Старомодная девушка

– Она у меня в шкафу. Поделом старине Тому за все его проделки, – довольно сказала Фанни.

– Думаю, он надолго запомнит наши конфеты, – рассмеялась Полли, и обе уснули, оставив Тома наедине с зубной болью и нежными заботами бабушки.

Глава 3

Беды Полли

Полли вскоре поняла, что оказалась в новом мире, мире, где манеры и традиции настолько отличались от простых обычаев родного дома, что она чувствовала себя пришельцем в чужой земле и часто жалела, что вообще приехала. Во-первых, ей нечем было заняться, кроме безделья, сплетен, чтения романов, прогулок по улицам и примерки нарядов. Через неделю она чувствовала себя так, как чувствовал бы себя здоровый человек, который попытался бы жить на одних сладостях. Фанни такая жизнь нравилась, потому что она привыкла к ней и не знала ничего лучшего, но Полли постоянно ощущала себя лесной птичкой, запертой в позолоченной клетке. При этом ее очень впечатляла окружающая роскошь, ей нравились чудесные вещицы, она хотела бы иметь такие же и не понимала, почему Шоу не счастливы. Ей не хватало мудрости понять, в чем проблема, она не пыталась решить, какой уклад жизни правильнее, просто чувствовала, какой ей нравится больше. Но это казалось ей еще одним проявлением ее «старомодности».

С подругами Фанни она не нашла общего языка. Пожалуй, она их боялась: они казались ей намного старше и умнее, даже те, кто был моложе годами. Девочки обсуждали темы, о которых она ничего не знала, а когда Фанни пыталась ей что-то объяснить, Полли делалось неинтересно, она смущалась, а кое-что ее и вовсе шокировало. Девочки наконец оставили ее в покое. Вежливо здоровались при встрече, но, очевидно, полагали слишком «странной» для своего круга. Она попробовала утешиться в компании Мод, потому что малышка ей нравилась, а с собственными младшими сестрами Полли очень дружила. Но мисс Мод была совершенно поглощена своими собственными делами, поскольку она также принадлежала к определенному «кругу». Для малышей пяти-шести лет устраивались отдельные мюзиклы, вечеринки, приемы и прогулки, как и для взрослых. Их маленькие жизни состояли из подражания модным глупостям, для которых они вообще-то были слишком малы. У Мод была даже собственная крошечная визитница, и она наносила визиты, «как мама и Фан». Как у взрослой леди, у нее была коробка изящных перчаток, шкатулочка с драгоценностями, шляпные булавки, роскошный, как у парижской куклы, гардероб, и горничная-француженка. Поначалу Полли с ней плохо ладила, потому что Мод вела себя не как ребенок и часто делала Полли замечания по поводу манер и выражений, хотя манеры маленькой мадемуазель были далеки от совершенства. Порой, когда Мод чувствовала себя дурно или у нее был «сложный» период, потому что она страдала «нелвами», прямо как мама, она шла к Полли «лазвлекаться», потому что ее спокойствие и терпение успокаивали юную леди лучше всех остальных. Полли очень нравились эти моменты, она рассказывала Мод сказки, играла с ней или гуляла, медленно и уверенно завоевывая детское сердце и освобождая дом от власти маленького «тирана».

Том вскоре перестал пялиться на Полли и поначалу вообще не обращал на нее особого внимания, поскольку, по его мнению, «девчонки не стоили того, чтобы о них думать», а учитывая, как вели себя девушки, которых он знал, Полли склонна была с ним согласиться. Он время от времени поддразнивал ее, чтобы посмотреть на реакцию, и причинял Полли много душевных страданий, поскольку она никогда не знала, что он задумает в следующий раз. Он выпрыгивал на нее из-за дверей, свистел ей вслед в темном коридоре, хватал ее за ноги, когда она поднималась по лестнице, пугал ее пронзительным свистом прямо в ухо или внезапно дергал за волосы. Когда же приходили гости и все собирались за обеденным столом, он впивался в бедняжку взглядом и смотрел своими круглыми глазами, пока окончательно не смущал ее.

Полли умоляла его не донимать ее, но он отвечал, что делает это для ее же блага, что она слишком застенчива и нуждается в хорошей закалке. Напрасно она протестовала, говоря, что не хочет быть похожей на других девочек в этом отношении. Он смеялся ей в ответ, ерошил ладонью свою рыжую шевелюру и смотрел на нее, пока она не убегала в смятении.

