Развод без правил. Я – твоё наказание

Евсения Медведева

Развод без правил. Я – твоё наказание

Пролог

«Он тебе изменяет…» – чужие слова так глубоко въелись в подкорку мозга, что мешали радоваться долгожданной встрече. Прижалась губами к щетине, пытаясь найти что-то знакомое…

Это чужой мужчина.

Мой муж за семь месяцев разлуки стал совершенно чужим и холодным.

Прижимаюсь, пытаюсь согреться, надышаться, уловить привычный аромат его кожи, тяжесть порывистого дыхания, жмусь обнажённым телом, но… Он так далеко.

Тело здесь, а вот мыслями он до сих пор там, где прятался всё это время…

Не могла налюбоваться, оглаживала взглядом каждую черточку, пересчитывала морщинки, пытаясь понять, о чем он думает после столь долгой разлуки.

– Милая, у нас с тобой будут дети, – вдруг произнес Давид эту жуткую по своей сути фразу. Голос ровный, спокойный, я бы даже сказала – утвердительный.

– Конечно, будут, – от умиления, счастья и бесконечной влюбленности в собственного мужа не осталось и следа. Он словно надавил на мозоль, что ныла почти десять лет. – Если ты согласен на ЭКО, то можно на следующей неделе поехать в Москву. Вот только… Давид, мы не виделись больше полугода! А ты мне про детей?

Бесплодие – страшный диагноз, способный уничтожить женщину холодным росчерком врача. Ты затухаешь, мир теряет краски, взгляды становятся жалостливыми, осуждающими, а за спиной постоянно кто-то шушукается.

Я была белой вороной в кругу нашего огромного семейства.

Все вдруг посчитали своим долгом ткнуть меня в этот страшный диагноз. Но Давид никогда не был таким, он, наоборот, был тылом, опорой. У мужа всегда находились нужные ободряющие слова.

И боль отступала. Как волшебная пилюля, после которой вновь можно жить дальше.

Но сейчас он не просто всадил мне нож в сердце, он медленно проворачивал, испепеляя меня холодным взглядом карих глаз.

В лунном свете, льющемся из распахнутого окна, его волосы просвечивали наметившуюся седину. Черты лица стали острее, взгляд резче, въедливее. Он замер, словно ждал момента, когда я привыкну к этой боли, чтобы увеличить дозу…

– Ты не поняла, Лика, я тебе говорю, что скоро у нас с тобой будут дети, – муж стряхнул меня со своего плеча и потянулся за сигаретами. А ведь знает, что я терпеть не могу, когда он курит в доме.

– Это шутка такая, Давид? Я, может, открою тебе секрет, но первой о беременности узнаёт женщина, а не её муж, отсутствовавший в стране семь месяцев, – меня взорвало от раздражения, поэтому я встала, накинула халат и отправилась на кухню.

Бежала не от сигаретного дыма, а от предчувствия, что ничем хорошим этот разговор не закончится. В глаза бросился праздничный стол. Потухшие свечи, полупустая бутылка дорогого шампанского, резной хрусталь бокалов и смятая от нашей страсти скатерть.

Щёки вспыхнули румянцем, но лишь на миг. А после вновь набатом зазвучало: «У нас будут дети».

Его не было больше полугода! Полгода страха, одиночества, проблем и невыносимой тяжести на сердце. Прошло не более четырёх часов, как я смогла наконец-таки прижаться к сильному мужскому плечу… А он про детей?

Открыла шкаф, достала бокал, плеснула воды из хрустального графина и выпила с особой жадностью, уже издалека слыша тяжёлые шаги мужа.

Он появился все с той же сигаретой, определенно решив отравить этой вонью все вокруг.

– Сядь, Лика, поговорить нужно, – Давид оперся о столешницу кухонного гарнитура, выставил ноги, дав понять, что сбежать не получится. – Мы люди взрослые, убегать – плохая стратегия.

