скачать книгу бесплатно
– Подайте мне брелок, – она протянула раскрытую ладонь, и он, чуть помедлив, положил в нее маленький прямоугольный пульт.
Милен пробежалась глазами по кнопкам и нажала верхнюю. Зашелестели, открываясь, ворота, и Мила с облегчением выдохнула. На мсье Бушеми она старалась не смотреть, понимая, что, если сделает это – мучительно покраснеет до корней волос. Сейчас, когда она окончательно пришла в себя, чувствовала ужасную неловкость. Откуда в ней взялось столько злости?
«Черт возьми, – выругалась она про себя и, нажав кнопку старт, услышала раскатившийся по гаражу низкий рокот. – Ну, детка, теперь только не подведи».
Она включила заднюю и довольно резко развернулась. Пассажир, видимо, не привыкший к такой агрессивной езде, невольно схватился за ручку двери.
Мила краем глаза уловила его движение и с каким-то неожиданным злорадством резко нажала на педаль газа. Движок взревел, и с силой всех доступных ему лошадей бросил машину на улицу.
– В трёхстах метрах ворота, – напомнил Жан.
Несмотря на боевой настрой, педаль газа она предусмотрительно отпустила. Машина поехала плавнее. Однако стоило им выехать за ворота, как Милен снова вдавила ее в пол.
Мотор приятно зарычал где-то у нее в груди, разливая по телу восторг. Машина чуть присела, вцепившись в дорогу и понеслась вперед. Ветер трепал длинные волосы Милен, накрывая лицо, словно шелковой вуалью.
Было темно, и только свет мелькавших вдоль дороги фонарей, сливающийся в одну светящуюся линию, напоминал ей о скорости. Она летела вперед, навстречу свободе. Как когда-то в юности, пытаясь убежать от проблем и неприятностей.
В первый раз это произошло, когда ей было четырнадцать. Родители сообщили о том, что она едет в новую школу, да еще и в интернат. Мила восприняла это как предательство. Ярость, ненависть, страх, закипали внутри. Она схватила ключи от любимой папиной машины и так же бешено и рвано выехала во двор. Отец бежал за ней, махая руками, требуя остановиться, но эйфория от того, что она ослушалась, наполняла ее, смешиваясь с гневом. Она летела на бешеной скорости так же, как сейчас, в окнах мелькали фонари, и тихий женский голос пел о любви. Все это слилось в ней в какой-то совершенно немыслимый восторг.
Она не лукавила: машина всегда была для нее свободой. Правда, тогда ее свобода чуть не закончилась тюремным заключением. Ее засекла полиция. Собрав за собой несколько нарядов, Мила заставила их гоняться за ней по всему городу. Вот это была погоня! Конечно, они все же загнали ее в тупик, но она им показала. В участке ее посадили в клетку с проститутками. Отвратительная несвежесть на лицах от обилия косметики, запах дешевого парфюма – она в первый раз увидела представительниц этой профессии так близко. А еще они постоянно жевали жвачку, точно коровы, с открытым ртом, словно выражали свое презрение обществу. Ей ужасно понравилась тогда их непосредственность, их вызов, пренебрежение правилами.
Отец, конечно, внес залог и обо всем договорился. Буквально через час они ехали домой. В машине было тихо, не играло даже радио. Она всем телом ощущала его раздражение. Тем не менее он молчал. Отъехав от участка на достаточное расстояние, он съехал на обочину и, заглушив мотор, строго посмотрел на нее. Ей захотелось так же, как этим шлюхам, жевать с открытым ртом жвачку ему в лицо, что она, собственно, и сделала. Тогда он в первый и последний раз ударил ее. Она закрыла пылающую щеку своей прохладной ладонью и рассмеялась ему в лицо. Кажется, у нее тогда случилась истерика. Он обнимал ее, просил прощения, а она смеялась во все горло, царапаясь и толкаясь.
«Ненавижу, – орала она, – ненавижу вас всех».
И она ненавидела: за предательство, за то, что спустил на тормоза ее выходку, предпочитая договориться и все замять. Как всегда, как обычно… «мы не выносим сор из избы».