Полли Том скорее нравился. Вскоре она поняла, что его все совсем забросили и предоставили самому себе. Она часто задавалась вопросом, почему мать была с ним неласкова, в отличие от дочерей, почему отец вовсе не обращал внимания на единственного сына, разве что порой делал ему выговоры. Фанни считала его занудой и стыдилась его и не пыталась научить ничему хорошему. С Мод они жили как кошка с собакой. Разве что бабушка хорошо относилась к бедняге Тому, и Полли не раз замечала, как он оказывал мадам какие-то мелкие услуги и, казалось, очень стыдился, когда об этом узнают. Он вел себя крайне непочтительно, называл ее «старушенцией» и говорил, что «не надо над ним кудахтать», но, если у него что-то случалось, он прямиком бежал к «старушенции» и очень радовался ее «кудахтанью». Полли это нравилось, и ей часто хотелось ему об этом сказать, но она молчала, потому что у нее было чувство, что похвала будет истолкована неверно.

Бабушка тоже была совершенно заброшена, и, возможно, именно поэтому они с Томом находили общий язык. Она вела себя еще старомоднее, чем Полли, но никто не обращал на это внимания, потому что дни ее считались сочтенными. Все, что от нее требовалось, – не мешать другим и прилично одеваться, выходя на люди. Бабушка вела тихую уединенную жизнь в своих собственных комнатах, полных старой мебели, картин, книг и реликвий прошлого, никому, кроме нее самой, не интересных. Сын каждый вечер заходил к ней, был очень добр и следил, чтобы она не нуждалась ни в чем, что можно купить за деньги. Но он был занятым человеком и так стремился разбогатеть, что никак не мог насладиться тем, чем уже обладал. Мадам никогда не жаловалась, ни во что не вмешивалась и ничего не предлагала, только постоянно грустила. Во взгляде ее поблекших глаз светилась тоска, как будто ей не хватало чего-то, что не купишь за деньги. Именно поэтому она так тянулась к детям, стремясь приласкать их и побаловать, как умеют только бабушки. Полли чувствовала это, и, поскольку очень скучала по дому и маминой ласке, она не скрывала радости, когда доброе старое лицо озарялось светом при виде нее. Девушка часто навещала уединенную комнату, где так редко бывали дети, если не считать тени маленьких сыновей и дочерей, которые никогда не взрослеют в любящем материнском сердце. Полли хотела бы, чтобы внуки были добрее к бабушке, но не чувствовала себя вправе говорить им об этом. Все, что ей оставалось, – уделять старушке больше внимания, как будто она была ее родной бабушкой.

Еще Полли очень скучала без физических нагрузок. Ей предлагалось только наряжаться и каждый день около часа фланировать по определенным улицам, разговаривать, стоя в дверях, или выезжать в красивой карете, и ничего более Фан не хотела.

Подруга была так поражена, когда Полли однажды предложила ей пробежаться по аллее, что девушка больше не посмела предлагать ей подобное. Дома Полли бегала и ездила верхом, каталась на коньках и прыгала через скакалку, сгребала сено, работала в саду. Неудивительно, что она скучала по чему-то более веселому, чем ежедневная прогулка со стайкой легкомысленных девушек в туфельках на высоких каблуках и таких костюмах, что порой Полли было стыдно идти рядом. Иногда, когда Фанни была поглощена каким-нибудь романом, гостями или примеркой шляпки, Полли потихоньку убегала из дома и быстрым шагом гуляла по немодной стороне парка, где няни выгуливали младенцев, или ходила смотреть на катающихся с горки ребятишек, мечтая так же промчаться, как бывало дома. Она никогда не уходила далеко и всегда возвращалась румяная и веселая.

Однажды днем, как раз перед ужином, Полли так устала от безделья, что убежала из дома, чтобы пройтись. День был пасмурный, но к вечеру из-за облаков выглянуло солнце. Было холодно, но безветренно, и Полли бежала по гладкой, засыпанной снегом аллее, напевая себе под нос и стараясь не тосковать по дому. Люди катались на санках, и ей очень хотелось присоединиться к ним. На вершину холма поднимались с салазками девочки, настоящие маленькие девочки, в теплых капорах и пальто, резиновых сапожках и варежках, и Полли потянуло к ним, несмотря на страх перед Фан.

– Я хочу скатиться, но тут так круто, – сказала одна из «обычных девочек», как величала их Мод.

