Тысячи осеней. Том 1

Стоит добавить, что те, кто плохо владел боевыми искусствами, как и те, кто вовсе ничего в них не смыслил, не могли уловить глазом движения троицы. Их мелькающие там и здесь фигуры напоминали лишь неверную игру света и тени. Неудивительно, что Чэнь Гун и вовсе не заметил «монашка», который уже потянулся к нему. Не поднимаясь с земли, юноша все так же во все глаза глядел на неописуемый поединок Мужун Циня и Юнь Фуи.

Зато смертельную угрозу почувствовал Шэнь Цяо. Разумеется, он все еще был слаб, здоровье его не поправилось. Нередко он кашлял кровью, и потоки его ци не расходились по телу как следует. Направлять их Шэнь Цяо больше не мог, к тому же боевые искусства, освоенные в прошлом, он почти позабыл, из-за чего путал то одно движение, то другое. Вдобавок во мраке ночи Шэнь Цяо ничего толком не различал. Однако он не мог остаться в стороне и закрыть глаза на гибель Чэнь Гуна. Ничуть не сомневаясь, Шэнь Цяо бросился на выручку.

Поистине, за одно мгновение – десять тысяч изменений. И все последующие события случились как будто разом.

Чэнь Гун и понять ничего не успел, как его со всей силы толкнули наземь. Незнакомка, принявшая личину монаха, уже приготовилась схватить его, но поймала лишь бамбуковую трость, отчего в удивлении вскрикнула.

Притворщица потерпела неудачу, и ей ничего не оставалось, кроме как отпустить трость и встретить летящие к ней сияющие лезвия. Из-под рукава показалась нежная белая ладонь, пальцы щелкнули и сложились в «цветок», готовый принять на себя удар «крыльев цикады». Несмотря на все предосторожности, сияющие лезвия с легкостью пробили заслон ци и глубоко вонзились в ладонь девицы по левую и правую стороны. Впрочем, не успей притворщица перехватить ножи, и те бы впились еще глубже. Нежную белую руку обагрила кровь.

Лицо «монашка» исказила кровожадная злоба. Ах, если бы не дурацкая трость, клинки впились бы в козла отпущения, распростертого у ее ног! Но кто-то все испортил, и теперь она получила тяжкую рану!

Потеряв всякий интерес к поединку между Юнь Фуи и Мужун Цинем, незнакомка, взявшая личину монаха, обернулась к Шэнь Цяо и угрожающе ринулась к нему. Пальцы ее скрючились в когти. Еще чутьчуть – и вцепится в него!

Мужун Цинь метнул ножи в притворщицу неслучайно. Пару мгновений назад он решил оставить Юнь Фуи в покое и заняться «монашком», поскольку прекрасно понимал, что предводительница Союза Вездесущих уже никуда не денется. А кто из соперников помешает ей скрыться – совершенно неважно.

Будто в ответ на его соображения во мраке раздался звон нефритового колокольчика, да такой ясный, что все присутствующие ощутили, как их зрение и слух мигом очистились. Однако для Юнь Фуи этот звон был губителен: она тут же почувствовала, как тысячи игл впиваются в ее тело, как десять тысяч мечей прознают ее сердце. Нестерпимая боль охватила ее с ног до головы, потоки истинной ци внутри нее замерли.

«Это еще кто?!» – испугалась Юнь Фуи.

Впрочем, ей было решительно все равно, кто явился за ней. Ее охватил такой ужас, что хотелось бежать без оглядки. Она ринулась вперед, но тут обнаружила, что ее опутала невидимая сеть. Теперь Юнь Фуи не могла и шагу ступить.

Прежде по глупости своей Юнь Фуи считала, что нет ничего страшного в том, чтобы в своих умениях уступать десятке сильнейших мастеров Поднебесной, ведь она и так достаточно сильна. И только оказавшись в плену, Юнь Фуи с горечью поняла, как жестоко ошибалась. Неизвестный противник еще не показался ей на глаза, а уже скрутил в бараний рог. Неужто этой ночью ей суждено утратить то, что было доверено? Юнь Фуи охватило отчаяние.

