скачать книгу бесплатно
– Амулеты снять, господин? – все так же невозмутимо поинтересовался Фархад.
– Да, детка, – улыбнулся Садун. – Но будь осторожен – желчь и кровь аждахака ядовиты и вызывают ожоги при попадании на кожу.
– Я буду внимателен, господин, – мягко ответил юноша и забренчал инструментами.
Садун снова присмотрелся к телу и приказал:
– Слева что-то золотое блестит. Наверное, серьга. Сними ее тоже.
– Да, господин, – спокойно отозвался Фархад.
И вдруг спросил:
– Это ты сам придумал, господин?
– Как добыть зуб? – рассеянно отозвался сабеец. – Нет, мой мальчик. Парсам хорошо знакомы повадки змеев, их маги пользовались этой уловкой задолго до рождения ашшаритского пророка. В прошлые времена за зуб аждахака давали сто белых рабов, сто черных рабов, сто девственниц и сто коней.
Фархад покивал, не прекращая работать.
– А сейчас?
– А сейчас обладателя этого могущественного предмета ашшариты сжигают заживо, – тонко улыбнулся Садун.
Юноша не успел ответить – почва под ногами содрогнулась. Со скалы над головами градом посыпались камешки.
Проблевавшийся разбойник тоненько заверещал:
– Землю трясет! Уходим!
Каменное нутро Мухсина вздрогнуло снова – и Садун тем же слухом, что слышал рев аждахака, уловил – низкий-низкий гул. Словно мир сминался круговыми, мелкими складками, стремясь прочь от некоего огромного, жуткого, немыслимо мощного источника силы.
– Это землетрясение? – спросил Фархад, косясь на осыпь.
– Нет, – жестко ответил Садун. – Это Страж. Похоже, он все-таки проснулся.
* * *
Под скалой, это же самое время
Видимо, аль-Амин просидел так долго. Очень долго.
Капало с потолка.
Чпок – ха-ха-ха…
Возможно, впрочем, все это ему снилось.
Что ж теперь делать?
А что делать? Теперь все. Теперь матушка его убьет. Разорется и прогонит с глаз долой. Так опозориться… Как он покажется на глаза матери без этого гребаного нерегиля?!..
– Никуда я не пойду, – тихо проговорил он в темный воздух над темной водой.
Чпок – ха-ха-ха…
Тишина.
Чпок. Ха-ха-ха…
Шур-шур-шур… шшур. Что такое? Он же вроде тихо сидел, не шевелился…
Перед его лицом вниз по камню съезжала серебряная кисея. Шшур. Шелестя шитьем, ткань свалилась вся – по всей длине камня. И застыла маленькой блестящей волной.
Шур-шур-шур. Звяк.
И вздох.
Аль-Амин почувствовал, как у него шевелятся под чалмой волосы.
Сверху снова отчетливо брякнуло и зашуршало.
– Ааах!.. – словно кто-то набрал в грудь воздуха перед прыжком в воду.
Заледенев руками и ногами, Мухаммад обреченно поднял голову.
Наверху, на камне, уже не лежали. Там сидели.
– …Ааах! Ах! Ах!.. – и, похоже, заново учились дышать.
Как у него получилось встать, аль-Амин не помнил – пот заливал глаза, в груди колотилось.
Нерегиль и впрямь держался обеими руками за горло и хватал ртом воздух, как рыба:
– Ах… ах…
Огромные светящиеся глазищи таращились в пустоту, рот кривился и никак не мог толком ни открыться, ни закрыться, пальцы судорожно цеплялись за жесткий негнущийся ворот. Завороженный этим зрелищем, Мухаммад стоял, разинув рот и тоже вытаращившись.
Наконец, самийа справился с новообретенным дыханием, и его грудь перестала ходить ходуном. Глаза сморгнули. Рот закрылся. Пальцы разжались – и стали совершенно сознательно ощупывать горло. Глаза снова сморгнули, и в них появилось осмысленное выражение – беспокойство. По тому, как нерегиль изгибает спину и водит лопатками, аль-Амин понял – проверяет. Там ведь тоже была рана.
– Ффуухх… – Существо совсем по-человечески облегченно вздохнуло.
Расслабив руки, Тарик уперся ими в камень своего… надгробия?.. и помотал головой. А потом поднял лицо и – увидел аль-Амина.
Сморгнул. Медленно повернулся всем телом и спустил ноги с камня. Мухаммад заметил, что обуви на нерегиле нет. Тот встал. Выпрямился.
Аль-Амин непроизвольно попятился. И, почему-то погрозив пальцем, крикнул:
– Я, Мухаммад аль-Амин, волей Всевышнего халиф аш-Шарийа!..
А дальше – дальше все вспыхнуло. Режущим, белым, как молния, светом, от которого смерклось в голове.
Падая в черноту, аль-Амин успел в ужасе увидеть, что нависшее над ним существо раскрывает огромные, невозможные, пылающие крылья – и скалит острые мелкие зубы.
Последним воспоминанием стало пронзительное чувство унижения – он все-таки пустил в штанину струю. И снова ужас, хотя испугаться еще сильнее было невозможно.
Существо вперилось в него жутким, нездешним взглядом, по-змеиному прошипело: Прочь!!! – и исчезло. В обморочной, гулкой тьме, в которую аль-Амин провалился с жалобным, горестным воплем.