– Если ты дашь мне санки и сядешь мне на колени, я тебя прокачу, – предложила Полли.

Девочки внимательно рассмотрели ее, остались довольны и приняли предложение. Полли огляделась, проверяя, чтобы ни один «модный» взор не заметил ее падения, и, убедившись, что находится в безопасности, обхватила свой маленький груз и понеслась вниз по склону, всем телом ощущая восторг от стремительного движения, который превращает катание с горок в самое любимое занятие всех здравомыслящих детей. Одну за другой она прокатила вниз всех девочек и затащила каждую обратно наверх, так что они стали считать ее ангелом, спустившимся с небес специально для их удовольствия. Полли как раз заканчивала восхитительный одиночный спуск, когда вдруг услышала знакомый свист. Не успела она слезть с санок, как перед ней вырос Том, смотревший с таким изумлением, как будто каталась она как минимум на слоне.

– Ну и ну, Полли! И что же теперь скажет Фан? – вежливо поприветствовал ее он.

– Понятия не имею, что скажет твоя сестра, и мне, знаешь, все равно. Кататься на санках не стыдно, мне это нравится, и, раз у меня есть возможность, уйди, пожалуйста с дороги.

Полли гордо пролетела мимо него. Волосы ее развевались по ветру, а счастливое лицо совсем не портил покрасневший нос.

– Так держать, Полли! – Том, бросившись плашмя на свои санки с полным пренебрежением к собственным ребрам, помчался за ней. На широкой дорожке внизу они поравнялись.

– Не боишься, что тебе попадет за это, когда мы вернемся домой? – спросил юный джентльмен, не меняя своей изысканной позы.

– Нет, если ты не наябедничаешь. А ведь ты это обязательно сделаешь, – грустно сказала Полли, и счастье на ее лице сменилось тревогой.

– А вот и нет, – ответил Том.

И его ответ почему-то показался Полли совсем не логичным.

– Конечно, если меня спросят, я все расскажу, но если не спросят, думаю, можно и промолчать. Знаешь, я бы так не поступила, если бы точно знала, что моя мама была бы не против. Но я не хочу беспокоить твою. Как думаешь, это не слишком гадко с моей стороны? – спросила Полли.

– Как по мне, все в порядке. Ну ладно, я не стану говорить, если не хочешь. Так что давай еще разок прокатимся, – весело сказал Том.

– Ну разве только разочек, девочки уже уходят, надо отдать им санки.

– Ну и пусть забирают, все равно они дурацкие, а ты садись ко мне. Сейчас ты поймешь, что такое скорость.

Полли устроилась спереди, Том каким-то таинственным образом примостился сзади, и стремительный спуск доказал, что похвальба этого мальчишки была правдой.

Теперь они отлично ладили, потому что Том оказался в своей стихии и показал себя с лучшей стороны. Он вел себя вежливо и веселился в грубоватой мальчишеской манере, которая была для него так естественна. А Полли совсем забыла о застенчивости, потому что катание с горы она любила больше остальных забав. Они смеялись, болтали и повторяли «еще разок», пока солнце не скрылось и часы не показали время ужина.

– Мы опаздываем домой, давай бегом, – сказала Полли, когда они скатились самый последний раз.

– Просто сиди, и я отвезу тебя домой, – крикнул Том, и, не успела Полли возразить, как он резко побежал вперед, увлекая ее за собой.

– Вот это румянец! Фанни, а ты почему такая бледная? – спросил мистер Шоу, когда Полли вошла в столовую, кое-как пригладив растрепавшиеся волосы.

– У тебя нос красный, как клюквенный соус, – сказала Фан Полли, вылезая из большого кресла, где она сидела, свернувшись калачиком, погруженная в «Тайну леди Одли»[8].

– И правда похоже, – Полли скосила глаза на собственный нос, – ну и что, зато я прекрасно провела время. – И она чуть подпрыгнула на стуле.

– Не вижу никакого удовольствия в твоих пробежках по морозу, – зевнула Фанни.

– А ты попробуй. – Полли рассмеялась, взглянув на Тома.

– Ты гуляла одна, милая? – спросила бабушка, погладив румяную щечку девочки.

– Да, мэм, но я встретила Тома, и мы вернулись домой вместе. – Глаза Полли блеснули, а Том подавился супом.

– Томас, выйди из-за стола! – велел мистер Шоу, пока его неисправимый сын булькал и хрипел, прикрывшись салфеткой.