Тем временем незнакомка под личиной монаха уже бросилась на Шэнь Цяо. Рука ее мелькнула быстрее молнии: видно, притворщица ничуть не сомневалась в своем намерении. Да и в самом деле, зачем мешкать? Может, в поединке один на один она и уступала Юнь Фуи или Мужун Циню, но одолеть какого-то простеца, далекого от мира цзянху, ей ничего не стоило – только пожелай. Пусть тот и сумел помешать ей схватить юношу и закрыться его телом от метательных ножей, но слепец лишь сделал изящный ход, выгадав удачное мгновение, отчего и застал ее врасплох.

Теперь же незнакомка была настроена решительно, и Шэнь Цяо не мог ей противостоять. В сущности, эта девица под личиной монаха и не считала его противником. Ей думалось, что он заслуживает смерти уже тем, что, не рассчитав силы, сунул нос в чужие дела. Так что о нем жалеть? Он бесполезен, даром что красив, и скоро будет мертв.

Ее белая рука промелькнула молнией – истинная ци бурлящей рекой устремилась к Шэнь Цяо, и его захлестнула волна ужасающей злобы. Между ним и притворщицей еще оставалось где-то пять-шесть шагов, а он уже едва дышал. В глазах потемнело, грудь сдавило от боли. Не чуя под собой ног, Шэнь Цяо обмяк и ощутил, как у сердца разливается обжигающее пламя. Что-то давило изнутри, мешало ему до тошноты. Рот наполнился кровью. И лишь исторгнув ее, он почувствовал облегчение.

Между тем незнакомка уже настигла Шэнь Цяо. Кончик ее пальца почти коснулся жертвы, но тут… случилось нечто невообразимое. Впрочем, к этому невообразимому Шэнь Цяо не имел ни малейшего отношения.

Из мрака за его спиной вынырнула чья-то рука и до крайности просто, без какого-либо изящества, стремительности или ухищрений, свойственных боевым искусствам, перехватила запястье незнакомки. С первого взгляда было ясно, что эта длинная бледная ладонь принадлежит мужчине. И ее гладкая кожа без мозолей и шрамов говорила о том, что владелец утопает в роскоши и занимает весьма высокое положение в обществе.

Но притворщицу красота этой руки ничуть не восхитила – наоборот, напугала до смерти. Она даже не догадывалась, откуда эта рука взялась, притом вырваться или ответить ударом никак не могла, ведь ее запястье держали мертвой хваткой. Но едва притворщица пришла в себя, как ее руку пронзила резкая боль, да такая, что из груди вырвался крик.

Любой мужчина, заслышав этот вскрик, если не сжалился бы над девицей, то, по крайней мере, ослабил бы хватку. Вот только личина простодушного монашка сыграла с притворщицей злую шутку, да и противник ее обладал поистине каменным сердцем: несмотря на жалобные стоны, он только усилил натиск, отчего кости несчастной затрещали – ей с легкостью раздробили запястье. Следом девица взмыла в воздух, но не потому, что решилась бежать. Ее просто-напросто подбросили вверх и отшвырнули прямо в колонну храма.

Ее хрупкая фигурка со всего маху врезалась в камень, отчего колонна, казалось, дрогнула. Закашлявшись, притворщица медленно сползла вниз и упала наземь. Изо рта ее брызнула кровь. Теперь искалечены были обе руки: одной раздробили кости, а другую изранили тонкие светящиеся клинки. Что ни говори, но дела у притворщицы шли хуже некуда, и выглядела она жалко. Впрочем, потерпев сокрушительное поражение, девица духом не пала. Вскинув голову и впившись взглядом в незнакомца в темных одеждах, она обратилась к нему глухим голосом. Рот ее был полон крови, отчего вопрос прозвучал невнятно:

– Кто же… ты?..