– Ну, давай поговорим, Давид Дмитриевич… Может, начнёшь с того, что поведаешь жене, где был всё это время? Пять звонков, четыре СМС и длинный отчет из банка с довольно фривольным проматыванием денег с общего счета. Тебе не кажется, что вводных маловато?

– Это мы сейчас обсуждать не будем, – Давид точно так же толкнул кресло, устанавливая его в проходе. – Если ты забыла, то это мой бизнес, и деньги тоже мои. Ты мне утром сдашь все отчеты, ключи от сейфа и печати, а после мы обсудим текущие дела МОЕГО мясокомбината.

– Твоего? – я не выдержала и рассмеялась, нагло вскинув голову, чтобы не подумал, что боюсь его. – Что же ты забыл про СВОЙ мясокомбинат, убегая из страны, когда тебе хвост прижали? Ты бросил жену, семью и, как ты выразился, свой бизнес!

– Но я же знал, что жена моя – бульдозер, и она вытащит из болота любого утопающего, если очень надо. И ставка сыграла… Читал я статью про тебя, Лика Мазур. Читал…

– А надо было?

– Лика, не дерзи, моё терпение медленно иссякает. То, что ты не дала затопить корабль, это прекрасно. То, что вывела его на новый уровень – так это нормально, ведь это кубышка, откуда кормимся мы оба. Но ты же не думаешь, что я буду в ногах у тебя валяться и утопать в слезах благодарности?

– Нет, я думаю, что это уже не твой бизнес, – я была напряжена до предела, смотрела на мужа, впитывая отчетливо меняющееся выражение лица. От наглой ухмылки не осталось и следа, а от снисходительности в голосе – только робкий шепот.

– Брось, ты сейчас просто злишься, – он отмахнулся от моих слов и снова закурил.

– Данилов, ты же чего-то хочешь? – вдруг осенило меня… – Ну точно! Тебе что-то от меня нужно. Да такое важное, что ты и утра не сумел дождаться.

Знакомы мы с самого детства. Ходили в одну школу, потом поступили в университет. И мужа я своего знала как облупленного…

– Так, может, уже соберешь остатки смелости и скажешь всё в лоб? – моё терпение трещало старыми нитками.

– Мне сделали предложение, от которого я не могу отказаться. Этой осенью я буду баллотироваться в гордуму. Вопрос этот решенный, спорить – смысла никакого нет, поэтому просто прими, как факт.

– Политика? Ты чокнулся? Забыл, как бегал семь месяцев по миру, пока я тут одна держала оборону от церберов Багирова? Ты говорил, что я – баба, меня не тронут! А теперь ты возвращаешься и рассказываешь мне про свои далеко идущие политические планы?

– Да, именно так. Кстати, я слышал, ты с Багировым договорилась, чтобы комбинат не трогал? Смело…

– И кто же тебе это предложил? – я отмахнулась от его попытки сместить фокус. – Могу я узнать подробности?

– Тот, кто помог решить вопрос с Багировым. Губернатору нужны свои люди, а я подхожу как никто другой, – Давид так откровенно гордился тем, что говорил, так верил в этот бред. – Гордость региона, завидный семьянин. И жена такая вся положительная. Статьи, вон, про неё какие пишут. Умная, образованная, упертая. Глава благотворительного фонда с огромным сердцем. Птичка принесла, что ты покорила всех мужиков на приёме у губернатора? Ещё и субсидию на развитие вытребовала. Молодец, Лика. Удивила.

Я хотела сказать многое, но не могла…

Меня сковали шок, неверие, непонимание, желание ущипнуть себя за ногу и проснуться в моменте, когда любимый муж вновь появился на пороге нашего дома.

– Тебя гоняли, как Тузика блохастого, а теперь предложили теплое кресло, и ты готов служить? Ты шибанулся? Совсем мозг отъехал? Так не бывает! Ну не прилетает волшебник в голубом вертолете! Не дарит он индульгенцию от содеянного, не душит конкурентов, которым ты, по своей тупости, перешел дорогу! На кой черт им нужен взрослый мужик, не сумевший разрулить свой косяк?

