Особняком

Худощавый набрал Костика. И в это время шесть человек, малознакомых или почти незнакомых друг с другом, стали двигаться в одну точку пересечения, где каждое последующее событие плавно вытекало из предыдущего. Действие напоминало падающее домино, где первая кость наваливалась на вторую, та, в свою очередь, толкала третью, а третья цепляла за собой четвёртую. События выстроились в такой прямой ряд, что звонок худощавого запустил первую кость падающего домино.

– Пухлый, мне деньги срочно нужны. Нужны все ценности старухи. Все нужны, иначе меня порешат.

– Как все? Я тебе должен сто, а сто – это с процентами. Вот их и отдам.

– Меня завтра покалечат, но до этого я покалечу тебя. Слышишь, Пухлый, ножом порежу, мне терять нечего. Выходи, я у подъезда, поедем к бабке. Ключи возьми. А не выйдешь – родаков твоих порежу. Один в могилу не пойду, только с компанией. А долг свой на тебя переброшу, корешам всё одно, с кого выбивать, лишь бы деньги свои вернуть.

У Пухлого, словно в подтверждение сказанного, переломился пополам очищенный от кожуры спелый банан, который он держал во время разговора в руке, и кусок жёлтой мякоти, скользнув по круглому упругому животу, шлёпнулся на пальцы ног, превратившись в липкое бесформенное пюре.

– Я понял, сейчас выхожу, – выдавил из себя Костик.

Отключив трубку, Пухлый уселся на подлокотник дивана, ошарашенный услышанным. Тот жалобно скрипнул, словно испытал неимоверную боль. Костик вскочил на ноги. Зачем он взял телефон, ведь не хотел? Спрячься он дня на два, то избавился бы от Хилого навсегда – того бы порешили, и денежный долг сам собой закрылся. Но если Хилый свой долг переведёт на него, Пухлого, а там деньжищи побольше будут, то где он, Пухлый, возьмёт их? Дурацкая была идея – подзаработать на картах. И чего не пошёл на завод на собеседование? Сейчас бы резал себе детальки, ни о чём не думая. Пухлый нагнулся и снял с ноги тающую мякоть банана. Вляпался так вляпался, по-быстрому не отмыться. Костик доковылял на пятке в ванную, бросил банан в туалет, смыл с ноги остатки липкого фрукта, стал быстро одеваться.

– Костик, ты куда?

– Эмма Львовна звонила, воды просила купить, – буркнул он.

– Подожди, пирожки соберу ей.

Женщина засуетилась на кухне. Парень молча стоял и ждал, глядя на передвижения матери. Он впервые не торопился уйти из дома, ему хотелось побыть с ней подольше. Вдруг он в последний раз видит её. «А может, набрать полицию и сдать Хилого?» – думал Костик, глядя на мать. Но булькнувшее СМС-сообщение повалило вторую кость домино в ряду событий: «Выходи, Пухлый, или я звоню в дверь».

– Ладно, мам, в следующий раз соберёшь, мне пора уже.

– Так я всё, держи пакет, передашь Эмме Львовне. И возьми деньги на воду, без денег ведь не купишь, – женщина сунула в руку сына пятисотрублёвую купюру.

Пухлый чмокнул мать в щёку, вызвав тем самым изумление у женщины, махнул рукой и вышел на лестничную площадку.

– Ты чего еле тащишься? Сколько тебя можно ждать? – спросил Хилый.

– Мать пирожки решила старухе собрать, – парень повертел свёрток в руках. – Пришлось подождать.

– Пирожки – это хорошо.

Хилый вырвал свёрток, а Костик в этот момент незаметно сунул сиреневую бумажку в карман.

– Планы сменились, ехать к бабке нужно сейчас. Я сам вытрясу из неё драгоценности. А то, если не я вытрясу, то их вытрясут из меня, – Хилый запустил руку в пакет и достал оттуда пирожок. – С чем пироги?

– С картошкой.