– Что ты на меня так смотришь? – незнакомцу в темных одеяниях, видно, не понравился ее взгляд. – Даже объединившись, Юань Сюсю и Сан Цзинсин не посмеют хвалиться, что без труда одолеют меня, что уж говорить о тебе?

Незнакомку, что взяла себе личину монаха, звали Бай Жун, и она состояла в школе Обоюдной Радости. Услышав имена старших, девица тут же переменилась в лице.

– Осмелюсь спросить, ваше превосходительство, как ваше имя?

Однако на ее вопрос ответил кое-кто другой. Судя по всему, он выжидал подходящего случая неподалеку.

– Хотелось бы знать, что привело главу Яня сюда?

«Глава Янь… Неужели Янь Уши?!» – изумилась Бай Жун, и глаза ее широко распахнулись.

Будучи лучшей ученицей школы Обоюдной Радости, она нередко слышала о достопочтенном Янь Уши. Пускай три школы неправедного пути вышли из одного истока, однако уже давно пребывали в раздоре. И когда Янь Уши удалился в затвор на десять лет, оставив Чистую Луну без присмотра, школа Обоюдной Радости не преминула воспользоваться слабостью соперников: как говорится, побросать камни в упавшего в колодец. За десять лет они сумели доставить школе Чистой Луны немало забот и хлопот. Но теперь Янь Уши возвратился, взял дела школы в свои руки и принялся воздавать за содеянное. Так что нельзя посетовать, что Бай Жун совсем не заслужила свою тяжкую рану.

Между тем Янь Уши, заслышав вопрос неизвестного, криво ухмыльнулся и проронил:

– Раз даже ты, плешивый старый осел, заявился, так отчего же и мне не прийти?

Будто бы в ответ на его слова из мрака ночи степенно вышел буддийский монах. В руках он держал нефритовый колокольчик. Как ни погляди, но на «плешивого старого осла», как сказал о нем Янь Уши, этот человек нисколько не походил. На вид монаху было не больше тридцати, а сам он так и светился белизной: лицо будто гладкий нефрит, одежды белее снега, и даже самый взыскательный взгляд не нашел бы на них ни пылинки. Новоприбывшему и не нужно было говорить о себе, чтобы другие тут же признали в нем просветленного монаха высшего ранга.

Молодое поколение, к которому относились Мужун Сюнь и Тоба Лянчжэ, его появление ничуть не впечатлило, а вот Мужун Цинь и Юнь Фуи насторожились.

– Кто бы мог подумать, что двое величайших мастеров – наставник государя Сюэтин из империи Чжоу и глава Янь, один из величайших талантов своего времени, – решат, подобно ворам, пробраться в империю Ци, дабы завладеть цзюанью «Сочинения о Киноварном Ян»! – вскричал Мужун Цинь. – Желаете забрать, и пальцем о палец не ударив? Да есть ли у вас совесть?!

– Не горячитесь, глава Мужун, – спокойно ответствовал наставник Сюэтин. – После смерти гогуна княжества Цзинь его величество правитель Чжоу запретил учение Будды, и сей старый монах уже давнымдавно не служит наставником государя. Этой ночью я пришел сюда, дабы исполнить волю моего покойного друга. Надеюсь, заместительница Юнь отдаст искомую вещь мне, чтобы я мог вернуть ее законному владельцу, ведь таково было его заветное желание.

Услышав, что он несет, Бай Жун презрительно сплюнула кровавую слюну и через силу рассмеялась:

– Вы поглядите, какой совестливый монах! Сроду такого не видывала! Ясно как белый день, что он замыслил завладеть драгоценной цзюанью, а все прикрывается волей покойного друга! А ведь в Поднебесной давно известно, что Тао Хунцзин наследника не оставил и «Сочинение о Киноварном Ян» никому не передал. Неужто Тао Хунцзин тебе во сне явился, попросил собрать все части трактата и сжечь?

Пока она обличала его, наставник Сюэтин лишь с безмятежным видом сложил ладони и поклонился, как будто и не слышал упреков Бай Жун.

