Выбор

Владимир Варфоломеев, губернатор г. Буй ругался, узнав о случившемся, «Анна Андреевна, вы словно железная леди, почему молчали? Я б его определил в монастырь, его б не выпустили, пока он в себя не пришел.»

Когда мамы не стало, спрашиваю его, «Сереж, может что хочешь?» Он отшучивался, «Джентльменский набор: выпить и покурить». А ведь поклялся на могиле отца. Цели не было, зато идей полно, при других обстоятельствах далеко пошел бы. В 90-е он был одним из богатых людей города. Удачливый, все шло в его руки. Бизнес начинал с женой Женей. Сажали бахчу, держали скот. Ее гостеприимство и щедрость не имели границ. К примеру, увидев работницу босиком и, если размер один, не задумываясь отдавала свою обувь. Но ревнивая. И мама, пока они друг друга не убили, Сережку забрала. Он женился на Свете. Стремительно поднимал новый бизнес. Появились собственные магазины. Построил двухэтажные дома. «Падение» началось с той самой проклятущей, которой обмывались успех-удача на обедах-ужинах в ресторанах, с новомодными джинами-вискарями.

Когда Света его выставила, он пришел к маме. Этот момент важен во всех не «love story» – куда вернуться, когда все г-вно. Когда с Серегой произошло непоправимое и он «не раз» нуждался в помощи и во все эти «много-много раз» к нему мчалась Женька, забирала к себе. При том, что из-за диабета потеряла зрение. Несмотря на незрячесть – его в бане искупает, на ощупь приготовит еду и с ложки покормит.

Как-то его нашли в бахчах, телефон потерял. Милиция таких определяет в спецприемник. Женьке позвонили, она слепая примчалась, поручилась, забрала. Так и жили без семейных отношений, помогая друг другу. Мама ее сторонилась. Женька молодец, часто звонком интересовалась, не надо ли чего Анне Андреевне? Мама надеялась, Сережка со Светой сойдутся, помогая ей во всем. Да и Сережка любил Свету, звал ее только Светулек.

Я не сразу поняла, что пришла беда. Мама никогда не жаловалась, думаю, ей стыдно было. Он чаще приходил пьяным. Как-то забежала к маме, слышу повышенный Сережкин голос. Иду к маминой спальной, она его уговаривает, «останься дома, стыдно Сереженька». Думаю, черт побери, что происходит и зашла без стука. Приехав к себе, позвонила его жене, выяснить, что у них?

Света в их второй пятилетке сделала попытку начать все заново, но боги отвернулись от них. День ее рождения. Сережка трезвый, ее нет и нет, он нервничает. Простое стечение обстоятельств. Она на таможне, груз арестован. У Сережки сердечный криз. Мама, почувствовав неладное, поехала к нему, с чьей-то помощью взломала дверь. Он в коме пролежал шесть дней. Врачи сказали, придет в себя будет «овощ». Слава богу, он вернулся, правда не ходил. Света забрала его с условием, он живет на первом этаже, она на втором. Он потихоньку ходил, она потихоньку упрекала, зудела. Он сорвался. Она отправила его в одиночное плавание. После очередного криза у него «крыша поехала». Два дня «системы» в психушке. Света забрала к себе, полились нотации, в ход пущены страшилки, он выпил. Купила ему двухкомнатную квартиру. Не разведенными они долго жили. Жадность. Жили по доверенности. Недвижимость-машины переоформил на нее, она что-то еще легко отсудила, не знаю, сколько домов-магазинов ей досталось, было не до нее. Потом мамы не стало и Сережку никто не мог остановить. Ерлана Шумбалова к тому времени назначили главврачом наркологического диспансера. Меня находили в ночь-полночь из больницы-милиции, морозы-слякоть, несешься с мыслью «сволочь, чтоб ты сдох, утром работа». И ночь не ночь, морозы не морозы, не удобно, а что делать, звонишь к Ерлану, «Выручай». И он выручал – лучшая палата, медикаменты, в общем, все. Его в любом состоянии возвращали с того света, даже, когда не было надежды. Из больницы выходил человеком, думалось ну, слава богу, потом все заново. Собственно, благодаря Ерлану Сережка никуда не загремел, не попал в дурку.