– Замолчи… Всё же как власть меняет людей! Посидела в моем кресле всего семь месяцев и возомнила, что можешь говорить со мной в таком тоне? А мама предупреждала…

Данилов резко обернулся, его рука напряглась, казалось, ещё мгновение, и он бросится на меня с кулаками!

– Лика, очнись, муж дома! Хватит! Сними маску железной леди, она тебе не идет! – он зарычал, разрывая тишину комнаты.

– Что-то ты об этом не думал, когда сбегал ночью, впопыхах оставив мне доверенность на право подписи.

– У меня не было выбора. И ты это знаешь. Они взорвали мою машину, непрозрачно намекнув, что следующим шагом будет девять граммов свинца в лоб.

– А я, значит, бессмертная? В рубашке родилась? Мне не грозили эти девять граммов свинца?

– Ты – баба… – Давид вдруг рассмеялся, и этот звук был унизительнее харчка в лицо. – Никто не будет марать руки о ту, чьи полномочия закончатся через год.

– ТЫ кто? Боже, Давид, что с тобой стало? Ты, блудный муженёк, заявился среди ночи, без звонка и предупреждения. Трахнул меня, а после начал нести ахинею про детей, про политику, про бизнес? Ты чего от меня хочешь?

Сжимала бокал, да так, что казалось, хрусталь в труху превратится прямо у меня в ладони.

– Я нашел замечательную девушку. Молодая, здоровая, профессиональная спортсменка. И через полтора месяца она родит нам детей…

Давид говорил так, будто котят от дворовой кошки обсуждал. Описывал окрас, характер матери-гулёны, а ещё небогатую родословную. Так скупо, обыденно и предрешённо. Будто и выбора у меня нет, ведь он уже всё решил.

– Нет, я больше не буду это слушать, – сорвалась с места, планируя сбежать туда, где смогу спокойно переварить полученную информацию.

– Будешь! – супруг схватил меня за локоть и рывком толкнул обратно на стул.

Как шавку… Как дворняжку, место которой было приписано к определенной будке.

– Ты – моя жена. Идеальная, правильная, смелая… Да о тебе говорят, как о святой. Помогаешь детям, деньги берешь только на безвозмездной основе, отказывая в рекламе.

– Добрые дела не делаются взамен на рекламу. Ясно? – я попыталась вырвать руку, но муж сжал её крепче. – Давид, отпусти! Мне больно!

– Лика, ты хотела ребёнка? Я тебе сделал сразу двух. И даже бестолковым докторам платить не нужно, – Данилов стянул со спинки пиджак, а после швырнул на стол пачку документов, небрежно сложенных вчетверо. – Поверь, девушка, вынашивающая детей, тебе понравится.

Мне было противно даже просто прикасаться к ним. Смотрела в глаза мужу, упорно ожидая, когда он соизволит убрать руку с локтя, но с каждым мгновением его хват становился все сильнее и сильнее. Пальцы впивались в кожу, намеренно желая оставить отметины.

Данилов психанул, когда понял, что не сдвинусь с места, что не буду участвовать в этом фарсе, даже если он сломает мне руку. Он сам раскрыл бумаги, откуда выпали черно-белые снимки УЗИ.

– Вот! Двойня! Два пацана! – Давид так растерялся, что не сумел пресечь восторг и гордость, которыми светились его глаза. – Ты представляешь? Сразу два наследника моей фамилии, моего бизнеса…

Говорил с придыханием, жадно скользя глазами по снимкам. Он просто светился от счастья… И это стало вторым ударом прямо в сердце.

