Связано с любовью

Марьяна Брай

Связано с любовью

Глава 1

«Знал бы прикуп, жил бы в Сочи» – именно эта затертая поговорка пришла мне в голову, когда вся фигня со мной и приключилась. Я, конечно, не кусала локти, не рвала волосы на голове, но не делала этого только потому, что локтей не достать, а волос очень жаль. Я могла бы подготовиться, но, как говориться…. Знал бы прикуп…

Я Анастасия Львовна Гришина, и мне в далеких девяностых было прекрасных двадцать лет. Я занималась шейпингом, курила американские сигареты, завивала волосы на резинки от носков. Красавицей я не родилась, но я сделала все возможное, чтобы ею стать. Я хотела одеваться не хуже других, кушать появившиеся и ставшие доступными деликатесы, ездить на большой белой машине, и поэтому, вертелась как волчок. Отговорка на разные «тебе бы выспаться», «побереги себя», у меня была только одна: – На том свете выспимся!

Стать девушкой криминального авторитета не мечтал на тот момент только мой дед – ветеран и я. Не потому что самодостаточная, а потому что говорить с ними было не о чем, да и ребяческая гордыня, желание сделать все своими руками и не остаться должной имели место быть.

Три точки на рынке, поездки в Турцию за товаром – особым спросом пользовались одежда, полотенца и посуда. Но и это меня не устраивало – хотелось больше и больше.

Говорить о том, что спала я в то время кратко и тревожно – ничего не говорить, к тому же, именно в этот период моей жадной до денег жизни и появился Игорек – одноклассник, которого в школе я вовсе не интересовала. А он меня? Еще как! Как и барышень нашего и двух параллельных классов. Вернулся с флота в момент, когда я привезла партию так ожидаемых всеми «лосин». Выставить на рынке я планировала их завтра, а сегодня с видом королевы всея двора вышла на променад с подругой – чуть менее удачливой в бизнесе, поскольку «Бабе место не на рынке» – так говорил ее новый друг Лёха по кличке «Кузов» – местный авторитет, которого боялись тогда даже милиционеры.

К слову, именно благодаря «Кузову» у меня не было проблем на рынке – такая вот «крыша» образовалась у меня благодаря Маринке – Лёха любил как она надувает губки и что-то просит. А я любила Маринку, потому что еще в яслях мы сидели рядом на одинаково холодных эмалированных горшках, а потом в школе менялись кофточками на «весеннем балу».

Марику привезли к кафе, как всегда, на «девятке». Шофер прошел в дымное нутро шикарного на тот момент злачного места. Позволить себе откушать там «Смирнова» или «Распутина» с мигающим на бутылке глазом, элитного салата из кальмаров могли немногие. У Маринки был телохранитель, над чем мы с ней неистово ржали. Тут и появился Игорек – синеглазая душа морей и океанов, бороздивший несметное количество воды, как он всех убеждал. Ленты по спине, форма по фигуре, гитара в руках, сигарета в уголке губ – таким он ввалился с друзьями в наше пристанище бомонда и братков, где и полагалось обитать тогдашним светским львицам.

Утром я проснулась у него. Лосины цвета «вырви глаз» свешивались с люстры, потому что все красное на люстре – к деньгам. Эта милая традиция еще тогда была завезена мною из Турции, и дома у нас не висели на осветительных приборах только трусы деда, который торжественно заявил: «не за то боролись коммунисты, чтобы их дети и внуки портки по лампочкам раскидывали». Так и жили – трусы висели незаметно от пращура, а деньги прибывали.

– Настюх, а ты ведь мне со школы нравилась, а сейчас и вовсе расцвела, – все еще пьяным голосом «лил» мне в уши Игорек, пока я, запивая анальгин водой из вазы со цветами натягивала свои лосины – рынок сегодня должен быть отменный.

– Трепи́, да я буду, – огрызнулась я, отворачиваясь, чтобы скрыть радостную физиономию – его ждали со службы человек пятнадцать, а он увел домой меня!

В общем, через пару месяцев мы справили свадебку, и, как положено, протекция Маринки и моя помогли Игорьку попасть в лоно группировки Лёхи Кузова. Через год мы купили квартиру, а потом и машину – образцовая семья новой версии страны.

