Тысячи осеней. Том 1

– Ты где бродил?

За время путешествия юноша, сам того не замечая, уже порядком привык к Шэнь Цяо. В чужих глазах этот человек, может, и выглядел немощным слепцом, которому не прожить без поводыря, то есть Чэнь Гуна, но на деле это Чэнь Гун обычно слушался Шэнь Цяо и шел за ним как за поводырем, благодаря чему оба сумели избежать многих опасностей и кривых дорожек.

Прикрыв за собой дверь, Шэнь Цяо прошептал:

– Нам нужно сейчас же расстаться.

От этих слов Чэнь Гун совсем растерялся. Однако, сообразив, что это для него значит, он тут же вскинулся:

– Почему это?!

Шэнь Цяо стал терпеливо объяснять:

– Когда Бай Жун разберется со своим шисюном, она тут же вернется к нашим поискам. Союз Вездесущих, как ты помнишь, тоже зазывал нас к себе, и мне удалось отказать, но они могли уже передумать. И тогда тоже отправятся за нами в погоню.

Досказав, он ненадолго умолк и продолжил со вздохом:

– Не стоит забывать и про Мужун Циня, придворного мастера боевых искусств. Если он задействует городскую стражу и войска, найти нас будет не сложнее, чем пылинку сдуть. Пусть один из нас слеп, а другой неграмотен, но соблазн заполучить хоть крупицу «Сочинения о Киноварном Ян» слишком велик. Очень многие посвятили свою жизнь поиску трактата, но так ничего и не добились, а мы, случайные свидетели, прослушали целую цзюань. Вдобавок из всех, кто присутствовал в ту ночь, мы самые слабые и беззащитные. Даже захудалый мастер боевых искусств без труда лишит нас жизни.

– И… как теперь? Как нам быть? Мы ж случайно его услыхали! Да и кому эта заумь сдалась? Язык сломаешь читать, а уж тем более слушать! – Человек виновен уж тем, что при нем драгоценный нефрит. Само то, что мы оказались там прошлой ночью, произвело впечатление на людей. Нет, нам лучше разделиться. Пусть каждый пойдет своей дорогой.

Его замысел оставил Чэнь Гуна без слов: поначалу он опешил, но, поразмыслив немного, сообразил, что другого выхода у них нет. Надо разделиться, чтобы спасся хотя бы один. Если они не сумеют скрыться и попадут в руки к врагам, то даже вдвоем не смогут дать достойный отпор. Любой сколько-нибудь серьезный противник расправится с ними одним махом.

От этих размышлений Чэнь Гун как никогда остро ощутил собственное бессилие. Его взяло отчаяние; он возненавидел собственную бездарность и беспомощность, но ничего поделать с ними не мог.

– Ну… как скажешь… – неохотно проронил Чэнь Гун. Вскинув голову, он с сомнением уточнил:

– А ты-то сам как? Один сдюжишь?

Шэнь Цяо ласково ему улыбнулся:

– Разумеется. Ведь и раньше, как помнишь, справлялся. Еще в те времена, когда только пришел в округ Фунин.

«Тоже верно», – мысленно согласился Чэнь Гун, но все равно на сердце у него было тяжело.

Подумав немного, он следом спросил:

– Но мы же еще встретимся? Когда выберемся из города?

– Тут уж как судьба распорядится, – честно ответил Шэнь Цяо. – Скажи, ты все еще мечтаешь попасть в Союз Вездесущих?

Чэнь Гун помотал головой. Теперь он смотрел на многие вещи трезво и не обманывался юношескими мечтами.

– Тамошняя заместительница уже в лицо меня знает. Теперь лезть в Союз – все равно что в западню. И раз им известно, что я слышал эту дребедень, наверняка попытаются из меня что-нибудь выпытать.

– Тогда куда ты пойдешь?

От этого вопроса Чэнь Гун заметно приуныл, но все же ответил:

– Да куда глаза глядят. Куда-нибудь приду. Как деньги кончатся, где-нибудь осяду. Как-никак, что-то да надо есть.