– Ты станешь матерью, сядешь дома и перестанешь меня позорить, играя в великую бизнесвумен. Ресторан твой мы продадим, тебе будет не до этого, ну а благотворительность… Послушай, Лика, не валяй дурочку. Все же понимают, что своими добрыми делами ты пыталась выкупить у Бога возможность стать матерью. Хотела исцелить своё бесплодие и пустоту добрыми делишками. Ну вот… Я уже всё сделал сам, не тревожа Всевышнего. Так что можно больше не таскаться по богадельням с больными детьми от алкоголиков и наркоманов.

– Ты… Ты… – внутри все сжалось, сердце кровоточило, душа трещала по швам, а глаза пекло от непрошенных слёз. – Ты… Все семь месяцев трахался с блядями? А теперь, когда твою жопу кто-то прикрыл, вернулся и говоришь мне, что скоро я стану мамой? Я? Ты серьезно?

– Ты же этого хотела? Ликусь, ты чего? – Давид вдруг сменил гнев на милость и на серьезных щах потянул ко мне руки, намереваясь обнять, пожалеть бедняжку. – Это маленькие детки, которые будут называть тебя мамой. Какая разница, кому принадлежит яйцеклетка? Мать та, что воспитала, а не та, что родила…

– Закон Российской Федерации может с тобой поспорить, – выплюнула я. – Ты мне изменял? Просто скажи это сам. Услышать хочу, чтобы навсегда запомнить.

– Ну, считай это новой формой ЭКО. Ты же этого хотела?

– Больной ублюдок! – я заорала с такой силой, что стакан зазвенел. – Какой же ты урод, Данилов!!!! Ты бросил меня, удрав от конкурентов, которых самолично дразнил два года! Ты до жути испугался пукалки, подложенной в машину, даже в полицию не пошел, решив смыться. Это я разбиралась со всем! Это я рвала себя надвое, пытаясь вытянуть и твоё дело, и своё! Это всё Я! А сейчас ты мне спокойно говоришь, что все это время трахался, чтобы осчастливить свою бесплодную жену и сделать матерью твоим детям?

Не знаю, откуда во мне столько силы, но я сумела не просто оттолкнуть Давида, я смогла вырваться и выбежать из кухни.

Боже, как я была счастлива ещё пару часов назад, когда открыла дверь и увидела любимого мужчину.

Да, я понимала, что именно трусость повела его вон из дома, что не было там ни благородства, ни готовности встретить проблемы лицом к лицу.

Ровно семь месяцев назад он сбежал из страны.

Ровно семь месяцев я драла свою задницу, обивая пороги полиции, СК. Я искала новых поставщиков, умоляла постоянных клиентов не разрывать контракты, да я жизнь свою поставила, пытаясь сохранить дело своего мужа…

А он?

Чем ответил он?

Предательством?

Малодушием?

И ведь вернулся победителем!

Но нет… Со мной так нельзя поступать!

Глава 1

– У нас просто свободные отношения, – нарочито громко заявила подруга.

Она театрально разводила руками, хлопала ресницами, всячески пытаясь меня рассмешить, пока я корячилась, выталкивая инвалидную коляску из травмпункта.

– Конечно, свободные, Маш. Вот и доказательства имеются, да? Перелом рёбер, сломанный нос и скрытый под кашемировой водолазкой синяк на шее, – я окончательно выдохлась, пытаясь преодолеть несколько металлических дверных порогов, да ещё эти двери на доводчиках так и норовили ударить меня в спину.

Я хоть и отвечала шуткой, но была невыносимо зла на подругу. Это пятый визит в травмпункт за последние полгода.

Завидная регулярность. Вернее, пугающая…

И ведь всё по одному сценарию. Маша звонит в слезах, просит её забрать, увезти, спрятать. После – поездка в травму, завистливый взгляд врача, скользящий по брендовому шмоту, после чего уже опоясывающий синяк на шее остаётся незамеченным. То ли случайно в пылу зависти бабской, то ли потому что мороки много…

Это же в полицию нужно звонить, отчет писать, протокол подписывать, а не дай Бог, на допрос вызовут?