Воспоминания слегка отрезвили Милен и, сбавив газ, она свернула на обочину. Когда машина остановилась, она повернулась к пассажиру, словно только осознав, что рядом с ней уже не отец.
– Вам понравилось? – выдала она первую же глупость, что пришла в голову.
– Понравилось. Но можно мы поедем чуть медленнее? Не хочу испачкать салон остатками ужина.
– Хорошо, – смущенно улыбнулась Мила.
Шины снова зашелестели по дороге, и уже через десять минут они в полном молчании въезжали в поместье. Все, о чем Милен могла сейчас думать, как слинять к себе по-тихому? Видеть осуждение в глазах Жано, когда она окончательно взяла себя в руки, было невыносимо.
– Вас проводить? – уже не пытаясь замаскировать насмешку, спросил он Милу, рванувшую к выходу из гаража. И как бы ей ни хотелось воспользоваться его предложением, она коротко бросила: «Нет, спасибо», понимая, что капитулирует.
– Спокойной ночи, – сказал он ей в спину, но дверь уже закрылась, и Мила не услышала его последнюю фразу.
Вернувшись к себе, наскоро разделась и залезла под одеяло.
«Подумаю об этом завтра», – решила она.
***
Утром на Милен обрушилась вся неприглядность и смехотворность вечернего рандеву с мсье Бушеми. Она пыталась ругать себя за несдержанность, но это мало чем помогало от охватившего ее стыда. Благо, Поль счел ее замешательство переживаниями из-за их вчерашней размолвки и, уже окончательно успокоившись, старался поддержать подругу заверениями, что не злится, и даже завтраком в постель. Милен была ему благодарна. Этот прекрасный душевный порыв давал ей время, чтобы успокоиться перед встречей с хозяином дома, которому она вчера так беспардонно нагрубила.
Сославшись на головную боль, она появилась за общим столом только к ужину, на котором узнала, что Жано уехал на очередную конференцию и вернется только завтра. Мила сразу почувствовала себя лучше и даже поболтала с Терезой, пока Поль ездил по каким-то делам в редакцию. Терезе не терпелось узнать все подробности их поездки, и Мила сполна потешила ее любопытство, конечно, обходя все острые моменты.
Следующий день прошел практически так же бездарно, как и предыдущий. Но это затишье давало Миле возможность окончательно прийти в себя. Что было всегда сложно после общения с матерью. Мила уже почти не нервничала перед ужином, решив, что должна попросить у мсье Бушеми прощение за свое поведение. Но за ужином его не было, на вопрос Поля: «Где папа?», Тереза ответила, что он плохо себя чувствует. Милен слегка сникла, приняв эту информацию на свой счет, но отказываться от мысли извиниться не собиралась. Поэтому на следующий день с самого утра она навела справки о его местонахождении, и узнав, что Жано приболел, сделала по своему фирменному рецепту чай с медом и лимоном. Составив все на небольшой поднос, направилась в его комнату.
– Можно?
Милен заглянула в приоткрытую дверь. Мистер Бушеми полусидел в подушках и читал, смешно напялив на кончик носа маленькие прямоугольные очки.
– Я неважно себя чувствую, Тереза сказала? – неуверенно спросил он и, отложив книгу на прикроватную тумбочку, незаметно стянул с носа очки.
– Да, сказала. Я принесла вам чай с медом.
Она прошла в комнату и поставила поднос на тумбочку рядом с книгой.
– Надеюсь, я не помешала? Вы работали?
– Нет, просто пытаюсь убить скуку.
– Получается? – поинтересовалась Милен.
– Ну, худо-бедно… Если вы не торопитесь или, как Тереза, не боитесь подхватить что-нибудь смертельное, можете составить мне компанию, – предложил он.
– С удовольствием.
Милен решила воспользоваться возможностью и, придвинув небольшое кресло ближе к кровати, села.
– Что вы читали? – тут же спросила она, пытаясь побороть неловкость.
Мила вытянула шею, чтобы рассмотреть обложку книги.