– В этом ты прав. Союз Вездесущих прославился в цзянху, ряды их многочисленны, а потому к новоприбывшим они имеют непомерные требования. Даже если возьмут тебя, то вряд ли станут хорошо обращаться. Лучше поищи иное объединение, пусть малое, но с добрым именем. С твоим-то умом ты быстро там преуспеешь, – от всего сердца посоветовал Шэнь Цяо.

– Посмотрим, – уклончиво пробормотал Чэнь Гун. – Мне на юг что-то не хочется, думаю на север податься, поглядеть на Ечэн. Болтают, что город богатый, народу там – не протолкнуться. Уж там-то проявить себя всяко удастся, – последнее он сказал без особой надежды или воодушевления.

Договорив, Чэнь Гун стал собираться. Из вещей у него был только один узелок, в который он уложил две перемены одежд, так что справился с этим скоро. Обернувшись к Шэнь Цяо, Чэнь Гун обнаружил, что тот спокойно сидит на постели, выставив бамбуковую трость перед собой. Притом он как будто повернул к нему лицо, выжидая, когда можно попрощаться, однако его глаза смотрели куда-то мимо Чэнь Гуна. От этой картины тот отчего-то зашмыгал носом.

На прощание Чэнь Гун кое-как проговорил:

– Т-ты это… береги себя!

Шэнь Цяо кивнул.

– Ты тоже.

Судьба свела их случайно. Они сошлись, словно ряски на воде, и так же по воле случая им суждено было разминуться. Пускай они некоторое время путешествовали вместе, но расставание для них было неминуемо. Дело обычное, ничего особенного, но Чэнь Гун, как юнец, еще не умел спокойно принимать встречи и расставания.

Когда Чэнь Гун ушел, Шэнь Цяо тоже принялся собираться. Он рассчитывал покинуть город через Южные ворота, чтобы случайно не наткнуться на своего бывшего спутника. Шэнь Цяо не лукавил, когда говорил, что им лучше разделиться, чтобы врагам было сложнее их поймать, но кроме того он имел свой умысел…

* * *

Всю дорогу до ворот Чэнь Гун не мог избавиться от страха и тревоги. Он успокоился, лишь когда вышел из города и убедился, что никто не собирается его останавливать или преследовать. Ноги привели его на загородную ярмарку, где он и задержался.

Следует добавить, что округ Хуайчжоу граничил с империей Чжоу, отчего купцы двух империй частенько ездили туда и обратно. Днем за городскими воротами неизменно царило оживление: товары ходили по рукам, покупались и продавались; хозяева лавок громогласно зазывали к себе, и с таким усердием, что их голоса сливались в гомон, где не разберешь ни единого слова.

Сперва Чэнь Гун думал лишь о том, как бы скрыться от жестоких людей, вздумавших охотиться за ним, и по сторонам не глядел. Однако, стоило ему очутиться между пестрыми рядами всевозможных лавок, любопытство взяло свое, и в Чэнь Гуне пробудилась жажда до еды и развлечений. Впрочем, долго бродить по ярмарке он все равно не решился. Немного погуляв, Чэнь Гун купил в дорогу две горячие, только-только из печи, лепешки и вышел на казенный тракт, дабы держать путь на север.

Не успел он пройти и ста шагов, как услышал позади стук копыт, крики и плач. Чэнь Гун поспешил обернуться. Он увидел, как из городских ворот бегут к нему несколько человек, а за ними во весь опор скачет отряд всадников, вооруженных луками. Почему бегут эти люди, зачем за ними гонятся, Чэнь Гун не понимал, но сердце его ушло в пятки. Пока он стоял как громом пораженный, всадники натянули тетивы, прицелились и… Чэнь Гун не стал смотреть, что будет дальше, а бросился бежать со всех ног. Скоро беглецы нагнали его, и теперь Чэнь Гун возглавлял их ряды.