– Я больше с капустой люблю. Тушёную или варёную в супе – нет, а вот в пирогах люблю. Необъяснимо, – Хилый куснул пирог, отхватив от него половину. – С утра ни крошки во рту, когда нервничаю – еда в рот не лезет, а пироги вкусные. Хорошо, что печёные, они полезней, чем жареные. В них меньше холестерина.

Пухлый с недоумением смотрел на человека, которого укокошат завтра вечером, и который накануне пытается спасти сосуды от холестериновых бляшек. Костика замутило, и тошнота подступила к горлу: а может, он тоже завтра умрёт от ножевого ранения, как Хилый? Парень обречённо посмотрел на свой круглый живот: «Такой барабан одним ударом не пробьёшь. Если только по горлу садануть…» – парень потёр ладошкой сжавшийся в комок кадык. – Отдам драгоценности Хилому – тут же метнусь в полицию, и всё расскажу. «Пусть посадят в тюрьму за вымогательство. Выйду – пойду работать на завод, женюсь. Всё лучше, чем в могиле лежать».

– А ты чё молчишь? – перебил мысли Пухлого худощавый.

– Вот думаю, что делать, если у бабки только одно кольцо? Хватит ли его стоимости твой долг перекрыть, или ещё что-то продавать придётся? Ты сколько должен?

– Не твоё дело.

– Но мой-то долг меньше.

– Пухлый, не зли меня. Вот верну свой долг, больше меня не увидишь – тебе ли не хорошо?

Костик знал, что худощавый врёт. Это был уже второй раз, когда по пьяни Хилый потащил его играть в карты на деньги к своим дружкам. В прошлый раз пришлось наврать родителям про ограбление, а все вещи и новый телефон, подаренный на восемнадцатилетие, продать, чтобы рассчитаться. Тогда этого хватило. Теперь долг был больше. Плюсом пошли проценты. Даже если Хилый и в этот раз выпутается из патовой ситуации, он непременно втянет его, Костика Салогуба, в новую аферу. С Хилым пора было кончать, ну, как кончать – бежать от него, а лучше засадить его в тюрьму – и надолго.

– Остановимся у магазина, купим маски в детском отделе, чтобы бабка нас не узнала. Мани есть?

Пухлый молча протянул пятисотку.

– Круто, я быстро. Кем хочешь быть – котиком или львом?

– Мне всё равно, – сказал Пухлый, про себя решив: как только Хилый выйдет из машины, он сразу рванёт в полицию. Там его защитят и спасут, а иначе гибель. Бабка сразу узнает его по куртке, которую сама же и подарила, и что тогда? Пухлый даже не хотел об этом думать.

– Нет, по маскам нас быстро вычислят. Меня кассир сразу вспомнит: какой дурак маски летом покупает? – сообразил Хилый. – Наденем на лица полиэтиленовые пакеты. Прорвём в них дырки для носа и глаз и наденем. А пакеты вон из-под пирожков возьмём. Твой – белый, мой – чёрный.

Хилый вытащил белый пакет из чёрного. В чёрном проделал пальцем четыре дырки: две для глаз, одну в центре для носа, чуть ниже – для рта. Быстро надел пакет на голову, вытесняя воздух, разгладил его по голове и завязал ручками на шее сзади. Надев чёрную бейсболку сверху, он стал неузнаваем.

– Вот смотри, круто придумал?

– Да, не узнать. А дышать можешь?

– Вспотело лицо, но дышать можно. Сейчас и тебе маску сделаю. Тебе примерить надо, где дырки рвать, твоя шайба поболе моей будет, как бы пакет не испортить, другого-то нет.

Хилый вывалил пирожки из пакета на заднее сиденье. Костика передёрнуло, он любил свою машину, пусть не новую и отцовскую, но любил.

– Ты чего жиром на сиденье? Отец убьёт меня и машину больше не даст.

– Они же печёные. Жира в них нет. Ладно, не дрейфь, уберу.

Хилый открыл окно и выбросил три оставшихся пирожка на улицу. «Хорошо, что мать этого не видит», – подумал Костик.