Кому это надо?

Правильно. Никому.

Если баба разодетая, как кукла – шлюха. Если нет, то сама виновата.

Вот он – кодекс домашнего насилия, транслируемый другими женщинами.

– Маша, ты – дура! Он тебя в следующий раз убьёт. Ну, посмотри ты правде в глаза! Твой Алёша – блядун. Он трахает всё, что живое, теплое, и иногда театрально громко стонет. А ты, подруга моя дорогая, врёшь всем и вся, заливая про свободные отношения, чтобы не заподозрили в слабости.

С носа сорвалась капля пота, из груди вырвался жалкий всхлип… А это мы только преодолели два пролета и были в шаге от выхода на улицу. Из старой рассохшейся двери тянуло свежим осенним воздухом, а значит, я почти прошла этот квест.

С Машкой мы дружили с самого детства. Лет с пяти, кажется. Ходили в один садик, потом в школу, а дальше и в универе одном пыхтели. Она на журналистику пошла, а я на лингвистический.

И несмотря на то, что стаж нашей дружбы почти тридцать лет, удивлять меня она не переставала. Отменное качество, между прочим, ибо никогда не наскучит, не приестся.

Она всю жизнь мечтала выйти замуж. И не просто за слесаря Славу, а за богатого, успешного, сильного и всемогущего.

Бойтесь своих желаний… Ибо они воплощаются в виде вот такого двухметрового Алёши, который нет-нет, да и свернёт тебя в бараний рог, а наутро будет доказывать, что ты сама этого хотела.

– Лика, вот скажи, ты злая такая, потому что без мужика давно? – Машка хихикнула, но тут же осеклась и – О! ЧУДО! – встала на свои две ноги и бросилась обнимать меня. – Ну, прости, Ликусь. Прости меня… Да я ж ещё пьяная. Не слушай ты меня. Я всю ночь боль шампанским запивала, потому что этот гад закрыл меня в гардеробной без воды и телефона. А в коробке была подарочная бутылка. Вот я её и приговорила.

– Маша! – я со злостью оттолкнула это гребаное инвалидное кресло, которое нам выдали, чтобы я смогла докатить Машку до машины. – Всё, с меня хватит…

– Лика! Ликусь, ну не злись, – пищала Маша, еле ковыляя за мной по тропинке, заваленной красными опавшими листьями. – Ну кура я тупая! Ну хочешь ударь меня, как в детстве.

Каблучки сапог взрывали лужицы, брызги падали на светлый кашемир длинного пальто, но мне всё равно было. Я уже неслась в сторону парковки.

Надавила на больное… Чёрт!

– Всё, я молчу! Слово даю, – Машка нырнула на пассажирское сиденье, а после перетащила в салон и ноги, корчась от боли.

Нет, она не врала, я лично видела пугающие кровоподтеки размером с Тихий океан, отливающие всеми цветами радуги. Смотрела, и саму изнутри от боли сворачивало.

Но говорить я больше не могла. Не услышит, не поймет и снова вернётся к своему долбоёбику. Не сделаю выводов и я. Снова по первому зову брошусь спасать её и залечивать раны единственной подруги.

Взрослая жизнь как карусель. Всё по кругу: совершаешь ошибку, делаешь вывод, а потом снова наступаешь на эти же долбаные грабли.

– Не звонил? – тихо спросила Маша, щелкая ремнём безопасности.

– Нет…

– Лик, вот ты мне мозг полощешь, анализируешь, размышляешь. А как насчет себя? – подруга говорила тихо, вкрадчиво, без злобы и попытки уколоть. – Твой муж свинтил из страны семь месяцев назад! Семь! И сколько раз он за это время тебе позвонил?

– Пять звонков и четыре сообщения, – машинально выдала я, хотя вопрос был скорее риторический.

Звонил он в самом начале побега, и то, чтобы узнать, как дела на работе. А когда понял, что трагедии не случится, стал просто писать.