– Пожалуйста, не отсылайте его, сэр. Это я его рассмешила. – Полли уже раскаивалась в сказанном.

– А в чем смысл шутки? – не поняла Фанни.

– Зачем ты его смешишь, а сама из-за него плачешь? – спросила Мод, входя в столовую.

– И чем вы занимались, сэр? – вопросил мистер Шоу, когда красный и серьезный Том убрал от лица салфетку.

– Катался на санках, – угрюмо ответил Том, потому что папа всегда его отчитывал, а девочкам позволял делать то, что им нравится.

– И Полли тоже! Я сама видела! Мы с Бланш возвлащались домой и видели, как они с Томом катались с холма на санках! – сообщила Мод с набитым ртом. – Он ее увез так далеко!

– Скажи, что она все придумала. – Фанни в ужасе выронила вилку.

– Но это правда. И мне очень понравилось, – решительно ответила Полли.

– Скажи, что тебя никто не видел! – воскликнула Фанни.

– Только несколько маленьких девочек и Том.

– Это ужасно неприлично! Том должен был тебе сказать, раз ты сама не понимаешь. Я бы не пережила, если бы тебя увидел кто-то из моих подруг. – Фанни не на шутку разволновалась.

– Да не ворчи ты! В этом нет ничего ужасного, и пусть Полли катается сколько хочет. Правда, бабушка? – сказал Том, галантно приходя на помощь и пытаясь заручиться поддержкой сильного союзника.

– Мама разрешает мне кататься на санках. И если я не играю с мальчиками, то не вижу в этом ничего дурного, – сказала Полли, прежде чем мадам успела что-то ответить.

– В провинции вообще происходит много такого, что в городе неуместно, – укоризненно начала миссис Шоу.

– Пусть ребенок развлекается, если хочет. В другой раз берите с собой Мод. Пусть в доме будет хоть одна здоровая девочка, – прервал ее мистер Шоу, и на этом вся сцена закончилась.

– Спасибо, сэр, – поблагодарила Полли и кивнула Тому, который телеграфировал в ответ «Хорошо!» и набросился на свой обед с аппетитом молодого волка.

– Ах ты хитрюга! Ты что, флиртуешь с Томом? – прошептала Фанни, явно забавляясь.

– О чем ты?! – Полли выглядела такой удивленной и возмущенной, что Фанни стало стыдно, и она сменила тему, заявив, что ей нужны новые перчатки.

Полли после этого вела себя очень тихо. Как только ужин закончился, она ушла из столовой, чтобы спокойно все обдумать. Не дойдя до половины лестницы, девушка увидела Тома, тут же села на ступеньку, чтобы сберечь ноги. Он рассмеялся и сказал, усаживаясь на перила:

– Я не буду хватать вас за ноги, ваша светлость. Просто хотел сказать, что завтра тоже можно пойти покататься.

– Нет. Я не могу завтра.

– Почему? Ты сердишься на меня? Я же не проговорился. – Тома поразила произошедшая с ней перемена.

– Нет, ты сдержал слово и выручил меня. И я не сержусь, но и кататься на санках мне больше нельзя. Твоей матери это не нравится.

– Я же знаю, что дело не в этом. Ты кивнула мне, когда она успокоилась, и собиралась кататься дальше. Так в чем дело?

– Не могу сказать, но и кататься больше не могу.

– А я-то думал, что у тебя побольше здравого смысла, чем у других девчонок. В таком случае, я бы и шести пенсов за тебя не дал.

– Очень вежливо с твоей стороны.

– Ненавижу трусов.

– Я не трусиха.

– Нет, трусиха. Ты боишься, что люди скажут.

Полли и сама знала, что боится. Она молчала, хотя ей хотелось все объяснить, но разве она могла?

– Так я и знал, что ты испугаешься. – И Том презрительно удалился.

«Ну почему так. Только мы подружились и я собиралась повеселиться, как Фан своими глупостями все испортила. Миссис Шоу это не нравится, и бабушке тоже. Если я все-таки пойду, поднимется шум, и Фан будет меня дразнить. А если сдамся, то Том решит, что я трусиха. Почему люди такие странные!»