Странно, он так активно сопротивлялся хорошей жизни, при том, что руку помощи ему протягивали все. Ему везло с людьми. Было время многим помог. Когда ему стало плохо, эти люди появлялись, помогали чем могли, но на него у них сил не хватило. Не смотря на жилье, ему нравилось бродить, ему не нужна компания. Про квартиру говорил, «Там народу полно, не хочу». Мы с Мариной Медзыховской гнали его «гостей». Он с ней со школы дружил. Ее мама, испугавшись их отношений, после получения аттестата отправила дочь в университет Кемерово, откуда она вернулась разведенной, с дочерью. Марина, как все боролась за него, вывозила на дачу, гуляла по лесу, где у Сережки был облюбованный дуб, и он там мог часами простоять. Периодически вопил участковый, «Не квартира, а бомжатник вшивый». Я вызываю санэпидстанцию для дезинфекции, рабочие из квартиры все выбрасывают. С зарплаты везу подержанную мебель и этот скот въезжает вновь. Вот кто прошел через этот ад, поймет-не осудит, в такие минуты ненавидишь свое родное, желаешь, чтоб его уже не вернули. Посоветовали поселить квартирантов. Сбегали. Участковый постарался и квартиру Серега потерял. При тридцатиградусных морозах он бомжевал несколько лет, пил по-черному. Сценарий один – его находили мертвецки пьяным, я звонила к Ерлану, Сережку в его клинике принимали, откачивали, потом менялись времена года, но, действующие лица те же. Дай бог Ерлану здоровья, долгих лет жизни. Серега ушел молча, незаметно. Умер одномоментно, тромб оторвался, легочная эмболия. Позвонили-сообщили «отмучился». Проклятое время, пили все. Последние годы Сережку сопровождала белая собака, Беляш. Беляш скончался на второй день после брата.

Серега однажды сказал, «умру не найдете».

– Не говори ерунды, куда мы денемся, найдем, конечно, – у самой так и похолодело, как-то не задумывалась об этом. Когда меня нашли, как единственную родственницу, показали фотографию, не забуду ее никогда. У Сережки счастливое лицо, как когда-то, когда все были живы, мы беззаботно счастливые, не догадывались, что ждет нас впереди.

Хоронили Сережу на восьмой день. На отпевание в церковь пришли кому он помог, те, кто ему помогал. Пришли дочери его женщин, которых он любил. Он любил и их детей – Маша Медзыховская с большим букетом цветов, Настя – дочь Светы. На похороны отца прилетела Анюта, единственная дочь от первого брака. Выходя замуж, не побоялась, не постеснялась, повела жениха знакомить с отцом, и в конце убежала в слезах. Девочки проводили его в последний путь. Моя Лена и девчонки дружат. Жизнь. Лена со мной прошла все круги откачивая-возвращая его к жизни.

Я слушала страшный рассказ подруги, говорившей буднично без эмоций. «Как должно перегореть», думалось мне, что не осталось сочувствия.

Сережка. Сергей. Серега. Этапы. Взросления. Отношения.

Могучий… и скромная улыбка. Дворовые ребята пить-курить начали, как и все. Сережка не пил, но курил, не без этого. В нем не было пошлости, всегда сдержан, корректен, нежен с родителями, снисходителен на капризы Лариски. Вот Лариса легко могла нахамить родителям, Сережка – нет.

Как так произошло? Воспитание в лучших традициях – чистое и доброе. Анна Андреевна самое вкусное отдавала сыну и одевала его лучше всех. В то время, когда мы во дворе перемахивали заборы, сигали по крышам, исследовали подвалы, и куча всего беззаботно-другого проходило без него. Он другой. Так как же так? Так не должно было быть.