Детей мы долго не планировали – Игорь предложил пожить для себя, но к двухтысячному, понимая, что перешагнула тридцатник, я загундосила о наследниках. Игорь дал добро, потому что и на ноги встали, и вроде как, созрели для материнства и отцовства – у нас и заводик свой был по деревообработке и изготовлению мебели, и мои друзья в администрации. А у нас с Маринкой уже не точки на рынке, а пара салонов красоты и бутики с одеждой. Лёха Кузов, Царствие ему небесное, к тому времени, как большинство таких же, успокоился на кладбище. Маринка не долго горевала – часики то тикают! Вышла замуж за ректора хорошего института, родила двоих детей. Я сама предложила вместе держать бизнес – девка привыкла к роскоши, вот и пусть продолжает жить богемой.

Когда врач сказал, что дело во мне, я не поверила, скрыла от мужа и полетела в Израиль – там врачи совсем другого порядка. Но там подтвердили, что уже поздно, вот если бы в двадцать обратилась – можно было бы изменить ситуацию, но теперь все – мамой мне не быть. Ревела белугой день и ночь, домой возвращаться не хотела.

– Стена плача скоро переедет в эту гостиницу, дорогая, потому что столько слез Израиль не видел даже там. Харэ, Настасья, не будь этой стеной, жизнь продолжается, – успокаивала прилетевшая Маринка. – Выносить может и другая женщина – денег хватит – я узнала.

– Марин, тебе легко говорить, у тебя свои родные дети, оба из тебя родились, а мне какую-то бабу чужую советуешь. Да понимаю я все, летим домой, надо Игорю рассказать.

– Не торопись рассказывать, пока с мыслью этой свыкнешься, там и Игорек согласится. Куда он без тебя? Все связи его от тебя и от меня – побоится он все потерять, да и с тобой уже сколько пудов соли съели, гулял, да, но ведь даже слова об уходе не сказал, и не пытался.

К моему сорокалетию Игорь уже знал о проблеме, молчал тогда три дня, но к юбилею вошел утром в спальню с цветами:

– Настюх, ну, не вышло, так не вышло. Я тебя понимаю, что не хочешь от другой бабы ребенка, я бы тоже, наверно, не смог… – улегшись за мою спину и обняв крепко, прошептал муж. У меня отлегло от сердца. Продолжили жить дальше.

Я открыла сеть спортзалов, где пропадала часами – стареть и толстеть не хотелось, только вот, и для души что-то требовалось. Посмеялись с Маринкой, посмеялись, что тяга к земле образуется после сорока, да и купила я за городом хороший новый дом – оциллиндрованный брус, терраса, балкон, газон от забора до забора, банька. Я занялась йогой и бегом, а еще, завела аж трех собак. Так незаметно время потянулось к полтиннику, но я и сама знала, что больше, чем на сорок два не выгляжу. А еще, начала присматривать детишек из детских домов – хотела взять сразу брата и сестру, и как оказалось, таких было много!

В один из вечеров, когда осталась в доме одна, вспомнила о своем увлечении школьном – пледы с помпонами из сложно намотанных на гвоздики ниток. Мама работала на заводе по производству пряжи, и дома этого добра тогда было навалом, а когда в начале девяностых ею начали платить зарплату, я и вышла на рынок с такими вот новинками в мире нищей моды. Именно с этих пледов и детских ковриков и начался мой бизнес на рынке.

Утром я прыгнула в свою Тойоту и рванула в ближайший магазин. Накупила полный багажник клубков, бруски, гвозди, шуруповерт и острые ножницы, чтобы вернувшись, сразу мастерить рамку – станок. Подъехали к дому вместе с Игорем. Ему удавалось жить за городом только в выходные. Последние десять лет он старался работать больше – говорил, для того, чтобы я могла пожить в тишине. Я занималась бухгалтерией и встречами с важными людьми, потому что так и оставалась хозяйкой нашей фирмы, которую заработала своими руками и ногами.

Мое анахаретство и занятость мужа меня не беспокоили – мне здесь было хорошо – камин, мои собаки, цветы под окном, речка за домом, лес полный грибов и ягод, намечающиеся дети, а он чувствовал себя мужчиной и кормильцем. Устала я за свою молодость, а здесь сон был таким крепким и полноценным!

– Это ты что строить принялась, женушка? – удивленно помогал мне вынуть покупки из багажника Игорь.

– Это для души, Игорёшь, для вечеров. Включу сериальчик, и буду мотать.