– М-м-м, Бодлер, «Цветы зла».
– Читали? – поинтересовался он.
– «О, Боже! Дай мне сил глядеть без омерзенья на сердца моего и плоти наготу», – процитировала она по памяти.
– Прекрасно. Сейчас мало кто может похвастаться знанием Бодлера. Он так же, как сердце, нынче не в моде, – улыбнулся Жан.
– Вечные истины всегда в моде. Просто сейчас все меньше людей хотят над ними задумываться.
– Как вам кажется, о чем он говорит в том отрывке, что вы так блестяще процитировали.
– Думаю, речь идет о принятии себя. О том, что ни при каких обстоятельствах нельзя предавать самого себя.
Милен почувствовала неловкость за свой слишком серьезный тон. Но судя по тому, как Жано внимательно слушал, для него это была не просто вежливая беседа, его действительно интересовал ее ответ.
– Почему не выбор правильного пути?
– Что вы имеете в виду под понятием «правильный»? – Мила откинулась на спинку кресла, позволяя ему увлечь себя в рассуждения.
– Разве не этого мы просим у Бога, говоря: «Не введи нас во искушение»? Смиряя мысли, мы смиряем плоть. Разве не так?
Его взгляд стал напряженным, словно он силился предугадать, что она ему ответит.
«Смиряем плоть», – она задумалась.
– Я все же позволю себе не согласиться с вами, доктор. В этой строке есть фраза, если вдуматься в ее смысл, отрывок зазвучит по-другому.
Он вопросительно приподнял брови.
– «Дай мне сил». Смирение без осознания невозможно. Лишь поняв и приняв себя, можно говорить о смирении.
– А вы принимаете себя, Милен?
– Да, – чуть помедлив, ответила она. – Думаю, да. Я знаю, кто я. Это не вызывает внутри меня разлада. Каждый человек уникален. У каждого из нас свои вкусы, пристрастия, свои понятия о добре и зле. Когда мы перестаем требовать от мира совершенства, начинаем прощать несовершенства себе.
Жан снисходительно улыбнулся, словно показывая, что она слишком молода, чтобы рассуждать на такие сложные темы. Он сидел в задумчивости несколько минут, в течение которых Мила разглядывала его, пытаясь понять, о чем он сейчас думает? Что так отчаянно хочет «смирить» внутри себя?
– Я хотела попросить у вас прощения за свою нелепую выходку, – начала Мила и, смутившись, опустила глаза, когда он посмотрел на нее. – Я не должна была…
– Вы верите в судьбу?
– В судьбу? В судьбу, в смысле десницы Божьей?
– Нет. В то, что все в жизни происходит не просто так. Что каждый наш поступок определяет будущее.
– Вы говорите о возмездии? – Милен нахмурила брови, пытаясь понять, что он имеет в виду и вопросительно уставилась на Жано.
– Наверное, вы правы. Возмездие, – погружаясь в задумчивость, произнес он и слепо уставился перед собой.
А потом словно спохватился и, развернувшись, попытался взять с подноса чашку с чаем, которую ему принесла Милен.
– Я помогу, – улыбнулась она, и чуть привстав, подала ему чашку.
На мгновение их пальцы соприкоснулись, и Милен словно обдало кипятком, все внутри загорелось, и волнение снова заныло в груди. Она отдернула руку и опустила глаза, чтобы он не успел заметить ее смущения. Мила поглаживала мягкий шелковый подлокотник кресла, словно пытаясь лучше рассмотреть рисунок. Она чувствовала, как он пристально смотрит на нее, чуть слышно прихлебывая чай.
– Хотите, я вам кое-что покажу? – прервал он молчание, которое стало неприятно давить на барабанные перепонки.
– Коллекцию машинок? – не удержалась Милен.
– Нет, – выдохнул он с улыбкой.
– Что, сейчас?
– Конечно.
Жан отставил чашку обратно на поднос и слишком проворно для больного поднялся с кровати. Он выжидающе посмотрел на продолжающую сидеть Милен.