Спасаясь от всадников, юноша не мог взять в толк, отчего все так обернулось. Шел себе спокойно, шел, и вдруг – такое! Он лишь успел краем глаза заметить, что у городских ворот тоже поднялся переполох. Народ с криками бросился врассыпную. Чэнь Гун не осмелился как следует обернуться и посмотреть, что там творится. Вместо этого он припустил, надеясь как-нибудь убежать от преследователей, притом коря себя на все лады и сетуя, как он неудачлив, раз наживает одни беды.

Вдруг над ухом Чэнь Гуна просвистела стрела и вонзилась прямо в траву перед ним. Юноша так перепугался, что ноги его подкосились, и он чуть не упал. Следом за спиной послышался чей-то истошный вопль и глухой звук рухнувшего на землю тела. Всадники позади разразились хохотом: видно, зрелище пришлось им по вкусу.

– Цзюньван поистине прекрасный стрелок! – услужливо восхитился кто-то. – Со ста шагов без промаха поразит даже ивовый листок!

Смех вдруг оборвался, и прогремел чей-то голос:

– Всем стоять! Видите впереди самого быстроногого? Я сам его подстрелю!

Но разве перед Чэнь Гуном кто-то был? Разве кто-то обгонял его? Вот именно, никого не было! И он разом понял, что подстрелить хотят именно его. Что это он здесь добыча, которую вот-вот загонят!

В те времена знать любила забавляться охотой, однако некоторым из них разонравилось загонять зверей или выцеливать птиц. Их пристрастия приобрели изощренную форму, а потому они предпочитали назначать своей добычей рабов и узников темниц. Освободив нескольких, такие охотники велели несчастным бежать, надеясь пострелять по живой мишени. Их ничуть не волновала участь простолюдинов, поймавших стрелу, выживут они после или умрут. Такое развлечение прозвали «охотой на людей».

Подобные истории доходили и до Чэнь Гуна, когда он только-только покинул округ Фунин. Он слушал их с интересом, как диковинную сказку, и, подражая другим, неодобрительно цокал языком. Но теперь такая история приключилась с ним, и Чэнь Гун счел, что в ней нет ничего интересного или диковинного.

Когда он все понял, сердце его заколотилось быстрее и громче, будто в груди кто-то бил в барабан. Казалось, оно вот-вот выпрыгнет.

Сообразив, что его загоняют, как крупную дичь, Чэнь Гун на ходу обернулся, пал на колени и взмолился:

– Благородный господин, пощадите! Я не дикий зверь, не узник и не раб! Я из свободных и чту законы!

– И что? Если князь пожелает тебя убить, то все равно убьет! – беззаботно посмеиваясь, заметил человек во главе отряда. Но тут он присмотрелся к Чэнь Гуну и не сдержал удивленного возгласа. Придя в себя, человек велел:

– Ну-ка, подними голову! Дай-ка на тебя посмотреть.

Набравшись смелости, Чэнь Гун вскинул подбородок, и всадники увидели на его лице нескрываемый страх. Однако Му Типо, человек, стоявший во главе отряда, счел юношу занятным и сколько-нибудь достойным своего внимания.

– Конечно, кожа у него темновата, но черты утонченные, руки и ноги гибкие… – сказал он своей свите, после чего обратился к Чэнь Гуну:

– Если пощажу тебя, как ты меня отблагодаришь?

От его вопроса юноша совсем растерялся.

– Я человек простой, привык трудиться в поте лица… И с радостью послужу господину… – пробормотал он.

– Прекрасно! – усмехнулся Му Типо и стал раздавать указания слугам:

– Эй, поднимите его! Когда вернемся, хорошенько отмойте и приведите ко мне!

Хотя Чэнь Гун сбежал из дома еще в раннем детстве, однако успел хлебнуть горя и поглядеть, как устроен этот мир. И уж конечно он не хуже любого другого догадывался, что могут значить эти страшные слова. Его догадку подтвердила свита господина: они многозначительно перемигивались и перешептывались. Ясно как день, из него хотят сделать наложника!