– Это хорошо, когда бабе есть что мотать, она не мотает мужу нервы, – как всегда, по-доброму пошутил и красиво засмеялся Игорь. Он знал, что обидеть меня – сначала надо три раза пообедать. Мы прекрасно провели выходные – в моем сердце крепла уверенность, что все у нас хорошо и деток мы вырастим чужих – успеют стать своими. Маринкины уже взрослые сын и дочь приезжают к нам на праздники и просто так – навестить. Мы с Игорем были крестными обоим. Я составила бумаги о наследстве, где мой дом и весь бизнес переходит компаньонке, знала, что Маринкина Наташка умничка, и никогда дом не продаст – выросла практически здесь, да и тянет сюда больше всего ее. Одно время Маринка даже ревновала, что дочь пропадает все выходные у меня.

Я хотела своих детей, и сразу, как только все оформим, заберем их, пообвыкнемся, тогда и им наследство оформится, а пока… Пока у меня была только Наташка – наша общая с Мариной дочка.

«Вы с дядей Игорем можете не беспокоиться, тёть Настя, потому что вы нам как вторые родители» – отвечала Наташка, когда я пугала ее, что заботиться придется о четырех родителях.

Игорь ушел в работу с головой – появлялся дома только в выходные, а иногда вообще – ночевать в воскресенье. Я знала, как выросла наша компания, знала, что мы догнали и перегнали всех производителей мебели в регионе, что вышли уже на заграничный рынок. Все мои просьбы «придержать коней» и пожить спокойно для себя он пропускал мимо ушей, отвечая, что «либо бежать, либо лежать». Я тоже так считала, и знала, что в бизнесе останавливаться нельзя. Я не хотела принижать его самооценку, но на деле, он был лишь исполнительным директором, и решать ему ничего не нужно. Проводит все время на работе и это повышает его чувство собственной значимости? Ну и ладно, лишь бы ноги в тепле, да не болел.

Новый салон фитнеса и йоги я собралась открыть осенью, и сейчас мои помощники подбирали мне этаж в новостройках – туда заезжают молодые семьи, и, если зайти в новый район первыми, ты так и останешься единственным спортзалом навсегда.

Я нехотя отложила немного недоработанный белый плед из чистой шерсти, который готовила мужу в подарок – он прекрасно дополнит кресло качалку, что я недавно купила и решила установить на террасе. Представляю, как он будет доволен, и как долго будет смеяться – он начал курить трубку несколько лет назад, и будет выглядеть с ней в этом кресле и с пледом как Шерлок Холмс.

Пришлось ехать самой, потому что помещение, что мы присмотрели для фитнеса было спорным, а эти вопросы решала я лично. Благо, выходной, пробок в этом направлении мало, и долетела я до «Паруса» – так назывался жилой комплекс, минут за двадцать. Дольше мне делали макияж и маникюр на дому – я не позволяла себе выйти из дома без полного антуража – привычка, оставшаяся с девяностых.

Место было просто прекрасным: хорошее расположение, близость к лесу и озеру, дорогие квартиры, а это значило, что переедут сюда только обеспеченные семьи. Хозяин помещения пригласил меня в кафе, что уже работало несколько недель. В зале сидела семья, несколько парочек и бабушка с внуками. Уютно, чисто, бариста приятный – я сразу отметила, что достаток в кафе точно будет – выбрали хороший семейный формат.

– Анастасия Львовна, я не хочу продавать помещение, а только сдать в аренду на пару лет, – вкрадчиво щебетал современный бизнесмен – молодой, зализанный. Заказал смузи из сельдерея и моркови, часто употреблял английские словечки не к месту. Я понимала, что он хочет: дождаться, когда бизнес раскрутится, место прикормится, квартал заселится, а потом самому открыть здесь то же самое, только с перламутровыми пуговицами.

– Яков Сергеич, вы же понимаете, что два года – время на выход в ноль, а значит, мне не особо выгодно соглашаться. Пять лет – минимум! И потом вы можете здесь открывать свою станцию по накачиванию жоп, и я понимаю всю вашу схему. Как и остальные арендаторы, так что – решайте, сюда зайдет топовый фитнес зал или абы кто, – я отвернулась от него, зная, что мой вариант – лучший.

За чистым стеклом была детская площадка. Удивительных форм и цветов горки и карусели, красивые клумбы и цветники, счастливые дети. Выходной день, дома еще не полностью заселены, но людей много. Я цепким взглядом рассматривала публику – ребятки, что нашли здесь помещение не обманули – люди тут не бедные.