– Не ной, Пухлый, продадим драгоценности – купим тебе новую машину. Покруче, помолодёжней, которые девчонкам нравятся.

– Ага, купим, словно там драгоценностей на миллион, – буркнул Костик. – Там тысяч на сто, больше нету.

– Пухлый, а мне больше надо, намного больше. Значит, будем искать. Все ценности, какие есть, сгодятся. Слышишь? Все.

Теперь Костик понял, что, рассказав про бабку, он увяз в дерьме вместе с Хилым по самые гланды, и если не сорвётся с крючка, то провалится глубже и захлебнётся чужим дерьмом.

Серая «девятка» подъехала к дому Эммы Львовны в районе десяти. Стоянка около дома пустовала – четверг, рабочий день.

По дороге Костик придумал свой план, как выпутаться из сложившейся ситуации. Как только Хилый возьмёт ценности у бабки, он в прихожей огреет его по голове вешалкой, которую сам прикрутил на шурупы – и прикрутил, по лени своей, кое-как. После закроет дверь на ключ и наберёт полицию, а сам уедет далеко из города, насколько хватит бензина, а если заберёт у Хилого пятисотку, то ещё дальше. Затаится на недельку, а там будь что будет. Старуху он не убивал, в больницу сбагрить хотел, но не убивал же, а воровать его под угрозой смерти заставили. Может, и оправдают. А там сразу на Север, на заработки.

– Пошли, Пухлый, чего сидишь? Я маску тебе сделал, – сказал худощавый, протягивая белый пакет Костику. В руке Хилого блеснуло лезвие ножа.

– Ты же сказал, без мокрухи, – почти простонал Костик.

– Сказал, сказал… – передразнил худощавый. – Сказал, без мокрухи, значит, без мокрухи. Так, попугаю, а ты стой в коридоре и молчи. Чего распереживался, она тебе родная? Чужая старуха, просто стой на шухере – и всё. Драгоценности возьму, долг тебе прощаю.

– А ты на бумаге напиши, что ты получил от Константина Салогуба карточный долг в размере шестидесяти тысяч и сорок тысяч процентами такого-то числа, и распишись, иначе не пойду, обманешь ты меня.

Хилый удивлённо поднял брови:

– Мне не веришь? Ты мне не веришь, Пухлый? Вот так расклад. Вижу, раскол между братанами?

– Напиши, – настаивал Костик.

Не желая дополнительных разборок из-за нехватки времени, худощавый быстро написал ручкой на листке бумаги, найденном в бардачке, продиктованный текст.

– Вот видишь, написал, потому как доверяю тебе. И беру все драгоценности из шкатулки себе.

Хилый не хотел убивать Пухлого, тот мог ещё сгодиться – трусливый, и деньги у него имелись, вернее, имелась старушка с наследством. А кто станет резать курицу, которая несёт яйца? Пусть не золотые, но на яичницу хватает. Да и подставить его вместо себя в качестве должника завсегда можно, он же не только трусливый, но и на игру в карты падкий, а такого туповатого лоха обыграть – проще пальцы обоссать.

– Бери всё, – сказал Костик. – Только старуху не режь, она знаменитая балерина в прошлом, нам такое с рук не сойдёт.

– Да не собираюсь я её резать, для этого и маску надеваю. Как она меня потом опознает, если лица не видела? Говорить буду шёпотом, я всё предусмотрел, – Хилый улыбался.

«Всё, да не всё», – глядя на худощавого, думал Костик Салогуб.

Хилый, толкая перед собой Пухлого, засеменил по лестнице на пятый этаж, чтобы случайно не столкнуться с жильцами дома в лифте. Костик еле добрался до нужного этажа, он вспотел и еле дышал от нагрузки, а когда надел пакет на голову, то чуть не задохнулся. Отверстие для носа было слишком маленькое. Отдышавшись и увеличив дыру для носа, Костик открыл дверь ключом, и двое парней вошли в тёмную прихожую.