В ту смутную пору высшая знать империи Ци не делала больших различий между мужчинами и женщинами, отчего наложники не были редкостью. Уже несколько поколений императоры потворствовали своим и чужим извращенным вкусам при дворе. Следом подхватили дурные привычки и «низы», что, как известно, привыкли подражать «верхам», и со временем грех мужеложства разошелся по всем сословиям. Вдобавок Чэнь Гуну не повезло попасться прославленному приближенному императора. И пускай юноша даже не подозревал, что за человек возжелал забрать его к себе, но вполне догадался, что сулит эта служба.

Чэнь Гун страшно перепугался. Скорчившись в глубоком поклоне, он во всю глотку заголосил:

– Пощадите, благородный господин! Я вовсе… вовсе не красив! Не хочу я к вам!!!

Му Типо заметно помрачнел – сердце Чэнь Гуна заколотилось пуще прежнего.

Хотя он и выучился у Шэнь Цяо паре-другой приемов, но перед ним был отряд хорошо вооруженных всадников с горящими от преданности глазами. Так какой прок с того, что он нахватался по верхам? Он даже не успеет приблизиться к их господину, как его пронзит с десяток стрел!

Раньше Чэнь Гун бахвалился, что не страшится ни Неба, ни земли, но теперь он в который раз убедился, что говорил все это из глупости. Никогда прежде его положение не бывало столь безнадежным: он всегда знал, что сумеет выйти сухим из воды, и потому думал, что не боится никого и ничего. Но вот он окружен, ему некуда бежать, и юношу взял смертельный страх. Чэнь Гун даже не представлял, что за знатные господа перед ним, но ему это было и не нужно. Он и так понимал, что не может позволить себе их оскорбить.

Пока Чэнь Гун мучительно выискивал способ избежать этой беды, кто-то из свиты Му Типо засмеялся и сказал своего господину:

– Цзюньван, смею заметить, я никогда не видывал такого невежи!

– Верно, верно! – подхватил другой. – Несравненным красавцем его не назовешь, а все же вы оказали ему милость. Ему несказанно повезло, что вы решили обратить на него свой взор, а он еще смеет возражать! Не лучше ли пристрелить его на месте?

Му Типо нахмурился и, следуя этим словам, лениво поднял лук, дабы натянуть тетиву. Увидав, что он готовит стрелу, Чэнь Гун в испуге крикнул:

– Благородный господин, позвольте досказать!

Голова у него шла кругом, притом все мысли куда-то подевались. Не успев обдумать толком, что творит, Чэнь Гунь затараторил:

– Сей ничтожный и правда не похож на несравненного красавца! Он не заслуживает внимания благородного господина! Но я знаю… знаю, кто заслуживает! Он гораздо красивее сего ничтожного… Нет, он покрасивее всех ваших спутников будет!

Му Типо привык тщательно подбирать себе свиту, и его неизменно сопровождали лишь писаные красавцы, а потому, услышав слова простолюдина, не видавшего толком жизни, он и его спутники разразились презрительным хохотом.

– Вы только послушайте! Деревенщина неотесанная, а говорит, будто видал кого-то красивее нас! – потешались они.

Сам Му Типо не проронил ни слова, а лишь достал из колчана стрелу с белым оперением, готовясь выстрелить.

При виде нее Чэнь Гун весь покрылся ледяным потом. Здесь и сейчас решалось, жить ему или умереть. Надеяться на здравомыслие не приходилось, и он выпалил первое, что пришло в голову:

– Этот человек в городе, мы только что разошлись восвояси! Если благородный господин мне не верит, я провожу и укажу на него! Он очень красив, вот только глаза… Этот человек ослеп, и, боюсь, благородному господину он не понравится…

Услышав, что баснословный красавец вдобавок слепец, Му Типо несколько заинтересовался. Подумав немного, он небрежно проронил:

– Если на то пошло, мне еще не приходилось забавляться со слепцом… Привяжу-ка его к кровати, и тогда, быть может, и глаза не придется завязывать?