С появлением еще двух соперников Мужун Цинь и Бай Жун больше не решались нападать на Юнь Фуи, однако той легче не стало. Другие противники оказались серьезнее прежних, и ее охватила мучительная тревога.

После смерти почтеннейшего Ци Фэнгэ среди мастеров боевых искусств Поднебесной довольно скоро определилась десятка непревзойденных. Наставник Сюэтин и Янь Уши в число избранных входили. Сложно сказать, какое именно место занимал каждый из них, но велика вероятность, что оба достигли первой тройки. Много лет Янь Уши не давал о себе знать, но, вернувшись в цзянху, тут же вызвал на поединок Кунье, лучшего из тюркских мастеров, и разгромил его, а ведь тот несколько месяцев назад одолел самого настоятеля-чжанцзяо горы Сюаньду.

Узнав, кто ее соперники, Юнь Фуи совсем отчаялась. Она не могла справиться даже с одним, так чего уж говорить о двух несравненных? От это мысли ей стало горько. Глава Доу Яньшань доверил ей великую ценность, и она приложила все силы, чтобы исполнить его поручение. Однако Юнь Фуи никак не ожидала, что этой ночью ее обступят враги один могущественнее другого. Разумеется, все они друг с другом не ладили, но теперь их объединяла общая цель: завладеть цзюанью «Сочинения о Киноварном Ян», что была при ней. Отчего надеяться, что все передерутся и забудут о Юнь Фуи, не приходилось.

Просветленные в цзянху знали, что «Сочинение о Киноварном Ян» Тао Хунцзиня состоит из пяти цзюаней, что соответствует пяти элементам и пяти плотным и шести полым органам. Его содержательные части назывались следующим образом: «Познающий дух», «Призрачная душа-по», «Блуждающая душа-хунь», «Мутная субстанция» и «Заблуждения». Все пять цзюаней трактата вобрали в себя мудрость трех учений, а потому не будет преувеличением сказать, что «Сочинение о Киноварном Ян» стало величайшей книгой всех времен и народов. Ранее уже было известно, где хранятся три цзюани: при дворе государства Чжоу, в школе Тяньтай и на горе Сюаньду. Местонахождение двух других долгое время оставалось тайной, покрытой мраком.

Опираясь на знания, почерпнутые из доставшихся цзюаней, школы Тяньтай и Сюаньду молниеносно упрочили свое положение в мире боевых искусств и со временем стали неоспоримо верховенствовать. Так что почтеннейший Ци Фэнгэ, выдающийся мастер боевых искусств Поднебесной, происходивший из школы Сюаньду, возвысился во многом благодаря воле случая: ему повезло вовремя ознакомиться с драгоценной цзюанью.

И хотя его ученик, Шэнь Цяо, не повторил успеха учителя, а потом и вовсе проиграл поединок, позорно свалившись со скалы, то была вина исключительно самого Шэнь Цяо, а не «Сочинения о Киноварном Ян», ведь боевое искусство несчастного оказалось далеким от совершенства. И по-прежнему считалось, что и одной цзюани достаточно, дабы разгадать записанные в ней положения, а те, в свою очередь, способны сделать великим мастером любого, кто сумеет их постичь. «Сочинение о Киноварном Ян» могло возвысить практикующего боевые искусства до умений Ци Фэнгэ или любого другого несравненного.

Итак, три цзюани берегли как зеницу ока, и добыть их любому из вольницы-цзянху было чрезвычайно затруднительно. Но две цзюани так и не обрели хозяина, а значит, могли принадлежать любому, у кого хватит сил забрать и защитить их. Вот отчего, когда пошли слухи, будто бы Юнь Фуи держит при себе одну цзюань, на ее маленький отряд стали нападать наемники. Сами подчиненные Юнь Фуи не знали истинного положения вещей и считали, что в двух сундуках они везут редкие драгоценности. Потому-то, услышав о цзюани «Сочинения о Киноварном Ян», они разом остолбенели и до сих пор не могли прийти в себя.