* * *
Тот же самый час на поверхности
Когда камень вздрогнул и страшно скрежетнул в первый раз, Джавед подумал – неужто так змей лезет? Какая махина, вот нажрал брюхо, Мухсин трясется!
Скалы гулко встряхнулись снова. Черное, неровное по краям жерло пещеры оставалось безжизненным.
Привязанные к столбам пленники бесполезно, глупо дергались в веревках и орали на разные голоса. Двое ханьцев, кипчак и ханетта голосили на своих наречиях. Ничего не разобрать, конечно – ни фарси, ни ашшари невольники не знали. Вон, один даже ноги сумел выпростать – так пятками колотился об дерево. А баба, кстати, стояла молча – только в небо смотрела. Мокрое лицо блестело под скудным солнцем. Обычно, кстати, бабы орали до хрипоты, крутили патлатыми башками и пытались в ночь перед жертвоприношением залучить кого-нибудь между ног – все надеялись, что попользуют и пощадят. Молодцы пользовали их нещадно, но Джавед таких игр не одобрял – аждахаку, по обычаю, вообще девственниц положено приводить. Целку достать, конечно, не получалось – но все равно, надо же иметь уважение и к змею, и к жертве. Незачем макать свое в чужое – назначили аждахаку, так пусть он и получает все в целости и сохранности.
Эта баба, кстати, ночью никого к себе не подпустила. Молча лежала, только губы кусала. Ревела, конечно, но молчала. Храбрая. Ее из Фейсалы привели – с караваном, который неделю назад ушел на юг, в Хань.
И тут опять тряхнуло – сильнее прежнего! Над головой зашуршала осыпь, Джавед прикрыл ладонями голову от мелких камней и потому не сразу увидел показавшего морду змея.
Низко мотающаяся башка почти касалась брылями камня. Аждахак поморгал длинными, желтыми зенками и неспешно полез наружу.
А вот дальше Джавед помнил не все.
Сначала ударил ветер – да так, что их чуть с камня не сдуло. А с ветром донесся тихий крик. Потом, правда, парс понял – не тихий. Наоборот, оглушающий, но очень тонкий. Как иголка, которую загоняют под ногти. Как стон, тихий, но страшный.
Крик ударил в уши, как ветер, а потом неровные камни, столбы, рогатую башку змея и устье пещеры залило синюшным, потусторонним светом.
Перед почерневшими, изглоданными столбами опустилось ослепительное существо в белых одеждах – с длинным, горящим мечом в руке.
Держась из последних сил, Джавед успел понять, что меч – живой. Тигр на рукояти разевал острозубую пасть и кричал – тем самым неслышным, страшным криком. Развевалась белая шерсть волшебного зверя, плыли в воздухе черные волосы существа, летели за спиной белые одежды…
В последний оглушающий, кошмарный миг белый воин взмахнул клинком – и половина морды ревущего, бьющего хвостом аждахака съехала на сторону. Веером полетели черные блестящие брызги. Змей конвульсивно дернулся, задрал обкорнанное, зияющее живым мясом рыло – и рванул вперед. Белый отпорхнул в сторону и невесомо отмахнул клинком.
С тяжелым, глухим стуком башка змея обрушилась на камень.
Джавед хрюкнул от страха и побежал прочь – как никогда еще в жизни не бегал.
* * *
Караван аль-Амина, некоторое время спустя
Очнулся аль-Амин от боли между глаз. Очень сильной боли. Попытавшись открыть глаза, обнаружил, что глаза тоже режет – нестерпимо. Кругом посвистывало и подвывало. Спине было очень жестко. Сморгнув слезы, он все-таки увидел – бархатное, с кисеей верховых ночных облаков, утыканное звездами небо. Пахло чабрецом, потом, верблюдами и бараниной.
– О мой повелитель! – засуетились вокруг голоса.
И тут же заботливые руки подняли его, и помогли сесть, и насовали под спину подушек и валиков. В глазах плыло.
– О мой халиф, ты жив и в добром здравии!
«Убью, сука», – мрачно подумал аль-Амин. За «доброе здравие». Голова болела так, что глаза слезились.
– Где… – Язык еле ворочался во рту.
– Да, мой халиф?
Тьфу. Это он так теперь будет хрипеть, вместо того чтобы говорить? Вместо человеческих лиц вокруг все еще расплывался туман.
– Где…
– О мой халиф… Ой!
Удар кулака, видно, пришелся куда надо, потому что раб вякнул и замолчал. Туман вокруг него почтительно притих.
– Где…
Почтительное молчание.
Заливаясь слезами боли, аль-Амин потер виски. Собрался с волей. И все-таки выдавил из себя:
– Г…где… эта га…гадина?
Молчание.
– Гы… где?..
Голос все так же срывался, но его, похоже, поняли. Кто-то вкрадчиво – ага, явились, выкормыши гадские, – проговорил:
– Он… поблизости, мой повелитель.
Что?! В какой еще такой «поблизости»? Сейчас он покажет подлой твари такую поблизость!..
– Г-где?!..
– Они… доставили тебя сюда, о мой халиф. И вернулись.
«Они»? Какие еще «они»?
– О…они?..
В глазах прояснялось, и склоненная чалма с висящим кончиком белела все явственней и явственней.
– Они, мой халиф, – с нажимом повторил Джунайдов мюрид.
И поднял взгляд.
С мгновение посмотрев в спокойные холодные глаза, аль-Амин раздумал переспрашивать.