– Вот! Ему всего лишь взорвали машину, а он уже через час сидел в аэропорту, готовясь спрятаться от опасности. Только вот тебя, женушку свою любимую, он бросил! А ты ждёшь его!

– Жду! Да, жду! А что ты мне предлагаешь?

– Лика, нужно узнать, где твой Давид жопу греет, и заявиться к нему. Ведь не девяностые же, ну кто его будет мочить в мегаполисе? Скорее уж утопят в ласковом море фешенебельного курортного городка, списав на купание в нетрезвом виде. Кстати, я не одна так думаю…

– Маш, давай закроем тему? Я не пилю тебя насчет заявления в полицию, а ты не терроризируешь меня своими завиральными идеями. Давид бы никогда не бросил меня, не будь у него на это веских оснований. Не в его это природе – убегать и прятаться. Да кому я это рассказываю? Мы же все вместе знакомы со школы.

– Лика, ты взвалила на себя всё, что можно. Тянешь и его бизнес, и свой, а по выходным с благотворительным фондом регион объезжаешь. Ты спала-то нормально когда?

– Сегодня, пока ты мне не позвонила из травмпункта. Кстати, я ещё и не завтракала, – свернула на парковку ближайшего ресторана. – Если не выпью хорошего кофе прямо сейчас, то точно сдохну от истощения.

– Ну, куда я в таком виде пойду?

– А что такого? Будут задавать вопросы, просто расскажешь сказку про свободные отношения, – я выплюнула последнюю дозу яда и вышла из машины.

Но стоило мне хлопнуть дверью, как за спиной раздался свист тормозов, и прямо на выделенной для общественного транспорта полосе остановился кортеж черных меринов с мигалками.

Мы с Машей замерли, отчаянно всматриваясь в тонированное стекло окна. Но ни единого признака жизни. Как кадр из ужастиков!

По спине побежали мурашки, я с силой стиснула руку подруги, медленно оттягивая её в сторону тротуара.

– Боже! Кого я вижу? Лика Данилова…

И когда я уже готова была бежать, задняя дверь распахнулась, и из салона вышагнул наш старый друг детства, Павел Быстров.

– Пашка? Паша… Павлик!!!! – первой среагировала Машка и бросилась обнимать давнего приятеля. – Боже! Я думала, что слух это. Ты как променял столицу на наше относительное захолустье?

Подруга повисла на Быстрове как вешалка, чем сильно нервировала его охрану.

– В нашем мире все относительно. Вот сослали промониторить, чем дышит родной регион. Десять лет тут не был, как мать перевез в Москву, так все и не удавалось в гости заскочить.

Быстров говорил, даже веселье в голосе переливалось. И вроде почти не изменился, все так же красив, силен, вот только взгляд больше походил на прицел. И направлен он был на меня…

Мы встречались почти два года.

Это была первая юношеская любовь. Красивая, яркая, немного безбашенная. А потом его почему-то отчислили из универа, а через месяц мы его провожали в армию всем потоком. Паша обещал писать мне письма, но ни одного так и не пришло. Да и через год он не вернулся.

Стояла как вкопанная. Не было во мне силы на радость встречи, в ответ на приветствие я просто кивнула, совершенно нелепо забросила на плечо сумочку.

– Вы куда?

– А мы завтракать. Не желаете присоединиться? Или советникам аппарата нельзя общаться с простыми смертными? У тебя, наверное, и слуги есть, чтобы первыми пробовали еду? – искрила глупыми шутками Машка, наконец-то отклеившись от Павла. – Вдруг отравят?

– У меня есть полчаса, – Паша вскинул руку, сверкнул Ролексом и махнул охране, давая отбой. – Идём, девчонки, я угощаю.

Черт…

Ну что за напасть?

Десять утра, а я уже устала!