– Вы себя как чувствуете? Может быть, повременим с этим? Покажете, как только поправитесь, – спросила Милен, поднимаясь из кресла.
– Не развалюсь по дороге, не волнуйтесь за меня.
– Ну хорошо, – согласилась Милен и все еще неуверенно направилась за ним следом.
Они вышли в коридор, в котором независимо от времени суток был тот же мистический полумрак. Бахрома абажуров из разноцветного стекляруса разбрызгивала блики по затянутым в изумрудный шелк стенам. Мсье Бушеми медленно шел впереди, давая спутнице время еще раз насладиться картинами, висевшими вдоль стен.
У Жана был неплохой вкус. Погрузившись в привычный мир изобразительного искусства, Мила расслабилась, с интересом знатока разглядывая весьма разношерстную публику, представленную ее искушенному взору. Вся его коллекция была мастерским смешением стилей. «Видимо, у него неплохой агент», – отметила она для себя. Кроме довольно большой коллекции классической школы, встречались и современные, но уже проверенные временем авторы.
Ничего непредсказуемого, что могло бросить тень на их владельца. Что касается изобразительного искусства – мсье Бушеми был более осторожен, видимо, боялся прослыть невеждой. Мила усмехнулась про себя. Этот человек не давал ей ни единого повода, чтобы вскрыть его пуленепробиваемую броню. «Кто же ты?»
– Как вам моя коллекция? – он остановился, заметив ее интерес к одной из картин.
– Совсем неплохо, – она подошла ближе, продолжая рассматривать прекрасный пейзаж Моне.
Милен старалась не смотреть на мсье Бушеми, она всем телом чувствовала на себе его взгляд.
– Совсем неплохо для новичка? – его голос звучал в той бархатисто-обволакивающей вариации, которая каждый раз погружала ее в транс.
«А что будет, если он дотронется?» – волна колючих мурашек прокатилась по ее спине и бедрам, вернув в реальность.
– Кто составлял вашу коллекцию, доктор? – спросила Мила неожиданно для самой себя громко и слишком уверенно. Словно хотела прервать его странное, почти гипнотическое влияние.
Он скривил тонкие губы в едва различимой улыбке, явно заметив ее смущение.
– Считаете, мой агент плохо справляется со своими обязанностями?
– Я не вправе оценивать работу вашего агента. Все зависит от ваших предпочтений. Дело может быть совсем не в его компетенции, а в вашей неуверенности.
– Неуверенности в чем?
– Видите ли, мир современного искусства – это часто вызов: себе, обществу, – с жаром начала она, но заметив его изучающий взгляд, смутилась и поспешила немного отойти.
– Идемте, – и, развернувшись, он быстро зашагал в полумрак.
– Разве мы еще не пришли? – уже на ходу спросила Милен, стараясь не отставать.
– Еще нет.
Они прошли до конца коридора и, свернув в какую-то неприметную дверь, очутились на узкой деревянной лестнице. Казалось, что это какой-то потайной проход. Милен прибавила шаг, так как мсье Бушеми уже сбежал вниз и скрылся за ближайшим поворотом.
– Ой, простите, – отскочила она от его широкой груди, влетев в нее на полном ходу.
Он не сказал ни слова и, открыв очередную дверь, щелкнул выключателем. Мила на секунду зажмурилась от яркого света, ударившего ей в глаза. Привыкнув к освещению, осмотрелась. Они оказались в небольшой, совершенно пустой комнате, все стены которой от пола до потолка были завешаны картинами. Здесь не было привычной классики, все они представляли собой современное искусство. Со стен на нее смотрели искаженные самыми невероятными, даже нелепыми трансформациями лица и тела, плачущие собаки. От ярких красок закружилась голова. Обхватив ее плечи, Жан помог ей сесть в небольшое кресло в центре комнаты.
– Поначалу у всех кружится голова, – его теплое дыхание коснулось ее виска, пустив по телу электрический разряд.
– Просто у вас не совсем удачно выставлен свет, и по поводу соседства картин я бы тоже поспорила.
– Здесь, за очень редким исключением, бываю только я, – ответил он на ее замечание.