Когда все соперники показались и обменялись любезностями, воцарилась мертвая тишина. Каждый опасался другого и не решался сделать первый шаг.

Сперва Мужун Цинь собирался отнять цзюань силой, но теперь догадался, что это попросту невозможно: стоит ему хотя бы двинуться к Юнь Фуи, как наставник Сюэтин и Янь Уши тут же перехватят его.

Юнь Фуи, оказавшись в вихре событий, пребывала в полном отчаянии и уже не представляла, как можно прорвать окружение. Вдобавок она понимала: даже если этой ночью ей удастся ускользнуть, назавтра слухи о том, что она держит при себе цзюань «Сочинения о Киноварном Ян», расползутся по всей Поднебесной, и тогда за ней пустится в погоню еще больше желающих завладеть трактатом. В худшем случае цзюанью заинтересуется школа Лазоревых Облаков, что на горе Тайшань, и академия Великой Реки. В таком случае Союзу Вездесущих следует забыть о спокойных деньках. Как им справиться с многочисленным противником?

Деваться Юнь Фуи было некуда, и она после некоторых размышлений решила признать поражение и отступить. Но для этого требовалось выбрать союзника. Юнь Фуи остановилась на том, кто более всех внушал доверие, и обратилась к нему за помощью:

– Верно говорят, что каждому по способностям… Теперь я вижу, что Союз Вездесущих слаб, и если мы любой ценой постараемся сохранить вверенное нам сокровище, оно неизбежно станет не благословением, а проклятием… Во имя мира я хочу сама отдать цзюань «Сочинения о Киноварном Ян». Скажите, наставник Сюэтин, сумеете ли вы поручиться за меня и взять под опеку моих подчиненных? Если я отдам трактат вам?

Пробормотав имя Будды, наставник Сюэтин заметил:

– Заместительница Юнь проницательна и умна. Разве сей старый монах посмеет не приложить все силы, дабы исполнить ее просьбу?

Подумав еще немного, Юнь Фуи скрепя сердце вынула из-за пазухи крохотную бамбуковую трубочку. Никто не ожидал, что цзюань величайшего в мире трактата окажется так мала – не толще женского запястья. Чтобы поглядеть на трубочку, братья Ху, подчиненные Юнь Фуи, невольно вытянули шеи. Даже искалеченная Бай Жун постаралась выпрямиться, чтобы получше ее рассмотреть.

Впрочем, ей оставалось только глядеть, ведь больше сражаться за цзюань притворщица не могла. Прислонившись к колонне, Бай Жун решила там и оставаться, чтобы вдоволь насладиться занятным зрелищем, что разворачивалось прямо на ее глазах.

Едва Юнь Фуи показала трубочку, как Мужун Цинь тенью метнулся к ней. Однако приблизиться он так и не сумел: наставник Сюэтин тотчас выставил ладонь и отправил ему в спину воздушный поток. Вместе с тем раздался неумолчный звон нефритового колокольчика, чьи удары проникали прямо в сердце. Теперь уже Мужун Цинь, как и Юнь Фуи, испытал его губительную мощь на себе. Ноги вельможи отяжелели, словно каждая теперь весила тысячу цзиней, грудь сдавило до невозможного. Что-то мешало вздохнуть, и Мужун Циню мучительно захотелось исторгнуть мешающий сгусток.

Он мигом сообразил, что всему виной звон колокольчика, а потому надобно заткнуть уши, но рука его все так же тянулась к Юнь Фуи, чтобы выхватить у нее бамбуковую трубочку.

Янь Уши тоже вступил в бой. Трудно сказать, что было у него на уме, только он в один миг оказался позади Мужун Циня, да так стремительно, что и тень цветка не успеет всколыхнуться. Вытянув руку, он, вопреки ожиданиям, не стал преграждать путь Мужун Циню; вместо этого он как будто прервал атаку наставника Сюэтина.