Судьба?

Выбор?

Слушая Ларису, вспомнила Кольку Сироткина, появившегося у нас в седьмом классе. С нами отучился год. И сейчас вспоминая его, жуть сковывает изнутри. Возможно, у кого-то есть свой Сироткин, от которого предательски сжимаешься. Исподтишка ножичком угрожал в классе, и я не исключение. Старалась не показывать, как боюсь его. Но он прекрасно знал, чувствовал, его боятся. Сережка однажды, проходя раздевалку, заставил его пережить то, что переживали другие. Румянец на щеках полыхал, привычный прищур глаз, приобрел чужой взгляд, его рука сжала горло, а у Кольки взгляд от цинично-жесткого стал неожиданно жалко-робким, недавно угрожавшие губы, заискивающе уверяли, «больше никогда».

И спустя полвека, вспоминая лютого мальчишку, не перестаешь удивляться откуда в нем сидел звереныш? Нам было по четырнадцать, но в нем уже жило опасное. У чуткого Сережки уход должен был быть другим. Это кто-то, кто жил не по-людски, так бездомно-холодно-неприютно-одиноко мог, наверное, уйти. Но не Серега.

Выбор. Выбор у каждого свой. Сделав выбор, ошибившись, не справившись, пройдя жизнь, в душе остаемся такими какими были в детстве. Меняемся, потому что меняется жизнь, но детства в нас остается вдосталь. Как проявляли себя в нестандартных ситуациях, катясь по крыше вниз, стоя напротив противника зная, по условиям игры мяч попадет в тебя, и ты боишься, но все зависит от того, что сделаешь в следующую минуту – струсишь, увернешься, выкрутишься, встретишь. Эта минута определит тебя – твой выбор, твое завтра. Во взрослой жизни мы упрямо ведем себя как в рискованных играх детства, повторяя себя во многом.

Сережка. Друг детства. Непонятый. Недоступный. Гордый. Одинокий. Неуправляемый другими.

июнь 2013 г.

Не зная, как это любить…

В одну из встреч с Катюшей к нам присоединилась ее подруга, в какой-то момент начав рассказывать о себе.

– Мы с Амиром поженились на последнем курсе института. Нас, как молодую семью, по распределению оставили в Алма-Ате, ну конечно не без вмешательства родителей. Прошло два года. За месяц до рождения близнецов, он уехал в Целиноград, откуда отбил телеграмму о разводе. Не было смысла взывать-требовать. Дав согласие и избегая большего унижения, я отказалась от алиментов. Благодаря нашим с ним родителям, я не сломалась. На них были вопросы питания, хлопоты с детьми. Я работала как прОклятая. Когда сыновья пошли в школу, я через горисполком получила двухкомнатную квартиру. Однажды, придя с работы, застала Амира. Его жена умерла во время родов. От первого брака у нее остались сын и дочь, ученики средних классов. Амир приехал с ними и новорожденной. Мы оформили отношения. Я стала мамой пятерых детей: три сына и две дочери. Работала в десять раз больше. Хозяйством и детьми продолжали заниматься наши с ним родители. Страна получила независимость. Муж, как инженер «Базиса», взял две квартиры на площадке и объединил в одну. Вместе прожили три года. Я даже сумела почувствовать себя счастливой. У меня муж, семья. Стала мамой детям его жены. Столицу из Алма-Аты перенесли в Акмолу. Он с компанией уехал строить столицу и не вернулся, женился. Вот когда стало настолько плохо, что казалось, прошлое перенесла сравнительно легче. У старших затянувшийся переходный период. Близнецы, слабы здоровьем – клиники, санатории, репетиторы. Младшая в саду проживала ветрянки, коклюши. Требовалась одежда разного возраста. Шли годы. Старшие поступили в институты. Близнецы радовали успехами. Младшая пошла в школу. Старшие, после институтов обзавелись семьями, стали родителями. Близнецы уехали из страны. Я, работающая пенсионерка и бабушка. Жизнь прекрасна. Пока однажды не раздался звонок, сообщивший о тяжелом состоянии Амира. За ним никто не смотрел. Сыновья привезли его. Лечение, операции-реабилитации, санатории. Участие принимали все дети, не уважая его, жалея меня. Сухо здоровались, едва отвечали, сами к нему не обращались. Через год он ходил без поддержки. Остался с нами. Мы решили, что старость он должен провести в семье. Нас с ним ничего не связывало, кроме общих посещений мероприятий. И в этот период я встретила любовь. У него семья. Моложе меня. Его не смущал мой возраст, внешность. Нам хорошо вдвоем. Совместные отпуска. Совместный отдых. Я ревную. И ревнуют меня.