Пропали и аппетит, и желание идти куда-либо. Вдруг вспомнился ворох дел, кипа бумаг и встреча с главным бухгалтером. Я даже грешным делом собралась передумать, сославшись на звонок, но телефон, как последний предатель, молчал.

– Идём, Лика. Не бойся, я не кусаюсь, – Быстров галантно уложил руку мне на спину чуть ниже лопаток, а после подтолкнул.

– Ликусь, я угощаю. Ты меня, как всегда, выручила, – Машка хоть и прихрамывала, но все равно держала «марку».

По ней никогда не видно, что ей плохо, больно, тоскливо. Подруга терпеть не могла все эти слюни с самокопанием, да и в целом относилась к жизни весьма легко.

– Дамы, я с презрением отношусь к «новой этике», поэтому не позволю закрыть счет женщине. Я угощаю. Ну, Манька, помнится, в голодные студенческие годы ты обладала отменным аппетитом…

– А ничего не меняется, Павлик. У меня аппетит всё тот же, а вот ты всё так же очарователен.

У гардероба Быстров подхватил моё пальто, передал сотруднику, после, придерживая под локоть, провел не к общему залу, а в сторону приватной зоны.

Это было последнее его касание… Я ощутила, как он дернулся и почти тут же отступил на пару шагов, стараясь не сталкиваться даже взглядами. За столом ситуация повторилась, Быстров подсел к Машке, выстроив между нами дистанцию.

И тут я смогла выдохнуть.

Его взгляд был невыносимым! Тяжелый, пронзительный, обезоруживающий.

Если на улице он смотрел только в глаза, то здесь, в закрытом помещении, смог расслабиться.

Шея, руки, скулы…

Всё пылало! Меня словно угольком оглаживали. Но так легко, стараясь не оставить ожогов.

Неуютно и страшно.

– Паш, ну давай, рассказывай, – Машка быстро сделала заказ и на себя, и на меня, передала меню официанту и подперла кулачками лицо, чтобы спрятать синяки. – Чем живешь? С кем живешь? С кем спишь?

– Орлова, ты меня сейчас как журналист спрашиваешь? – Павел громко рассмеялся и закурил, проигнорировав абсолютное возмущение на лице официанта. – Или как старый добрый товарищ?

– А тебе как нравится? – Машка – та ещё театралка: голос стал тише шороха, тон зазывным, почти шлюшьим, будто всю жизнь в публичном доме отработала, а не в журнале.

– Не женат, а об остальном даже мать не знает, поэтому, Машенька, извиняй.

– Ну ладно. И этого достаточно. Завтра же пущу статейку, что великий и ужасный Быстров явился в наш городишко с проверкой бизнеса, – Маша поиграла бровью. – А как насчет интервью? Могу я рассчитывать на блат?

– Можешь, но только если пока не будешь светить мной в своем журнале. Мне надо освоиться, присмотреться и только потом уже давать интервью. Договорились?

– Ладно… Но если узнаю, что ты пошел к Марининой из «Большого бизнеса», я тебя, Быстров, найду и расчленю. А писюн собакам скормлю…

– М-м-м-м-м… Угрозы. Какая прелесть. Узнаю родной город, – Паша сделал глоток кофе и резко обернулся в мою сторону. – А ты, Лика, почему молчишь? Нечего спросить у старого знакомого?

– Ну почему же? Как родители? Как Олеся? – я откашлялась, чтобы сбросить хрипоту.

– Отца похоронили два года назад, а мама с Леськой в Москве живут и радуются. Так что всё хорошо. Спасибо, что поддержала разговор, – в его словах так и сквозила насмешка.

Говорил уверенно, быстро, словно все ответы уже заготовлены заранее.

Да тут не пахнет дружеской болтовнёй! Я даже вспотела, как на первом в жизни собеседовании!

– Ты как? Слышал, Данилов сбежал из страны? Проблемы в бизнесе? Признаться, я думал, что эта традиция канула в прошлое вместе с бешеными девяностыми.