Дети постарше носятся по беговым дорожкам, играют с собаками, маленькие в песочницах в окружении мам – наседок. Малышка в легкой розовой шапочке с голубыми глазами не рассчитала своих сил, и упала, перешагивая обрамление песочницы. Губы надула, закричала. Подбежала мама – лет тридцати, может чуть больше, а за ней и папа, или это дедушка? Седоват, но одет в молодёжное.

– Папа, я хочу на ручки, мне больно, – кричала малышка. Мужчина взял ее на руки и повернулся к кафе.

– Игорь? – шепнула я, потом резко встала, но быстро сообразив, села обратно.

– Что вы сказали? – переспросил сидящий рядом арендодатель Яша.

– Уйдите с глаз моих. Ваше время вышло. Теперь все переговоры только со мной, и только по телефону, – резко и грубо шикнула на него я.

– Да что вы себе позволяете… – начал было Яша, но я сделала такое лицо, что его словно сдуло ветром. Не знают они времен того самого бизнеса, а оно было именно с таким лицом!

Я безотрывно смотрела на детскую площадку, где мой Игорь утешал малышку лет трех, а ему помогала женщина лет тридцати. Здесь же стоял мальчик лет восьми – десяти.

– Полина, ну, прекрати, ты же принцесса! – браво засмеялся он, прижав к себе девочку, ткнулся ей в шею и выдохнул, от чего та залилась смехом. – Сын, держи сестру, идемте в кафе, и закажем мороженое. Вам здесь нравится? – он опустил ее на землю, и обратился к сыну.

– Да, только вот ребят моих здесь нет, пап, – дулся парнишка.

– Будут и новые друзья, главное – самому быть настоящим мужчиной, – очень педагогично, терпеливо и с любовью объяснял ему Игорь. Мой Игорь, мой муж, который согласился не иметь детей, который пел мне песни под гитару в единственный выходной день, когда приезжал ночевать в дом. Игорь, для которого я как дура связала плед, купила качалку, а на нем сейчас одежда, которую носят двадцатилетние. Игорь не противился взять детей из детского дома, в редкие выходные мы вместе смотрели на сайте фото, обсуждали, договорились, что возьмем десятилетних – двенадцатилетних, и сможем их воспитать.

– Боже, а ты ведь и не состарился, ты подтянут, ты счастлив, – шептала я, словно разговаривая с ним. Благо жалюзи были чуть прикрыты, и меня он точно не видел. – Игорь, как так? Как теперь мне жить?

У меня что-то оборвалось внутри. Мне казалось, что я лечу в пропасть, и уже вижу камни, на которые мне предстоит рухнуть, но кадр слишком долго длится. И я наслаждаюсь этой своей болью, разглядывая счастливые лица мужа, женщины с красивыми завитками волос, точеным телом и чуть полноватыми, но стройными ногами. Я смотрю на этих детей, что безоговорочно похожи на мужа, и туманом накрывает мое сознание.

Глава

2

Как только они подошли к двери кафе, я подскочила, и торопливо пошла в женскую уборную. Я знала, что Игорь перед едой пойдет в мужскую – он никогда не садился за стол, не помыв руки на два раза. Хре́нов хирург – шутя обзывала я его, когда он заворачивал рукава рубашки выше локтя, и тщательно намыливал каждый палец.

Быстро плеснула в лицо водой, не задумываясь о том, что весь макияж сейчас потечет, и я превращусь в клоуна. Вода охладила горящие веки и губы. Вошла женщина с малышкой. Мне так хотелось постоять там, рядом с ними еще несколько минут, рассмотреть ее, увидеть в ней изъяны, услышать ее неженственный голос, заметить, что она груба с дочкой – мне хотелось, чтобы она была недостойна его… Чтобы она была хуже меня…

Она улыбнулась мне приятной улыбкой, красивым и нежным голосом предложила помощь, увидев мое лицо, но я выскочила из туалета, а потом и из кафе за несколько секунд до того, как из уборной вышел мой муж с ее… с их сыном. Завернула за угол, трясущимися руками открыла дверь машины, залезла в пахнущее «диор» нутро моего железного коня и впала в ступор. Она была хороша, молода, добра и внимательна. Его женщина была матерью его детей – это было самое главное. Она его женщина в полном смысле этого слова. Она мать! Мать!