Всю дорогу до зоопарка Нелли рассказывала Лёне, что с ней приключилось вчера, умолчав лишь про драгоценности – они были чужими. После завтрака и чашки горячего кофе она чувствовала себя прекрасно и не понимала, с чего её так вчера отключило. Беляночка, словно узнав Нелли, подбежала к ней. Покрашенные коричневой краской спинка и ножки почти смылись. Лишь небольшое пятнышко в виде семиконечной звёздочки на лбу ещё оттеняло глаза и нос животного, делая мордочку выразительнее.

– Ну вот, маленькая лань почти вернулась к своей естественной окраске, – сказал парень.

– Да, опять беленькая. Превратить альбиноса в обычную лань было пустым занятием. Нужно тратить силы на развитие своих собственных способностей, а не прожигать их на иллюзии, мечтая стать как все. Иллюзии – это обман.

– Ну как обман? Смотри, как её любят родители, и всё благодаря тебе.

Беляночка, съев яблоки, подскочила к своим сородичам и вместе со всеми стала цедить воду из общей поилки. Нелька смотрела на животных, которые, словно маленькие насосы, дружно всасывали воду сквозь зубы. «Я, как и Эмма Львовна, теряла сознание. У меня, как и у Эммы Львовны, резко упало давление. Это произошло в один день, даже вечер. Я до этого не ела и не пила ничего такого, что могло понизить его. И точно не ела то, что ела Эмма Львовна… – девушка вспоминала вчерашний вечер. – Я выпила стакан сырой воды из непонятной бутылки, с непонятным солоноватым вкусом, купленной её внуком. Такую же воду пила и Эмма Львовна. Это всё из-за воды! Вода плохая – вот в чём причина вчерашнего недомогания!» Девушка достала телефон и набрала Эмме Львовне.

Вениамин видел, как «девятка» с номером, запомнившимся ему при падении, припарковалась у подъезда дома, рядом с которым он сидел. Это был тот автомобиль, который сбил его на пешеходном переходе. Парень ждал, когда водитель выйдет из машины, он хотел увидеть его лицо. Но в салоне автомобиля возник спор между водителем и пассажиром, вскоре двое парней вышли и направились ко второму подъезду. Водителем оказался толстяк, неуклюжий и неповоротливый. «Этот пончик скоро похудеет, когда сам начнёт ходить по дороге, потому что его машина сегодня ночью сгорит», – улыбаясь, думал Вениамин, провожая толстяка взглядом. После чего Веня сфотографировал номер дома и подъезд, теперь оставалось вернуться сюда ночью с бутылкой бензина. «Так, стоп. А если это квартира пассажира? Может, они вместе с приятелем распродают мебель? А толстяк живёт в другом месте». Парень решил дождаться, что будет делать водитель серой «девятки» дальше, и в случае чего продолжить за ним слежку. «Ничего, я не тороплюсь. Машину в каршеринг никто не взял, ей и воспользуюсь, если придётся», – решил Веня.

Эмма Львовна услышала возню и перешёптывание в прихожей. Ей не становилось лучше, женщина лежала в кровати, от резких движений у неё кружилась голова и подступала к горлу тошнота. Рассосав одну таблетку с кофеином, лежащую на тумбочке, она положила под язык вторую. Ей было горько, но встать и запить горечь водой не было сил.

– Костик, это ты? – еле слышно спросила Эмма Львовна. – Костик, я в спальне, мне совсем плохо, телефон на столе в комнате, принеси мне его, пожалуйста. Сама не могу встать. Или вызови лучше скорую, второй день у меня полное бессилие во всём организме.

В прихожей снова зашушукались.

– Костик, я знаю, что это ты, второй ключ есть только у тебя.

В прихожей затихли. Послышались шаги, и в дверном проёме возник скелет в чёрной одежде. Человек был очень худым, одетым в чёрные джинсы, толстовку такого же цвета и кепку. Вместо лица чернел полиэтиленовый пакет. Его белые руки выделялись двумя яркими пятнами, и в них чётко просматривалось сверкающее лезвие ножа. Эмма Львовна от удивления проглотила остатки горькой таблетки.

