Убийца с крестом

Эстер улыбнулась.

– Поищем.

* * *

Он был потрясающим любовником, нежным и ласковым. Сначала она еще думала о Бобби. Ведь целых десять лет она спала только с ним. Ей не хватало его напора, его почти животной грубости. Но скоро это прошло. Она подчинилась Кларку, прижималась к его крепкому, темному телу, целовала лицо и плечи. Он вошел в нее сразу, потом еще и еще, уверенно ведя к вершине блаженства. Она кончила со стоном, вцепившись в него. Второй раз он взял ее сзади, шептал: «Ты красивая, ты такая красивая». В окно проникал слабый свет, через плечо она взглянула на Кларка, его кожа блестела от пота. Она отвела назад руки и втянула его в себя. И он взорвался в ней.

Они лежали рядом в темноте на горячей, влажной постели. Эстер закурила.

– Ты слишком много куришь, – сказал Кларк сонным голосом.

– Заботишься обо мне? – промурлыкала Эстер.

– А как же.

Она еще разок затянулась и отложила сигарету. Ничего больше не хотелось. Она томно ласкала его, поглаживала яички, целовала грудь. Он чуть вздрагивал. На улице в машине орало радио. Они задремали.

Кошка Багира спасалась за шифоньеркой от шума столь пылкой страсти, а теперь осторожно выбралась из укрытия с удивленно раскрытыми глазами и топорщащимися усиками. Но звуки сонного дыхания успокоили ее, киска постепенно осмелела, с наслаждением потянулась и с важным видом обошла комнату. На полу валялось сброшенное с кровати голубое покрывало. Багира поднялась на задние лапки, поскребла когтями развороченную постель. Эстер во сне пошевелилась, потерлась о Кларка. Это привлекло внимание Багиры, она бесшумно вспрыгнула на кровать. Но нагие тела были опять неподвижны. Кошка улеглась прямо на телефонный сигнализатор, который выпал из кармана Джонсона, и начала было умываться, но только вошла во вкус, как запищала эта противная штуковина. Багира взвизгнула, слетела с кровати, стрелой пронеслась через комнату, холл и дальше вниз по лестнице.

Джонсон проснулся недовольный, зашарил по простыням.

– В чем дело, милый? – пробормотала Эстер.

– Нужен телефон.

– Мм-м, там, внизу. – Она зарылась головой в подушку, когда он, голый, пошел к двери.

Через несколько минут Кларк вернулся и потряс Эстер за плечо:

– Вставай.

– Да... сейчас. – Она села, протерла глаза.

– Бобби. Твой муж.

– Да?

– Полиция только что нашла его.

3.37 утра

В пункте «Скорой помощи» медицинского центра конгресса царила неизбежная в выходные дни толчея и неразбериха. Отвратительный бедлам. Приемная была набита о чем-то молящими, на что-то жалующимися членами Клуба жертв револьвера и кинжала, как называли их врачи травматического отделения. Кое у кого на кровоточащих еще ранах самодельные повязки. Грязная безобразная старушонка раскачивалась на стуле и громко пела. Два алкаша спорили, кто первый в очереди. В коридорах теснились тяжелораненые – подстреленные, отравленные, разбившиеся. Вой сирен возвещал о прибытии все новых пациентов.

За стеклянной загородкой Кларк Джонсон разговаривал с молодым доктором-бенгальцем. Одежда доктора спереди пропиталась кровью. Эстер, мамаша Фиббс и маленький Бобби наблюдали за ними через захватанное грязными руками стекло. Доктор посмотрел на Эстер, губы его шевелились. Вот он что-то сказал, Джонсон ответил, вышел из-за перегородки. Лицо его было мертвенно-бледно.

– Безнадежный случай. Мне очень жаль, Эстер.

– Нет! Нет! Нет! – Она упала на колени, завыла.

Мамаша Фиббс попыталась поддержать Эстер, та вывернулась. Джонсон подхватил ее, она вырвала руку.