Я не курила лет пятнадцать, но в этот момент вспомнила, что в «бардачке» валяются забытые Маришкой сигареты, потянулась, достала пачку, на автомате включила прикуриватель. Фильтр, зажатый между зубами знакомо скрипнул, прикуриватель отщелкнулся. Я поднесла его красную горячую спираль к сигарете и с наслаждением затянулась. Дым в первые секунды ожег горло, но потом резко ударил в голову. Легкость пробиралась к сознанию так же осторожно, как страх – как жить дальше?

– Вот так, Настя, вот и пожили для себя, вот и порешали все мирным путем, – я сама услышала свои слова, словно говорил человек, сидящий рядом. Голова заболела как-то в одну секунду – видимо, поднялось давление.

– Марин, ты недоступна, но как прослушаешь, приезжай ко мне, а, – наговаривала я сообщение в телефоне. – Оказалось, Игорь обманывал меня – у него женщина и двое взрослых детей. Приезжай, – я посмотрела, на свои сообщения, и не дождавшись уведомления, что они доставлены, повернула ключ зажигания.

Я вырулила из квартала на трассу и рванула в центр города – решение у меня созрело мгновенно. Это сейчас я думала о том, что нужно было поехать в гостиницу, вызвать Маринку и тихо все решить. А тогда я ехала к нотариусу – весь мой бизнес, что лишил меня юности и сна должна получить только Наташка. Активы Игоря невелики, но позволят ему не прозябать, позволят жить скромно и по любви, растить детей, а вечерами смотреть сериалы, а не новые квартиры за мои деньги. Видеть его в своем доме я не могла и не хотела.

Нотариус – тоже человек, и за хорошие деньги вышел на работу в выходной, и сделал все документы быстро. Теперь всеми счетами могла распоряжаться только я, а после того, как меня не станет, дай Бог, не скоро, Наташка. А то у него и времени то нет со мной побыть в выходные, а вот квартиры покупать и гулять с ней – есть. Обида прожигала в сознании огромную дыру.

Очередной звонок Марине так и не прошел, я, понимая, что делаю что-то совершенно глупое, записала ей очередное сообщение:

– Марин, я приняла решение, и хочу, чтобы ты его не оспаривала со мной. Я оставила Игорю его активы, все остальное оставила Наташке. Только вот, знаешь, я видела этих детей, и я признаю часть своей вины… Возможно, я помогу детям, когда пойдут учиться, а если меня не будет уже, то Наташка. Просто потому, что дети не виноваты. Приезжай ко мне, и еще раз прошу – эту тему мы не оспариваем, – я нажала «отправить», но уведомления о прочтении так и не появилось. Видимо они поехали в лес на прогулку.

Закончив все дела, я заторопилась домой. Вырулила на трассу, и старалась не представлять, как он обнимает ее, целует, как всю неделю ложится с ней спать, как обнимает и целует перед сном детей, как они завтракают вместе. В голову лезли мысли о том, что единственный день со мной он скучает о них, или вовсе – испытывает отвращение. Голова болела уже невыносимо – боль переместилась от висков к затылку. Рукой в сумке нащупала эналаприл и спазмалгон – снизить давление и снять спазм сосудов.

– Давай, Настюха, держись, там, где они учились, мы преподавали. Неужели и этого не вывезем? Из бо́льшего дерьма находили выход. Я больше никогда не буду «Стеной плача»! – зло хохотнула я, запила таблетки водой из бутылки, завинтила ее и пошла на обгон – фура тащилась передо мной вот уже десять минут, а мне надо было быстро – закрыть ворота, сменить код на замках, смыть с себя косметику, надеть свой любимый халат, лечь на диван и обнять собак.

Завтра Игорь не сможет попасть в дом, а в понедельник обнаружит, что он просто исполнительный директор с достаточно хорошей зарплатой. Останется ли он работать на меня? Лучше, если нет.

Бутылка воды не легла в подстаканник, а бухнулась под ноги, но опускать голову было нельзя – надо успеть – впереди встречка, и водитель уже «моргает» дальним светом. Нет, не успею, лучше вернуться в свой ряд.

Ногу на тормоз, а педаль просто застыла, я давлю сильнее, но она стоит в одном положении, и машина летит на скорости сто тридцать километров. Встречке некуда деться, я вижу испуганные глаза молодой пары в этой машине, и поймав только одну свою мысль в долю секунды, что эта чертова бутылка часто падала, но ни разу не закатывалась под тормоз, резко поворачиваю руль влево.