– Это ограбление, – прошептал чёрный человек.

– А, – ответила женщина, словно соглашаясь с увиденным.

– Где деньги лежат? – спросил чёрный человек.

– В Сбербанке. На вкладе – накопления на похороны. А пенсию приносят на дом в начале месяца, четвёртого числа.

– А где драгоценности? – снова спросил чёрный человек.

– Бижутерия? – переспросила Эмма Львовна.

– Золото, камни.

Женщина откинулась на подушку.

– В шкатулке. В книжном шкафу, в комнате.

Чёрный человек исчез. Эмма Львовна закрыла глаза, ей совсем не было страшно, да и чего бояться ножа, если уже одной ногой стоишь на дорожке, ведущей на небеса?

– Парень, и захвати телефон на столе! Похоже, мне действительно нужен врач! – крикнула женщина вслед убежавшему.

Столь длинное предложение отняло у неё оставшиеся силы.

В проёме снова появился чёрный человек.

– Здесь безделушки. Где фамильное золото?

– Фамильное? – переспросила женщина. – Моя «фамилия» в наследство мне строила коммунизм, а не добывала золото на приисках.

Парень в чёрной одежде мало что понял из сказанного.

– Бабка, прекращай юлить. Где старинное кольцо с изумрудом?

«Откуда он знает про кольцо? Нелли сказала? Нет, она не могла. Тогда откуда? Это Костик, скорее всего, он видел кольцо».

– Это вам Константин сказал о кольце? – спросила женщина. – Так он врёт.

Парень в чёрном посмотрел в сторону прихожей.

– Костик, выходи, я знаю, что ты там, – сказала женщина.

В прихожей воцарилась тишина.

– Нет здесь никакого Костика. Я сам пас вас несколько дней, решил ограбить, где деньги?! И остальные ценности?! – парень шагнул в комнату, поднимая нож для устрашения.

– Деньги в книге за шкатулкой, в третьем томе Толстого, «Хождение…». В общем, в синей такой, толстой. Молодой человек, уберите нож, мне слишком плохо, чтобы бояться вас и вашего ножа. Если вы мне поможете позвонить в скорую, то буду крайне благодарна.

Хилый шмыгнул в темноту коридора. В прихожей снова зашушукались. После в комнате застучали дверцы шкафа. Внезапный звонок телефона на время приостановил шмон. Пухлый метнулся к телефону бабки, звонила Неля Брусникина.

– Это та девчонка, которая крутилась в последнее время возле бабки. Она поднималась в квартиру, когда бабка спала, именно тогда я и видел на руке старухи кольцо с изумрудом. Может, она отдала драгоценности этой девке? – шептал Костик подельнику.

– Да ладно… Кто бы отдал просто так? Только идиот, – ответил Хилый, не поворачиваясь.

Он продолжал вытаскивать книги из шкафа. Пухлый же стал рыться в буфете в поисках заветной шкатулки. Перерыв всю комнату, кухню, балетный зал и обыскав прихожую, ванную и туалет, они из ценностей нашли только золотое обручальное кольцо советского образца, золотую цепочку, кулон и серьги с янтарём в деревянной шкатулке, и денег – тридцать тысяч в синей книжке. Вот и вся их нажива.

– Пухлый, ты обмануть меня надумал? Вся эта дребедень на пятьдесят тысяч еле тянет вместе с наличкой.

– Не знаю, может, шкатулка у неё в комнате? Там мы ещё не искали. В платяном шкафу или в тумбочке. Ценное всегда лежит ближе к телу.

– Смотри, если врёшь… Сам посмотрю в комнате, жди здесь.

