон, вошёл в голубом и красном, – уточнила Катя, махнув рукой в сторону входа. Незнакомец к тому времени спустился в зал и остановился в группе парней неподалёку от сцены. Уточнение сработало. Аня поняла, о ком речь и даже изобразила некое подобие радости.
– А-а-а, так это же Лёшка Астахов! Я с ним за одной партой в первом классе сидела, – пояснила она и, не позволив Кате опомниться, толкнула в спину обеими руками.
Эффект неожиданности вместе с силой удара оказались совсем не в пользу Кати. Всячески пытаясь сбросить скорость, она уткнулась в спину Лёши, потом узнала песню и, утонув в его огромных глазах, передумала извиняться и пригласила на танец.
Музыканты играли «Отель Калифорния».
Когда Катя с Лёшей вышли на улицу, оказалось, что наступила зима. Ветер к ночи совсем утих, и снег ложился на землю с бережной осторожностью, будто заметал их следы, пряча от любопытных глаз.
Говорят, когда встреча двух людей похожа на чудо, это судьба. Вряд ли Катя могла знать об этом, но всеми силами пыталась удержать время, осознавая какой-то частью себя, что прошлое и будущее, эти извечные спутники тревоги и беспокойства, мешающие человеку наслаждаться действительностью, утратили над ней власть. Привычный груз опыта, страха, сомнений – всё это было не про неё. Лёгкая, как мотылёк, она была собой, какой себя ещё не знала, лишь иногда смущалась под взглядом Лёши, а потом снова ждала, что он посмотрит и улыбнётся, едва подняв уголки губ. Память фиксировала каждый жест, каждую мелочь. Будто два странника из далёких и непостижимо близких миров они бродили по спящим улочкам города и говорили, не переставая. Темы рождались сами собой, легко и просто, и Катя ловила себя на мысли, что знает этого человека не первый год и уже говорила с ним обо всём, не один раз, поэтому предвидит то, что он скажет и даже как поведёт себя в следующий момент. Сдержанная по натуре, упрятанная в панцирь запретов и комплексов, она не избавилась от них и всё-таки совершенно себя не узнавала. И хоть окоченела до дрожи внутри, не соглашалась поставить точку, – увлекала своего спутника – то в одну сторону, то в другую, и всякий раз, оказываясь у своего дома, символично водружённого на перекрёстке двух дорог, испытывала горечь какой-то огромной, невосполнимой утраты.
О Лёне Катя вспомнила дома, оказавшись в своей постели, и как-то вдруг, будто шла по лесу и увидела что-то страшное. Но даже в эту минуту осознания собственной вины видела перед собой глаза Лёши, продолжая разговаривать с ним мысленно и ощущая мурашки по всему телу от его взгляда и голоса. Что это было? Помутнение рассудка? Мираж? Сон? Катя на всё соглашалась только бы забыть о своём поступке, который оказался во сто раз хуже того, что совершил Лёня в ту памятную субботу после Осеннего бала. Сколько она пролила слёз в эту подушку, измучившись! Сколько получила косых взглядов, каждый из которых был будто нож в спину! Лёня ещё не знал, что предан, но она ненавидела и презирала себя со всей мощью своей чистоты и невинности.
Дать волю чувствам Катя хотела сразу, но сдерживалась из-за мамы, которая иногда ночевала здесь, в этой крохотной комнате с двумя кроватями. Слёзы сначала душили её, потом хлынули лавиной. Сдержать их не получалось. Прижавшись к холодной стене всем телом, Катя закрыла рот рукой, потом одеялом, как вдруг почувствовала на себе тёплые мамины руки.
– Что ты, девочка моя! Не плачь! Чшшш! – Пытаясь хоть как-то её успокоить, Надежда Ивановна гладила Катю по спине, по волосам, ни на миг не останавливаясь и ни о чём не спрашивая. Худшей пытки нельзя было придумать. Уворачиваясь от этой нежности, Катя вырывалась и вздрагивала от каждого прикосновения, как от удара плетей. Наконец, когда силы иссякли, резко развернулась и выдохнула:
– Мама, я изменила Лёньке!
Признание далось с трудом. Слёзы не останавливались. Катя боялась моргнуть и вглядывалась в родное лицо с таким трепетом, будто ожидала приговора высшего суда, не слишком надеясь на его милость. Взрослея, она перестала делиться с мамой своими переживаниями и бедами. То не хотела выглядеть глупо, то боялась огорчить. Сейчас был тот редкий случай, когда чувства не умещались внутри, били фонтаном, требовали живого участия. Катя сжалась, готовая к новому удару и вся превратилась вслух, как вдруг услышала голос мамы.
– Целовалась?
– Что ты, мама! – возмущённо отпрянула она, – нет!.. Но он мне очень понравился, – уже совсем тихо, словно боясь огласки своей тайны, призналась Катя и снова заплакала.
Надежда Ивановна понимающе улыбнулась и прижала её голову к своей груди. На Катю пахнуло запахом маминого тела. Тёплое ото сна оно источало тонкий аромат молока, для любого человека – аромат детства, той самой лучшей и по-настоящему счастливой поры, когда мама может решить любую проблему, просто прижав к себе, а потом подув на больное место. Всхлипнув несколько раз, трогательно, совсем по-детски, Катя придвинулась к маме всем телом и потом обняла обеими руками.
– Это не измена, доченька. Поверь мне. Засыпай, а плакать не надо. Вот увидишь, утром тебе будет легче.
Так ли это, Катя не знала, но уснула в тёплых маминых объятиях, а потом всю ночь гуляла с Лёшей по заснеженным улицам Подвилья и мечтала о том, чтоб это никогда не заканчивалось.