– Вас не смущает большая разница возраста?

– Его нет.

– В наше время чтобы быть в форме есть много как технологий, так и процедур.

– Нет, вы не поняли или не захотели услышать. Его устраивает все. И неприглядность тела, и наглядность возраста на лице.

– Я имела ввиду ваш внутренний дискомфорт. И прошу прощения, вы себя не ассоциировали с женщинами мужа, уводивших его у вас и вас не мучает, что разбиваете чужую жизнь?

– Когда бесчисленное количество раз мою целостность крошили как коржик, никто не задавался этим вопросом. Я прожила целую жизнь, не зная, как это любить. И, когда меня впервые любят, и учат жить не торопясь, когда обо мне заботятся и когда я впервые кому-то нужна такая какая я есть, так почему вы думаете, что я буду терзаться, не разбиваю ли я чью-то семью?

2022 г.

Одна из историй становлений

Начало 80-х. Бибижан с семьей переехала в другой город, где оказалось достаточно непросто. Звонок из Алма-Аты от ее сестры ко второму секретарю обкома партии решил вопрос с ордером на трехкомнатную квартиру, местами в детсад и работой. Она шла по городу. Конечно, здорово и квартира, садик, работа. Но, что-то не так. Издалека увидела мужа на скамейке, читающего «Советский спорт». Старший сын в песочнице, малыш в коляске.

– Вот, – показала мужу ключи с ордером. – Может нам не надо? Завтра верну в обком. Прорвемся? Не инвалиды. Люди годами…

– Десятилетиями…

– Что?

– Десятилетиями стоят в очередях, ты это хотела сказать?

– Ну, да.

– Ладно, идем домой.

Дома и решили, вернуться к старту и не от того, что святые и крылья под одеждой прячут, а попытаются сами. Утром ключи, направление и распределение легли на стол секретаря обкома. И началось. Книжка с накоплениями к ее совершеннолетию плюс наличность, данная отцом и родителями мужа, имели предел, год аренда квартиры, быт, такси. Не говоря о ИТР местах, работы нет, потому что нет прописки. Вот когда, в полной мере прочувствовали, что значит, когда ты никто. Никто и не церемонился. Они по городу носились как олимпийские чемпионы, проходя не одну полосу препятствий. В них еще жила номенклатурность семьи привыкшая к пайкам и льготам, оттого-то и казалось, что все преодолеют, но вышло как в притче со шмелем, который по законам аэродинамики летать не должен, но он об этом не знает и летает, так и они. В общем их жизнь превратилась в затяжной ноябрьский блюз.

В тот день, она безуспешно колесила по городу. Водитель устал. Она устала. Выехали за город. Промышленная зона. Вдоль дороги указатель с названием предприятия. – Сдайте назад.

Войдя в здание, неожиданно подумала, если с первой попытки найдет кабинет руководителя, успех обеспечен. Испугалась, отругав себя. Повернула вправо. Через три двери убедилась, интуиция, о которой ничего не знала, выбрала верный путь. Приемная полна. Поставленным голосом спросила у печатавшей секретарши, – У себя?