Тяжелый «Ленд Крузер» ломает ограждение, я лечу вниз, и вижу те самые камни, но сейчас они складываются в моих глазах в камни «Стены плача». Я приближаюсь к ним как в слоу-моушн1 – это слово я узнала от Маринкиной Наташки – она снимает документальное кино. Я улыбаюсь. Ловлю себя на том, что слишком много мыслей я успела обдумать, и вижу теперь не только камни, а уже бумажки, свернутые в трубочки, и засунутые между камней известной всем стены. Их, как и я оставляют там люди с самым заветным желанием. Последней мыслью было: «если есть Стена плача, значит где-то есть Стена смеха». И все гаснет.

Дым и пыль, поднятые автомобилем, что упал с высоты пятиэтажного дома поднимается вверх до разломанного ограждения, поднимается в небо. Люди, остановившиеся на трассе, смотрят вниз, кто-то уже бежит по склону чуть дальше места падения. А в сумочке красивого изумрудного цвета запела Нина Симон – это звонила Марина, но я этого уже не слышала…

––

– Марин, мне кажется так поступать нельзя, – выйдя сразу за Мариной, которую под руку держала Наташка, начал осторожно Игорь. Для самых близких поминки Наташка устроила в доме Насти – хотела, чтобы люди собрались там, где ее второй маме было хорошо.

– Что нельзя, Игорь? Тебе не понравились поминки? По-моему, все было очень хорошо. И люди собрались близкие, и вспомнили о ней хорошо, – голос женщины дрожал, она поправила черный платок, что вместе с полным отсутствием косметики неузнаваемо менял ее лицо. Марина, казалось, постарела лет на пять.

– Я знаю нотариуса, к которому обращалась Настя, – он закурил, и тяжело выдохнув, поднял глаза на Марину. Та смотрела на него немигающим, тяжелым взглядом. – Она все оставила Наташе…

– Да, и я согласна с ее решением, извини, но… Я не могу тебе помочь сейчас ни в чем.

– Я хочу опротестовать наследование, – слова давались ему легко – он давно ничего и не у кого не просил.

– Это твое право, но хочу сказать, чтобы ты не тратил силы и время… Она сделала дарственную, а все активы по фирме, как и право на владение оформлены так, что комар носа не поточит. Я, наверно, не стала бы и вовсе сейчас говорить с тобой об этом, потому что это страшное горе для меня и моих детей, что считали ее своей второй матерью, да и в последние годы Наташка с ней жила, а не ты.

– Вы хотели все загрести под себя? – он бросил окурок, голос его дрожал.

– Нет, Игорь. Мы хотели, чтобы она была счастлива. А сейчас, прошу тебя, уходи. Этот дом больше не твой. Если хочешь забрать свои вещи, прошу, я готова даже сейчас помочь тебе в сборах, но сделай так, чтобы мы больше не пересеклись.

– А компания? А завод? Кто будет управлять ими? – сейчас он не выглядел уже тем холеным мужчиной, что мог позволить себе если не все, то многое. – Я должен остаться на своем месте, как минимум…

– Дядя Игорь, я не против, но директора я уже сменила, на неделе мы начнем проверку, и если я увижу, что ты и там умудрялся обманывать маму Настю, то ты не просто не останешься на месте, ты сядешь. Это я так, просто, чтобы принял решение – оставаться или уходить. Уйдешь сразу – не буду мешать устроиться в другое место. У тебя хороший послужной, – неожиданно для Игоря Наташа описала все, в чем просто не могла разбираться, и он опешил, поскольку думал, что эта молодая женщина – несерьезная, творческая натура, не склонная к анализу, да и вообще, «золотая молодежь».

– Вот так вы значит со мной? За все годы, что я искренен был с вами?

– С Настей надо было быть искренним, Игорь. Я виновата лишь в том, что в тот день, когда ей нужна была моя помощь, нужно было услышать мое «я сейчас приеду», уехала в загородный клуб, выключив телефон. А самое обидное – я включила его совсем чуть-чуть опоздав. Я все знаю, Игорь. Я не хочу слушать ее сообщение снова, но я отправлю тебе его. Чтобы ты понял причину ее аварии. Может тогда у тебя не останется вопросов к ней… И к нам.

– Какое сообщение? – он присел на красивую кованную скамью перед домом. На ней все еще лежала большая оранжевая подушка, на которой сидела Настя, пока собаки гуляли рано утром.