На его скабрезную шутку другие ответили громким бесстыдным хохотом. И тут Чэнь Гун понял, что эти господа начисто лишены стыда и совести. Но своего братца-сюнчжана он уже сдал, и раскаиваться теперь поздно. Тогда он стал уговаривать себя, что Шэнь Цяо гораздо более сведущ в боевых искусствах, стало быть, наверняка сумеет отбиться от этих людей. А то и вовсе окажется, что он давно покинул гостиницу и ушел из города.

Мысли Чэнь Гуна все еще путались, а сам он, застыв, сидел на земле, когда к нему подъехал какой-то человек из свиты и, вздернув подбородок, капризно прикрикнул на него:

– Отчего мешкаешь? Ну же, веди нас к нему!

Чэнь Гун, скрипнув от досады зубами, попытался было отговорить предводителя этой шайки:

– Благородный господин, боюсь, тот человек вам совсем не понравится. Да, он красив на лицо, но здоровье у него слабое…

– Еще лучше! – хохотнул Му Типо. – С таким развлекаться будет в новинку. Если помрет, пока забавляемся, ну так что ж! У него же здоровье слабое, так какая моя вина? Ну а если передумал дорогу показывать, то так уж и быть, буду довольствоваться тобой. Парень ты крепкий, с тобой ничего не случится. Может, раздеть тебя донага и отдать моим псам? У них как раз гон, и свои потребности имеются. А я-то переживал, что никого им не найду!

Чэнь Гун выслушал господина с широко распахнутыми от ужаса глазами и содрогаясь всем телом. Он и представить себе не мог, что земля носит таких злодеев. И противиться этим людям он больше не смел.

«Уж извиняй, Шэнь Цяо, ничего не попишешь. Они меня вынудили», – лишь мельком подумал он.

Глава 7

Предательство

Чэнь Гун повел за собой Му Типо и его свиту в город, к гостинице, где он оставил Шэнь Цяо. С ухода юноши не прошло и половины дня, и хозяин еще не забыл его. Увидев, что Чэнь Гун вернулся не один и привел за собой компанию, тот не посмел пренебрегать обязанностями и поспешил навстречу гостям, дабы поприветствовать их.

– Что вам угодно?

Чэнь Гун не стал слушать, что он там бормочет, и оглянулся на Му Типо – тот, завидев убогое убранство гостиницы, нахмурился и брезгливо зажал нос. Войти внутрь он не пожелал и вместо этого отправил Чэнь Гуна и нескольких своих приближенных.

Первым делом Чэнь Гун спросил у хозяина, не ушел ли Шэнь Цяо.

– Тот, с кем я комнату делил, еще тут? – спрашивая, юноша отчаянно размахивал руками. – Он плохо видит, вот и ходит с бамбуковой тростью.

– Тут, тут, – торопливо подтвердил хозяин. – Помнится, еще не спускался, стало быть, сидит в своей комнате.

Чэнь Гун поначалу обрадовался, но вовремя вспомнил, зачем он здесь, и снова испытал укол совести. Впрочем, терзался он недолго – его мигом одернули:

– Что застыл столбом? Живо веди наверх!

Грозно нахмурив брови, на юношу накинулся красивый господин из свиты Му Типо. Весь в пудре и румянах, он держался жеманно, и Чэнь Гун на него даже смотреть не мог – такой противный он был. Видно, этот приближенный заподозрил, что пойманный наглец не торопится исполнять поручение. Как бы Чэнь Гун ни пытался отсрочить неминуемое, а сопротивляться благородным господам не мог. Еле волоча ноги, он повел людей Му Типо вверх по лестнице. Юноша и сам не понимал, на что надеется: то ли на то, что Шэнь Цяо уже ушел, то ли на то, что еще успеет его застать.

Поднявшись, Чэнь Гун постучал в дверь комнаты. После третьего стука оттуда донесся знакомый голос:

– Кто там?

В голове Чэнь Гуна все перемешалось. Он и не знал, что теперь чувствует. Судорожно сглотнув, он глухо ответил:

– Я.