Оба несравненных схлестнулись в поединке и тотчас обменялись не одним десятком ударов. Движений их не могли уловить даже молодые дарования, братья Ху Янь и Ху Юй, так что уж говорить о Чэнь Гуне, у которого перед глазами лишь мелькало что-то. От этого голова у юноши закружилась, но отвести взгляд он не пожелал, а все смотрел на двух мастеров как завороженный.

Его прервал лишь Шэнь Цяо. Подкравшись к Чэнь Гуну, он сжал тому плечо и настойчиво прошептал:

– Сейчас же вставай и беги отсюда.

Раньше на одно его слово Чэнь Гун ответил бы тремя, но не теперь. Неслыханные перемены! Едва заслышав совет братцасюнчжана, юноша, пусть и не без труда, поднялся на ноги и собрался было ковылять без оглядки, но тут…

Неведомая сила ударила его в спину и потянула куда-то ввысь. Насмерть перепугавшись, Чэнь Гун завопил во все горло. Не успел он оглянуться, как оказался на крыше монастыря, где его и оставили. Ноги у юноши задрожали и в конце концов подкосились, отчего он едва не свалился на землю.

Что сказать? В ту ночь Чэнь Гуну не везло как никогда в жизни.

Оказавшись на крыше, он совсем отчаялся. Едва справившись со страхом, Чэнь Гун осторожно поглядел вниз и догадался, что его забросил сюда человек, названный Янь Уши. И теперь он тем же образом схватил Шэнь Цяо, чтобы, видимо, тоже отправить на крышу.

Еще мгновение – и Шэнь Цяо оказался рядом с Чэнь Гуном. Притом в руке он сжимал бамбуковую трубочку, из-за которой и поднялась вся суматоха в монастыре. Судя по всему, ее всучил Янь Уши.

Что с ней надобно делать, Шэнь Цяо не представлял. Как говорится, и не выбросить, и себе не оставить. Озадаченный этим поворотом событий, он беспомощно обратился к Янь Уши – тот следом явился на крышу. – Глава Янь, мы люди маленькие и просто остановились здесь на ночлег. Спрашивают с виноватого, но мы к делам цзянху не имеем никакого отношения. Так что прошу вас, не шутите с нами, а просто отпустите.

На это Янь Уши, посмеиваясь, ответил:

– Да разве я шучу? У тебя в руках величайшая ценность, которую вожделеет каждый в Поднебесной, и я лично передал ее тебе. Так что же ты? Ничуть не рад?

Никто из соперников не ожидал, что Янь Уши вмешается в схватку сугубо для того, чтобы отдать бамбуковую трубочку каким-то простецам, что случайно забрели в монастырь. И теперь все горящие жаждой взоры разом устремились на Шэнь Цяо, и этот пыл алчности едва ли не прожигал в нем дыру.

Уловив слова соперника, наставник Сюэтин нахмурился:

– Глава Янь, к чему впутывать в это дело посторонних?

Однако тот не торопился с ответом. Рассеянно поигрывая нефритовой подвеской, привязанной к поясу, Янь Уши предложил:

– Разве вам не любопытно, что содержится в этой цзюани? Что толку сражаться всю ночь, когда все мы можем достичь желаемого? Однако если я прочту цзюань вслух, вы мне не поверите. Если прочтет кто-то из вас – не поверю я. Так давайте же поручим цзюань ему. Пусть прочтет вслух, а сколько из этого усвоится – тут уж дело каждого.

Глава 6

Встречи и расставания

Янь Уши прослыл человеком взбалмошным и непредсказуемым, готовым пойти против устоев и нарушить привычный порядок вещей. Никто ему был не указ. И соперники его ничуть не удивились, когда Янь Уши предложил разделить содержание цзюани между всеми и прекратить бой.

Больше всех обрадовалась Бай Жун, ведь от школы Обоюдной Радости пришла только она, и завладеть цзюанью «Сочинения о Киноварном Ян» для нее уже не представлялось возможным. Мало того, что она получила тяжкие раны, так против нее выступили наставник Сюэтин и Янь Уши, с кем ей не сравниться. Впрочем, теперь и другим соперникам Бай Жун явно уступала. Но если все согласятся с Янь Уши, то ей удастся хотя бы услышать часть трактата, и тогда Бай Жун будет чем отчитаться наставнику, не говоря уж о несомненной пользе для собственного совершенствования.