– Не трогай! Не прикасайся ко мне!

– Ну же, Эстер, – успокаивала мамаша Фиббс. Она сдерживалась, но и у нее глаза стали мокрыми и растерянными.

– Как это случилось? – Она повернулась к Джонсону.

– Его зверски избили. Неизвестно кто, сколько их было и когда. Может, прошло несколько дней. Они думают, он долго полз.

– Святый Боже! – простонала Эстер.

– Доктор сказал, не будь он таким сильным, умер бы сразу.

– О Господи, мой Бобби! Мой бедный Бобби!

– Мне так жаль, Эстер. Честное слово.

Эстер подняла голову и посмотрела на Кларка. Слезы хлынули у нее из глаз, заструились по щекам. Казалось, это не кончится никогда.

– Позволь проводить тебя домой.

Эстер с ужасом уставилась на него.

– Бедный Бобби, – причитала она. – Они били его как собаку, а я в это время валялась с тобой в постели – как свинья.

– Эстер! – цыкнула мамаша Фиббс, указывая глазами на маленького Бобби.

Но Эстер повысила голос:

– Мы трахались, как недоделанные вонючие подростки, а мой бедный Бобби боролся за жизнь в каком-то Богом проклятом месте.

– Мне так жаль, – повторил Кларк и опять попытался взять ее за руку.

– Отойди! Не прикасайся! – Она оттолкнула его. – Такие и убили Бобби! Такие, как ты!

Мамаша Фиббс взяла Эстер за плечо, повернула к себе.

– Эстер, возьми себя в руки. У нас еще много дел. Оставь этого беднягу в покое.

– У Бобби не было выхода! Они не дали ему шанса!

– Он сам виноват, и ты знаешь это. Бобби сошел со стези Господней, он выбрал иной путь и потому мертв. Никто не виноват, он все сделал сам. Это должно было случиться, рано или поздно.

– Как ты можешь так говорить! Ведь это твой сын!

– Я говорю истинную правду. Упокой Господь его грешную душу, но он был плохим сыном, плохим мужем и плохим отцом. Скажи спасибо, что вы не остались просто на улице.

– Не смей так говорить! Не смей! – Эстер готова была кинуться на свекровь.

– Сегодня ночью ты потеряла мужа, – мягко сказала мамаша Фиббс, выпрямляясь во весь свой рост. – Смотри не потеряй и мать.

Эстер затравленно взглянула на нее, но тут же вся сжалась от горя и стыда.

– Нет! Нет! Нет! – закричала она и выбежала из комнаты. Миссис Фиббс посмотрела ей вслед и глубоко вздохнула.

– Бобби, маленький, иди присмотри за мамой.

Тот колебался.

– Ступай, ну!

Мальчик выбежал в коридор, куда скрылась Эстер.

Мамаша Фиббс запахнула пальто, застегнулась на все пуговицы. Потом обратилась к Кларку:

– Скорбная ночь, мистер Джонсон:

– Да, миссис Фиббс.

– Сожалею, что вы оказались свидетелем. Семейные распри и горести не для посторонних. Я уверена, Эстер не имела в виду ничего такого.

– Я понимаю. Все нормально. Я хотел бы помочь.

Она рассеянно помотала головой.

– Может, вы скажете больничному начальству, что мы постараемся скорей забрать тело?

– Конечно.

– Я свяжусь с похоронным бюро Колемана, как только оно откроется.

Джонсон кивнул, не зная, что сказать.

– Я знаю мистера Колемана почти сорок лет.

– Неужели?

– Да. – Она теребила кошелек. – Надо поблагодарить врачей.

– Хорошо. Миссис Фиббс?

– Да?

– Мне, право, ужасно жаль вашего сына.

Старуха смахнула слезинку. Мимолетная слабость.

– Мистер Джонсон, мой сын мертв уже много лет, первый раз он убил себя сам. И с тех пор – он лишний на этом свете. Пожалуй, то, что произошло сегодня, к лучшему.

Кларк отвел глаза.

– Вы суровая женщина, миссис Фиббс.

– Жизнь – суровая штука, мистер Джонсон. А у меня есть живые близкие, о которых нужно позаботиться.

– Да, мэм.

– Спасибо за заботу.

– Ничего.

Она повернулась и ушла.

5.20 утра

В помещениях, занятых отрядом особого назначения, в комнатах и коридорах для полицейских были приготовлены койки. Одни приходили передохнуть, другие шли патрулировать улицы. Около половины пятого лучи солнца прорвали наконец темную дымовую завесу, все оживились, загалдели. Кто-то пустил по кругу бутылку. Первая спокойная ночь на неделе, ни одного убитого с крестом около трупа. Отпраздновав, копы улеглись поспать на несколько часов. Замора втащил матрас в крошечный кабинетик и уже через несколько секунд громко захрапел. Голд беспокойно задремал прямо за столом. В 5.25 зазвонил телефон. Голд взял трубку.

– Угу. Да. Уверен? Почем ты знаешь, может, это обычный трюк? Угу. Нет, держите его там. Выезжаем. Хочу поговорить с ним как можно скорее.

Он повесил трубку, растолкал Замору.

– Надо идти, Редфорд. Кажется, нам повезло.

Пока «форд» поднимался в гору, Голд все растолковал Заморе. Прошлой ночью в долине Ван-Ньюис сцапали одного парня, рокера. Он треснул другого придурка железным ободом от мотоциклетного колеса. Ну, они пропустили данные о нем через компьютер, и оказалось, что малого уже задерживали – и далеко не по пустякам – в Орегоне, Вашингтоне и Неваде. В Рено он проходил по делу об убийстве. Копы играли с ним в кошки-мышки всю ночь – и никакого результата, он не кололся. Но в пять умер тот придурок, которого он поколотил. Когда это сообщили нашему лихачу, он, натурально, стал сговорчивей. У него, мол, найдется, что порассказать. Он готов выполнить свой гражданский долг, но сперва требует полного оправдания, по всем статьям. Копы посмеялись: «Ты что, Гитлера собираешься выдать?» А этот гад улыбнулся и говорит: «Навроде того молодчика, что замочил тех евреев». Вот тогда они и позвонили.

В Ван-Ньюис собралось чертово количество народу: Долли Мэдисон, который уезжал на несколько часов вздремнуть домой, в Нортридж, три офицера в больших чинах из конторы окружного прокурора и сердитый, не проснувшийся хорошенько Ирвинг Танненбаум, общественный защитник номер один и давний противник Голда. Они обменялись враждебными взглядами.

– Так в чем дело? – обратился Голд к людям, толпившимся у входа в комнату для допросов.

Вперед выступил один из молодых детективов, арестовавших героя дня.

– Он говорит, что знает Убийцу с крестом. И я верю ему. Я думаю, он говорит правду. – Юнец немного заикался от волнения, он явно трепетал перед важностью своей миссии.

– Чего он хочет?

– Полной свободы, – вмешался Долли Мэдисон, пытаясь перехватить инициативу. – Вот в чем загвоздка.

– Почему? В чем проблема?

– Джек, жертва нападения мертва. Наш парень проломил ему башку.

Голд повернулся к молодому детективу.

– Кем он был? Погибший, я имею в виду.

Полицейский пожал плечами.

– Из «Ангелов ада». Мы думали, с ними давным-давно покончено.

– Бог мой! – фыркнул Голд. – Пришить такого – уже немалая заслуга. Дайте рокеру все гарантии. Мне нужны эти сведения.

Старший помощник прокурора сердито засопел.

– Мы уже уступили мистеру Танненбауму, снимем обвинение в убийстве. Если информация действительно окажется полезной.

– Так давайте потолкуем с ним.

– Но мистер Танненбаум и его клиент не удовлетворены.

– Да? – Голд повернулся к Танненбауму. – Опять за старое?

Адвокат, лысый и бородатый, холодно улыбнулся.

– Мой клиент требует также снятия обвинений в Орегоне и Неваде.

Помощник прокурора вспылил.

– Для мистера Танненбаума не секрет – это не в нашей власти. Мы не контролируем юридические аппараты других штатов.

– Учитывая это, – хладнокровно продолжал Танненбаум, – мой клиент требует гарантий, что не будет выдан Неваде.

Голд пососал незажженную сигару.

– И что же?

Долли Мэдисон еще раз попытался показать, кто тут главный.

– Кому нужны пустые обещания? Мы не сможем аннулировать законный ордер на выдачу. Мистер Танненбаум прекрасно это понимает.

– Ну ладно, черт возьми, что мы можем обещать?

Долли замялся.

– Неофициально?

– Конечно.

– Ну, тянуть со всякими формальностями, задерживать выдачу, короче, не ускорять процесс. Еще... – Он запнулся, вмешался помощник прокурора:

– Перепутали бы бумаги, документы, дата слушания откладывалась бы. Ну и все такое... Может, если подозреваемый окажется полезен нам в связи с другими делами, власти Калифорнии возьмут его под свою защиту. Значит, вопрос о выдаче подниматься не будет.

Голд повернулся к Танненбауму.

– Ирвинг?

Вид у того был недовольный.

– Что-то неопределенно. Не то, чего мы требовали. Но я согласен обсудить это с клиентом.

– Обсуди, Ирвинг, – сказал Голд, и Танненбаум скрылся за дверью комнаты для допросов.

– Пообещайте этому придурку хоть что-нибудь, – прошипел Голд, когда защитник скрылся за дверью. – Ставки, сделаем позже.

Мэдисон откашлялся.

– Не совсем этично, Джек.

– Плевать, – огрызнулся Голд. – Ирвинг Танненбаум изгадил больше хороших дел, чем Верховный суд. Так или иначе, он добьется требуемых уступок, так пускай получит, что ему надо, от нас. Спорить не приходится. Мне срочно нужен этот человек, ahora[63]. Некогда тянуть резину.

В холле появился молоденький коп без формы, он нес два замасленных пакета с надписью «Жирный Томми».

– Это еще что?

– Для заключенного.

– Сколько же их там?

– Погоди, увидишь этого борова, – хмыкнул коп, заходя в комнату.

Через несколько минут он вышел вместе с Танненбаумом.

– Мой клиент находит ваши условия неприемлемыми. Мы по-прежнему настаиваем на полном освобождении от судебного преследования и угрозы выдачи.

Помощник прокурора посмотрел на своих коллег, а затем на Танненбаума.

– Мы должны связаться с офисом прокурора в Рено. Думаю, в выходные ответа не будет. Может быть, в понедельник после...

– Вы что, е... вашу мать, вконец рехнулись?! – заорал Голд. – У меня нет времени. Нам дали передышку, но перемирия этот подонок с крестом не подписывал.

Все уставились на него.

– Черт с вами! – Голд пинком распахнул дверь.

– Не имеешь права! – кричал вслед ему Танненбаум.

Арестованный, сидел за длинным столом. Содержимое пакетов он аккуратно разложил перед собой. Довольно просторное, но без окон помещение пропахло луком и жареным мясом.

– Хай, – сказал Голд, разглядывая арестованного. Это был ненормально толстый человек с рыжими волосами и бородой. Огромное брюхо свободно покачивалось над пряжкой ремня «Харли Давидсон». Надпись на майке призывала: «Трахайся больше!» Рот был набит чизбургером, но он все-таки ответил:

– Хай, я тебя знаю.

– Молчите! Ни слова! – завопил Танненбаум, врываясь в комнату. – Вы не обязаны говорить. Особенно с ним.

Арестованный посмотрел на адвоката, потом опять на Голда.

– Я видел тебя по телеку, в новостях. Я тебя знаю, – бормотал он, жуя чизбургер, не сводя с Голда глаз.

За Танненбаумом потянулись и остальные: Шон Замора и Долли Мэдисон, детективы, люди окружного прокурора. Но толстяк явно не принимал их в расчет. Внимание его было приковано к Голду.

– Ты тот крутой еврейчик. Я видел тебя в новостях. Голд взял у лейтенанта рапорт об аресте – там были и компьютерные данные, весь список обвинений – и просмотрел его.

– Мистер Уильямсон, – Танненбаум сверкал глазами, – суд назначил меня защищать вас, и я советую не разговаривать с этим человеком. Никто не может вас заставить. В ваших интересах не говорить с ним. Вы понимаете, мистер Уильямсон?

– А я знаю, кто ты, – сказал Голд тихо, будто они были вдвоем в комнате. – Тимоти Джеймс Уильямсон, – читал он, – иначе Крошка Тим Уильямсон, иначе Слоновый Джим, иначе Крошка Две Тонны, иначе Рыжий Крошка Уильямсон. – Голд некоторое время читал про себя, потом присвистнул: – Крошка! Да ты нехорошо вел себя! Семь лет в Сан-Квентине за вооруженный грабеж, три года в Балла-Балла за незаконное хранение пулемета. Член «Сатанинской мотоциклетной банды», «Арийского братства», группы «Христианский народ», а теперь – Калифорнийского клана. – Голд отложил рапорт. – А потом ты приехал сюда и поколотил этого Ангела, и тут ты немножко перестарался. И ты вовсе не хочешь, ни в коем случае не хочешь посетить вновь прекрасный штат Невада? Тогда недурно расстараться и приобрести друзей здесь.

– Мистер Уильямсон, – настаивал Танненбаум, – не говорите с ним. У нас нет пока письменных гарантий, мы не пришли к соглашению. Вы понимаете, меня, Уильямсон?

Крошка приканчивал бургер и вторую порцию мяса.

– И не подумаю возвращаться в Неваду.

– Да?

– Я и дня не проведу за решеткой, хоть и пришил того придурка. – Крошка мерзко, с бульканьем, рыгнул.

– Это почему?

– Мистер Уильямсон!.. Прошу вас... пожалуйста...

– Ты знаешь почему.

– Так скажи мне. Скажи.

– Потому что я знаю что-то, без чего вам не обойтись.

– Ты о чем?

– Сам знаешь.

– О чем же?

– Мистер Уильямсон...

– Я знаю, кто прикончил всех твоих евреев. Там, в еврейском, районе.

Голд внимательно посмотрел на него.

– Откуда ты знаешь?

Крошка запихивал в пасть здоровенный хот-дог.

– Просто знаю, – прочавкал он.

– Откуда тебе знать, разве только ты сам прикончил их?

– Мистер Уильямсон, я настоятельно советую...

– Нет, не я.

– Докажи.

– Я скажу вам кто.

– Хорошо. Кто же?

– Мистер Уильямсон!

Крошка энергично работал челюстями.

– Ух ты! Представь себе, я не так глуп. Я ничего не скажу, пока мы не заключим сделку.

Голд засмеялся. Засмеялся и Крошка. Голд вытащил из кармана коробок, чиркнул спичкой, закурил, глубоко затянулся, кончик сигары покраснел. Уильямсон, со вторым хот-догом в руке, наблюдал за ним, словно завороженный. Голд выдохнул дым, улыбнулся ему и стал жонглировать сигарой. Потом ткнул пальцем в хот-дог.

– Никак не накушаешься, Крошка?

Тот напряженно всматривался в него.

– Как сказать. Я ведь с вечера ничего не ел.

Крошка зажмурился, облизнулся, поднес хот-дог ко рту. Голд одной рукой обхватил его сзади за толстую шею, а другой вбил ему в глотку целый хот-дог. Крошка подавился, попробовал встать, но Голд ткнул его мордой в третий чизбургер.

– Бог мой! Ты что, какого черта... – Танненбаум брызгал слюной от ярости.

– Джек, что ты делаешь?! – Долли кинулся к нему.

– Партнер! – крикнул Голд, и Замора встал между ним и остальными. Поднял руки.

– Не мешайте ему.

Двое молодых детективов кивнули в ответ и отступили.

Крошка пытался выплюнуть чизбургер, перевести дыхание, но Голд поставил ногу на его огромный мягкий живот. Как будто произошла утечка газа; Крошка согнулся пополам, наклонился над столом и изверг два чизбургера, два хот-дога и две порции жаркого.

Воняло, как в сточной канаве. Стовосьмидесятикилограммовая туша корчилась на четвереньках, вереща, как свинья, когда ее режут. Голд наступил ему на руку, надавил всем весом. Крошка попытался закричать, но вышло только какое-то урчанье. Голд опустился рядом на колени. Во рту у него снова была сигара, он снова затянулся и, схватив грязные рыжие космы, рывком приподнял голову Крошки и прижег ему щеку. Тот рванулся.

– Голд, я отниму у тебя значок! – ревел Танненбаум.

– Ради Христа, Джек! – вопил Мэдисон.

Голд даже не посмотрел в их сторону.

– Ты скажешь мне, что знаешь, или я выжгу тебе глаза.

Уильямсон дышал как загнанная лошадь.

– Богом клянусь, ты ответишь!

Голд, по-прежнему игнорируя Танненбаума, почти ласково нашептывал в покрытое бородавками ухо:

– Никто тебе не поможет, и начхать, что будет дальше. Глаза-то у тебя не будет. Понял?

Крошка понял. Очень хорошо понял.

– Не разговаривай с ним!

Крошка скользнул равнодушным взглядом по защитнику. Попросил Голда:

– Умыться-то можно?

Вместо ответа Голд ткнул в него сигарой.

– О'кей, о'кей. Два дня назад. В четверг. На штаб-квартире Клана. Этот хлыщ...

– Все присутствующие – соучастники! Все виновны! – Танненбаум хлопнул дверью.

Крошка без всякого интереса проводил глазами взбешенного адвоката. И продолжил. История заняла несколько минут. Вся комната провоняла потом и блевотиной.

– Почему Аттер выгнал этого парня? Почему не поверил ему? У него действительно была какая-то информация?

Крошка пожал плечами. Он уже сидел на своем месте и успел вычистить из бороды остатки рвоты.

– Джесс – гад. Так себя ведет, точно мы все у него в кармане. Он полное дерьмо, кретин. Любит встряхнуть ребят, сделать вид, что у него везде уши. Рыскал, вынюхивал все утро, вот теперь он знает того убийцу. А может, все по его приказу и делалось. Тут врывается этот пижон и заявляет, он, мол, этакий праведник, а головы всех паршивых евреев все равно что у него в багажнике. Ну, Джесси решил, что парень врет, или он шпик, или того хуже...

– Синий фургон, ты сказал?

– Так.

– Последняя модель?

– Может, 77-я или 78-я.

– Номер?

– Калифорнийский. Цифр не помню. Джесс знает.

Голд пролистал блокнот.

– Откуда знает?

– Посуди сам. После того как мы вытолкали парня, надавали ему пинков и он отвалил, Джесс вышел и в бинокль следил, как фургон покатился с горы. А потом и говорит нам, что засек номер и сравнит с номером шпиона из ФБР. Все разыгрывает большого человека, хочет нас припугнуть. Хочет показать, что все знает наперед. Черта с два он знает. Кое-кто из придурков в Дезерт-Виста думает, он новый Иисус Христос, а я знаю, что он просто кусок дерьма. Ну, мы все вернулись в штаб, и Джесси записал номер на клочке бумаги и спрятал в карман. Я видел.

Голд вновь прикурил сигару. Крошка с опаской покосился на него.

– Ну, мужики, это все, что я знаю. И все чистая правда.

Мучитель улыбался ему сквозь клубы дыма.

– Умница, Крошка, право, умница. Но с чего ты взял, что попал в точку? Что это и есть Убийца с крестом? Какие улики против него?

Крошка ухмыльнулся.

– Слушай, я служил в охране Чарли Мэнсона. И у этого парня такие же гнусные глаза. Он сдвинутый. Крыша поехала. А трт фрайер, которого вы ищите, как раз такой. Сечешь?

– А имени ты не расслышал?

– Никто его не звал по имени.

Голд кивнул и закрыл блокнот.

– О'кей, Крошка. Придется тебе еще денек посмотреть фотки из архива. Скажешь, если узнаешь того типа.

На столе и на полу засыхали грязные лужи.

– Тебе дадут новый завтрак. Лучше что-нибудь другое, а то опять затошнит.

– Нет, чего там, «Томми» – о'кей. Люблю «Томми».

Голд подал знак Заморе и детективам следовать за ним и пошел к двери.

– Эй, – окликнул Крошка, – а как наша сделка? Что будет со мной? Работаем вместе?

Голд задержался в дверях.

– Об Ангеле можешь забыть. Очевидная самооборона. Что касается Невады, сделаю что смогу. Если это и вправду наш парень и если то невадское дело не первостепенной важности, думаю, ехать не придется.

Крошка недоверчиво прищурился.

– Не надуешь?

– Слово джентльмена и еврея.

Уильямсон заржал было, но потом задумался.

В холле Голд деловито обратился к молодым детективам.

– Очень жаль; но спать сегодня не придется. С этого момента – вы члены отряда особого назначения. Выпейте кофе и притащите этой свинье побольше фотографий.

– Только правых? – Юноша нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

– Нет, – сказал Голд задумчиво, – не только. Крошка, похоже, давно якшался с этой сворой лунатиков, шатался по всему Западу. А с этим паршивцем не сталкивался. А потом парень пришел проситься в Клан. Я думаю, он впервые попытался найти единомышленников. Прибежал, как щенок, который тащит в зубах кролика и ждет, что его за это погладят по головке. Классическая шизофрения. А Клан отверг его – этим-то, видимо, и объясняется бойня в кафе Гершеля.

– Думаешь, это в самом деле Убийца с крестом? – спросил Замора.

– Слава Богу, один такой в городе.

Голд повернулся к детективам из Ван-Ньюис.

– Покажите Крошке все фотографии, все – хулиганов, извращенцев, маньяков, всех. Особо психов. Смирительная рубашка ему как раз впору. Но сперва дайте этому животному пожрать. Надо беречь его силы. Все, делайте!

Копы рысью бросились исполнять приказания. Голд и Замора пошли к стоянке.

– Что теперь?

– В округе Сан-Бернардино есть судья, который мне кое-что должен. Попытаем счастья, надеюсь, он выдаст ордер на обыск без проволочек.

– Обыск? Где?

– В штаб-квартире Калифорнийского клана. Хочу слегка потрясти старину Джесса Аттера.

На лужайке, рядом со стоянкой, громко спорили Долли Мэдисон и Ирвинг Танненбаум. Заметив Голда, Танненбаум накинулся на него:

– Что ты о себе возомнил? Что возомнил?!

– Утихни, Ирвинг. Инфаркт хватит.

– Вообразил, что он вне закона. Ошибаешься, поверь мне. Ответишь перед судом!

Голд и Замора подошли к «форду». Голд распахнул дверцу.

– Ирвинг, почему бы тебе не пойти домой и не сказать своей еврейской мамочке, что сегодня, впервые в жизни, ты поступил разумно? Ты вышел из комнаты, когда коп допрашивал свидетеля, и тем самым, может, спас ей жизнь. Ступай похвастайся.

– Ты спятил! Ты хуже преступника!

Голд захлопнул дверь и уехал. Танненбаум что-то кричал вслед.

11.15 утра

Плывущее из города облако ядовитого черного смога, как одеяло, окутывало Дезерт-Виста. Не было и двенадцати часов, а жара уже стояла страшная – и ни намека на ветерок. Солнце безжалостно пекло голые вершины.