Чёрный человек вошёл в спальню, где Эмма Львовна лежала на кровати, прикрыв глаза рукой. Женщина вздрогнула, услышав шаги. После двух проглоченных таблеток с кофеином ей стало намного лучше. Парень открыл шкаф, стал поднимать стопки белья, ища под ними шкатулку. Он верил, что Пухлый не врёт, тот сам рассказал ему о кольце, хотя вполне мог умолчать. С каждой новой полкой или коробкой, в которой не было интересующей его шкатулки, Хилого накрывала волна отчаяния: «А если кольцо – выдумка, фикция, где тогда брать деньги? Порезать Пухлого, а его машину продать на запчасти?» Лицо под пакетом вспотело. Хилый судорожно шарил по полкам рукой, но ничего не находил. В комоде – таблетки и незатейливое, застиранное женское бельё. Внизу, у зеркального трюмо, – косметика, баночки с маслами и пакетики с травами. Оставалась тумбочка около больной. Хилый, держа нож наготове, открыл дверцу – шкатулка стояла на нижней полке. Положив нож на пол, Хилый двумя руками схватился за находку и потянул её на себя. И тут Эмма Львовна, изловчившись, схватила светильник с тумбочки и ударила парня по голове металлической подставкой. Хилый, теряя сознание, выпустил шкатулку из рук, и пуговицы разных цветов посыпались из коробки на пол, громко стуча по паркету.

– Шитьё моё не тронь! – завопила Эмма Львовна, силы возвращались к ней.

Пакет, надетый на голову во время падения, сдвинулся, и Хилый, лёжа в полуобморочном состоянии, стал задыхаться. Женщина попыталась стащить пакет с его головы, но парень, придя в сознание, сам сорвал его, и Эмма Львовна увидела худое, испуганное лицо грабителя.

– Пухлый, я чуть не сдох! – взвизгнул парень. – Меня твоя бабка чуть не прикокошила. Ты чего там стоишь?

В комнате громыхнул стул – Костик в сердцах опрокинул его. У парня мелькнула мысль: теперь точно без мокрухи не обойтись. Бабка видела грабителя в лицо, знает, кто навёл. Их вычислят в момент, стоит ей заговорить.

– Иди сюда! – рявкнул Костик.

Хилый, сжимая в дрожащей руке нож, юркнул в соседнюю комнату. Теперь Эмма Львовна боялась смерти, она почувствовала, что к ней возвращается жизнь, возвращаются силы, и сейчас она стала ненужным свидетелем. А от таких избавляются. Хилый вернулся, уже без пакета, с кривой ухмылкой на бледном лице.

– Я скажу вам, где драгоценности… и вы уйдёте. Клянусь, в полицию звонить не буду.

Снова зазвонил телефон. Все в комнате вздрогнули, даже сама Эмма Львовна.

– Говори. Где? – спросил худощавый.

– Они лежали в комнате под торшером, там половица вверх поднимается. Я их достала, сунула в сумку и сдала в музей. Их нет ни в квартире, ни у меня.

Хилый с красным лицом выбежал из комнаты.

– Ты слышал, она сдала цацки государству!

Переставив торшер в сторону, он стал колотить ручкой ножа по половицам, одна подскочила, и в полу образовалось отверстие. Тёмная пустая дыра.

– Она правда отдала ценности, старая ведьма!

Костик стоял и молчал, глядя в чёрное отверстие.

– Пухлый, ты чего молчишь? – Хилый вскочил на ноги и кинулся к Костику. – Ты чего молчишь?! Где ценности? Их нет. Всё, мне конец, но ты идёшь за мной прицепом, валить буду на тебя – типа ты мой должник, а деньги не отдаёшь. В могилу я один не пойду, ты же обещал, что ценности есть. Как же так? Что теперь делать? – Хилый метался по комнате.

– Есть ещё деньги на вкладе, на похороны отложенные, – напомнил Пухлый. – Но их быстро не снять. Да и без держателя тоже.

– Давай машину твою загоним.

– Без документов недорого выйдет, – с жалостью в голосе сказал Костик. – Да и куда мы без колёс, если дёру дадим?

– Тоже верно, – согласился худощавый.

– Подожди, я же вчера видел кольцо на её руке. Как она могла его унести в музей, если лежит без сил? Она его перепрятала. Точно перепрятала. Вот только где?

Снова раздался звонок, парни переглянулись. Пухлый схватил телефон со стола: «Снова эта девка, Брусникина».

– Может, в доме ещё есть тайники?!

Парни стали простукивать паркет и стены метр за метром на наличие пустот. Звонок в дверь прервал их работу. Хилый на цыпочках пробежал в спальню к Эмме Львовне и подставил нож к её горлу:

– Пикнешь – умрёшь.

Женщина и сама бы не стала кричать, она знала, что за дверью стоит Неля. Девушка снова набрала номер Эммы Львовны, и на миг ей показалось, что телефон звонит за дверью, но звук был слышен лишь мгновение. Пухлый быстро нажал на кнопку, и экран, отключаясь, погас. Нелька ещё немного помялась у двери, но внизу её ждал Леонид. У него ночная смена, а ему ещё надо было заскочить домой переодеться. Она спустилась по лестнице.

– Никого нет дома, – сказала она парню. – По крайней мере, мне никто не открыл.

– Может, она в магазин ушла или ещё куда? К родственникам, к примеру.

– Она вчера себя плохо чувствовала, куда бы она пошла? Вдруг её скорая увезла? Подожди, спрошу.

Заметив парня, сидящего на скамейке, Нелька перебежала дорогу и направилась к нему, но наткнулась на припаркованную серую «девятку». Девушка достала телефон, быстро нашла нужную фотографию и сверила номер. Тот толстый парень, который разговаривал с худощавым, жил где-то в этом дворе, может, даже в одном доме с Эммой Львовной. Парень с заклеенной правой щекой, сидевший на скамейке, внимательно наблюдал за Нелькой.

– Молодой человек, а вы случайно не в этом доме живёте? – спросила она.

– Нет, вон в том, – соврал Вениамин, показывая на соседний дом.

– А вы не знаете, чья это машина? – снова спросила Нелька.

– А вы?

– Я нет. Он вчера, паркуясь, задел мою машину, и я хотела поговорить с ним об этом.

– У меня та же проблема, вот сижу и жду его.

– Давно?

– Полтора часа. А какая у вас машина? – внезапно спросил Вениамин.

– У меня? У меня «Газель», – ляпнула Нелька и тут же вспотела от своей лжи. – Я пойду, ждать не буду, мне просто уже пора. Проходила, номер знакомый увидела, решила поинтересоваться. А вы случайно не видели, скорая к этому дому не подъезжала? – внезапно спросила девушка, показывая на дом за спиной.

– Скорая? Нет, скорая не подъезжала.

– Не подъезжала, значит… Хорошо, спасибо вам, мне пора.

Нелька перебежала улицу обратно и села в машину Леонида.

– Ну что?

– Скорая не приезжала, парень здесь полтора часа сидит. Лёнь, подбрось меня домой, а? Телефоны в интернете поищу и обзвоню все близлежащие больницы. Правда, фамилии её не знаю, попробую найти по имени. Балерин с именем Эмма в нашем городе, наверное, немного.

Нелька простилась с Леонидом, вбежала по лестнице на седьмой этаж и села к компьютеру. Найти балерину с таким именем и отчеством оказалось проще простого. Узнав фамилию, девушка пробила номера приёмных покоев в больницах, находящихся рядом с домом Эммы Львовны, оставалось их только обзвонить. Пошарив по карманам, Нелька не нашла телефона ни в джинсах, ни в кофте, в прихожей его тоже не было, не было и на столе в комнате.

– Ба, набери меня, телефон не могу найти.

Баба Люда нажала на кнопку, но в квартире из посторонних звуков шкворчали лишь котлеты на сковороде.

– Неужели я потеряла его, ба? А там все телефоны, вся жизнь. Ещё карта к телефону привязана. А пароля на телефоне нет – пользуйся не хочу. Почему я такая растяпа? Может, он у Лёни в машине остался? Так он бы ответил.

– Давай я позвоню ему, скажу, чтоб поискал в машине, – предложила женщина.