Поразмыслив насчет своих выгод, Бай Жун уставилась на бамбуковую трубочку в руках слепца, кому поручили читать.

Вскоре выяснилось, что предложение Янь Уши пришлось всем по нраву. Многие тоже обрадовались. И лишь наставник Сюэтин не разделял всеобщего воодушевления:

– Глава Янь, этот человек не из цзянху. Сегодня он прочтет цзюань «Сочинения о Киноварном Ян», а завтра весть об этом разлетится по всей округе, и те, кто охотился за трактатом, но не преуспел, неизбежно подошлют к нему наемников. Да, не ваша рука убьет его, но погибнет он из-за вас!

– Какой же ты лицемер, плешивый старый осел, – лениво откликнулся Янь Уши. – Тебе, пока служил наставником государя при чжоуском дворе, вне всяких сомнений, довелось ознакомиться с цзюанью, хранящейся там. Учился ты в школе Тяньтай, и, когда взбунтовался и оставил учение, наставник твой еще здравствовал. Помнится, он высоко ценил тебя. Как знать, может, и цзюань школы Тяньтай тебе приходилось читать. Выходит, с этой цзюанью у тебя будет три части из пяти. Так что же получается? Ты из тех, кто беден на словах, а на деле своего не упустит?

Вопреки ожиданиям, Мужун Цинь принял сторону Янь Уши и язвительно заметил:

– Нам известно, что наставник Сюэтин – человек выдающихся талантов. Если слушать вам не по нраву, всегда можно удалиться. Зачем ставить препоны тем, кто стремится к лучшему будущему? К чему все эти проповеди? Уж не обижен ли наставник тем, что не сумел единолично завладеть цзюанью?

На эти колкости монах лишь тяжело вздохнул, но промолчал.

Между тем Янь Уши выискал на спине Шэнь Цяо необходимые жизненные точки и надавил на них. Он велел:

– Читай.

Случайному наблюдателю могло показаться, что Янь Уши просто запугивает слепца, однако Шэнь Цяо тут же почувствовал великие изменения: закупоренные меридианы мгновенно очистились, теплая ци разлилась по всему телу, перед глазами прояснилось. Теперь он видел не хуже других, даром что на дворе стояла темная ночь. Шэнь Цяо догадался, что глава Янь воспользовался неким тайным умением, дабы временно исцелить его.

Кто бы мог подумать, что именно глава неправедной школы Янь Уши пожелает спасти его жизнь… И все же, хотя их знакомство началось с благодеяния, Шэнь Цяо нисколько не обманывался на его счет и не думал, что этот человек проявляет к нему особое внимание. Притом Шэнь Цяо мучили смутные догадки, и теперь он с еще большей настороженностью, близкой к полному отчуждению, относился к главе Янь.

Впрочем, что бы он ни думал, а перечить этому несравненному не мог. Шэнь Цяо ничего не оставалось, кроме как покориться своей судьбе.

Взяв бамбуковую трубочку поудобнее, он медленно открутил крышку и вынул оттуда плотно свернутые бамбуковые дощечки. Сами они оказались чрезвычайно тонкими, а потому в развернутом виде свиток достигал трех чи. На каждую дощечку нанесли иероглифы, да такие мелкие, что только благодаря яркому лунному свету да тайному умению Янь Уши, от которого Шэнь Цяо временно прозрел, можно было с горем пополам разобрать написанное.

Пока Шэнь Цяо изучал таблички, охотники за цзюанью не сводили с него алчного взгляда. Если бы их жадность могла прожигать, они наверняка бы оставили на несчастном множество дыр.

Наконец Шэнь Цяо прищурился, вглядываясь в написанное, и стал неторопливо читать, старательно выговаривая каждое слово: