Алые слезы падших

– Ну а вы что думаете? – спросил Джулиани у русского. В конце концов пусть философы отвечают на философские вопросы.

– Я думаю, что мы должны найти другой путь. Не быть уничтоженными, но и не уничтожать.

– Перевоспитать?

– Нет, что вы. Ни в коем разе. Просто найти способ мирно сосуществовать во Вселенной, как протон и электрон.

Вот дела. Философ опирается на физику! Протон и электрон противоположно заряжены, вот на что, наверное, намекнул Григорьев.

– И как это сделать? – спросил он, изобразив движение пустой чашки из-под чая вокруг пустой тарелки, чем вызвал улыбку на бородатом лице Петра.

– Не знаю. – Пожал тот плечами. – Сунил говорил, что, возможно, таков последний и важнейший урок и задача Вселенной: научить нас сосуществовать с теми, с кем сосуществовать просто невозможно.

– Надо же. Может, вы… с гуру Кумари… и правы. Но тогда вам нужно найти ответ раньше, чем одна из сторон уничтожит другую.

Они ещё поговорили о разном, а потом Пётр поехал в аэропорт, регистрироваться на свой рейс. Он ещё раз отказался от услуги по мгновенному переносу в шаттле Кен-Шо, и Сэм не стал напирать. А сам отправился в Управление.

Во время поездки в служебной машине Джулиани составлял отчёт на планшете. Дойдя до пункта о красоте, который так зацепил Григорьева, замялся. Описать или нет то, что Пётр подчеркнул его? И как это сделать? Выражаться как философ он не мог. «Пётр Григорьев счёл важным отличие понятия красоты у нас и З’уул…», – написал Сэм и стал думать, как сформулировать дальше то, что набрасывал на ломаном английском его компаньон. В голове роились мысли исключительно о самоуверенности пленника. Да тот просто ни во что не ставит своих тюремщиков, будто бы презирает тех, кто смог его захватить.

Захватить. Мозг ухватился за это слово. Презирает. Красота. Сила. Захватить. Презирает. Вот оно!

Джулиани торопливо стал печатать. «…у последних красота есть синоним силы, и всё, не являющееся проявлением силы, а похожее на проявление слабости, выглядит некрасивым, жалким, презренным. Моё мнение: по этой самой причине пленение, арест стали некрасивым поступком, а мы сами в глазах Зоама Ват Лура – слабыми и недостойными. Вероятно, убийство выглядело бы для него более красивым поступком и он бы проникся к нам уважением. Это выглядит странно, но трактовку подобной логики оставляю психологам и философам, обращаю внимание на то, что за всё время содержания в изолированном помещении пленник не потерял присутствия духа. Я думал, что это связано с тем, что он надеется на спасение, но, возможно, ему также помогает уверенность в том, что он сильнее всех нас вместе взятых и красивее с точки зрения морали».

* * *

…По какой причине запросы Шмидта приходили к ним в Управление, он не знал. Возможно, немецкая полиция, имея информацию о том, где и как было совершено преступление их заключённым, не хотела брать на себя никакой ответственности. В Управлении тоже никто не хотел этим заниматься, и всё летело к ним с Коллинс. Ральф пару раз в месяц просил бумагу, карандаши, ручки, какую-то научную литературу по физике. Сэм всё это подписывал, и с грифом «Одобрено Управлением Безопасности Земли» материалы улетали в Берлин.

В последний раз запрос включал в себя ноутбук и всякие средства для программирования. Также Ральф просил разрешения получать новости о разработках в области физики. Это уже выглядело любопытным, и Джулиани решил, что пришла пора проведать самого необычного преступника на планете. Дело в том, что закрытый процесс длился почти год, и суд был готов целиком и полностью оправдать Шмидта, основываясь на показаниях свидетелей и переключении фокуса главного обвиняемого на «инопланетного шпиона, использующего психотропные методы воздействия». Однако Ральф сам создал новый прецедент в юридической практике.

«Ваша честь, я признаю себя виновным, поскольку метод воздействия лишь надавил на мои самые тёмные стороны. Не будь во мне накопленной ненависти, это бы не сработало, и господин Прайс остался бы жив. Суть моего преступления в том, что я был ножом, который наточил себя и позволил убийце собой воспользоваться. Я был тем самым подходящим для подобной цели, и потому виноват. Мне нужно было быть добрее, но я замкнулся и стал человеконенавистником. Если вы признаете меня невиновным в убийстве, завтра могут начаться новые и новые убийства с помощью психокодирования. Кто знает, какие возможности появятся у преступников в ближайшие годы? Один станет кодировать другого, а того будут отпускать на свободу. Вы должны приговорить меня, равно как и того, кто воспользовался моим состоянием. Если вы этого не сделаете, то следующая жертва так же будет на моей совести, чего я не перенесу».

Такой речи Джулиани не слышал ни от одного обвиняемого за свою карьеру. В лучшем случае преступник извинялся. Но чтобы просить себя посадить, да ещё и по столь серьёзной причине. Адвокат Шмидта был удивлён меньше, видимо, с ним беседы проводились неоднократно, так что он попросил вынести приговор Ральфу как соучастнику убийства по неведению. Обвинитель не возражал, и Шмидт, первый марсианский убийца, получил десять лет заключения в камере-одиночке.

Сейчас прошло четыре года с момента заключения, и Сэмюэл входил в комнату для посещений с чувством трепета перед этим человеком.

– Здравствуйте, полковник, – поприветствовал его сидящий через стол слегка исхудавший Ральф. Он был одет в скромную тюремную одежду тёмно-серого цвета. На глазах очки, лицо выбрито, но под глазами синяки то ли от недосыпа, то ли от недостатка витаминов. Нужно проверить меню арестанта.

– Генерал, – поправил его Джулиани, слегка смутившись. В какой-то степени звание было получено за совместную работу по поимке Зоама Ват Лура и… арест Шмидта. Он присел напротив.

– Ого, поздравляю, – Шмидт выглядел удивлённым, но нисколько не огорчённым. – Мне искренне жаль, что я невольно оторвал вас от важных дел.

– Не переживайте. Мы с… Джоанной, – Сэм запнулся, не зная, уместно ли информировать Шмидта о своём браке с коллегой по КАС, и, чуть не сказав, что они решили провести небольшой трёхдневный отпуск в Германии, – прилетели сюда не только по вашему делу.

– Ну что ж… – улыбнулся Ральф, – рад.

Он понял? Да нет, вряд ли.

– Герр Шмидт, я внимательно следил за вашими запросами, – Джулиани перешёл на немецкий. – Не то чтобы мне трудно предоставить вам то, что вы просите. В конце концов вы вообще могли сюда не попадать, так что опасным преступником я вас не считаю. Но решил поинтересоваться, что именно вы тут делаете.

– Я благодарю вас за этическую оценку моего… преступления, генерал. Но я виновен и буду отбывать срок, пока не искуплю свою вину. Полностью. А занят я тем, что умею делать – физикой. Вы же помните, я был призван на Марс с определёнными целями. Набравшись вводных, я обрабатываю информацию там, где мне доступно – в собственной голове. Это и помогает мне отвлечься от грустных мыслей, и в то же время не даёт усыхать мозгам.

Удивительный человек. Сам себя приговорил, сам себя наказывает, ещё и ищет, как максимум пользы при этом принести. Джулиани почувствовал укол зависти. Ему в своё время хватило сил лишь признать неправоту и сменить вектор усилий. Что удивительно, всякий раз, как он так поступал, он вновь оказывался на коне, и вот, стал генералом службы безопасности Земли. А смог бы проявить себя как Ральф?

– Так вот, – продолжал немецкий физик-механик, – сначала мои потуги были абстрактны и не приводили ни к каким результатам. Вы не были знакомы с моей идеей выворачивания Вселенной наизнанку?

Само собой, Сэмюэл не был знаком. Он задумчиво отрицательно покачал головой. Шмидт вытащил из кармана огрызок карандаша и сложенный вчетверо лист бумаги, развернул его и принялся рисовать.

– Вот, представьте, что этот лист – четырёхмерная Вселенная, а круг – аналог нашей трёхмерной Вселенной, вот здесь её центр. Частицы выстраиваются в ориентации таким образом, что оказываются на квази-равном расстоянии от центра.

– Логично, – кивнул Джулиани, тужась в попытке представить трёхмерную Вселенную как какую-то сферу в четырёхмерном пространстве, но не смог и сдался. Физики и математики, должно быть, обладают удивительным мозгом, если способны оперировать подобными понятиями!

– Господствующая идеология говорит именно так, – продолжил Шмидт. – Но я предположил иное. А что, если спин частиц задаёт то, где, по их мнению, верх, а где низ, и они своим положением и определяют вселенский центр? Тогда, поменяв спин, мы можем заставить процессы в определённой области Вселенной как бы развернуться, включая течение времени, потому что мы поменяем верх и низ.

Если до этого было непонятно, то сейчас речь Ральфа казалась просто набором слов. Джулиани понимал, что Шмидт, щадя его ум профана, использовал простые термины, но легче не стало.

– Так, герр Шмидт, вы меня потеряли, – признался он, глядя на картинку. – А в чём может быть практическая ценность явления?

– Ну-у-у… о чём и речь. Представьте себе, что я только что показал вам идею расщепления атомов, как сделал Бор. А теперь нам нужен Штрассман, чтобы провести эксперимент, Ферми, чтобы направить идею, и Оппенгеймер, чтобы создать бомбу[18].

Джулиани медленно переваривал фамилии. Что конкретно предлагает учёный?

– Боюсь, я не совсем корректно направляю вашу мысль, герр Джулиани, – почесал затылок Шмидт, – давайте попробуем так. Я думаю, что фундаментальная мысль есть направление для практических идей. Проверка моей теории может привести к сдвигу в понимании Вселенной и её законов, что позволит нам создать новое оружие невиданной силы. Мне хотелось читать, что творится в мире физики, чтобы не пропустить, когда мои бывшие коллеги с Марса смогут что-то подобное реализовать. Эксперимент по проверке моей теории я имею в виду.

Так, уже понятнее. Мысль о «ядерной бомбе» в галактическом масштабе поражала. Ровно так же, как поразила бы идея об обычной ядерной бомбе какого-нибудь римского легионера.

– А вы не думали, что всё уже изобретено в Согласии? – уточнил он.

– Думал. Но они миролюбивы. Вполне может такое быть, что, наткнувшись на идею, даже лежащую на поверхности, которая привела бы к необратимым процессам в огромной области пространства, её просто отбросили в сторону как бесполезную. Я не намереваюсь взрывать или убивать кого-то. Вовсе нет. Но представьте, что вы развернули время вспять в каком-то месте, и вернули, например, З’уул, на миллион лет назад?

Тут немец прав. Идея фантастическая. Безумная. Невозможная. И следовательно, требующая повышенного внимания и проработки.

– Вам предоставят всё, что вы просили, и даже больше, – сказал Джулиани. – С завтрашнего дня вы будете работать в лаборатории, вам дадут подчинённых, и вы должны сделать для нас «бомбу времени».

Шмидт замотал головой и замахал руками.

– Нет-нет, герр Джулиани! Никаких лабораторий! Я – заключённый и им останусь. Я просто хотел читать и проводить мысленные эксперименты! Ну и моделировать на компьютере…

– Герр Шмидт… Ральф… – Сэм сложил ладони, будто бы молился, и медленно опустил их на стол. – Если вам так будет угодно, мы в лаборатории воссоздадим вашу камеру. Будете в ней отбывать свой срок. А к наказанию добавится необходимость управлять командой физиков и отвечать за результат исследований.

Шмидт открыл рот, чтобы что-то возразить, но, сказать ему, судя по всему, было нечего…

* * *

Джулиани часто задумывался, почему же ему так повезло. Раньше, до Согласия, он все свои карьерные продвижения списал бы на опыт и усердие. Но после того как правила игры стали меняться, Сэм увидел триумф одних и бездарное, зачастую предательское падение других. Опыт и усердие мало что значили для Вселенной. Никому не известный профессор Уайт из Аризоны стал, представьте себе, президентом Земли. Русский космонавт – главой первой колонии вне Солнечной системы. Бывший глава фонда возглавлял КАС, бывший глава НАСА превратился в полномочного посла Земли в Согласии, глава Эванс Фарм Ричард Паркер погиб, а генерал Харрис мотал пожизненный срок в федеральной тюрьме.

Глядя на всё это, Сэмюэл думал, кого бы лет десять назад он счёл примером для подражания. Его пример предал человечество, да и сам он чуть было не перешёл ту же грань. Что, если бы Зак Лукас пришёл к нему, а не к Харрису? Как бы сложилась судьба Джулиани? Нет, очевидно, что где-то над ним парил ангел, который вовремя стучал по его бестолковой башке и останавливал всякий раз, когда он подходил близко к точке невозврата. Стать генералом в то время, как где-то в параллельной Вселенной менее везучий Сэмюэл был убит или упакован в уютную камеру до конца жизни, иначе как чудом и не назовешь.

Ещё более удивительным событием в жизни он считал брак с Джоанной Коллинс. Когда-то случайно сведённые судьбой в Ньюарке они меньше всего были похожи на будущих мужа и жену. Объединяли их ровно две вещи: профессия и работа над Согласием, во время которой Сэм, мягко говоря, оплошал, а коллега его вытаскивала. Он помнил, как Коллинс слишком эмоционально приклеилась к Паркеру, несчастной пешке в игре Лукаса, и помнил, как сам, будучи раненым и находясь на краю гибели, думал, что Джоанна – подходящая партия для него. Может, Джулиани считал так именно потому, что ревновал её к Паркеру, не понимая, как такой хороший агент могла «запасть» на объект. А может, и правда полюбил её уже тогда, но в суете и тяжкой работе просто не сумел выделить время, чтобы проанализировать собственные чувства.

Как бы то ни было, но спустя год с небольшим после ареста Лукаса, Сэм начал осознавать, что думает о Джоанне не как о напарнице. Сначала это были регулярные сексуальные фантазии, которые он списал на отсутствие личной жизни. Потом, когда навязчивое желание стало мешать работе, будучи уже генералом, он взял пару дней отпуска и в одиночку поехал на рыбалку на канадские озера. Там Джулиани сидел в небольшой лодке недалеко от живописного берега, цедил пиво и занимался самоанализом. И именно там решил, что будет ухаживать за Коллинс, но постарается сделать всё ненавязчиво, чтобы она не восприняла это как харрасмент или, что ещё хуже, как дурь в голове седеющего генерала.

Его ухаживания были приняты неожиданно легко: стоило позвать Джоанну на ужин, как у неё находилось время. Поход в театр? Пожалуйста. Заглянуть на день рождения его друга? Да не вопрос. Всё это она делала без восторга, но и без демонстрации какой-либо напряжённости, связанной с подобным приглашением. Казалось, что Коллинс считает его очень близким другом, с которым рада проводить время в любом формате, но не более. Сексуальные фантазии боролись с ощущением того, что он – наивный осел. Но остановиться Сэм не мог. Это продолжалось месяца четыре.

В какой-то из дней, когда они выпивали в баре, Джоанна сделала шаг навстречу. Просто попросила его отпустить служебную машину, под предлогом того, что им «ещё бы посидеть, а Фрэнка жалко». Час спустя она вызвала такси домой, попросив, чтобы Сэм её проводил. Он проводил, и, как-то так вышло, что той же ночью оказался в её постели. Потом он не знал, что делать. Это отношения? Или легкая интрижка между коллегами, у которых давно никого не было? Так совпало, что Коллинс отправили по заданию в Калифорнию, и всю неделю он места себе не находил. А в пятницу в десять вечера она просто позвонила в его дверь. У неё с собой была сумка, и, зайдя в дом, Джоанна молча выложила в ванной зубную щетку, какой-то пакет с косметикой и средствами гигиены, полотенце и пижаму. Повесила в шкаф пару комплектов рабочей одежды и пронесла на кухню кружку. И только после этого, не удостоив огорошенного и счастливого Джулиани ни единым словом, села на диван, достала ноутбук и начала составлять отчёт о поездке. С тех пор они жили вместе. А уже через год официально и тихо поженились.

Чем придурок вроде него заслужил такое счастье, Джулиани не мог себе представить. Чтобы как-то оправдать себя перед небесами, он решил, что это аванс, который ему выдан в счёт будущих жертв. И, учитывая, как прекрасна стала его жизнь, был готов к тому, что жертвы окажутся весьма и весьма немалыми.

Такие мысли посетили его и в тот день, когда он с Григорьевым встретился с Лукасом. После обеда с русским философом он вернулся в управление, провёл пару рабочих встреч, изучил семнадцать отчётов агентов в разных частях страны, пообщался с директором Смитом и поехал в их с Джоанной любимый бар. Прибыв туда, он получил сообщение «Прости, опаздываю, буду через полчаса», и как раз за кружкой пива, глядя на игру янки по телевизору, одиноко висящему над видавшей виды барной стойкой, он и предавался своим мыслям.