– Чэнь Гун? Почему ты вернулся? – в голосе Шэнь Цяо звучало удивление, однако говорил он по-прежнему мягко. – Скорее заходи.

Но Чэнь Гун медлил. Он совсем запутался в том, что надобно сделать, и неумолимая вина жгла его хуже каленого железа.

– Опять застыл? Пошевеливайся! – стал понукать его все тот же жеманный господин из свиты Му Типо.

Не дождавшись ответа, он потерял терпение и с силой толкнул Чэнь Гуна – тот пошатнулся, не удержался и всем телом налетел на дверь, тем самым распахнув ее.

Как оказалось, Шэнь Цяо сидит у окна, спиной к двери, и лицо его чуть обращено к улице, словно он наслаждается видом, открывающимся с его места. Однако Чэнь Гун его позой не обманывался: он помнил, что с той ночи в монастыре Шэнь Цяо совсем ничего не видит.

– Так это и есть твой красавец? На мой вкус, ничего особенного… – начал было жеманный господин, но тут Шэнь Цяо обернулся, и приближенный Му Типо осекся, не зная, что и сказать.

Тем временем сам Му Типо уже сгорал от нетерпения. Устав поджидать внизу, он быстро поднялся и зашел в комнату вслед за своими людьми. Едва он увидел Шэнь Цяо во всей красе, как глаза его загорелись.

Надо сказать, Му Типо не был рожден аристократом. Происходил он из бедной семьи, и сперва его матушка, став кормилицей будущего императора, получила власть и влияние при дворе, а затем и сам Му Типо коротко сошелся с Гао Вэем. С тех пор князь купался в роскоши, отчего привык замечать других, только если они пышно и со вкусом одеты. Человека бедного или блеклого Му Типо не удостоил бы своим взглядом.

Разумеется, Шэнь Цяо не мог похвастаться богатыми одеждами: его халат-пао был сшит из грубой холстины, а волосы не украшала даже нефритовая шпилька – лишь голубоватая лента в цвет платья, и ею Шэнь Цяо прихватывал узел, в который собирал пряди у висков.

И все равно Му Типо не мог оторвать от него глаз. Бедные одежды странника не скрывали незаурядную красоту молодого мужчины.

Шэнь Цяо повернул к ним бледное бесстрастное лицо и уставился на прибывших невидящим взглядом. От его неземной красоты у Му Типо пересохло во рту. Он едва держался, чтобы тотчас не наброситься на этого человека, повалить на постель, разорвать одежды и сделать своим.

Тем временем Шэнь Цяо, не скрывая недоумения, спросил:

– Чэнь Гун, кого ты с собой привел?

Его чарующий голос едва не свел Му Типо с ума. Как же восхитительно будет слышать рыдания этого красавца и видеть его сведенные брови! Притом в голову князя пришла блестящая мысль: сначала он как следует позабавится с ним здесь, в Хуайчжоу, а после подарит слепого красавца своему покровителю, императору Гао Вэю, с кем Му Типо весьма часто сходился во вкусах. Оба привыкли развлекаться необычным способом и были охочи до чужой красоты.

– Как тебя зовут? – поспешил спросить у Шэнь Цяо князь.

Тот ничего не ответил. Нахмурившись, он снова позвал Чэнь Гуна, но юноша не откликнулся. Чэнь Гун знал, что его знакомец слеп, но от стыда все равно отвел глаза.

Заметив смятение провожатого, Му Типо усмехнулся и сказал:

– Твой друг обещал, будто бы здесь я найду писаного красавца, что в сто тысяч раз прекраснее всей моей свиты. Сперва я не поверил ему, решил, что он просто не познал жизнь и ничего толком не видел, вот и мелет чушь, но все же пошел за ним. И теперь вижу, что не солгал!

Шэнь Цяо встретил эти объяснения суровым молчанием. Ни один мускул не дрогнул на его лице. А Му Типо как будто не заметил, что ему не рады, и все говорил о своем:

– Пред тобой чэнъянский цзюньван Му Типо, любимейший приближенный его величества императора Гао Вэя! Если согласишься пойти со мной, тебя каждый день будут ждать роскошные одежды и изысканные яства. Всю жизнь ты проведешь в богатстве и почете, и никогда больше тебе не придется скитаться по убогим гостиничным дворам.