Полли захлопнула дверь, чувствуя, что готова расплакаться от досады. Все удовольствие было испорчено одной глупой идеей, ибо из всех глупых причуд этого стремительного века игра маленьких детей в любовь глупее всех. Полли учили, что любовь – дело очень серьезное и даже священное, и по ее понятиям, было куда неприличнее флиртовать с одним мальчиком, чем кататься на санках с целой дюжиной. Всего днем ранее она с удивлением слышала, как Мод говорит матери:

– Мама, у меня же должен быть кавалел? У всех девочек есть! Мне пледлагают Фледди Лоуэлла, но Галли Фиск мне больше нлавится.

– Конечно, заведи себе дружка, дорогая, это так мило! – ответила миссис Шоу.

И Мод вскоре объявила, что она помолвлена с «Фледди, потому что Галли – дулак и стукнул ее», когда она предложила стать ее кавалером.

Тогда Полли посмеялась вместе со всеми, но, позже задумалась, что бы ответила ее собственная мать на подобный вопрос от маленькой Китти. Вряд ли она нашла бы это милым и забавным, разве что нелепым и неестественным. Сейчас Полли тоже чувствовала себя очень нелепо, и, когда досада поутихла, она решила отказаться от катания на санках и всего остального, только чтобы ее имя не связывали с Томом. К счастью, благодаря недостатку внимания со стороны взрослых, Том, как и Полли, не имел никакого понятия о «прелестях» этого глупого развлечения для школьников.

Полли пыталась утешить себя, прыгая через скакалку на заднем дворе или играя в пятнашки с Мод, а заодно давая ей уроки «гивнастики», как именовала их игры Мод, и которой, кстати, эти уроки шли на пользу. Фанни иногда заглядывала к ним, чтобы научить их новому па, и неизменно оказывалась вовлечена в возню, которая ей тоже очень нравилась. А вот Том теперь относился к Полли очень холодно и всем своим видом демонстрировал, что не даст за нее даже шести пенсов.

Кроме того, Полли очень беспокоил ее гардероб. Никто не говорил ей ни слова, но она чувствовала, что ее платья слишком простые. Порой ей хотелось, чтобы голубые и серые наряды были лучше отделаны, на поясе появились большие банты, а на манжетах – кружево. Она мечтала о медальоне и впервые в жизни задумалась о том, чтобы убрать свои хорошенькие кудряшки в модный пучок. Эти размышления она держала при себе, но все же написала матери письмо с вопросом, может ли она перешить свое лучшее платье, чтобы оно стало, как у Фанни. Ответ пришел незамедлительно.

«Нет, дорогая, платье прилично выглядит и идет тебе. Поверь, лучше всего носить простые фасоны. Я хочу, чтобы мою Полли любили не за одежду, а за душу, так что носи простые платья, которые мама с таким удовольствием и любовью шила для тебя, и не думай про кринолины. Даже самые скромные из нас могут повлиять на что-то в этом большом мире. Может быть, моя маленькая девочка сможет сделать хорошее дело, показав другим, что доброе сердце и счастливое лицо украшают лучше, чем модные парижские фасоны. Ты хочешь иметь медальон, дорогая. Посылаю тебе тот, что подарила мне много лет назад моя мать. С одной стороны ты увидишь лицо отца, а с другой – мое. Когда что-то будет тревожить тебя, просто посмотри на свой талисман, и я надеюсь, что свет вернется в твое сердце».

Так оно и оказалось. Волшебные чары скрывались в изящном маленьком украшении, которое Полли носила под платьем и нежно целовала каждое утро и ночь. Мысль о том, что она при всей своей невзрачности все же может делать добро, заставляла ее быть очень осторожной в своих действиях и словах. Она так старалась оставаться довольной и счастливой, что совсем забыла про свою одежду – и заставила остальных тоже о ней забыть. Она не понимала этого, но простота украшала ее платье, а неосознанное изящество девичества делало его обладательницу очаровательной. Одному искушению Полли уже поддалась до того, как пришло письмо от матери, и она искренне раскаялась в нем впоследствии.

– Полли, я бы хотела, чтобы ты позволила мне называть тебя Мари́, – сказала однажды Фанни, когда они вместе ходили по магазинам.

– Ты, если хочешь, можешь называть меня моим вторым именем Мэри, но не нужно называть меня на французский манер. Дома я Полли, и мне это нравится. А Мари́ – это глупо.

– Я тоже пишу свое имя с французским «и», и так делают все девочки.

– Нетти́, Нелли́, Хэтти́, Салли́. И Полли́. Куда это годится?

– Ладно, я не об этом. Мне кажется, тебе очень нужна одна вещица. Туфельки бронзового цвета.