– Привет, Сэмми. – Джоанна выглядела замотанной, помятой. Морщинки под глазами, с которыми она столь тщательно боролась, стали будто бы отчётливее. Но всё равно она, его серая мышка, была прекраснейшей женщиной в целом мире. Он улыбнулся.

– Падай, докладывай, – пошутил Джулиани, показав жестом бармену, что им нужна пара пива.

– Слава богу, я не на тебя работаю, ещё чего не хватало, мужу докладывать о работе! – она фыркнула, бросила сумку с ноутбуком на соседний стул и утащила гренку с его тарелки. – Опять хлеб пожираешь?

– Под пиво же! – развёл он руками и тоже потянулся к гренкам, но тут же получил шлепок по руке. – Ладно, закажу рыбу. Рыбу же мне можно?

– Рыбу нужно, генерал. – Джоанна ушла мыть руки, по пути сделав у барной стойки заказ. Голодная, наверное, как чёрт. Сэмюэл тихо сжевал гренку. Да, супруга не работала в его команде. ЦРУ и АНБ так и не смогли объединиться и поделили функционал внутри Американского управления безопасности Земли. Это было смешно, потому что, к примеру, даже русское ФСБ встроилось в единую систему Европейского управления. А тут два американских ведомства продолжали играть в независимость.

Формально ЦРУ занимались контролем межгосударственных событий, а АНБ оставило за собой национальные. Это всех устраивало, функционал мало отличался от прежнего, в отличие от цели. Раньше ею была государственная безопасность. США – превыше всего. А теперь Штаты являлись лишь пятном на карте, и с каждым нововведением Администрации Уайта оно становилось более и более размытым.

– Я всё же расскажу тебе, что сегодня было в Администрации, – вернувшись из туалета, который он бы в жизни не стал называть дамской комнатой, и попутно захватив уже налитые пару кружек пива, начала говорить его жена.

– Подожди, давай выпьем, – супруги чокнулись, и Джоанна отхлебнула добрую четверть пинты[19].

– Так вот, это на самом деле важно, – продолжила она. – Примерно месяц назад зонд Кен-Шо выявил корабль на небольшом расстоянии от Солнечной системы. Он проторчал там несколько дней, агрессии не проявлял, и его не сочли угрозой. Потом корабль улетел.

– Несогласные шалят? – Сэм пригубил свежего холодного пива и с тоской посмотрел на слегка недопитую и сильно нагревшуюся первую кружку. Допивать ли её вообще?

– Ты слушай. Когда они улетели, зонд продолжил за ними пассивно наблюдать. Их маршрут был сначала нормальным, «гости» шли по кругу вокруг Тау Кита, по эквипотенциальной кривой. А потом вдруг резко рванули в её сторону, и тут Кен-Шо насторожились.

– Атака? Давно? Почему с Конкордии не доложили?

– Нет, атаки не было. Зонд прилетел к Тау Кита почти одновременно с кораблём и мог легко его уничтожить. Однако тот повисел в местном поясе астероидов опять же несколько дней, после чего удалился подальше. В контакт ни с зондом, ни с колонией не вступал.

– Так, и что это было? Почему инцидент обсуждали в Администрации? – Джулиани чувствовал тревогу, такую же, как почувствовал сегодня утром, увидев самоуверенного Лукаса.

– Если бы это был просто разведчик Несогласных, ситуацию всё равно обсудили бы. Но я не назвала бы для тебя новость важной, – тут сердце Джулиани похолодело. – Но Кен-Шо проанализировали корабль. Вчера. Это разведчик З’уул. Они снова здесь.

Сэм допил тёплого пива из кружки, после чего взял ещё одну гренку. Джоанна не стала препятствовать. Чёрт. Он не понимал как. Не видел возможности. Но был уверен, что случившееся как-то связано с Лукасом.

Глава 7. Генрих Ланге

Марс

Генрих никогда не хотел быть главным. Как социопсихолог, он прекрасно вдоль и поперёк изучил самого себя. Если бы его попросили описать себя вкратце, Ланге свёл бы всё к архетипам Юнга и заявил бы, что он Мудрец, Искатель и Ребёнок. Возможно, где-то таились Воин и Бунтарь, но Правителя, обладающего чертами лидера, или Монаха, способного окружать заботой, в нём было очень мало.

Однако должность «руководителя Марсианской колонией» являлась формальной, он знал, что та представляет собой лишь ширму, витрину, популярную в обществе и удобную администрации Уайта. На деле за ним был целый отдел управленцев, которые подчинялись ему только на бумаге. Сюзан Ричардс отвечала за снабжение и хозяйство, Соломон Левит, как бы это ни было смешно, регулировал финансовые потоки, Дитрих Шнайдер курировал туристическую отрасль, Алия Смит была координатором с КАС. У них даже имелась юридическая «дирекция». А вот научные группы были независимы, хотя в каждом институте работал администратор, еженедельно отчитывающийся перед Алией и бегающий к Сюзан, выбивая очередное оборудование.

Ланге, который регулярно пропускал все собрания, оставлял за собой только одну роль, не отдавая ее никому скорее из интереса, нежели из жадности: он был связующим с инопланетными представителями колонии. Ну и, само собой, участвовал в ряде исследований, из которых особенно выделялась теория, растущая вокруг возникшей годы назад модели Хилл – Ланге. В научных кругах она получила пока неформальное название «Концепция множественного влияния на Согласие». Название предложил он сам, и, хотя его пока не закрепили документально, из уважения к Генриху в сводках и проектных записях так обозначали немалое количество изысканий.

Последнее уточнение, касающееся влияния Несогласных на плотность Согласия, было выявлено и статистически обосновано. Это огромная удача, но для того, чтобы продвинуться дальше, требовалось пройти ещё немалый путь. Социологи, биологи, психологи, историки, даже химики трудились над попыткой определить, каким именно инструментом достигалась та самая зависимость и почему действовала. И, несмотря на участие видных учёных других рас Согласия, пока что они находились всё в том же неведении. Параллельно требовалось внести новые факторы в модель Хилл – Ланге и оценить вероятности и плотности возникновения союзов, подобных их Согласию, в масштабах галактик и Вселенной. Поэтому Генрих был чрезвычайно счастлив прибытию Джессики Хилл, надеясь на то, что с ней все пойдёт быстрее.

Как ни странно, но в проекте работало много русских, – гораздо больше, чем в других направлениях. Возможно, потому что в основе лежали программирование и математика, а может быть, из-за Валентина Сташевича, который, работая в проекте с первых дней, не стесняясь, привлекал «самых лучших» специалистов. Они, по невероятному совпадению, оказывались той же национальности, и многие даже учились с ним вместе в Московском Ломоносовском Университете. Одной из первых он «выпросил» на Марс Юлию Швецову – педантичного алгебраиста, интересовавшую, как казалось Генриху, Валентина не только как коллега. Впрочем, девушка, которая и правда была умна, являла собой противоположность здоровому и весёлому Сташевичу, будучи невысокой, хрупкой и очень скромной, чем-то напоминающей Джессику Хилл и, видимо, никакой романтики на Марсе не планировавшей. Но и кроме неё, Валентин вытащил человек шесть или семь. Нет, Генрих знал поимённо каждого участника проекта, просто не помнил, кто именно рекомендовал ему Армена Саргсяна. Армянский программист до этого работал в США, но, будучи родом из Еревана, учился в Москве, так что с некоей вероятностью мог также быть протеже Валентина.

В общем, когда к нему пришёл Сергей Хабаров и сказал, что его направили присоединиться к проекту, Ланге был свято уверен, что и здесь постарался Валя. Боже, ну почему его брат, занимающийся физикой, и, надо заметить, прекрасно влившийся в пару команд и десяток проектов, не занимался протекцией? Будто бы вся «местечковость» досталась лишь одному из близнецов.

– От Валентина? – спросил Генрих, повернувшись к Сташевичу, сидящему на своём излюбленном месте в углу лаборатории. Сташевич непонимающе посмотрел на него и на Хабарова и развёл руками.

– Нет, мистер Ланге, меня попросила подключиться мисс Хилл, – парень натужно улыбнулся.

Вот как. Джессика. Ну и хорошо. Генрих указал на свободное рабочее место.

– Замечательно. Садись, Валентин даст тебе все доступы. Ему и расскажи, чем ты так поразил Джесс, что она украла тебя из команды Комацу.

– Ну, не то что бы прямо украла. – Сергей занял место, поправил клавиатуру и размял пальцы, похрустывая суставами. – Мисс Хилл и мисс Комацу договорились делить меня поровну.

– Надеюсь, Джесс и Мичико не пришлось из-за тебя драться! – засмеялся Валентин, подходя к его столу. – Что ж, входи под своей учётной записью, ага, кликай и формируй запрос…