На его предложение Шэнь Цяо лишь вздохнул:

– Чэнь Гун, это ты сказал ему, где меня найти?

Собравшись с духом, юноша выпалил:

– А что оставалось делать? Если б не привел, пришлось бы самому служить Му… цзюньвану!

Шэнь Цяо неодобрительно покачал головой.

– Неужели ты думаешь, что избежишь беды, просто приведя их сюда? А ты спрашивал цзюньвана, желает ли он тебя отпустить?

Му Типо, заслышав вопрос, расхохотался.

– Прекрасно подмечено! Конечно, он и мизинца твоего не стоит, но юнец сообразителен и крепок, да и на лицо недурен. Слуга из него выйдет хороший!

Чэнь Гун пришел в ужас. Из его груди вырвался крик:

– Вы же только что обещали меня отпустить!

Но Му Типо не удостоил его ответа, а лишь махнул приближенным, отдавая приказ. Те, повинуясь, выступили вперед и схватили Чэнь Гуна под руки. А сам Му Типо направился к Шэнь Цяо.

Тот, видимо, почувствовал его приближение и, опираясь на край стола, поднялся со своего места. Со стороны казалось, что Шэнь Цяо как будто приветствует дорогого гостя. Уголки губ Му Типо дрогнули в улыбке. Пока что все шло по его замыслу.

Как известно, могущество и власть никого не оставят равнодушным. Люди либо боятся власти, либо страстно желают ее. Первые дрожат от нее, словно лист на ветру, вторые же слетаются к ней, точно мотыльки на огонь. Умудренный этой истиной, Му Типо решил про себя так: возможно, этот молодой мужчина и вправду равнодушен к богатству и почестям, но вскоре он вкусит их, распробует и обязательно полюбит. И не только шелка, яства и почести, но и теплый ароматный нефрит нежных тел. А распробовав и привязавшись, уже не выпутается из силков, как бы ни захотелось свободы.

– Как тебя зовут? – осведомился Му Типо.

– Шэнь Цяо.

– «Цяо» как в именах прославленных красавиц Дацяо и Сяоцяо? Что ж, подходящее имя.

– «Цяо» как «обрывистая гора», – возразил ему Шэнь Цяо.

Му Типо вскинул в удивлении брови, усмехнулся и принялся цитировать классический гимн:

– «…Духов же светлых мы всех смягчили, к себе привлекая, также и духов рек и священных обрывистых гор»? Нет уж, это «цяо» слишком свирепое и воинственное. Не следует такому красавцу носить подобное имя.

Но Шэнь Цяо не улыбнулся его шутке.

– Мне это имя кажется хорошим.

– Ну что ж, не будем спорить. Раз нравится, стало быть, пусть остается. А есть у тебя другое имя? Может, ласковое прозвище? Как мне тебя называть? Сяо Цяо? Или А-Цяо? – со смехом гадал Му Типо. Он и сам не заметил, как тон его сделался нежным.

Вместо ответа Шэнь Цяо нагнулся за бамбуковой тростью. Воротник его одежд отошел, и показалась длинная белая шея. От этого зрелища сердце Му Типо кольнула сладкая боль. Не сдержавшись, он сам собой потянулся поддержать Шэнь Цяо под локоть, лелея надежду при случае заключить красавца в объятия. Однако, стиснув запястье Шэнь Цяо, Му Типо почувствовал не теплый нефрит, а проступающие кости и холод тонкой кожи, что в ином случае нисколько бы не прельстило такого пресыщенного красотой человека, как он. Обычно князь брезговал тощими юношами, ведь у них и подержаться не за что, к тому же Шэнь Цяо из-за долгой болезни исхудал до невозможного. Но в те мгновения мысли Му Типо где-то блуждали, сам он пребывал в сладостной неге предвкушения и только все больше и больше терял терпение.