– И зачем они мне? У меня есть обувь.

– Они сейчас в моде, и без них не получится хорошо выглядеть. Я собираюсь купить себе пару. И тебе тоже стоит.

– Но это, наверное, очень дорого.

– Восемь или девять долларов, пожалуй. Свои покупки я могу просто записывать на счет, но если у тебя нет денег, я тебе одолжу.

– У меня есть десять долларов, но я хотела потратить их на подарки для детей. – Полли нерешительно заглянула в кошелек.

– Ты можешь сделать подарки своими руками, бабушка тебя научит. А сейчас давай купим тебе туфельки.

– По крайней мере, я на них только посмотрю, – сдалась Полли и зашла за Фанни в магазин. Она чувствовала себя достаточно богатой и важной для такой элегантной покупки.

– Ну разве они не прелестны? И ножка выглядит просто божественно, Полли! Купи их для моей вечеринки, ты будешь танцевать в них как фея, – прошептала Фан.

Полли оглядела изящные блестящие туфли с вырезанными фестонами на верхней части, изящным каблучком и узким носом, и решила, что нога в них выглядит очень хорошо, а после небольшой паузы сказала, что берет их. Все было чудесно, пока она не пришла домой и не осталась одна. Заглянув в свой кошелек, она увидела один доллар и список вещей, которые собиралась купить семье. Каким жалким теперь выглядел этот доллар! И каким длинным стал список, когда не на что стало это все купить.

– Я не смогу купить коньки для Неда и письменный стол для Уилла, а ведь они так о них мечтали! И книгу для отца, и воротничок для матери. Какая я эгоистка! Потратила все деньги на себя. Как я могла?

И Полли укоризненно посмотрела на новые туфли, которые стояли в третьей позиции, словно уже были готовы к танцам.

– Они прекрасны, но вряд ли я смогу их носить, потому что постоянно буду думать о некупленных подарках, – вздохнула Полли, убирая злосчастные туфли с глаз долой, – я спрошу у бабушки, что можно сделать, потому что, если я хочу что-то подарить моим родным, надо начинать уже сейчас, иначе я не успею.

Она обрадовалась, что может заняться делом и забыть об угрызениях совести. Бабушка придумала подарок для каждого, а заодно обеспечила Полли всеми необходимыми материалами и с удовольствием давала советы. Девушка почти успокоилась, но, начав вязать для матери белые ночные носки с розовыми лентами, она успела серьезно поразмышлять об искушениях. Если бы кто-то спросил, почему она так тяжко вздыхает и что за груз лежит на ее сердце, Полли бы прямо ответила: «Бронзовые туфли».

Глава 4

Мелочи

– На улице дождь, и я не могу гулять, а все злые и никто со мной не иглает, – ответила сидевшая на лестнице Мод, когда Полли спросила, почему она так безутешно рыдает.

– Я с тобой поиграю, только не кричи, а то разбудишь маму. Во что мы будем играть?

– Не знаю, мне все надоело. Все мои иглушки сломались, а куклы болеют, кломе Клалы! – Мод взмахнула парижской куклой, которую держала за одну ногу не очень-то материнским жестом.

– Я шью одежду для куклы моей сестренки, хочешь посмотреть? – спросила Полли, надеясь развлечь сердитого ребенка и заодно закончить свою работу.

– Не хочу! Тогда та кукла будет класивее Клалы! Ее одежда не снимается, и Том иглал ею, как мячом, и все исполтил!

– Давай разденем ее. Я покажу тебе, как шить новую одежду, и ты сможешь одевать и раздевать Клару сколько захочешь?

– Да! Я люблю лезать ножницами. – Лицо Мод прояснилось, потому что все дети обожают разрушения.

Устроившись в пустой столовой, девочки принялись за работу. Когда Фанни нашла их там, Мод весело смеялась над бедной Кларой, которая, лишенная наряда, перебирала лоскутки в руках своей веселой маленькой хозяйки.

– Я-то думала, тебе уже не по возрасту играть в куклы, Полли. Я сто лет к ним не прикасалась, – Фанни посмотрела на подругу с презрением.

– Мне не стыдно, потому что это радует Мод и порадует мою сестру Китти. Мне кажется, шить лучше, чем вышивать безделушки или читать глупые романы.

И Полли принялась за шитье с решительным видом, накануне у них с Фанни вышла небольшая размолвка: Полли не позволила подруге уложить ей волосы «как у всех» и проколоть уши.