Та, близоруко щурясь в текст, эмкнула.

– Один?

Раздраженно, с головой зарываясь в текст, машинистка безлико кивнула.

И Бибижан со словами, – Никого не впускайте, – решительно зашла.

Хозяин кабинета вытягивался из кресла рассматривая ее и думая, «Ревизия? Проверка из столицы? Ну и не жена кого-либо из руководителей города…» Их женщины летом не носят перчаток, да еще ниже запястья, они не наденут таблетку на голову, да еще на правый бок, закрыв им лоб. На ней были в тон подобраны элегантные лодочки и строгий костюм. Она крепким рукопожатием представившись, села. Он уверился, проверка.

По столу к нему заскользила папка документов. – Этого человека, необходимо принять на работу. Он, отказавшись от помощи отца ученого, предпринял самостоятельные шаги – переехав с семьей в ваш город. А смелые начинания надо поддерживать. Нажимайте кнопку отдела кадров.

Уверенный голос, которому не возражали, ее расслабил и коснувшись спинки стула она улыбнулась.

Он, вставив ее в систему уравнений «кто? откуда?» продолжал ломать голову.

– Пока ожидаем, не откажусь от чая. – Она старалась избежать пауз для вопросов и по столу заскользила следующая папка. – Это, прививочные карты детей, определите их в старшую и младшую группы. Ведомственные сады всегда держат резервные места, – подняв руку, на вскинувшийся взгляд, она неслась без оглядки. Теперь «либо на щите, либо под щитом».

– Вам с молоком?

– Покрепче, пожалуйста. Ну и как понимаете, – дикция неумолима, – ребятам надо где-то жить, без прописки не оформить на работу, детям не видать мест в саду.

На его подскочившие брови, Бибижан, чуть усилив децибелы продолжила, – Никто не говорит о квартире, выделите комнаты в семейном общежитии, но со своей кухней-ванной. Ребята, конечно, силы испытывают, но нельзя не считаться, что в прошлом они сидели на своих горшках.

Красноречие и силы иссякали. Дверь раскрылась. Вошла начальник кадров с раскрытой папкой на локте. Клон дуэньи из одноименного фильма – очки на кончике длинного носа, пергидрольные кудряшки.

Папки бойко заскользили в новом направлении. – Его по штатной сетке в шестую бригаду на место Семенова, детей в сад, и комнаты с удобствами найдите во втором.

– А, Семенова?

– Зайдите позже.

Собрав папки, и прежде, чем выйти, дуэнья скрестилась с ней взглядом, понимая откуда ветер. Возможно, возразила и про места в саду и общежитие, но сменила тактику, при отступлении окинув высокомерием.

Бибижан глядя на нее думала, «куда попала, какая-то куча муравьиная, да болото комариное», но… – И последнее, – улыбнулась она, – как вы понимаете, у этих мужчин есть свой главнокомандующий.

Но, как выдать, что это «она»? Минута заминки, вызвала оживление хозяина кабинета. Не дав ему шанс продолжила. – У нее незаконченное высшее, через месяц защита диплома. Оформите ее преподавателем казахского языка в подготовительную, после диплома надо перевести методистом, а через год куда дальше додумаем.

Самое-самое ожидало впереди. Теперь главное, чтобы не получилось, что зашла с целковый, а вышла с лицом двух копеек. Она еще не придумала, как представить ему себя и не меняя тона, продолжила – Пора знакомиться.

Его рука потянулась к кнопке, – Она в приемной?

– Нет надобности вызывать ее, она перед вами.

У него враз прищурился взгляд. Бибижан встала и от безысходности неслась дальше. – Озадачьте кадры в последний раз, вот документы, – через стол летела папка. – Я уехала.

Не дав ему опомниться, мужской хваткой сжав его руку, добавила, – Не провожайте. Утром с детьми буду в саду. Муж, в кадры подъедет к девяти.

Пока он не пришел в себя пора исчезнуть и лучше на него не смотреть. Со спины раздался голос, от которого она едва не втянула голову в плечи, спасибо воспитанию, спина не дрогнула, – Может вам машину?

Последний штрих, легкий поворот головы, он не почувствовал, как внутри ее била дрожь и защитная реакция надменности подняв бровь, глухо бросила, – Я на машине.

Шагая, молилась, не споткнуться-не упасть-не подвернуть ногу и миллион-миллион разно-вариантных «не». В машине едва слышно просипела, – Вперед, – было чувство, словно за ней погоня. Достаточно проехав, прохрипела, – Остановитесь.

Выйдя из машины, стянула перчатки, сняла таблетку с головы, английский пиджак бросила на капот, расстегнула пуговицы, было все равно, чему учили с детства, что все пуговицы должны быть застегнуты несмотря ни на что…

Таксист, кавказец, испуганно наблюдал, – Что вы делаете???

Она ему рассказала, добавив, «мама, наблюдая за ней сверху, сгорает со стыда, но что делать нет прописки-работы, деньги доедались, прокатывались на такси».

– Не переживай, – он вдруг перешел на «ты», – думаю он и тебя и твоего мужа взял на работу.

– Почему, так уверен?

– Отвечаю, он такой цирк первый раз в жизни и видел и пережил, – загоготал он, – поехали, покушаем, у друга на побережье ресторан… – слышалось сквозь накатившую усталость.

Волны пеной накатывали на берег. Кричали чайки. Все в этот день, начиная с того кабинета, для нее было «впервые».

Она впервые кушала брынзу не на хлебе как бутерброд, а порезанную кусками. Впервые ела кинзу, в ее город в 80-х кинзу еще не завозили. Впервые уплетала оливки. И впервые пробовала «киндзмараули» и «хванчкару». Впервые ощутила головокруженье от легкого опьянения. Она росла слишком правильной, даже в студенчестве была равнодушна к вину. В один день низвергла все воспитательные уроки в тартарары… и не раз в тот день подняв голову наверх, про себя говорила, «простите, сегодня со мной произошла трансформация… и мне понравилось все и вино… и быть чуть-чуть не в себе… ужс…»

Уже позже, она не раз приезжала в тот ресторан, где готовили превосходный кавказский шашлык, где так чудесно подавали брынзу, кинзу, ставили на стол оливковое масло и крупные оливки с маслинами. Она покупала с собой «хванчкару» и «киндзмараули».

Этот день изменил ей ее. Она впервые открыла внутренние ресурсы выпустив их в свет.

Неизвестно что, но что-то определенно сработало. В семь утра она детей оформляла в медпункте. – Асма Асадовна, оставляю вам своих гавриков. Я к Саре Абрамовне. Как к ней пройти?

Бибижан постучала в кабинет заведующей. – Да-да, – раздалось изнутри. Открыв дверь, увидела ЕГО, «ну, вот и все, суеты на рубль, а дел на копейку». И глядя поверх его головы, пошла к столу заведующей. Навстречу с улыбкой шла красивая невысокого роста женщина. Ее чернокудрые волосы высоко уложены, выбившиеся локоны придавали легкость.

– Сара, вот она! – пространство разрезал возбужденный голос.

Бибижан, переступая по ковру, шла анализируя улыбку заведующей, эмоции шефа, в целом положительными. Прошла мимо него словно и не заметила.

– Ну, здравствуйте. – Сара Абрамовна мягко сомкнула между своих рук ладонь Бибижан. – Что вы такого сделали? Я только о вас и слышу. – тембр голоса мягкий, спокойный.

– Сара, отпусти ее и иди уже на кухню: проверь методистов-медсестер, и оставь нас. –

Мягко отстранив руки заведующей, он встал напротив во всю улыбаясь. Они остались вдвоем.

– Откуда ты такая? – руки крепко сжали ее плечи.

– Мы на «ты»? – пытаясь сбросить его руки, она не спускала с него глаз.

– Перестань, я не спал всю ночь, – восхищенные глаза сияли, – кто ты? – полушепотом произнес он.

Бибижан отодвинула его руки и направилась к двери.

– Подожди…

Она наобум шла по коридору. Слыша сзади свое имя.

Быстро вникнув в работу, начала подрабатывать. Разработала новые методические пособия по дошкольному воспитанию для института усовершенствования учителей, утвержденное гороно. От гороно имела не одну благодарность в трудовой книжке. Переехав в общежитие, быстро вернулась в арендованное жилье. Ничтожные квадраты не вдохновляли. Тесно, не уютно-не комфортно. Мириться, значило изменить себе. С детства привыкшая к высоким потолкам с лепниной и просторным комнатам, искала простор для выражения мыслей, чувств. И в будущем покупала квартиру, не менее четырех комнат, машину – непременно большую.

С шефом сложились удивительные отношения. Как-то в одной из бесед он вспомнил детство, прошедшее на чабанской точке. Родители, приезжавших руководителей сажали в юрте на почетное место. Резали барана, суетились не присев. Наблюдая, он себе говорил, «вырасту, буду во главе стола и это меня будут обслуживать.» Прошли годы. Сын чабана вырос. Обеспечил старость родителям. Детей обучил за границей. После перестройки вложился в недвижимость Штатов и Европы. Резюмировав, в студенчестве достаточно видел детей известных родителей, громко прошедших по студенческой жизни, в родительской славе. От нажратости щщщек им было не взлететь, так безвестно живущих и сейчас. В них таланта гибкости не было. Это не про прогиб. Шанс выплыть только у умных и амбициозных, а на это нужен характер.

июль 2009 г.

За безнаказанностью вседозволенность

Гайни подняла трубку, – Меня зовут Нелля, думаю, вы и так меня знаете. Сейчас за вами подъедет машина. Встретимся у меня дома.

– Не стоит, я подъеду.

За окном мелькали пригородные дома. На трассе раздавались мычание-гоготание, свист, отдаленные переполохи голосов. Гайни сидела в задумчивости. По этому адресу ее не раз привозил как ее водитель, так и Рашид, водитель Арлана. Ей нравилась острота осознания – она в доме женщины, создавшей присущую атмосферу. И всякий раз хотелось, чтобы ее тут застали. Два месяца назад в холле гостиницы, в которой остановилась, она познакомилась с Арланом, находившимся здесь по своим вопросам. Вечером в ее номере раздался стук. В дверях стоял Арлан. Он спросил, может ли рассчитывать на чай? Она посторонилась. До утра проговорили в комнате отдыха ее номера люкс. Ни намека на спальную комнату. Она влюбилась в него без памяти, едва услышав скрип его голоса. Он не был красив. Высокий, жилистый. Старше на четверть века. В хрипотце голоса, казалась жизнь выскоблила восторг, расшатав устои. Но, из внимательного прищура выглядывали смеющиеся лучики. Их не прятала сутулость трудностей и невзгод, ни тягуче тяжелая поступь, ни властный взмах руки, ни грозный окрик на кучу-тучу находящихся людей. Глаза равно искрили как во взгляде на нее, так и, грозно сверкая словно сменив окрас платины, на темный хребет волны бьющийся об обнаженную ребристость скал. Она влюблялась всякий раз завороженно слушая его скрежет, повторяя за ним, воссоздавая неподдающуюся хрипатость. И на мысль о его семье, думала, «Бог с ней и с его женой. Главное, он делает ее счастливой. Одно только как он смотрит на нее!». Правда не понятно, почему ситуация «женатого» коснулась ее, ведь она не осуждала, не обсуждала разбивающих чужой очаг. Поэтому, приняв звонок Нелли, осознано поехала на встречу.